Найди меня

– Агата и Тавия… сёстры.

Слова ударили сильнее любого заклятия. Я даже сделал шаг назад.

– Это невозможно. Они такие разные.

– Разные? – в голосе Тавиэля появилась горечь. – Они выросли в одном доме. Делили одну комнату. Но их пути разошлись много лет назад, слишком далеко, чтобы вернуться обратно.

Я пытался осмыслить услышанное. Вспомнил взгляд Тавии – холодный, но с какой‑то странной мягкостью, когда речь заходила об Агате. Вспомнил её молчание каждый раз, когда я спрашивал о прошлом.

– Почему она мне не сказала? – выдавил я.

– Потому что для неё это не просто поиски сестры, Саймон. Это попытка исправить то, что она считает своей виной. И если ты думаешь, что знаешь её мотивы… ты ошибаешься.

Я почувствовал тяжесть в груди. Теперь всё стало сложнее: помощь Тавии перестала быть просто союзом по необходимости – теперь это была личная война против других.

Тавиэль снова пошёл вперёд.

– Запомни: если хочешь найти Агату… тебе придётся понять Тавию. А понять её можно только тогда, когда узнаешь правду о том дне, когда они расстались.

Я молча последовал за ним, чувствуя, как внутри меня растёт тревога: теперь поиски Агаты были связаны с историей семьи, о которой я ничего не знал… и которая могла оказаться куда страшнее Предела.

Мы остановились у одинокого каменного утёса посреди пустоши.

Тавиэль присел на плоский валун и жестом пригласил меня сделать то же самое. Я сел напротив, чувствуя, что разговор будет важным.

– Пока ты был в Пределе, – начал он тихо, – я искал любую зацепку о местонахождении Агаты.

Я вскинул взгляд.

– И?

Он помолчал пару секунд, словно подбирая слова.

– Есть один, кто знает точно, где она. Ангел по имени Гелиор.

Имя прозвучало как удар колокола в тишине пустоши. Я никогда не слышал о нём раньше.

– Почему ты уверен? – спросил я.

– Потому что Гелиор был свидетелем того момента, когда её отправили в Предел.

Я почувствовал вспышку надежды – и тут же холодный ком в животе от следующей фразы Тавиэля:

– Но есть проблема. Он заточён в том же месте, где когда‑то держали тебя.

Мир вокруг будто стал тише. В памяти вспыхнули образы: узкие каменные коридоры; запах сырости и крови; крики из соседних камер.

Я сжал кулаки так сильно, что ногти впились в ладони.

– Ты понимаешь… – голос сорвался на хрип. – Что туда возвращаться – всё равно что шагнуть обратно в ад?

Тавиэль кивнул.

– Понимаю. Но другого пути нет. Без Гелиора мы будем искать Агату вслепую, а время работает против нас.

Я отвёл взгляд в сторону горизонта. Там, за серой дымкой пустоши, будто мерцала тёмная тень того места – тюрьмы, которую я поклялся никогда больше не видеть.

– Эта тюрьма… – сказал я медленно. – Она не просто камни и решётки. Она живая. Она помнит каждого узника… и ненавидит тех, кто сумел уйти.

Тавиэль посмотрел прямо мне в глаза:

– Значит, придётся вернуться туда так, чтобы она нас не узнала.

В груди поднялась старая злость вперемешку со страхом. Но теперь у меня была цель: Гелиор знал правду об Агате. И ради этого я готов был снова пройти через стены проклятого места.

– Ты должен знать, почему Гелиор оказался там. И почему он единственный, кто может привести нас к Агате.

Я кивнул.

– На Небесах Гелиор был близок с Агатой. Не просто как ангел к ангелу, они были связаны чем‑то большим. Он видел в ней то, чего не видели другие – ту искру, что делала её живой. Когда пришло время суда над ней, архангелы устали от её бесконечных нарушений. Ситуация повторялась сотни лет: она рождалась вновь и вновь, вспоминала слишком много из прошлых жизней и снова шла против их воли.

– Они решили переродить её душу? – уточнил я.

Тавиэль кивнул.

– Да. Разрушить личность полностью и вложить душу в новое тело без воспоминаний и без прежней сути. Но Гелиор умолял их этого не делать. Он просил стереть память, спустить её на землю, дать ей шанс прожить жизнь иначе. Архангелы отказали. Для них она была неисправимой.

Я почувствовал неприятный холод внутри.

– И тогда он ослушался?

