Найди меня

"Лирион"– звучит вдруг в моей голове его голос и меня окутывает ощущения спокойствия, будто кто-то дал мне снотворное.

Я смутилась и отвела взгляд к ступеням. Камни под ногами были тёплыми от дневного солнца, а по краям мягко мерцали лампочки. Лирион сделал шаг ближе и протянул руку.

– Пойдём?

Я вложила свою ладонь в его – тёплую, сильную. Мы начали подниматься медленно, почти неслышно ступая по камню. С каждой ступенью свет становился мягче, а шум города – дальше. Казалось, мы уходим всё выше не только по лестнице, но и от всего остального мира.

На полпути Лирион остановился.

– Знаешь, я давно хотел тебе сказать.

Он замолчал, будто подбирал слова. Я подняла глаза – в свете гирлянд его лицо казалось чуть другим: мягче, теплее. Он осторожно коснулся моей щеки кончиками пальцев.

– Когда ты рядом, всё остальное перестаёт иметь значение.

Я почувствовала, как сердце забилось быстрее. Вокруг было тихо – только лёгкий шелест листвы над головой и далёкий стрекот ночных насекомых. Лампочки вокруг нас мерцали так близко, что их свет отражался в глазах Лириона.

Он наклонился чуть ближе, и я не отстранилась. Наши губы встретились в мягком поцелуе – сначала осторожном, как проба чего-то нового и хрупкого. Но через мгновение он стал глубже, теплее, таким, что время перестало существовать.

Когда он отстранился, я заметила: гирлянды над нами слегка покачивались от лёгкого ветра, а где-то наверху лестницы горел ещё более яркий свет – будто звал продолжить путь.

Лирион улыбнулся:

– Пойдём дальше?

Я кивнула, и мы пошли вверх рука об руку – туда, где кончалась лестница.

Мы поднимались всё выше, и с каждым шагом свет гирлянд становился мягче, а воздух – свежее. Лирион шёл чуть впереди, но не отпускал моей руки, иногда оборачиваясь и улыбаясь.

Наконец мы вышли на небольшую площадку. Перед нами открылась терраса, утопающая в зелени и цветах. По периметру стояли большие глиняные горшки с жасмином и лавандой, а в центре – низкий деревянный столик, накрытый на двоих. На нём горели свечи в стеклянных фонариках, а рядом лежала корзинка с фруктами и бутылка вина.

Но главное было не это.

За перилами террасы раскинулся вид на ночной город – сотни огней мерцали внизу, как отражение звёздного неба. Вдалеке виднелась тёмная гладь моря, и волны тихо шептали о берег.

Я замерла.

– Лирион, это… невероятно.

Он подошёл ближе и тихо сказал:

– Я хотел показать тебе место, где можно забыть обо всём. Здесь только мы… и мир под нами.

Он подвёл меня к перилам. Ветер тронул волосы, и Лирион аккуратно убрал прядь за ухо – так нежно, что у меня перехватило дыхание. Наши взгляды встретились и в этот момент город внизу перестал существовать.

– Ты знаешь… – он говорил тихо, почти шёпотом – …я мог бы провести здесь с тобой вечность.

Я улыбнулась:

– Ты торопишься.

Мы сели за столик. Лирион налил вина, но я почти не замечала вкуса – всё внимание было на нём: на его голосе, движениях рук, том особом взгляде, который он бросал только мне.

Когда свечи догорели наполовину, он поднялся и протянул руку:

– Пойдём, я хочу показать тебе ещё кое-что.

Он подвёл меня к самому краю террасы. Там стоял небольшой телескоп. Лирион настроил его и отступил в сторону:

– Посмотри.

Я приложила глаз к окуляру и ахнула: передо мной была огромная луна во всех деталях – кратеры, тени горных хребтов. Я почувствовала лёгкое прикосновение его руки к своей спине.

– Видишь? – сказал он тихо. – Даже луна сегодня ближе к нам… потому что знает: мы здесь вместе.

