Монстр в её глазах

Богдан хмурится и призадумывается. Но в итоге находит взглядом свой телефон, который давно оставлен мной на столе, и выдаёт невозмутимо:

– За рецепт у нас вообще-то ты ответственная.

– Была. А после ты сказал, что сам приготовишь.

– И где во всём этом я перенял твою ответственность за то, чтоб было съедобно, на себя? – заявляет он встречно, возвращая внимание к яйцам в миске.

– Сам значит сам, разве нет? – отвечаю в том же тоне и тоже смотрю на яйца.

Богдан шумно выдыхает. И миску отбирает. Так и выливает её содержимое на сковороду.

– Не зря отец постоянно повторяет, что не стоит доверять женщинам, – ядовито замечает уже для меня.

– Смею напомнить, что это ты затащил меня сюда, – парирую.

– И что? Тебе же в итоге всё равно нравится быть здесь со мной, – заявляет самодовольно.

В общем, снова так и напрашивается.

– Как преступнику с тюремщиком, – язвлю открыто и спрыгиваю со стола. – Вот был бы на твоём месте твой брат, тогда, да, наверняка понравилось бы. Он очень милый и, в отличие от некоторых, руки не распускает чуть что.

Говорю и тут же жалею, наткнувшись на злой взгляд Богдана.

Ой, кажется, это было лишнее…

А ещё кажется, пора бежать. Так и делаю. То есть собираюсь. Но на деле едва успеваю только шагнуть в сторону, как оказываюсь прижата к нему вплотную. Его ладонь сжимается вокруг моего горла, а тёмный взор впивается в мой с такой яростью, что меня почти трясёт от ужаса.

– Б-богдан, – зову, замирая, чуть дыша.

– Я тебе разве не говорил, чтоб ты забыла про Захара? – цедит он сквозь зубы.

Так и не отпускает. Через один шаг я и вовсе оказываюсь зажата между ним и столом. И что-то мне подсказывает, на этот раз так просто он меня не отпустит. Если только я не придумаю способ, как избавиться от него. Вот только в голову ничего не приходит, кроме как согласно кивнуть. Да я что угодно сейчас готова подтвердить, лишь бы он успокоился.

– Не слышу ответ.

– Да поняла я, – бью его по рукам.

И кажется, так уже было. И также из-за Захара. А ведь тот меня предупреждал о нестабильной психике брата. Правда я не думала, что всё настолько плохо.

– Ты и в прошлый раз так сказала, так что на этот придумай что-нибудь более убедительное, чтобы я тебе реально поверил, – отзывается он по-прежнему зло и совершенно не замечая моего последнего жеста.

– Да с чего я вообще должна забывать о ком-то только потому, что ты так сказал, и уж тем более убеждать тебя в этом? – хмурюсь. – Ты мне вообще кто? Никто! Я тебя знать не знала до сегодняшнего дня. И знать не хочу. Понял? Так что отпусти меня и не подходи ко мне больше, пока не научишься самого себя в руках держать, – повторно бью его.

А он и тогда не замечает. Лишь смотрит в мои глаза. Долго. Пристально. Тяжело дыша. Будто насквозь видит.

В моей груди при этом стучит так быстро-быстро.

Тук-тук-тук…

Оглохнуть можно.

И чем дольше Богдан смотрит и молчит, тем страшнее становится. А когда мне страшно, я вообще себя мало контролирую. Могу не только сказать, но и сотворить что-нибудь эдакое.

Богдан же вдруг расплывается в какой-то до странности маниакально довольной усмешке. Чем пугает больше прежнего. Точно что-то задумал.

– Не понял. И не отпущу. Почему? – склоняет голову чуть в бок и надо мной ниже склоняется тоже. – Да потому, что я теперь для тебя… всё. Вообще всё. Лучше это усвой, наивность новенькая. Ты будешь моя.