– Да. Он украл книгу "Начало и Конец"– древний свиток, что позволяет заглянуть в грядущее и увидеть путь любой души. Гелиор нашёл момент её будущего рождения: место, время и семью, куда она должна была прийти.

Тавиэль замолчал на секунду, будто решая – говорить ли дальше.

– Он спустился на землю до её рождения, нашёл женщину, которая должна была стать матерью Агаты и соединился с ней по своей воле.

Я нахмурился.

– Ты хочешь сказать…

– Да. Он вмешался в замысел Небес. Хотел изменить саму природу её перерождения – чтобы она родилась не просто человеком с очищенной памятью, а с частицей его собственной сущности внутри.

В голове у меня зазвенело от этой информации.

– И за это его бросили туда? – спросил я тихо.

– За это и за то, что он знал слишком много о будущем Агаты. После его нашли архангелы по следу и решили подстроить смерть, но он бессмертный, не может умереть, и поэтому его заточили в ту тюрьму навсегда.

Тавиэль посмотрел мне прямо в глаза:

– Понимаешь теперь? Если мы доберёмся до него – он скажет нам где она сейчас.

Я молчал. В груди смешались злость на архангелов, странное уважение к Гелиору… и страх перед тем местом, куда нам предстояло вернуться.

Мы укрылись в заброшенной сторожевой башне на краю пустоши.

Внутри пахло пылью и старым железом. Сквозь проломы в стенах пробивался тусклый свет, а за окнами медленно сгущались сумерки.

Тавиэль разложил на полу свёрнутый пергамент – схему тюрьмы. Я узнал её сразу: те же коридоры‑петли, камеры без окон.

Я почувствовал, как внутри всё сжалось.

– Ты достал план? – спросил я.

– Не совсем план, – он провёл пальцем по линиям. – Это старый чертёж времён постройки. С тех пор многое изменилось, но основные уровни остались прежними.

Я присел рядом.

– Где держат Гелиора?

Тавиэль ткнул в самый нижний сектор схемы.

– Здесь. Четвёртый круг подземелий. Камера для "особо опасных". Доступ туда только у надзирателя и двух стражей‑хранителей печати.

Я нахмурился.

– Печати всё ещё активны?

– Да. И это главная проблема. Они не просто запирают дверь – они выжигают силу заключённого, пока он внутри. Даже если мы откроем камеру, Гелиор будет слишком слаб, чтобы идти сам.

Я провёл рукой по лицу.

– Значит, нам нужно не просто пробраться внутрь, а ещё и снять печать.

Тавиэль кивнул.

– Для этого нужен ключ‑символ хранителей. Их всего два… и оба находятся в верхнем ярусе тюрьмы – прямо под залом дозорных.

Я усмехнулся безрадостно.

– То есть сначала мы должны подняться наверх, украсть ключи, потом спуститься на самый низ, снять печать и выбраться обратно через весь этот ад?

– Именно так, – спокойно ответил он.

Мы замолчали на несколько секунд. Я снова посмотрел на схему и вспомнил запах сырости и крови в тех коридорах.

– Есть ещё один путь, – сказал я тихо. – Канализационные шахты за третьим кругом. Когда я был там один из заключённых говорил о них. Они ведут прямо к нижним уровням, но вход замурован.

Тавиэль прищурился.

– Если это правда – мы сможем миновать половину охраны. Но придётся найти способ открыть проход незаметно.

Я кивнул:

– У меня есть идея, но она тебе не понравится.

Он усмехнулся уголком губ:

– Мне уже не нравится всё это мероприятие.

Мы переглянулись и оба поняли: назад дороги нет.

Где‑то там, в глубине каменных недр, сидел ангел, который знал правду об Агате… и ради этой правды мы были готовы снова шагнуть в пасть чудовищу по имени Тюрьма.

Мы провели в башне два дня.

Два дня, наполненных тишиной, шёпотом и звоном металла.

Тавиэль достал из своей сумки несколько свёртков – внутри оказались инструменты, которые я не видел с тех пор, как потерял память: отмычки из закалённого серебра, амулеты‑глушители звука, порошок для временного ослепления стражей.

– Это всё? – спросил я.

– Всё, что можно было достать без лишнего шума. Остальное придётся добыть на месте.

Я кивнул и развернул свой собственный трофей – старый нож с рунами подавления магии. Когда‑то он помог мне выбраться из камеры, много лет назад, и теперь мог снова пригодиться.