Я обернулась к нему, и он поцеловал меня снова – на этот раз глубже, увереннее. И в этот момент казалось, что мы действительно стоим там, где начинается небо.

Мы стояли у телескопа, и луна сияла так ярко, что казалось – можно протянуть руку и коснуться её. Лирион всё ещё держал ладонь на моей спине, и я вдруг заметила странное: от его прикосновения исходило необычное тепло. Не то, что бывает от человеческой руки – оно было глубже, мягче, словно, согревало не только кожу, но и сердце.

В свете свечей его глаза казались темнее обычного, но, когда он посмотрел прямо на меня, в их глубине мелькнул едва уловимый золотистый отблеск, как отражение далёкого огня.

– Лирион… – тихо сказала я. – У тебя глаза сейчас…

Он чуть улыбнулся, но не ответил сразу. Вместо этого он убрал руку со спины и взял мою ладонь в свою – тёплую, почти горячую.

– Иногда свет просто играет странные шутки, – произнёс он мягко.

Но я знала: это был не просто свет. Я чувствовала это так же ясно, как чувствовала его присутствие рядом – сильное, надёжное и немного опасное.

Мы снова подошли к перилам террасы. Внизу мерцал город, а над нами раскинулось звёздное небо. Лирион обнял меня за плечи, и я позволила себе прижаться к нему ближе. Тепло от его тела окутывало так же уверенно, как огоньки гирлянд окутывали лестницу внизу.

Лирион тихо поцеловал меня в висок и прошептал:

– Запомни этот вечер, он будет значить больше, чем ты думаешь.

При этих словах в груди зашевелилось какое-то неприятное чувство опасности. Я вся напряглась и прислушалась к телу.

И тут меня пронзила мысль: это не Саймон.

Я медленно повернулась к нему и присмотрелась:

– Лирион… – начала я тихо, но голос дрогнул.

Он улыбнулся так же мягко, как раньше, но теперь эта улыбка показалась мне чужой. Слишком правильной. Слишком выверенной.

В груди стало холодно. Я вдруг поняла ещё кое-что: всё это – сон. Слишком идеальный свет, слишком ровные ступени лестницы внизу и эта тишина вокруг.

– Что происходит? – прошептала я сама себе.

Он сделал шаг ко мне, а я инстинктивно отступила назад к перилам террасы. Сердце колотилось так сильно, что казалось – оно разбудит меня силой.

– Агата… – произнёс он моё имя слишком медленно, будто пробуя его на вкус.

Я сжала руки в кулаки и попыталась вспомнить лицо Саймона, но оно ускользало из памяти, как вода сквозь пальцы. Вместо него передо мной стоял он – высокий силуэт с глазами цвета расплавленного золота.

И тогда я поняла: боюсь не того, что это сон. Боюсь того, что он знает об этом тоже.

Я стояла у перил, сжимая их так сильно, что костяшки побелели.

Внизу раскинулся город – но теперь его огни казались нарисованными. Они не мерцали, не менялись, просто застыли, как картинка на экране.

– Мне нужно проснуться… – прошептала я.

Лирион сделал шаг ко мне. Его движения были слишком плавными, почти нереальными, как у актёра в замедленной съёмке.

– Зачем? – спросил он тихо. – Здесь всё, что ты хочешь.

– Это неправда… – я почувствовала, как дрожит мой голос. – Ты не Саймон и это не реальность.

Он наклонил голову набок, словно изучая меня. В его глазах золотой свет стал ярче, и я поняла: он не отражает свет гирлянд, он исходит изнутри него.

Я попыталась отступить в сторону, но ноги стали тяжёлыми, как будто ступни вросли в камень террасы. Паника поднималась внутри волной.

– Ты боишься меня? – спросил он почти ласково.

– Я боюсь того, что ты делаешь со мной.

