Найди меня

– Не обольщайся. Огонь очищает, но он же может сжечь дотла.

– Посмотрим кто кого сожжёт первым, – ухмыляюсь я и прохожу мимо него.

Снова начинается шум зала: обсуждения, догадки, шёпоты о том, что они только что видели. Но я уже не слушаю их – мои мысли заняты другим.

Если я могу поглощать их силу… значит, у меня есть шанс против любого из них.

Даже против него.

В памяти вспыхивают жёлтые глаза убийцы, и я чувствую жар внутри груди – теперь уже свой собственный.

В зале становится тихо. Даже шёпоты стихают – все понимают: это решающий момент.

Я стою напротив Тавиэля, и наши взгляды сцепляются, как клинки в поединке.

Он не спешит. Его шаги медленные, но каждый из них будто приближает меня к краю пропасти.

– Сейчас я залезу в твою голову… – его голос ровный, без эмоций, но от этого только холоднее. – …и сначала увижу правду: действительно ли ты потерял память или нет. Если нет – Совет будет голосовать за или против возвращения твоей памяти.

Он делает паузу и добавляет:

– Предупреждаю: это не из приятных.

Я сжимаю челюсти.

Почему они никогда не говорят заранее, что будет?

Часть правды я уже знаю, но она разрозненная, как осколки зеркала. Если он увидит эти осколки – всё может рухнуть.

Если он сложит их воедино… я потеряю любой шанс на свободу.

Я начинаю выстраивать мысленные блоки: стены из тумана, лабиринты из ложных воспоминаний… Но Тавиэль качает головой:

– Не делай этого. Я чувствую твоё сопротивление, и это не внушает доверия.

Значит, я был прав тогда. Он действительно пытался проникнуть в моё сознание раньше и видел моё сопротивление. Теперь мне нужно быть хитрее.

И тут краем глаза я замечаю движение.

Тавия стоит чуть в стороне и едва заметно качает головой: не надо.

Я хмурюсь, не понимая, но она поднимает руку так, чтобы никто не видел, и складывает пальцы в особый знак. Между ними вспыхивает тонкая нить энергии – мягкая, серебристая.

И тут до меня доходит: она поможет. Так тонко, что Тавиэль ничего не заметит.

Я делаю вид, что сдаюсь:

– Хорошо… никаких сопротивлений. Только ты и моя память, которой нет.

Тавиэль внимательно смотрит мне в глаза несколько секунд, потом кивает и кладёт ладони мне на плечи.

В тот же миг я чувствую два потока энергии: один идёт от него – холодный, проникающий внутрь моего сознания острыми иглами; другой – от Тавии, мягкий и тёплый, словно туман на рассвете. Её энергия обволакивает мой разум тонкой дымкой, скрывая самые опасные воспоминания глубже.

Я расслабляюсь внешне, но внутри держу равновесие между двумя силами.

Мир вокруг начинает тускнеть: звуки зала уходят куда-то далеко.

Перед глазами вспыхивают образы: пустые улицы города, лица людей без имён, обрывки разговоров, смех женщины с золотыми волосами.

Тавиэль идёт всё глубже – я чувствую его присутствие внутри своей головы так ясно, будто он стоит за моей спиной.

– Не туда, – шепчет где-то внутри меня голос Тавии. Её энергия мягко отталкивает его внимание от опасных мест памяти и подсовывает ему пустые коридоры моего сознания.

Тавиэль останавливается у одной двери – за ней то самое воспоминание о жёлтоглазом убийце. Я замираю, но серебристая дымка Тавии окутывает дверь иллюзией пустоты: за ней теперь только темнота и тишина.

Он проходит мимо.

Через несколько секунд он убирает руки с моих плеч. Взгляд его серьёзен:

– Ты действительно потерял память. Я не нашёл ничего целого.

В зале слышится облегчённый вздох у некоторых ангелов, демоны переглядываются с интересом.

Я бросаю быстрый взгляд на Тавию – она едва заметно улыбается уголком губ и опускает руку.

Тавиэль же добавляет:

– Испытание пройдено.

Ангелы и демоны поднимаются со своих мест. Их лица – словно высеченные из камня: ни улыбок, ни гримас, только холодная непроницаемость.

Но в некоторых взглядах я всё же улавливаю нечто большее – уважение. Оно не громкое, не открытое, но достаточно явное, чтобы дать мне крошечную искру надежды на спасение.