Проблема была в замурованном проходе.

По моим воспоминаниям, он находился за третьим кругом, в одной из заброшенных камер. Но за годы его могли укрепить или даже уничтожить.

– Если проход всё ещё там, – сказал я, – мы сможем попасть прямо к четвёртому кругу. Но чтобы вскрыть кладку тихо… нужен порошок из костей мертвеца.

Тавиэль поднял бровь:

– Ты серьёзно?

– Он разъедает камень без шума. Я видел это у Азрагора, очень давно .

Он задумался на секунду и кивнул:

– Знаю место, где можно достать. Но придётся идти ночью.

Ночь была холодной и тихой. Мы спустились в низины цитадели демонов, где среди камней пряталось старое кладбище изгнанников.

Там Тавиэль достал из земли небольшой череп – сухой и хрупкий. Он работал быстро: растолок кость в порошок прямо на месте и смешал с чёрной солью.

– Держи, – он протянул мне маленький кожаный мешочек. – Хватит на один проход, так что промахов быть не должно.

Вернувшись в башню, мы начали обсуждать момент проникновения.

– Днём туда не попасть, – сказал я. – Смена караула только раз в сутки, ровно в полночь. У нас будет меньше часа до того, как они поймут, что что‑то не так.

Тавиэль разложил схему тюрьмы снова:

– Значит так: мы проникаем через северный вход для поставок провизии. Там охрана слабее всего. Проходим два уровня вниз, добираемся до замурованного прохода, вскрываем его порошком, выходим прямо к четвёртому кругу.

Я добавил:

– Там снимаем печать с Гелиора ключом хранителей, который ты добудешь наверху перед тем, как спуститься ко мне.

Он усмехнулся:

– Разделимся? Опасно.

– Иначе никак. Если мы пойдём вместе за ключами – нас заметят ещё до того, как дойдём до камеры.

Мы переглянулись и оба поняли: план был безумным, но другого у нас не было.

В ту ночь я долго не мог уснуть. Перед глазами вставали коридоры тюрьмы, лица стражей.

Но теперь всё было иначе: я возвращался туда не узником, а охотником.

Ночь.

Луна висела низко, словно наблюдала за нами.

Мы двигались по пустоши в полной тишине, прячась в тени каменных глыб. Впереди уже виднелись чёрные стены тюрьмы – массивные, без единого окна, с башнями‑шипами по углам.

Северный вход был почти незаметен: низкая арка в стене, куда раз в несколько дней привозили провизию для заключённых и стражи. Сегодня караул был минимальным – двое у ворот и один на дозорной площадке.

Тавиэль коснулся моего плеча и шепнул:

– Дозорный смотрит на юг. У нас есть двадцать секунд.

Я кивнул. Мы скользнули вперёд, пригибаясь к земле.

Тавиэль достал из-за пояса амулет‑глушитель и активировал его – мир вокруг стал вязким и глухим, даже собственное дыхание казалось далёким.

Мы подошли к воротам почти вплотную. Один из стражей лениво зевнул и в этот момент Тавиэль метнул маленький мешочек с порошком прямо под его ноги. Вспыхнуло едва заметное облачко – страж пошатнулся и рухнул без звука. Второй даже не успел понять, что произошло: я оказался за его спиной и сомкнул свои молнии у него на шее.

– Быстро внутрь, – прошептал я.

Внутри пахло холодным камнем и плесенью. Узкий коридор уходил вниз под углом, освещённый редкими факелами.

Мы двигались быстро: два пролёта вниз – до уровня поставок. Там мы должны были разделиться.

– Ты наверх за ключами, я к проходу, – напомнил я.

Тавиэль кивнул:

– Встретимся у камеры Гелиора. Если меня не будет через сорок минут – уходи сам.

Я хотел возразить, но он уже исчез в боковом коридоре.

Я остался один.

Шаги отдавались глухо в каменных стенах. На третьем круге охрана была плотнее: двое у поворота, ещё один у двери в заброшенный сектор. Я дождался момента, когда они начали спорить о чём‑то между собой и проскользнул мимо в тень арки.

Проход был там же, где я помнил: старая кладка из серого камня с трещинами. Я достал мешочек с порошком из костей мертвеца и осторожно высыпал его на шов между плитами. Камень начал тихо шипеть и осыпаться пылью, запах был мерзкий, как от гниющей плоти.

Через минуту образовалась дыра размером с человека. Я проскользнул внутрь – и оказался в узком тоннеле без света.

