Найди меня

Спустя два часа я снова захожу домой – руки гудят от тяжести пакетов, ноги ноют после каблуков.

– Ходить на шопинг на каблуках – хреновая затея! – выдыхаю я, бросая пакеты на пол и стягивая босоножки с усталых ног.

Поднимаюсь наверх с добычей: достаю нежно-голубые шторы и светло-серые; три комплекта постельного белья – глубокий синий как ночное море; пёстрый цветочный для летнего настроения; зелёный цвета свежей листвы. Всё распаковываю и отправляю в корзину для стирки.

На стены развешиваю декоративные тарелки ручной росписи и плетёные корзины – они сразу придают комнате средиземноморский шарм. На полках расставляю горшочки с живыми растениями: лаванда пахнет солнцем Прованса; маленький лимончик тянется к свету; суккуленты добавляют графичности.

Отхожу к двери и смотрю: комната ожила. Пустые стены теперь дышат цветом; полки больше не сиротливо пустуют; зелень оживляет пространство.

– Плюс к настроению, Агата! – говорю себе вслух.

В ванной загружаю бельё в машинку; после стирки развешиваю его на сушилке у окна – ткань колышется от лёгкого ветра с моря.

– Так. Ну а теперь всё остальное…

Я чувствую прилив сил: хочется менять дальше – мебель, ковры, светильники.

Всё вокруг должно соответствовать новой мне.

Я стою посреди комнаты, оглядываюсь и понимаю: да, стало лучше, но этого мало.

Внутри зудит желание довести всё до конца – чтобы каждый уголок был моим отражением.

– Мебель, свет, ковры… – шепчу я себе под нос, уже представляя, как всё будет выглядеть.

Беру сумку, ключи и снова выхожу в город. На улице тёплый вечер: солнце уже клонится к закату, окрашивая дома в золотисто-розовые тона; воздух пахнет морем и свежей выпечкой из ближайшей пекарни. Я иду по узким улочкам, мимо лавок с плетёными корзинами, глиняной посудой и тканями ручной работы.

Первым делом захожу в маленький антикварный магазинчик на углу. Здесь пахнет старым деревом и лавандовым маслом. На полках – фарфоровые чашки с тонким золотым ободком, медные подсвечники, резные шкатулки. Мой взгляд цепляется за невысокий кофейный столик из выбеленного дуба: на его поверхности видны лёгкие трещинки и следы времени – именно то, что придаёт вещам душу.

– Беру, – говорю я хозяйке магазина, женщине с седыми волосами, собранными в аккуратный пучок.

Дальше – лавка текстиля. Здесь всё утопает в мягких складках тканей: льняные скатерти цвета морской пены; подушки с вышивкой оливковых ветвей; пледы из грубой шерсти. Я выбираю два больших пледа – один песочного цвета для дивана, другой тёплого терракотового для кресла.

Следующая остановка – магазин светильников. Там я нахожу подвесной светильник с абажуром из ротанга: он будет отбрасывать на стены мягкие тени, как солнечные блики на воде.

С каждой покупкой я чувствую себя так, будто собираю пазл своей новой жизни: кусочек за кусочком складывается картинка уюта и гармонии.

Через пару часов я возвращаюсь домой нагруженная пакетами и коробками так, что едва могу открыть дверь локтем. Ставлю всё прямо в прихожей и начинаю распаковывать.

Столик ставлю у окна – на него идеально ложится вечерний свет; сверху кладу стопку книг и маленькую вазу с полевыми цветами. Пледы раскладываю по местам: песочный мягко сползает с дивана; терракотовый уютно обнимает кресло.

Подвесной светильник закрепляю над столом – включаю его и замираю: комната наполняется тёплым янтарным светом, а стены оживают от причудливых теней ротангового плетения.

Я делаю шаг назад и понимаю: это уже не просто комната. Это моё пространство. Мой маленький мир.