Губ касается его дыхание, а я задерживаю своё. Так мы и замираем, глядя друг другу в глаза. Я боюсь лишний раз пошевелиться. а Богдан… утыкается мне носом в шею и с наслаждением втягивает воздух.

– Только моя, – добавляет уже хриплым шёпотом.

От него на коже знакомо проступают мурашки. Они множатся и разбегаются по всему телу, перебирая своими мелкими невидимыми лапками, забивая трахею, не позволяя сделать полноценного глотка воздуха. Да я и так не дышу. Цепляюсь за мужские запястья, чувствуя, как голова кружить принимается от нашей близости. Как тогда, в тренажёрном зале. Его губы касаются пульсирующей точки. Вздрагиваю и толкаю его от себя.

– Ни за что! – выдаю испуганно.

Вот только не его теперь боюсь. Себя. И реакции собственного тела на чужие прикосновения.

Богдан же весело ухмыляется.

– Поспорим?

И выглядит так, будто он уже этот спор выиграл.

Ага, как же!

– Обойдёшься! И со спором. И со мной. Я никогда твоей не буду.

– Если ты так в себе уверена, чего же отказываешься от спора? – интересуется он провокационно. – Страшно? Проиграть.

– Да вот ещё! Было бы чего бояться. Просто ты не в моём вкусе, потому не вижу смысла вообще в этом участвовать.

– И это я тоже, кажется, от тебя уже слышал, – хмыкает Богдан. – Или что-то вроде того.

– Мне другой нравится, – напоминаю ему, раз он такой забывчивый.

Жду, что вновь взбесится, но парень на это вдруг лукаво улыбается и щурится, внимательнее вглядываясь в мои глаза.

– Да, говорила. И теперь я точно знаю, что ты врёшь.

Вы посмотрите, какой догадливый. Но на деле лишь надменно фыркаю, отворачиваясь от него. И тут же замираю, вспоминая то, о чём мы оба успели позабыть за своими разборками. Яичница. Испорчена. И теперь от неё вверх поднимается тёмный дым. Запах стоит соответствующий, ничем не лучше. И мы бы его наверняка оба почуяли, не будь слишком заняты собой. О том и собираюсь сообщить Богдану, как на всей кухне вдруг гаснет свет, вместо него на потолке загорается множество красных мигающих лампочек. Следом завывает пожарная сигнализация, а на наши головы обрушивается вода.

– Твою мать, – ругается старшеклассник.

Я же, тихонько взвизгнув, утыкаюсь лбом ему в грудь в стремлении спрятаться от сильно бьющих на нас сверху холодных струй.

Божечки, ну почему каждая наша встреча с ним заканчивается какой-нибудь ерундой вроде этой?

Богдан прижимает меня к себе ближе, будто и впрямь пытается укрыть собой от этого бедствия. Но всего на пару мгновений. В следующее говорит то, о чём лично я не догадалась бы сама.

– Охрана будет здесь через минуту, а может и раньше, – резко отстраняется.

Коротко осмотревшись, он просто сметает все на один край стола и дальше с него, в незамеченный мной ранее бак для мусора.

Туда же летят аптечка и сковорода. После чего хватает в руки телефон, следом за ним мою ладонь и идёт в сторону окна.

– Держись крепче, – велит.

Чего?

– Погоди, ты же не собираешься…

Собирается! Очень даже!

Потому что мои слова обрывает порыв ледяного ветра из только что открывшегося окна, а сам Богдан шустро запрыгивает на подоконник и сажает на него же меня.

– Нет, – пытаюсь остановить его, но проще машину с места сдвинуть, чем его. – Богдан, нет.

– Хочешь остаться и попасть в изолятор? Поверь, тебе там ещё больше не понравится.

– Какой ещё изолятор? Богдан!

Бесполезно. Он не слушает. Выпрямляется, заставляет встать на ноги меня, прижимает ближе к себе и в таком положении вместе со мной прыгает наружу.