Тоннель вывел меня прямо к четвёртому кругу. Здесь было тихо, слишком тихо. Лишь слабое мерцание рун на дверях камер говорило о том, что заключённые ещё живы.

Я нашёл камеру Гелиора сразу: массивная дверь с тремя печатями и символом солнца над замком.

Но ключа ещё не было.

Я прислонился к стене в тени и стал ждать Тавиэля.

Минуты тянулись мучительно долго. Где‑то наверху раздался глухой звон металла, потом шаги, потом тишина.

И вдруг из темноты коридора показалась фигура Тавиэля – но он шёл быстро, а за ним слышались тяжёлые шаги стражей.

– У нас гости! – бросил он мне связку ключей.

Я поймал их на лету.

За его спиной уже мелькали силуэты стражей в чёрных доспехах, их шаги гулко отдавались в каменных стенах.

– Держи их! – крикнул я.

Он выхватил клинок и встал в проход, перекрывая путь. Металл звякнул о металл – первый удар был таким сильным, что искры осветили коридор.

Я повернулся к дверям камеры.

Три печати. Каждая – отдельный замок с собственной руной.

Первый ключ вошёл в замок с сухим щелчком. Руна вспыхнула красным и погасла.

За спиной раздался глухой стон – Тавиэль отбросил одного стража, но второй уже наваливался на него с яростью.

Второй ключ застрял. Я выругался сквозь зубы, провернул его сильнее – рунный свет дрогнул и исчез.

– Саймон! Быстрее! – голос Тавиэля был напряжённым, как натянутая струна.

Я схватил третий ключ и тут почувствовал холодную волну магии: по коридору шёл хранитель печати. Его шаги были медленными, но каждый удар сапога по камню отзывался у меня в груди.

Вставив последний ключ, я провернул его и все три печати разом погасли. Дверь дрогнула и медленно открылась.

Внутри, на коленях, сидел Гелиор. Его крылья были опалены, волосы спутаны, а глаза – полны усталости, но когда он поднял взгляд на меня, в них мелькнула искра узнавания.

– Вставай! – я схватил его под руку. Он был слабым, почти невесомым.

Позади Тавиэль отступал ко мне шаг за шагом, отражая удары сразу двух стражей. И тут из-за поворота показался хранитель: высокий, в чёрном плаще с золотыми символами солнца и цепями вместо пояса.

– Вы не уйдёте… – его голос был как раскат грома.

Я знал: если он дотронется до нас хотя бы пальцем – всё кончено.

– Пора! – крикнул я Тавиэлю.

Он оттолкнул ближайшего стража так сильно, что тот врезался в стену, и рванул ко мне.

Я должен был задержать стражей, возвав к своей силе, сконцентрировался на своем гневе и через пальцы выпустил огромный поток молний прямо в стену, блокируя проход.

Мы подхватили Гелиоса с двух сторон и бросились к тоннелю.

Хранитель поднял руку – воздух вокруг задрожал от силы заклинания и он очистил проход. В тот же миг Тавиэль метнул амулет‑глушитель прямо ему под ноги: вспышка света ослепила всех на секунду.

Мы нырнули в тоннель и побежали вслепую. За спиной слышались крики и топот преследователей, но расстояние между нами росло: амулет временно лишил их магии.

Когда мы выскочили через замурованный проход обратно на третий круг, я уже едва держал Гелиора на ногах.

Дальше всё было как в тумане: лестницы вверх, удары ножа по тем, кто вставал на пути, холодный ночной воздух у северного выхода, пустошь под ногами.

И только когда башни тюрьмы скрылись за горизонтом, мы остановились.

Гелиор тяжело дышал, но смотрел прямо на меня:

– Ты… Саймон? Значит… она жива?

Я кивнул:

– И ты расскажешь нам всё… от самого начала до конца.

Мы сидели у костра в тишине. Пламя отражалось в глазах Гелиора, и он говорил медленно, будто каждое слово было тяжёлым грузом.

– Когда вас с Агатой поймали… – начал он тихо. – Тебя бросили за решётку. А её… приговорили к Пределу.

Он глотнул воды:

– Место за гранью Небес и Ада, – продолжил он. – Там душа не живёт и не умирает. Она метается в вечных муках до тех пор, пока не истощится, а потом перерождается на Земле смертным. Это хуже любой казни.