Я чувствую, как моя жизнь снова возвращается под мой контроль.

Сажусь в кресло с чашкой чая и впервые за долгое время чувствую абсолютное спокойствие.

В голове тихо звучит мысль: "Вот так должна выглядеть жизнь".

Спустя две кружки горячего чая, согревающего изнутри, и сотню прочитанных страниц, которые всё равно не смогли отвлечь меня от мыслей о Дане, я решаюсь.

Я должна её найти. Я должна поговорить с ней.

На улице уже начинает темнеть: фонари загораются один за другим, мягко подсвечивая узкие улочки. Воздух тёплый, но с лёгким солёным привкусом моря. Я иду быстрым шагом в сторону кафе, набирая номер Даны снова и снова – в трубке только длинные гудки. Она не отвечает. Имеет право. Она обижена – и я это понимаю.

Как только я переступаю порог кафе, меня встречает тишина и запах свежесваренного кофе вперемешку с ароматом выпечки. Но Даны нет. За стойкой – только Никос: он домывает последнюю кружку, движения его размеренные, будто он уже мысленно дома.

– Никос, а где Дана? – спрашиваю я, наблюдая, как он снимает фартук и аккуратно вешает его на крючок.

– Когда я вернулся с твоей задачи… – он многозначительно играет бровями, и я невольно улыбаюсь, – Луиза была одна. Сказала, что Дана куда-то убежала, но куда именно – не уточнила.

В груди начинает подниматься тревога: она медленно расползается по телу холодной волной. Я заставляю себя дышать ровно – паниковать рано.

– Куда она могла пойти? Ты знаешь её лучше меня, —говорю я и начинаю помогать Никосу: переворачиваю стулья на столы, проверяю углы кафе.

– Она твоя подруга тоже, Агата, – отвечает он спокойно.

Мы выходим на улицу; Никос поворачивает ключ в замке двери кафе – металлический щелчок звучит особенно громко в вечерней тишине.

– Я не была так близка с ней последние два года… – признаюсь тихо и опускаю голову вниз. Мы идём по мостовой; носок моей туфли задевает маленький камушек – он катится вперёд по плитке с тихим стуком.

– Так вот что тебя гложет? – Никос чуть наклоняется ко мне и приобнимает за плечи.

– Да. Я утопала в своём унынии и совершенно не замечала, что происходит в ваших жизнях, а вы всё это время сидели рядом со мной, словно няньки.

Никос добродушно смеётся; его смех тёплый и немного хрипловатый:

– Дай угадаю: ты чувствуешь вину за это?

Я киваю.

Он останавливается посреди улицы; фонарь над нами отбрасывает мягкий золотистый свет на его лицо. Он разворачивает меня к себе:

– Агата, мы твои друзья. Это был наш выбор оставаться рядом. Дана как никто другой знает, что значит остаться сиротой. Это было её желание – быть твоей «нянькой», как ты говоришь. Никто нас к этому не принуждал. Нам важно твоё душевное состояние. И неважно, сколько бы тебе понадобилось времени, мы бы всё равно остались рядом. Мы семья. А от семьи не отворачиваются ни при каких обстоятельствах.

Слова бьют прямо в сердце: оно начинает стучать быстрее; к горлу подступают слёзы. Я запрокидываю голову вверх к тёмному небу с первыми звёздами и пытаюсь моргнуть их обратно.

– Эй, Агата. Не стоит слёз. Я люблю тебя, – говорит Никос тихо и берёт моё лицо в ладони; его большой палец мягко стирает предательскую каплю с моей щеки.

– И я люблю тебя, Никос… – отвечаю я искренне и обнимаю его крепко-крепко; чувствую тепло его тела и знакомый запах кофе вперемешку с морским бризом.

Он чуть отстраняется и кивает куда-то вперёд:

– А теперь давай найдём нашу безбашенную подругу среди этих людей.