– Богдан! – пищу, вцепившись в его одежду до онемевших пальцев.

Ну и что, что первый этаж? В этом здании он довольно высоко находится, на общепринятом втором уровне, а значит вполне можно себе не только ногу сломать, но и шею свернуть, если неправильно приземлиться. Правда я об этом всём едва ли успеваю нормально задуматься, как оказываюсь уже стоящей в снегу.

Твою мать!

– Ты псих! Псих! – ругаюсь, когда понимаю, что всё обошлось.

Руки-ноги целы, голова тоже на своих плечах. Правда насчёт мозгов не уверена. Иначе, будь они у меня, я бы точно не оказалась в такой ситуации. А Богдан опять перехватывает удобнее за руку и тащит за угол.

– Шевели побыстрее своими шикарными ножками, ведьма, а то нам не только изолятор будет обеспечен, но и что похуже. Тут уже не только нарушение комендантского часа, но и попытка побега будет вменена.

С моих губ срывается истеричный смешок. Я вообще едва соображаю, так быстро всё происходит. Зимний мороз и тот едва ощущается, настолько я в шоке. И что ещё за изолятор? Мы в школе или тюрьме? Вот и девчонки тоже что-то про изолятор говорили, когда меня искали. Но не спорю и не спрашиваю ни о чём. Сперва дойдём, куда мы там идём, а потом… потом я ему всё выскажу. Это же надо было додуматься – сигануть из окна вместе со мной. Ладно бы хоть сам сперва спрыгнул, потом меня ловил… так нет!

– Никогда! Никогда в жизни больше не буду с тобой… Ничего! – обещаю и ему и себе, утопая ногами в выпавшем за вечер снегу.

Все дорожки замело. А на мне хлипкие кеды. Шок проходит и на его место приходят все остальные ощущения. В первую очередь холод. После такой же холодной воды он особенно колючим кажется. Мягкие снежинки царапают нежную кожу, оставляя на своём месте не только кучу мурашек, но и покраснения. Ещё через несколько шагов зубы принимаются чечётку отбивать. А мы всё идём и идём. Один угол здания сменяется другим. И какое же оно всё-таки огромное по своей площади…

– Долго ещё?

– Потерпи немного. Почти дошли.

Его ладонь сжимает мою крепче, притягивает к себе, после чего Богдан берёт и поднимает меня на руки. Я едва успеваю ухватиться за его плечи.

– Так теплее? – интересуется.

– Д-да, – шепчу смущённо.

От Богдана исходит такой жар, будто у него печка внедрена в организм, и я невольно тянусь руками к его горячей шее, чтобы хоть немного отогреть озябшие пальцы. Одёргиваю себя в последний момент.

– Спасибо, но это было совсем не обязательно, – добавляю к раннему.

Сам Богдан, в отличие от меня, никакого смущения не испытывает. Зато тихо советует:

– Ладошки лучше спрячь между нами.

И в этот раз я даже не спорю с ним. Новый порыв ветра вынуждает подавиться гордостью и сделать, как велит парень. Не только ладошки прячу между нами, но и лицо, незаметно всхлипывая от всё того же холода. Дурной организм. Вечно на холоде сопли появляются.

Но как же всё-таки холодно…

А Богдан всё идёт и идёт, по ощущениям даже меня нести нисколько не устал. А как только я решаю, что хватит пользоваться чужим благородством, мы, наконец, останавливаемся. Над нашими головами зарешётчатое окно, до него от уровня моей головы ещё минимум около метра, но для Богдана это не становится преградой. Всего одного короткого свиста хватает, чтобы на него среагировали.

– Вяземский? А ты чего там делаешь так поздно? Ещё и не один, – удивляется чей-то голос.

– В гости к тебе пришли, слепошарый и сам не соображаешь что ли? – огрызается Богдан.

– Да ладно, ладно, не бесись. Сейчас открою.