Первым нарушает тишину Санфоний. Его голос звучит спокойно, но в нём есть та особая твёрдость, которая заставляет слушать:

– Сейчас мы будем голосовать за или против возвращения памяти и свободы для тебя…

– Димитрий! Выведи его из зала! – резко перебивает Рафаил.

В дверях появляется Димитрий. Его фигура в проёме кажется тенью прошлого – того момента, когда я ещё сомневался в нём. Но теперь сомнения исчезли: после того, что я пережил на испытаниях, я понимаю – на его месте я бы тоже боялся сказать правду.

Я разворачиваюсь, готовый уйти, но вдруг голос Санфония останавливает меня:

– Подожди. Рафаил. – Он поворачивается к архангелу с холодной вежливостью. – Кто тебе сейчас давал слово? Ты нагло перебил меня и не дал договорить.

В зале повисает напряжение. Я впервые вижу, чтобы кто-то здесь открыто перечил архангелу. Рафаил – один из самых опасных и влиятельных среди них; обычно даже высшие чины предпочитают обходить его острые углы стороной. Но Санфоний стоит прямо и говорит так спокойно, будто перед ним не архангел, а обычный собеседник.

Мысленно аплодирую ему.

Рафаил молчит пару секунд… потом медленно кивает:

– Прости. Не хотел оскорбить тебя, но разве не разумнее будет вывести его и обсудить такое важное решение без него?

– Нет, – отрезает Санфоний. – Не разумно. Я хочу, чтобы он присутствовал здесь лично. Он с достоинством прошёл все испытания и заслужил уважение. Это касается его судьбы.

У меня отвисает челюсть: на вид этот юноша кажется почти безобидным, но стоит ему заговорить – и весь зал слушает его внимательно.

– Спасибо за доверие, Санфоний, – не выдерживаю я.

Он поворачивается ко мне и молча кивает.

– Начнём голосование, – продолжает серафим. – Я первый: я за то, чтобы вернуть ему память и дать свободу.

По залу прокатывается тихий ропот удивления среди некоторых ангелов.

Уриил поднимается:

– Я согласен с Санфонием: я тоже за.

Гавриил смотрит прямо на меня:

– Ты стойко прошёл все испытания и выдержал то, что не каждому по плечу: я за возвращение памяти и свободы.

Рафаил шипит:

– Это тебе Создатель шепчет или твоё мнение?

Гавриил отвечает холодно:

– Это не касается твоих ушей, мой дорогой друг.

Фиалон усмехается:

– Ты мне нравишься, приятель. Я за свободу и возвращение памяти.

Тавиэль поднимается медленно; для меня это один из самых решающих моментов.

– Я прочёл твои намерения, они чисты. В тебе много силы: я за возвращение памяти и свободы.

Я киваю ему и выдыхаю: только сейчас понимаю, что всё это время стоял как натянутая струна – даже дышать боялся.

Мой взгляд переходит на его брата-близнеца Луциэля:

– Друг, ты правда классный и сильный, но я против возвращения памяти.

Внутри всё обрывается. Ну, конечно. Здесь нельзя верить никому до конца: они могут улыбаться тебе в лицо, а потом вот так вот воткнуть нож между рёбер словами «ничего личного».

Луциэль продолжает:

– Но я думаю, что тебе нужно дать свободу. Это твоё полное право.

Мне хочется схватить его за грудки и встряхнуть: возвращение памяти тоже моё право! Но я держусь – теперь это у меня получается лучше всего.

Тавия говорит тихо:

– Я за возвращение памяти и свободы.

Она тепло улыбается мне, и я отвечаю тем же взглядом.

Немия кивает:

– Я вместе с Тавией, любовь должна победить.

Её энергия мягко касается моей кожи; она пытается успокоить меня перед самым сложным моментом.

Рафаил произносит грубо:

– Я против возвращения памяти и против свободы.

Я был готов к этому ответу; после нашего испытания он понял свою ошибку, теперь он боится меня – я чувствую это кожей.

Пенамель отвечает коротко:

– Я вместе с Рафаилом.

Я понимаю: у него нет собственного мнения; возможно он просто марионетка или должник архангела, а может быть Рафаил просто купил его лояльность заранее.

Я быстро прикидываю в уме: среди ангелов – трое против и семеро за.

Чаша весов склоняется в мою сторону, и я позволяю себе сделать первый осторожный вдох за всё это время. Надежда, которую я уже почти похоронил, снова поднимает голову.

– Теперь наша сторона, – громко произносит Самаэль. Его голос звучит так, будто он объявляет приговор целому миру. – Я за возвращение памяти и свободу.