Я поворачиваю голову: впереди пляж утопает в огнях небольших костров; слышен смех компаний; кто-то играет на гитаре; волны тихо шуршат у берега.

– Ты уверен, что она тут? – спрашиваю я недоверчиво.

– Сто процентов! – уверенно отвечает он.

Мы направляемся к пляжу: песок под ногами ещё хранит дневное тепло; ветер приносит запах соли и дыма от костров; где-то вдали слышен звон бокалов и весёлые голоса.

И внутри у меня уже зреет предчувствие: эта ночь точно не будет обычной.

Мы спускаемся по деревянным ступенькам к пляжу. Доски тихо поскрипывают под нашими шагами, а в лицо бьёт тёплый ветер с запахом соли и дыма. Песок под ногами ещё хранит дневное тепло, но уже начинает остывать.

Впереди – несколько костров, вокруг которых сидят компании: кто-то смеётся так громко, что его голос перекрывает шум прибоя; кто-то тихо переговаривается, наклонившись друг к другу; где-то звучит гитара – мелодия тянется мягко и чуть грустно.

Я оглядываюсь по сторонам, вглядываясь в лица. Свет костров выхватывает из темноты то чьи-то глаза, то блеск серёжек, то силуэты в движении. Но Даны нигде не видно.

– Видишь её? – шепчу я Никосу.

– Пока нет… – он медленно сканирует взглядом толпу.

Мы идём вдоль линии костров. Песок чуть вязнет под каблуками моих туфель; я стараюсь ступать осторожно, чтобы не споткнуться. Мимо нас пробегает стайка подростков с бутылками лимонада; они смеются и брызгают друг в друга водой из пластиковых стаканов.

Я замечаю девушку вдалеке: она сидит на пледе у самого берега, колени подтянуты к груди, волосы развеваются на ветру. Сердце делает скачок – но, когда мы подходим ближе, понимаю: это не Дана.

– Может, она ушла дальше? – предполагаю я.

– Возможно… – Никос кивает в сторону тёмного участка пляжа за последним костром.

Там уже почти нет людей: только редкие пары и одинокие фигуры у воды. Волны накатывают мягко и ритмично; луна отражается на поверхности моря серебристой дорожкой.

Мы идём туда. С каждым шагом шум голосов позади стихает; остаётся только плеск воды и шорох песка под ногами.

И вдруг я замечаю знакомую походку: тонкая фигура в длинной рубашке поверх шорт идёт босиком по кромке воды. Она держит руки в карманах и смотрит куда-то вдаль, туда, где море сливается с небом.

– Дана… – вырывается у меня почти шёпотом.

Никос бросает на меня быстрый взгляд и слегка улыбается:

– Нашли.

Я ускоряю шаги; песок холодеет под босыми ступнями – я сняла туфли на ходу. Сердце бьётся всё быстрее: я не знаю, что скажу ей первым делом… извинюсь? Обниму? Или просто буду стоять рядом?

Когда до неё остаётся всего несколько метров, она оборачивается. Лунный свет падает на её лицо: глаза чуть покрасневшие, но губы тронула лёгкая улыбка – как будто она знала, что мы придём.

– Ну что… нашли меня? – тихо говорит она.

Я останавливаюсь прямо перед ней и чувствую ком в горле:

– Да и больше не отпущу.

Дана усмехается и качает головой:

– Посмотрим…

Никос подходит ближе и кладёт руку ей на плечо:

– Пойдём к костру. Там теплее… И у меня есть для вас обеих горячий шоколад.

Мы идём обратно втроём: ветер треплет волосы; за спиной шумят волны; впереди мерцают огни костров. И впервые за долгое время я чувствую себя дома – не местом, а людьми рядом со мной.

Мы возвращаемся к последнему костру на пляже. Огонь потрескивает, выбрасывая в воздух искры, которые тут же гаснут в ночном ветре. Песок вокруг прогрет от жара, и я невольно поджимаю пальцы ног, наслаждаясь этим теплом после прохладной кромки воды.