Голос кажется смутно знакомым, но ветер крепчает, поэтому я даже не пытаюсь вникать в их перепалку. Да и какая разница? Можно меня уже просто в тепло?

Над головой слышится возня, а затем Богдан меняет моё положение у него на руках. Теперь он держит меня под попу.

– Я тебя сейчас подниму, а Лёха подтянет за руки, – предупреждает, прежде чем и впрямь приподнять. – Аккуратно подтянет, да, Измайлов? И, не приведи Луна, не удержит, – добавляет уже мрачно.

– Да я чё, дурак что ли, ронять такую красоту?

Честно говоря, я настолько уже замёрзла, что мне всё равно на их перепалку. Кто и что будет делать. Просто пустите меня уже куда-нибудь, где я смогу принять горячую ванну, выпить не менее горячий чай и зарыться поглубже в одеяло. Поэтому сама же заранее протягиваю руки. Их тут же обхватывают другие и тянут наверх. Я как могу перебираю ногами по стене, чтобы облегчить действия моего помощника. Ещё через миг почти взлетаю, когда Богдан подставляет свои ладони, чтобы я могла опереться, а затем резко подкидывает вверх. Опомниться не успеваю, как оказываюсь сидящей на подоконнике. А передо мной…

– Ой, – теряюсь, столкнувшись взглядом со знакомым взором полуголого парня.

Бли-ин… А можно меня лучше обратно вниз?

– Всё хорошо, красавица? – интересуется тот, кто мне помог.

Дважды, оказывается. Сперва днём, когда я искала Богдана. И сейчас. Но не в этом проблема, а в том, что мой помощник снова пребывал почти раздетым. Тонкие пижамные штаны не в счёт.

Боже, за что?!

– Да. Спасибо, – шепчу, чувствуя, как к щекам приливает кровь, несмотря на холод за спиной.

– Ну и ладненько. Иди ко мне…

– Измайлов! – доносится гневное с улицы, и я вижу перед собой довольную ухмылку.

– Да не трогаю я твою рыжулю, не трогаю, – отступает от меня парень, слегка посмеиваясь.

Но руку всё равно протягивает, помогая мне спуститься с подоконника на пол. От предложения не отказываюсь. Я настолько замёрзла, что ноги едва сгибаются, так что его помощь приходится очень кстати. А как только оказываюсь на своих двоих и отхожу, к нам присоединяется и Богдан. И конечно же, быстро замечает наши соединённые ладони. Не знаю, почему, но я спешу тут же разорвать более ненужное прикосновение. Точно не потому, что в карих глазах опять вспыхивает злость на меня. Наверное, мне просто до сих пор немного стыдно и не по себе из-за произошедшего утром в мужской раздевалке. Или не немного. Потому что именно в этот момент из двери сбоку выходит ещё один знакомый по раздевалке парень. И опять в одном полотенце.

– У тебя появилась лишняя челюсть? – вместе с тем слышу за своей спиной от Богдана.

Парень замирает на месте всего на мгновение, после чего тут же стремительно скрывается обратно в ванной, захлопывая за собой дверь. Да мы и сами тоже надолго не задерживаемся. Богдан ловит мою руку и тянет за собой на выход из комнаты.

– Слушай, Вяземский, а ты чего опять такой злой? – с виду невинно интересуется Измайлов нам в спину.

В ответ получает грубое «Захлопнись» и громко ударившую о косяк дверь. Я всё ещё смотрю себе под ноги. Теперь уже потому, что в коридоре мы оказываемся далеко не одни. И каждый встречный одаривает таким взглядом, что мои только переставшие пылать смущением щёки принимаются гореть с новой силой. Даже отсутствие очков не мешает разглядеть скабрезные ухмылки на их лицах. И ничего, что мы с Богданом вымокшие до нитки и замёрзшие до льдинок на мокрых волосах.