Он отвёл взгляд в сторону, будто снова видел тот зал суда:

– Я просил их, умолял архангелов не стирать её душу. Предлагал просто спустить её на Землю без памяти о прошлом. Но они не слушали меня. Для них закон важнее сострадания.

Гелиор замолчал на мгновение, а потом продолжил:

– Тогда я пошёл против них. Я пробрался в Хранилище судеб и нашёл книгу «Начало и Конец». В ней записаны все пути – от первого дыхания до последнего вздоха каждой души. Я нашёл страницу Агаты и увидел её земное будущее после Предела: она родится у наркомана-отца и матери-простушки, в грязи и нищете. Я не мог этого допустить.

Он поднял глаза на меня:

– Я спустился на Землю раньше времени, нашёл ту женщину ещё до того, как она забеременела от кого-то другого и вступил с ней в союз. Так родилась Агата – уже с душой той самой Агаты из Небес. Она ничего не помнила о прошлом, а я стал ей отцом по-настоящему.

Гелиор горько усмехнулся:

– Чтобы архангелы меня не нашли, я запечатал свои силы глубоко внутри себя. Мы жили тихо, переезжали из города в город, я учил её читать, защищать себя, просто быть человеком. И я почти поверил, что мы в безопасности навсегда.

Он замолчал на секунду, но голос его стал тише:

– Но однажды всё кончилось. Мы ехали по трассе, грузовик вылетел на встречную полосу прямо на нас. Удар был неизбежен. И я сделал то, чего клялся себе никогда не делать: открыл печать своих сил и остановил время вокруг нас, отбросив машину прочь крыльями света. Я спас её, но этим же выдал себя Небесам.

Гелиор замолчал, глядя в пламя. Его голос стал тише:

– Когда архангелы нашли меня, они не пришли с мечами и громом. Они действовали иначе. Ночью, когда мы спали, они просто усыпили меня. Я даже не успел открыть глаза.

Он сжал кулаки:

– Я не мог пошевелиться. Они забрали меня на Небеса после похорон, – он горько усмехается, – якобы похорон.

Я нахмурился:

– А она?..

– Она проснулась утром и нашла меня "мертвого"в постели. Архангелы оставили след – будто я умер во сне. Она похоронила меня, веря в это до сих пор. Она так ничего и не узнала.

В груди у меня всё сжалось.

Агата жила все эти годы с болью утраты, даже не подозревая, что её «отец» был жив и томился в небесной тюрьме.

– Значит, для неё ты мёртв, – тихо сказал я.

Гелиор кивнул:

– И, если мы встретимся, для неё это будет чудо или кошмар. Я не знаю, что хуже.

Я сидел у костра, но тепло огня не доходило до меня.

Слова Гелиора всё ещё звенели в голове: «Она думает, что я умер…»

Агата была так близко. Где-то там, на Земле. Жива. Дышит тем же воздухом. И всё это время – без меня.

В груди поднялась волна радости и тут же ударила боль.

Я представил её лицо – как она улыбается кому-то другому, как живёт своей жизнью, не зная обо мне ничего.

И вдруг в голову закралась мысль: А может… так и должно быть?

Может, я не должен вмешиваться? Может, ей лучше без меня?

Я ведь принёс ей столько бед. Если я появлюсь снова – за ней придут архангелы. Я могу только разрушить её мир.

Я опустил взгляд в землю и сжал кулаки.

– Может, мне стоит оставить всё как есть, – вырвалось у меня почти шёпотом.

Гелиор посмотрел на меня внимательно, его глаза блеснули в свете костра:

– Ты правда веришь в это?

– Я… – слова застряли в горле. – Я боюсь за неё. Боюсь снова всё испортить.

Он покачал головой:

– Саймон, за любовь нужно бороться. Всегда. Даже если весь мир против тебя. Особенно тогда. Если ты отступишь сейчас – ты потеряешь её навсегда. И поверь мне, жить с этим будет тяжелее любой войны.

Я поднял глаза на него. В его голосе не было пафоса – только усталость человека, который уже однажды сделал выбор и теперь жил с его последствиями. Гелиор спас её, он спас её для меня. Я должен бороться.

И тогда внутри меня что-то щёлкнуло. Страх уступил место решимости.

– Хорошо, – сказал я тихо, но твёрдо. – Я спущусь на Землю так же, как сделал ты. Запечатаю свои силы и буду рядом с ней как обычный человек. Без крыльев, без света, просто я и она.