Он приблизился ещё на шаг. Теперь между нами было меньше метра. Я чувствовала исходящее от него тепло – слишком сильное для прохладного вечернего воздуха. Оно обволакивало меня и мешало думать.

– Агата… – его голос стал ниже и мягче одновременно. – Если ты проснёшься сейчас, ты забудешь это место. И забудешь меня.

– Может быть, так будет лучше.

Он улыбнулся – медленно, без радости.

– Я не позволю тебе уйти.

В этот момент гирлянды вокруг нас вспыхнули ярче и начали мерцать в каком-то странном ритме – как пульс. Каменные ступени лестницы внизу будто растворялись в темноте. Всё вокруг стало зыбким и расплывчатым, кроме него.

Я закрыла глаза и попыталась сосредоточиться на чём-то реальном: на запахе цветов, на прохладе ветра. Но вместо этого почувствовала его ладони на своих плечах. Тёплые, нет, горячие.

– Открой глаза, Агата… – прошептал он прямо у моего уха.

Я знала: если открою их сейчас – останусь здесь навсегда.

Я стояла с закрытыми глазами, чувствуя его дыхание у своего уха.

Сердце билось так громко, что казалось – оно вот-вот разорвёт тишину.

Проснись, проснись, проснись…– повторяла я про себя, как заклинание.

– Агата… – его голос стал ниже, почти глухим. – Не делай этого.

Я сжала зубы и представила, что этот свет вокруг – не настоящий. Что лестница внизу – просто картинка. Что город за перилами – всего лишь декорация. Я сосредоточилась на одном-единственном желании: уйти отсюда.

И вдруг что-то изменилось.

Сначала я услышала треск – тихий, как будто где-то лопнула лампочка. Потом ещё один и ещё. Я открыла глаза.

Гирлянды вокруг нас начали гаснуть одна за другой, словно кто-то невидимый выдёргивал их из розетки. Каменные ступени внизу дрожали и исчезали в темноте, как будто их стирали ластиком. Город за перилами начал расплываться, превращаясь в бесформенное пятно света.

– Хватит! – Лирион шагнул ко мне и схватил за запястья. Его пальцы были обжигающе горячими, как металл на солнце.

– Отпусти! – я дёрнулась изо всех сил.

– Ты не понимаешь, если уйдёшь сейчас – ты потеряешь меня навсегда! – в его голосе было что-то похожее на отчаяние, но оно только пугало меня сильнее.

Ветер поднялся внезапно и сильно, подхватив мои волосы и платье. Он пах не цветами, а чем-то холодным и пустым. Я поняла: это зов реальности.

Я рванулась назад, вырывая руки из его хватки. Он попытался удержать меня, но в тот же миг земля под ногами пошла трещинами. Камень террасы раскалывался прямо под нашими ногами, а из трещин сочилась темнота – густая и живая.

– Агата! – крикнул он так громко, что звук отозвался во мне болью.

Но я уже сделала шаг назад и провалилась в эту темноту.

Последнее, что я увидела перед тем, как всё исчезло, были его глаза – горящие золотым светом в полной черноте. И шёпот:

– Мы ещё встретимся…

Я резко открыла глаза.

Воздух в комнате был тяжёлым, как перед грозой. Сердце колотилось так сильно, что я слышала его удары в висках. Несколько секунд я просто лежала, пытаясь понять – где я.

Моя спальня. Полумрак. Сквозь шторы пробивался бледный утренний свет.

Всё было на месте, но что-то было не так.

Я села на кровати и машинально посмотрела на свои руки. На запястьях кожа была красной, будто меня действительно держали слишком крепко. Я провела пальцами по этим следам – они были тёплыми… нет, горячими.

В груди всё ещё стоял запах – не цветов с террасы, а чего-то другого: сухого тепла, как от камня, нагретого солнцем. Я знала этот запах, он был от него.

Я попыталась убедить себя: это просто сон. Слишком яркий, слишком странный, но сон.