Рафаил тут же язвительно бросает:

– Ну конечно… Разве бы ты заточил собственного сына в тюрьму до конца веков? Уже проходили.

Моё сердце делает лишний удар.

Что значит «уже проходили»? Это повторялось раньше?

Я хочу спросить, но язык словно прилип к нёбу. Здесь каждое лишнее слово может стать петлёй на шее.

Самаэль резко поворачивается к Рафаилу; в его глазах вспыхивает тёмное пламя:

– Рафаил, ты выводишь меня из себя. И плевать мне на то, что здесь твои соратники – выверну тебе шею за пару секунд.

В зале повисает глухая тишина. Даже воздух кажется тяжелее.

– Спокойно! – вмешивается Санфоний, пытаясь разрядить обстановку. Но взгляд его при этом холоден и острый, направленный прямо на Рафаила. Кажется, здесь мало кто питает к нему симпатию.

Астарот поднимается с места; его голос глубокий и уверенный:

– Я за возвращение памяти и свободы. Всё будет иначе теперь.

Я благодарно киваю ему, он отвечает лёгким движением головы.

Азрагор говорит тихо, но каждое слово звучит как приговор:

– Я против того, чтобы вернуть ему память, но он должен быть свободен.

Я ожидал этого ответа ещё с момента нашего испытания: мы не сошлись с первых секунд знакомства. Но причина его неприязни так и остаётся для меня загадкой.

Лирион улыбается уголком губ:

– Я за возвращение памяти и свободы. Мне нужен обратно мой соперник.

Санфоний удивлённо поднимает бровь:

– Соперник?

Лирион поднимает руки в притворной капитуляции:

– Это всего лишь шутка… соперник по дуэлям. Ты же знаешь, как я люблю сражения.

Санфоний усмехается:

– Да уж… знаю твою страсть к войнам.

Напряжение слегка спадает; я принимаю ответ Лириона без лишних слов.

Карро говорит коротко:

– Я за, вместе с остальными.

– Благодарю, – тихо отвечаю я.

Бельфегор смотрит на меня долгим тяжёлым взглядом:

– Я против возвращения памяти, но за свободу. Ничего личного, парень… просто ты не внушаешь мне доверия.

Его слова бьют неожиданно сильно; я сжимаю кулаки так, что костяшки белеют, усмиряю молнии внутри себя и принимаю этот удар молча.

Карниван произносит жёстко:

– Я вместе с Бельфегором: против памяти, но за свободу.

Внутри меня что-то гаснет. Если даже среди них есть те, кто не на моей стороне… что они скрывают?

Мамон неожиданно для меня говорит:

– Я за возвращение памяти и свободы.

Я выдыхаю чуть свободнее: ещё один голос в мою пользу.

Оливий произносит ровно:

– Я против возвращения памяти, но не против свободы. Это не принесёт ничего хорошего никому из нас.

Его слова заставляют меня погрузиться внутрь себя: ищу скрытый смысл, но нахожу только пустоту догадок.

Аббадон поднимается медленно; его голос звучит как раскат грома:

– Я за возвращение свободы и памяти. Нам нечего бояться!

Эти слова бьют по мне сильнее любого удара: значит те, кто против – боятся меня и моей силы. Они видели то, на что я способен и у каждого из них есть своя причина держать моё прошлое запертым.

В уме складываю результат: среди демонов четверо против возвращения памяти и шестеро – за.

Вместе с ангелами выходит: семь против и тринадцать за.

Санфоний поднимается во весь рост; его голос звучит торжественно:

– Итого: семь против и тринадцать за! Тавиэль! Прошу проводить нашего друга в купальню ангелов!

Я моргаю от неожиданности:

– Чего?.. Мы что будем купаться?

По залу прокатывается тихий смех ангелов; кто-то даже прикрывает рот ладонью.

Санфоний поясняет с лёгкой улыбкой:

– Нет… Там Тавиэль вернёт тебе память через воду – это будет менее болезненно после всего, что ты прошёл.

Я киваю:

– Хорошо…

Тавиэль подходит ко мне вплотную, его глаза светятся мягким золотом:

– Ну что, пора вспомнить себя настоящего. И всё твоё прошлое.

Внутри меня всё замирает; сердце бьётся быстрее от предвкушения и страха одновременно.

– Пора бы уже… – отрезаю я и шагаю следом за ним к высоким дверям зала Совета, чувствуя на себе десятки взглядов – одни полны уважения, другие – откровенной ненависти.