Ужасный день. Просто ужасный. Страшно представить, какие слухи вскоре будут гулять по школе о нас с ним. А уж как на это отреагирует Марго… Сдаётся мне, любая тёмная покажется мне детской шалостью по сравнению с тем, что будет в действительности.

– Богдан, – зову своего провожатого. – Богдан, пусти, я дальше сама, – прошу, дёргая рукой.

– Сама ты будешь, когда я доведу тебя до нужной двери, – не соглашается со мной парень.

И дальше упрямо тянет за собой. К лестнице.

– Да я правда сама могу…

– Ты этим утром до качалки уже смогла сама, знаю я, как ты сама, видел только что, – огрызается Вяземский.

Вот тут я удивляюсь.

– Я тебя не понимаю, – говорю, как есть.

Ответом становится угрюмое молчание. А через несколько пролётов лестницы мы вновь оказываемся в коридоре. И этот этаж совсем не мой, тоже мужской.

– Вы нас тут не видели, – бросает скупо Богдан на встречные заинтересованные взгляды тех, кто попадается нам на пути.

Эти ребята младше года на два или три, чем мы. И они тут… полы моют? Да ещё и в такое время? Кажется, всё именно так и обстоит, судя по тому, как двое из шести тщательно размазывают воду швабрами по полу, а третий, прежде чем ответить моему сопровождающему, использует инвентарь в качестве шеста, на котором банально виснет.

– Конечно не видели, нас же тут и самих вроде как нет, – во все зубы нам улыбается.

Я не особо понимаю, в чём смысл, но не спрашиваю, ведь Богдан забывает о них так же быстро, как вспоминает, продолжает тащить меня за собой. Решаю, что к другой лестнице, которая поможет попасть в женское крыло, но на деле мы сворачиваем к одной из дверей в этом же коридоре. Всё происходит до того стремительно, что я опомниться толком не успеваю, как он фактически запихивает меня в неизвестную темноту. Опять. А когда освещение загорается, я оказываюсь стоящей посреди небольшой, но достаточно просторной комнаты с широкой кроватью у стены и письменным столом у окна. Не моей.

Да он, блин, издевается!

Глава 6

Богдан

Когда загорается освещение, первое, что я вижу – перепуганный взгляд ведьмы. Она обхватывает себя обеими руками и озирается по сторонам с таким затравленным видом, словно я заманил её как минимум в клетку к голодным львам, а не в свою комнату. Да и заманил – громко сказано. С учётом, как мы чуть не попались в столовской кухне по глупости, а девчонку всю банально трясёт после уличного холода, будем считать, что это мера необходимости.

Да, идеальное оправдание.

Но не для неё.

– Что ты?.. – давит из себя задушено Влада.

Не договаривает. Ломится обратно к двери. Собирается свалить, да только сработавший механизм замка уже заблокирован, и выйти ей не удаётся.

Зато с каким же гневом и возмущением она смотрит, обернувшись обратно в мою сторону!

Эмоции до того чистые и яркие, что их хочется смаковать снова и снова. Как час назад, в столовой. Но с виду игнорирую. Напрочь. Иду к шкафу, вытаскиваю первое подходящее из одежды, что только попадается глазам, а также несколько полотенец, которые в итоге протягиваю ей.

– Тебе нужно переодеться и согреться, не то заболеешь, – советую.

Вместо благодарности заслуживаю ещё один гневный и полный возмущения взгляд.

– Выпусти меня. Я у себя переоденусь и согреюсь, – требует.

– Заодно оставишь и сотню-другую своих мелких мокрых шагов аккурат к самой двери, чтоб охрана, которая успела промокнуть в столовке, потом прямиком к тебе туда пришла, да? – усмехаюсь встречно, показательно уставившись на её мокрые кеды.

Вот тут она теряется, пугается, тоже опуская взгляд в пол, где и впрямь остались отпечатки наших шагов. А пока я думаю о том, что даже рад сегодняшнему своему наказанию за прогул уроков в виде мытья полов, благодаря которому пол на этом этаже весь исключительно мокрый, подхожу к ней ещё ближе, чтобы наконец взяла вещи.