Только вот почему я всё ещё чувствую его прикосновение? Почему в ушах звенит его голос: "Мы ещё встретимся"?

Я встала и подошла к окну. За стеклом был обычный ночной город – серый асфальт, редкие прохожие, шум машин. Но когда я коснулась холодного стекла ладонью… мне показалось, что где-то там, за домами и улицами, кто-то смотрит на меня.

И тогда я поняла: проснуться – не значит спастись.

Я решаю, что мне срочно нужно выйти из комнаты, которая хранит этот странный сон. Воздух здесь кажется застоявшимся, тяжёлым – как будто стены впитали в себя остатки ночных видений и теперь медленно отдают их обратно.

Открываю дверь и почти бегом спускаюсь на кухню. Холод кафельного пола пробирает босые ступни, но это даже приятно – возвращает в реальность.

Наливаю стакан ледяной воды из фильтра. Стекло в руках запотевает, капли стекают по пальцам. Я делаю несколько больших глотков – вода обжигает горло холодом, и на секунду мне кажется, что внутри всё очищается. Но вместе с этим приходит понимание: я не хочу возвращаться обратно в ту комнату.

Поэтому выхожу во внутренний двор. Здесь тихо – только шелест листвы и далёкий гул города за стенами дома. На диванчике под навесом мягкие подушки ещё хранят тепло солнца. Я ложусь на них и чувствую, как напряжение чуть отпускает: кожа, что горела минуту назад, словно остывает.

Я пытаюсь растолковать то, что только что увидела во сне… или наяву? Разные мужчины в моих снах – я могу легко списать это на воображение и на то количество любовных романов, которое я проглотила за последние годы. Или это всё-таки мои внутренние желания? То, чего мне действительно не хватает: всепоглощающая любовь, страсть, одержимость мной. Хочу смотреть в глаза любимого человека и видеть там огонь желания, а не пустоту.

Меня пробивает дрожь – резкая волна холода проходит по позвоночнику. И тут я вспоминаю Лукаса.

Откинув голову назад, я закрываю глаза и глубоко вдыхаю прохладный воздух двора.

Нам нужно поговорить.

– Ну, где же ты ходишь, Лукас… – тихо произношу вслух.

В голове начинают прокручиваться последние два года нашей жизни. До смерти отца у нас была романтика: спонтанные поездки ночью к морю, смех до слёз на кухне под утро, прикосновения мимоходом… Сейчас всё это погасло. Я целыми днями дома или на работе; он живёт свою лучшую жизнь где-то там – без меня.

Имею ли я право требовать от него чего-то? Это грёбаное состояние убивает меня изнутри: я понимаю, что должна отпустить его, а не держать из привычки. Ведь если посмотреть правде в глаза – я для него просто балласт. Между нами давно нет тех нежных чувств, что были в начале отношений.

Вина разрастается внутри как раскалённая лава: густая, вязкая, она заполняет каждую клеточку меня. Может быть, я вообще не заслуживаю любви? Может быть сначала нужно вытащить саму себя из этой трясины? Но вместо этого я тону всё глубже и тяну его за собой.

Слёзы подступают к глазам; ком в горле становится таким плотным, что дышать трудно. Эмоции душат меня так сильно, что мир вокруг начинает расплываться и я проваливаюсь в очередной сон.

– Агата! Вставай! Время девять часов! – звонкий голос Даны прорывается сквозь туман сознания.

Я еле разлепляю веки; свет режет глаза. Во рту сухо так, будто я всю ночь бежала по пустыне.

– Что ты делаешь? Оставь меня, дай поспать.

В её голосе слышится тревога:

– О нет… только не говори мне, что ты снова терзалась чувством вины из-за этого мудака.

– Он не мудак! Он мой парень! – слова вырываются слишком резко.

– Да? Парень? Который отсутствует тогда, когда ты нуждаешься в нём больше всего?