Мы идём по длинному коридору, стены которого светятся мягким золотистым светом. Здесь тихо – настолько тихо, что я слышу собственное дыхание и отдалённый стук сердца.

Тавиэль идёт впереди, его шаги бесшумны, словно он скользит по воздуху. Я чувствую исходящее от него тепло – не физическое, а какое-то внутреннее, успокаивающее.

– Ты готов? – спрашивает он, не оборачиваясь.

– Не знаю… – честно отвечаю я. – Но, если это единственный путь – значит готов.

Он кивает и открывает высокие резные двери.

Всё окружение выдержано в нежно-голубой и серебристо-мраморной гамме, отражающей мягкий свет, льющийся из тысяч кристальных люстр и через высокие арочные окна. Стены и колонны выложены полированным бело-голубым мрамором, на который нанесены тончайшие орнаментальные рельефы: завитки листьев, рустикальные вензеля и звездные символы.

Я поднимаю голову и замечаю, что куполообразные потолки украшены фресками пастельных оттенков, где изображены небесные дали, облачные плоскости и воздушные палитры, словно замеревшие на заре мира.

По периметру второго яруса пролегает ажурная галерея-лоджия с лёгкими балюстрадами из белого камня, инкрустированными серебряной проволокой.

Центр зала занимает величественный двухуровневый фонтан-водопад: сверху длинная струя воды мягко обрывается, формируя прозрачную вуаль, а затем расплескивается в огромную чашу-бассейн. Из этой чаши по плавным уступам стекают каскады, образуя блестящие ленты воды, которые заполняют всё пространство журчанием.

Дно бассейна выложено мозаикой: волны узором из голубых и серебристых плиток, отражающих свечение люстр и дневной свет.

В воздухе чувствуется лёгкая прохлада, смешанная с влажной свежестью брызг и еле уловимым ароматом цветов. Повсюду стоят канделябры и скульптурные композиции: изящные фигуры ангелов, держащие кувшины с вечнозелёными лианами. С балюстрад и ниш спускаются плющи и ампельные растения: их глянцевые листья мягко контрастируют с холодным блеском камня.

По краям бассейна вырезаны древние символы – они медленно пульсируют светом в такт моему сердцу. Я чувствую: этот свет меня узнаёт.

– Это Купальня ангелов, – тихо говорит Тавиэль. – Здесь вода хранит память о каждом мгновении твоей жизни, даже о тех, что ты забыл или хотел забыть.

Я подхожу ближе, поверхность воды колышется едва заметно, словно дышит.

Тавиэль жестом предлагает мне снять с себя футболку и штаны.

– Вода примет тебя таким, какой ты есть… без масок и защитных оболочек. Только ты и твоя истина.

Я молча стягиваю верхнюю одежду: холодный воздух зала касается кожи.

Внутри всё сжимается: я понимаю, что сейчас увижу то, что может изменить меня навсегда.

Тавиэль подходит к краю бассейна и опускает ладони в воду. От его прикосновения по поверхности расходятся золотые круги света.

– Когда войдёшь – не сопротивляйся. Даже если будет больно или страшно – доверься воде. Она знает дорогу к твоей памяти лучше тебя самого.

Я делаю шаг вперёд и опускаю ногу в воду, она тёплая. Не просто тёплая – она будто живая: обвивает лодыжку мягкими волнами энергии.

Делаю второй шаг, третий, вода поднимается до груди. Сердце бьётся всё быстрее.

– Ляг на спину и закрой глаза, – говорит Тавиэль.

Я ложусь на поверхность, вода держит меня так легко, будто я невесомый. В этот момент Тавиэль кладёт ладонь мне на лоб.

Сначала я слышу только шум воды, потом он превращается в далёкий гул голосов.

Перед закрытыми глазами начинают вспыхивать образы:

Я стою на вершине горы под чёрным небом; вокруг бушует буря молний,

чьи-то руки держат меня за плечи; голос шепчет: «Ты должен помнить».

Я вижу лицо женщины с серыми глазами; она улыбается сквозь слёзы.

Кровь на моих руках, но это не моя кровь.

Вода становится горячей; сердце колотится так сильно, что кажется – вырвется наружу. В висках стучит боль; дыхание сбивается.

Вдруг всё вокруг вспыхивает белым светом – таким ярким, что я хочу закричать, но вместо крика из груди вырывается глубокий вдох.