– Переодевайся давай, не то и впрямь заболеешь, – повторяю мягко, чтоб перестала уже так пугаться и смотреть на меня, словно я её съесть собираюсь.

Хотя я бы как раз не отказался, кстати…

В подтверждение моих слов она громко чихает. И опять краснеет под моим внимательным взглядом. Вещи забирает. Аккуратно удерживая их перед собой. Ещё через миг хмурится, осмотревшись, и понимает, что отдельного помещения здесь нет, а значит избавляться от мокрой одежды придётся при мне.

О да!

Я тоже заранее предвкушаю это зрелище…

– Или тебе помочь? – добавляю.

– Себе помоги! И отвернись! – огрызается она, глядя с упрямством, достойным моего собственного.

Тут не спорю.

– Ладно, – соглашаюсь.

И даже с исполнением не затягиваю. Более того, лично подаю пример. В самом прямом смысле. И в отличие от ведьмы, нисколько не парюсь, когда стаскиваю через голову неприятно липнущую к телу мокрую футболку. Только рад от тряпья избавиться.

А сама Влада отвернулась или нет?

За спиной слышится тихий выдох, и это самый красноречивый ответ на мой мысленный вопрос из всех возможных. Хотя я всё равно ещё и вслух уточняю:

– Так что, ты переодеваешься или как? – чуть оборачиваюсь вполоборота.

– Переодеваюсь! Не смотри! – отзывается она в тот же миг.

– Да не смотрю я. Не смотрю, – усмехаюсь, в качестве доказательства потянув за пояс штанов вниз.

Вру, конечно. Как только треники шлёпаются на пол, замечаю, как Влада тоже спешно отворачивается от меня и кладёт вещи на стул. Как дрожащими руками стаскивает с себя сперва кофту от спортивного костюма, оставаясь в одном лишь белом топе, облепившим небольшую грудь, как вторая кожа. Как нагибается, чтобы развязать шнурки на кедах, прежде чем стащить их с себя. Медные локоны тяжёлой копной спадают через плечо почти до самого пола, а у меня аж в горле пересыхает, пока я за ней наблюдаю. Вслед за обувью Влада стаскивает с себя штаны. И я невольно залипаю на двух милых ямочках на пояснице над самыми простыми хлопковыми белыми трусиками. В один момент даже тот жалкий клочок ткани, что ещё остаётся на мне, становится тесным. От него тоже требуется срочно избавиться. Я и избавляюсь.

«Да не трогаю я твою рыжулю, не трогаю», – звучит в ушах воспоминанием вместе с гулкими толчками взбесившегося пульса, пока я неимоверным усилием гашу в себе потребность сделать шаг навстречу девушке, сократив разделяющее нас расстояние. Подойду, она опять перепугается. И снова будет кричать, чтоб я держался от неё подальше. А мне слишком остро становится необходимо её хотя бы немножечко приручить сперва.

Соответственно, придётся быть сдержаннее…

Эх, надо было всё-таки хотя бы разок этому Измайлову прописать по рёбрам. Глядишь, перестал бы выглядеть таким довольным и наконец обрёл рекомендованную ему амнезию, а мне бы хоть немного полегчало. На секундочку даже думаю, что ещё не поздно вернуться к нему в комнату и именно так и поступить. Заодно и товарища его навещу. Тогда я точно не сорвусь, всё же к ней приблизившись.

Ведь приближаюсь в итоге. И сам не замечаю, как оказываюсь прямо за её спиной. Зато это превосходно различает сама ведьма. Вздрагивает, ощутив моё дыхание на своей шее.

Мля, кажется, меня опять кроет…

В последний момент удаётся удержаться на самом краю, чтоб не сотворить ещё больше глупостей.