Во мне начинает закипать злость – горячая волна поднимается от груди к лицу. Я понимаю: она права, но слышать это от неё невыносимо.

– Да откуда ты знаешь?! Может он мне вообще не нужен! Может я сама могу справиться со своими проблемами! Не нужно каждый раз подтирать мне сопли только потому, что видишь меня разбитой! Я просила твоей помощи? Нет! И твоих советов тоже! Хватит жалеть меня и смотреть вот так!

Дана стоит с широко раскрытым ртом; её глаза полны непонимания и обиды. Она делает шаг назад:

– Я не смотрю на тебя "вот так". Я просто пытаюсь помочь…

– Мне не нужна ничья помощь! Может быть, я хочу утопать в этой боли вечно! Хватит тянуть меня за собой в эту радостную жизнь! Уже ничего не будет как прежде! Живи дальше без меня! Наслаждайся своим весельем!

Я выхожу со двора почти бегом; сердце колотится так сильно, что отдаёт болью в висках. Поднимаюсь по лестнице в ванную и хлопаю дверью так громко, что звук отдаётся эхом по дому.

Под кожей словно всё горит; перед глазами начинают плясать чёрные мушки; грудь разрывается от злости и боли одновременно.

Я подхожу к раковине, но замираю: моё отражение смотрит на меня чужими глазами.

Они изменились: зрачки расширены до предела; радужка переливается огненным блеском – как расплавленное золото с красными искрами внутри.

– Что за хрень?.. – шепчу я почти беззвучно.

Приближаюсь к зеркалу настолько близко, что чувствую холод стекла кожей лица. Внутри глаз словно разгорается настоящий огонь; он пульсирует вместе с моим сердцем.

Опускаю взгляд на руки – они дрожат мелкой дрожью; пальцы будто налились жаром изнутри.

– Мне нужно успокоиться…

Закрываю лицо ладонями; пытаюсь вспомнить хоть что-то светлое из прошлого. Перед внутренним взором возникает отец: его улыбка; его голос…

"Агата, никогда не отчаивайся. Ты сильная. Это внутри тебя."

Медленно выдыхаю; открываю кран; ледяная вода бьёт по ладоням тонкими струями и стекает по коже до локтей. Несколько резких плесков в лицо – дыхание выравнивается; сердце бьётся чуть медленнее.

Снова смотрю в зеркало: глаза вернули свой обычный цвет, руки перестали гореть, дрожь ушла.

– Я должна поменять что-то в своей жизни. Я слишком погрязла в этом унынии… – говорю себе вслух тихо-тихо, – начну с вещей из прошлого.

Я снова возвращаюсь в свою комнату. Внутри стоит тяжелая, вязкая духота – та, что липнет к коже и будто давит на плечи. Шторы задернуты наглухо, и в полумраке предметы теряют очертания, превращаясь в темные силуэты.

– Ну и темнота… – произношу я вслух, словно пытаясь разогнать тьму голосом.

Собираю волосы в высокий хвост – резинка щёлкает в пальцах. Внутри всё сжимается: сейчас или никогда. Подхожу к окну, рывком отдергиваю тяжелую ткань штор. В комнату тут же врывается свет – яркий, резкий после долгого мрака. Я открываю балконную дверь, и свежий морской воздух накатывает волной: солоноватый запах воды смешивается с ароматом нагретого солнцем камня и далеким привкусом хвои. Я глубоко вдыхаю – легкие наполняются прохладой, а вместе с ней приходит ощущение свободы.

Беру стул, ставлю его к окну и забираюсь наверх. Крючки штор поддаются с тихим металлическим звоном. Снятые полотна тяжело падают на пол, поднимая облачко пыли. Я спрыгиваю вниз и двигаюсь дальше – снимаю постельное белье: простыня мягко шуршит в руках, подушка пахнет чем-то родным и теплым, но я решительно бросаю все это к шторам.