Образы в моей голове пролетают так быстро, что я боюсь не успеть за ними. Они как стая птиц – стоит попытаться схватить одну, и она вырывается из рук, унося за собой ещё десятки. Но я чувствую: всё это останется во мне. Нужно просто отпустить контроль. Не хвататься за что-то одно. Дать мозгу вспомнить всё.

И вдруг – голос.

Тёплый, родной… и такой далёкий.

– Саймон, иди ко мне… я покажу тебе созвездие.

Я знаю этот голос. Я слышал его раньше – не раз. Поворачиваю голову и вижу её.

Рыжие волосы горят в свете луны, глаза сияют мягким янтарём.

Вот оно. То, что я искал все эти века.

– Агата… – имя само срывается с моих губ. Я пробую его на вкус, повторяю снова и снова – как заклинание.

Она улыбается уголком губ:

– Саймон… нет. Нас могут увидеть. Ты же знаешь – нам нельзя встречаться.

Я смеюсь тихо:

– Ты провела со мной уже сотню ночей и нас никто так и не нашёл.

Она хмурится; в её взгляде тревога:

– Я чувствую что-то идёт. Но не могу понять что.

– Ты просто преувеличиваешь…

И тут – стук в дверь. Глухой, тяжёлый. Мгновенно всё тело напрягается; кулаки сами сжимаются до боли.

Голос Тавиэля прорывается сквозь пелену:

– Нет… не сопротивляйся, Саймон! Расслабься! Не фокусируйся на гневе! Прими всё, что тебе предлагает вода!

Я заставляю себя подчиниться его голосу. И понимаю: всё, что мне показывали на испытаниях – это были мои собственные воспоминания. Они думали, что играют на моих страхах, но на самом деле цеплялись за то, что всегда было во мне глубоко спрятано.

Картинки меняются одна за другой:

Лирион сидит рядом с Агатой и смеётся, у меня внутри поднимается знакомая волна ревности.

– Агата, что это? – он держит в руках кристалл.

– Память о нашей дружбе… – она улыбается мягко. – Чтобы пробудить в тебе хоть каплю человечности.

Он хмыкает:

– Думаешь, без него я не справлюсь?

– Справишься, но пусть он будет напоминанием.

Его улыбка гаснет; взгляд становится серьёзным:

– Агата, ты же знаешь: я люблю тебя уже давно.

Она отходит к дереву:

– Лирион, я люблю другого.

Он перебивает:

– Саймона?

Она резко оборачивается:

– Откуда ты знаешь?

– Я видел вас тогда в зале… вы шептались. А потом ушли, держась за руки.

Агата начинает мять пальцы; я едва сдерживаюсь:

– Сукин ты сын, Лирион…

Сквозь шум воды слышу тихий смех Тавиэля – он явно наслаждается тем, как правда возвращается ко мне.

Следующий кадр: башня под чёрным небом; меч в моей руке; ветер рвёт плащ за спиной. Я знаю этот момент – он был на испытании Лириона. Но теперь понимаю: это было по-настоящему.

Дальше – крик Агаты; её руки тянутся ко мне сквозь толпу ангелов и демонов; слёзы блестят на лице.

Потом темнота, холод каменных стен камеры.

Её голос прорывает мрак:

– Саймон! Прошу! Не забывай меня! Не дай им стереть меня!

По телу пробегает дрожь; сердце бьётся так сильно, что кажется – разорвёт грудь изнутри.

Грубые голоса ангелов:

– Вставай, предательница! Подстилка демона! В зал суда!

Я вижу их лица снова и снова: одни и те же судьи; одни и те же обвинения; одни и те же приговоры. Мы проживаем сотни жизней – но всегда всё заканчивается одинаково: нас находят, судят, стирают память, отпускают поодиночке.

И мы всё равно находим друг друга.

В одном из воспоминаний я вижу себя в ярости: молнии вырываются из моих рук и валят половину демонов вокруг меня. Среди них мой отец – лицо перекошено от боли и ярости; он рвётся ко мне с мечом в руках.

Всё смешивается: любовь к Агате; ненависть к тем, кто нас разлучает; бесконечная череда смертей и возрождений.

И вдруг всплывает лицо Рафаила: он держит кубок с мутной жидкостью и говорит о «напитке», который стирает память подчистую и ломает волю. Но внутри меня вспыхивает мысль: старик облажался. Что-то во мне осталось нетронутым даже после его зелья.

Я улыбаюсь про себя этой маленькой победе: мою любовь не сломить.