– Тише, я всего лишь помогаю, – хватаюсь за полотенце, которым укрываю хрупкие озябшие плечи.

Сквозь громкие частые удары собственного сердцебиения, что долбит по мозгам, слышится треск сжатой в кулаках ткани. Но едва ли этот факт надолго задерживается в моём сознании.

– Ты обещал не смотреть, – шепчет едва слышно в ответ Влада, прижимая к груди только что снятые штаны.

А то я сам не знаю!

– Обещал, – соглашаюсь с ней.

Но отвернуться даже тогда не могу. Лишь сжимаю уже не только полотенце, но и вместе с ним девичьи плечи, то ли для того, чтобы растереть и согреть, то ли чтобы поскорее развернуть ведьму к себе лицом. Вообще не особо соображаю, что делаю. Просто делаю.

А в синих глазах шторм из эмоций. Ведьма приоткрывает рот, чтобы что-то сказать, но так и не говорит. Только смотрит в итоге на меня с такой неприкрытой уязвимостью…

И это странным образом помогает.

Срабатывает.

И пусть кровь по-прежнему на бешеных скоростях носится по моим венам, подгоняемая громкими частыми ударами сердца, и не просто несётся, а будто огненной лавой по внутренностям растекается. Пусть адекватных мыслей и тогда не появляется. Пусть мне всё ещё хочется набить кому-нибудь рожу. Только бы унять проклятый ядовитый зуд под кожей, не дающий покоя. Я просто прижимаю её к себе. Обнимаю обеими руками. Чтобы и правда согрелась.

– Так теплее? – спрашиваю охрипшим голосом.

Не сразу, но Влада реагирует.

– Да, – произносит почти не слышно.

Только дрожит по-прежнему заметно, пока я крепче сжимаю её в своих объятиях. Но это ничего. В какой-то степени я даже эгоистично рад этому, ведь есть веский повод постоять так подольше. Да и контакт кожа к коже в какой-то момент становится теснее, потому что штаны вываливаются из ослабевших ладошек Влады. Правда, тогда девушка замечает тот факт, который упускает раньше.

На мне одежды ещё меньше, чем на ней.

Вернее, нет её вовсе…

Вмиг каменеет всем телом, в синих глазах тишина вспыхивает смесью из недоверия и очередного возмущения, но, прежде чем она взрывается этими эмоциями, я делаю то единственное, что, точно знаю, способно помочь успокоить мою ведьму.

Я целую её.

Влада

Голый! Богдан абсолютно полностью голый! Даже без трусов! Я настолько в шоке, что не сразу реагирую на эту откровенность. А потом становится поздно.

Богдан целует меня.

Опять.

Бескомпромиссно впивается в мой рот, не оставляя и шанса на сопротивление. Руки сжимают в своих объятиях так крепко, что дышать удаётся с трудом. А может это я сама попросту больше не дышу, ответно впиваясь ногтями в его твёрдую грудь. То ли чтобы причинить боль и оттолкнуть, то ли чтобы не вздумал отстраняться сейчас.

Но каков наглец!

И это какое-то помешательство. Каждый раз в голове смещение мозга происходит как будто. Из груди рвётся стон, а в голове всё меньше мыслей остаётся. Где-то на задворках сознания я знаю, что должна прекратить всё это, остановить его, но исходящее от него тепло такое яркое и нужное, и я впитываю его в себя. Всего на мгновение, но всё же поддаюсь этой своей слабости. Чтобы в следующий миг почти с рычанием оттолкнуть его от себя, оставляя на широкой груди алые полосы от моих царапин. Да здравствует миндальная форма ногтей!

Богдан отстраняется с тихим болезненным шипением, но руки с талии так и не убирает. Впивается кончиками пальцев в мои бока, словно желает ответить мне той же монетой за причинённую боль, но в итоге лишь шумно выдыхает. Только в карих глазах, наполненных тьмой, светится однозначный укор.