На столе лежат фотографии. Беру одну за другой: мы с Лукасом на побережье, ветер треплет мои волосы, он обнимает меня за плечи; отец учит меня ловить рыбу, его руки крепко держат удочку поверх моих; мы с Даной и Никосом за столом, я смеюсь с закрытыми глазами, Никос смотрит на меня исподлобья, Дана надулась, как рыба-ёж.

Я люблю эти фотографии до боли в груди, но они из прошлой жизни. Для новой меня они – как заноза: вроде маленькая, но мешает жить. Я вытаскиваю снимки из рамок – стекло тихо звенит – складываю их в коробку и убираю в самый дальний ящик стола. Теперь на поверхности остались только фигурки из разных стран: миниатюрная Эйфелева башня, деревянный слон из Индии, расписная матрёшка. Рука тянется убрать их тоже, но я останавливаюсь: пусть будут. Пока что.

Взгляд падает на шкаф. Открываю дверцы – запах ткани и старых духов вырывается наружу. Начинаю перебирать одежду: легкие летние платья; теплые свитера; джинсы. Складываю всё аккуратно в стопки – решено: отдам в детский дом.

Спускаясь вниз на кухню, замечаю тишину дома – густую, почти звенящую. Значит, Дана ушла. В груди расползается чувство вины холодным комком, но я заставляю себя не останавливаться: поговорим позже.

Поднимаюсь обратно в комнату и начинаю складывать всё в большие пакеты: летнюю одежду, зимнюю обувь, чистое постельное бельё, шторы. Всё без исключения из последних лет моей жизни уходит туда же.

– Воу! Тут что прошёлся ураган? – раздаётся знакомый голос за спиной.

Я вздрагиваю так сильно, что чуть не роняю пакет. Оборачиваюсь – Никос стоит в дверях с приподнятой бровью.

– Что ты тут делаешь? Я думала ты в кафе! – улыбаюсь и подхожу обнять его крепко-крепко.

Он отвечает объятием и привычно целует меня в висок – этот жест у него с детства: всегда считал меня младшей сестрой.

– Пришёл в кафе, увидел недовольную Дану, потом не увидел тебя, решил проверить. Оставил её за старшую, – он пихает меня локтем.

Мы оба знаем: Дана ненавидит быть главной.

– Ох! Представляю её лицо! – прыскаю со смеху.

– Не застал этот момент… Но, если честно – жду не дождусь дня, когда она повзрослеет и научится разговаривать нормально.

– Так стоп! Ты знаешь о её чувствах к тебе?! – бью его кулаком по плечу.

Никос садится прямо на пол рядом с пакетами:

– Конечно знаю, но сама Дана об этом не знает. Давить не буду – пусть сама помучается, как когда-то мучила меня, – он чуть мрачнеет.

Я кладу ладонь ему на плечо:

– Не делай ей больно. Лучше поговори начистоту.

– Сказала та, кто сама избегает разговора со своим парнем.

– Ауч…

Мы смеёмся.

– Но ты прав, – признаюсь, – мне бы самой разобраться со своей жизнью.

Он кивает на пакеты:

– Это что? Очищение или благотворительность?

– И то и другое. Если сможешь отвезти это всё в детский дом.

– Конечно смогу! Кармен будет рада тебя вспомнить.

Мы поднимаемся вместе.

– Только один вопрос, – он смотрит на пустой шкаф. – В чём ты теперь будешь ходить? У тебя осталась только пижама!

– Спасибо, капитан очевидность! Не переживай, – смеюсь, – даже так могу выйти купить себе одежды!

Мы грузим пакеты в его машину.

Перед тем как уехать он говорит:

– Агата, не знаю, что у вас произошло с Даной, но вы без друг друга не сможете.

Я вздыхаю:

– Я очень её обидела. Последнее время во мне слишком много сомнений. Она всегда рядом была, а я сорвалась на неё.

Он молчит пару секунд.

Я киваю на дом:

– Но сначала хочу поменять всё внутри дома. Желательно всё-всё.