Гелиор кивнул:

– Это будет нелегко. Но если ты готов прожить ради неё жизнь под прикрытием – у тебя есть шанс.

Я глубоко вдохнул и почувствовал странное спокойствие среди бушующего внутри шторма мыслей:

– Значит, так и будет. Я найду её и останусь рядом столько, сколько смогу.

Тавиэль усмехнулся краем губ:

– Похоже, у нас появился новый безумец в команде.

Но я уже не слышал его подколок. Впервые за долгое время у меня была цель и я знал, что пойду до конца.

***

Ночь была тёмной и беззвёздной. Мы стояли на краю утёса, за которым начиналась пустота – граница между Небесами и Землёй.

Внизу клубился туман, но я знал: это не облака. Это завеса миров.

Гелиор стоял рядом, держа в руках небольшой серебряный сосуд с печатью.

– Когда ты откроешь его, – сказал он тихо, – твои силы уйдут вглубь тебя и будут спать, пока ты сам их не разбудишь. Но помни: сильные эмоции могут сорвать печать. Гнев, страх, злость, агрессия – всё это способно вырвать твою истинную сущность наружу.

Я нахмурился:

– Значит, я всё ещё смогу использовать их?

– Да, но каждый раз это будет как удар в колокол для архангелов. Они почувствуют тебя мгновенно. Если хочешь остаться незамеченным – держи себя в руках.

Я кивнул.

– Я готов.

Он посмотрел мне прямо в глаза:

– Ты собираешься жить среди людей, как один из них. Но внутри ты останешься тем, кем был всегда. И это будет твоим самым тяжёлым испытанием.

Я взял сосуд в руки. Он был холодным, как лёд, и казалось, что внутри него бьётся моё собственное сердце.

Сжав зубы, я сорвал печать.

В тот же миг из груди вырвался поток света – ослепительный и горячий, как солнце в зените. Он втянулся обратно внутрь меня вихрем, но теперь был заключён за невидимыми стенами. Я чувствовал его там – живого, пульсирующего, ждущего момента вырваться наружу.

Колени подогнулись от тяжести нового состояния: тело стало слабее, дыхание – тяжелее. Но вместе с этим пришло странное чувство свободы и опасности.

– Всё… – выдохнул Гелиор. – Теперь твои силы спят. Но помни: они всегда будут слушать твои эмоции.

Я подошёл к краю утёса. Завеса миров колыхалась передо мной живым туманом, в котором мерцали отблески чужих жизней: детский смех, шум дождя по крыше, запах хлеба из пекарни… Всё это ждало меня там.

– Иди, Саймон, – сказал Гелиор. – Найди её и не отпускай больше никогда.

Я шагнул вперёд.

Туман обволок меня ледяным шёлком. В ушах зазвенело так громко, что я перестал слышать собственное дыхание. Мир вокруг закрутился водоворотом света и тьмы, а потом всё оборвалось.

Я лежал на влажной земле под серым небом раннего утра. Воздух был густой от запаха сырости и дыма далёких костров. Где-то неподалёку проехала машина – глухой рёв двигателя показался странно громким после тишины Небес.

Я поднялся на ноги и посмотрел на свои руки: они дрожали от холода и усталости. Ни крыльев за спиной, ни сияния вокруг пальцев. Только человек.

И где-то там, среди миллионов других людей, была она.

Я улыбнулся сквозь усталость:

– Я найду тебя, Агата.

Глава 3. Агата

Глава 3. Агата

Я остановилась у подножия лестницы.

Вечерний воздух был тёплым и пах цветами – сладко, густо, почти пьяняще. Над головой уже сгущались сумерки, а гирлянды золотистых огоньков зажглись одна за другой, словно кто-то невидимый зажигал маленькие звёзды специально для нас.

– Красиво… – тихо сказала я.

– Это место похоже на тебя, – ответил какой-то парень, глядя не на лестницу, а прямо на меня.

Я смотрела на него, силясь вспомнить кто он: на вид ему было около двадцати пяти лет, высокий, он выглядит уверенно. У него тёмные, чуть волнистые волосы средней длины, которые слегка растрёпаны и придают образу бунтарский вид. Его кожа светлая, с лёгким загаром, а черты лица – выразительные: острый подбородок, сильная челюсть и проницательные глаза. На его лице заметен небольшой шрам с правой стороны от брови до скулы под глазом.

Как его имя? Как будто бы знаю его, что-то далекое из прошлого, но это воспоминание ускользает от меня.