Картинки сменяются быстрее:

Мы с Агатой на Земле среди людей; живём как обычная пара; годы текут мимо нас рекой; мы меняем облики, но остаёмся вместе.

Смеёмся у костра в лесу; танцуем под дождём на пустой улице ночного города; держим друг друга за руки на палубе корабля посреди океана.

В душе просыпается огонь – яркий и чистый. Вот ради чего я боролся все эти века: ради неё.

Дальше идут воспоминания о детстве: отец учит меня владеть мечом; мы часами сидим в библиотеке над древними свитками; он говорит о престоле и о том, что однажды он будет моим по праву крови.

Разговоры с Агатой о детях… о доме вдали от войн…

И вдруг всё обрывается белым шумом. Её нет во мне – пустота там, где была она всего мгновение назад.

Я понимаю: это конец потока воспоминаний. Как раньше, бывало, много раз – только теперь она не рядом со мной даже в заточении. Она где-то дальше, глубже, может быть даже вне этого мира.

И я знаю одно: я обязан её найти. Неважно как. Неважно сколько жизней придётся прожить. Неважно сколько врагов придётся убить. Я найду её. Потому что без неё весь этот мир для меня ничего не стоит.

Я открываю глаза: над собой вижу лицо Тавиэля. Он улыбается едва заметно:

– Всё вернулось?

Я сажусь в воде; капли стекают по лицу и плечам. В голове шумит от потока воспоминаний.

Главное – теперь я знаю кто я на самом деле.

– Да… – мой голос звучит хрипло. – И теперь всё будет иначе.

Тавиэль протягивает мне руку:

– Тогда поднимайся. Совет ждёт тебя уже другим человеком.

Я беру его ладонь и выхожу из воды; капли падают на каменный пол и тут же превращаются в маленькие искры света, исчезающие в воздухе.

Мы идём по длинному коридору; стены сияют мягким золотом, но теперь я вижу в этом свете не красоту – а холодную стерильность тюрьмы.

Каждый шаг отдаётся глухим эхом; я чувствую силу в теле так же отчётливо, как пульс в висках.

Перед дверями зала Совета Тавиэль останавливается:

– Прежде чем войдёшь, помни: они будут пытаться читать тебя. Не дай им увидеть всё сразу.

– Не волнуйся, – отвечаю я тихо. – Я научился прятать самое важное ещё до того, как они начали стирать мою память.

Он кивает и толкает створки дверей.

Внутри всё так же величественно: высокий купол с витражами; длинный стол, за ним – ангелы и демоны бок о бок.

Их лица спокойны, но я вижу мельчайшие изменения: кто-то напрягся при виде меня; кто-то отвёл взгляд; кто-то, наоборот, смотрит слишком пристально.

Мой взгляд сразу находит Рафаила.

Каштановые волосы убраны назад; глаза холодные и внимательные. Он чуть приподнимает бровь – будто оценивает результат своей работы по «очистке» моей памяти и понимает: что-то пошло не так.

Рядом с ним сидит Лирион. Его губы трогает лёгкая насмешка, но я вижу в его взгляде то самое раздражение, которое он всегда испытывал при одном упоминании имени Агаты.

Я делаю несколько шагов вперёд; звук моих шагов гулко разносится по залу.

Никто не говорит ни слова.

Я останавливаюсь ровно посередине зала и смотрю прямо на Рафаила:

– Ты плохо работаешь, старик.

Тишина становится почти осязаемой; несколько членов Совета переглядываются.

Рафаил медленно наклоняет голову:

– Поясни…

– Ты хотел стереть меня подчистую, но забыл одну вещь: любовь нельзя выжечь ни зельем, ни клинком. Она всегда найдёт дорогу обратно.

Лирион усмехается:

– Громкие слова для того, кто столько раз падал к нашим ногам.

Я перевожу взгляд на него:

– И каждый раз вставал сильнее. А ты всё тот же мальчишка, который ревнует к тому, кого никогда не сможет заменить.

Его улыбка исчезает; пальцы сжимаются в кулак под столом.

Я делаю ещё шаг вперёд:

– Где она?

Рафаил отвечает спокойно:

– Кого ты ищешь?

– Ты знаешь кого. Агата где-то там, вне этих стен. И я её найду. С твоей помощью или без неё.

В зале шевелятся крылья ангелов; демоны переглядываются с хищными ухмылками – им нравится запах надвигающейся бури.

Рафаил чуть улыбается уголком губ:

– Интересно… сколько ты сможешь пройти на этот раз?