Его брови взлетают вверх:

– Всё? Стены? Пол? Мебель?

Я киваю снова:

– Хочу оставить только внутренний дворик.

Он усмехается:

– Так… Пожалуй мне пора сваливать!

Мы смеёмся и обнимаемся напоследок.

Когда возвращаюсь обратно наверх – пустые шкафы зияют темнотой; окна без штор пропускают море света; кровать без белья кажется чужой; стол почти голый; стены пустые… И вдруг я чувствую лёгкость во всём теле – будто сбросила тяжёлый рюкзак прошлого.

Я улыбаюсь самой себе:

– Так… А теперь в магазин за вещами!

Я быстро пробегаюсь по магазинам с одеждой. Сегодня я не та Агата, что раньше хватала всё подряд в порыве и бездумности. Теперь я останавливаюсь у каждой вещи, провожу пальцами по ткани, представляю себя в ней – и, если не вижу этого образа чётко, откладываю обратно. Не из-за денег – из-за практичности. Я хочу только то, что действительно буду носить.

Конечно, когда я захожу в бутик в шортах, майке и тапочках, консультантки бросают на меня косые взгляды: скользят глазами сверху вниз, оценивают, но стоит мне достать кошелёк – сомнение в их глазах исчезает так же быстро, как и появляется.

Шорты. Платья. Майки. Футболки. Туфли. Босоножки. Эспадрильи. Кроссовки. Кеды. Всё необходимое – без лишнего.

Возвращаюсь домой с охапкой пакетов – руки ноют от тяжести, но внутри приятно щекочет предвкушение перемен. Развешиваю обновки по полкам и плечикам в шкафу, аккуратно раскладываю обувь на нижней полке и направляюсь в ванную.

Двадцать минут под горячей водой – и я выхожу из душа с ощущением лёгкости и чистоты, капли стекают по коже, волосы влажными прядями ложатся на плечи. Стою перед шкафом абсолютно голая; тёплый ветерок из приоткрытого окна ласкает кожу. Закрываю глаза…

И вдруг перед внутренним взором вспыхивает картина: Саймон стоит за моей спиной, его ладонь мягко обхватывает мою шею; другая рука скользит вниз к клитору. Я выгибаюсь в спине и тихо стону.

Резко открываю глаза и прикрываю рот ладонью:

– Упс… Кажется, это было вслух… – оглядываюсь по сторонам так, будто кто-то мог услышать. – Агата! Соберись! Нужно одеваться.

Чувствую себя почти сумасшедшей: сначала мечты наяву, теперь ещё и разговоры с самой собой.

Выбираю серо-зелёное платье wrap-дизайна: лёгкий матовый блеск ткани; полупрозрачный верхний слой; глубокий V-образный вырез; длинные рукава-фонарики с мягкими манжетами; пояс-завязка обвивает талию бантом; юбка мини с волнистым краем за счёт драпировок ткани; подол чуть выше колена.

– Я уже забыла, что такое платья, – крутанулась перед зеркалом и улыбнулась отражению.

Закрываю шкаф и сажусь за столик: слегка подкрашиваю ресницы тушью, наношу блеск на губы; волосы собираю в высокий небрежный пучок.

На выходе из комнаты останавливаюсь у обувной полки:

– Кеды? Слишком просто. К этому платью только каблуки.

Достаю новые нежно-зелёные туфли в стиле garden party: открытый мысок; тонкий ремешок вокруг лодыжки с застёжкой-зажимом; устойчивый квадратный каблук средней высоты; вдоль ремешка и у основания каблука россыпь крошечных искусственных розочек пастельных оттенков.

Смотрю на себя в зеркало целиком – ахаю:

– Вау. Кажется, у меня не такие уж короткие ноги! – смеюсь сама над собой и снова кружусь.

После чистки комнаты и покупки новой одежды я чувствую себя увереннее – будто сбросила старую кожу.