Никос достаёт из бумажного пакета три картонных стакана с горячим шоколадом – от них поднимается густой сладкий пар с нотками корицы. Он протягивает нам по одному и садится чуть в стороне, оставляя нас с Даной лицом к лицу.

Мы молчим несколько секунд. Я смотрю на пламя – оно завораживает: языки огня то вытягиваются вверх, то оседают вниз, словно дышат. В голове роятся слова, но ни одно не кажется правильным.

– Прости меня… – наконец выдыхаю я. Голос звучит тише обычного, почти теряется в шуме прибоя.

Дана не сразу отвечает. Она делает глоток шоколада, обхватив стакан ладонями так, будто греется о него.

– За что именно? – её голос спокоен, но в нём есть что-то колкое.

Я опускаю взгляд на песок:

– За то, что была рядом физически, но не была рядом по-настоящему. За то, что закрылась в себе и перестала замечать тебя, твои проблемы, твои чувства. За то что видела, как ты хотела помочь мне, но отвергала любую помощь, за то, что не хотела смотреть правде в глаза и за то, что сорвалась на тебя сегодня, хотя ты была права.

Дана вздыхает и откидывается назад, упираясь ладонями в песок:

– Знаешь… я злилась. Очень. Потому что ты всегда была для меня как сестра. А потом просто исчезла, хотя сидела прямо передо мной.

Я чувствую, как внутри всё сжимается от её слов:

– Я знаю… И мне стыдно за это. Но я правда тогда не могла иначе. Я тонула в своём горе и даже не пыталась выплыть.

Она поворачивается ко мне; лунный свет и отблески костра играют на её лице:

– Я понимаю. Но мне было больно видеть тебя такой и не иметь возможности достучаться. Я пыталась по-разному, сначала мягко, потом жестко, я не могла и не хотела тебя оставлять. Ты – все что у меня есть, и я боролась за тебя.

Я делаю шаг навстречу – буквально придвигаюсь ближе на песке:

– Я хочу всё исправить. Хочу снова быть той Агатой, которая слушает тебя и смеётся вместе с тобой до слёз, а не просто сидит рядом молча и топит свою грусть, не замечает ничего и никого вокруг.

Дана смотрит на меня несколько долгих секунд, а потом вдруг улыбается – устало, но тепло:

– Ну…я даже не знаю…

Дана повела плечом и тихо засмеялась, я выдохнула:

– Ты в своем репертуаре!

– Ну конечно я тебя прощаю, и ты прости меня за все!

Я чувствую облегчение почти физически – как будто тяжёлый камень упал с груди. Мы обнимаемся; её волосы пахнут морской солью и дымом костра. Где-то за спиной Никос тихо кашляет:

– Ну всё? Мир-дружба-жвачка? Можно теперь пить шоколад спокойно?

Мы смеёмся втроём; смех смешивается с шумом моря и треском дров в костре. И в этот момент я понимаю: да, мы семья. И никакие обиды этого уже не изменят.

Мы сидели у костра, смеялись над какой-то шуткой Никоса, когда я решила немного пройтись вдоль пляжа – просто размять ноги и подышать свежим воздухом. Дана осталась у огня, а Никос что-то рассказывал ей вполголоса.

Я шла по песку, чувствуя, как ветер треплет волосы и доносит до меня обрывки чужих разговоров. Впереди горел ещё один костёр – поменьше, вокруг него сидела небольшая компания. Я уже собиралась пройти мимо, но вдруг заметила знакомый силуэт.

Лукас.

Он сидел на пледе, а рядом с ним – девушка с длинными светлыми волосами. Она смеялась, что-то говорила ему на ухо, и он обнимал её за плечи так легко и естественно, будто это было привычно. Моё сердце болезненно сжалось. Я замерла в нескольких шагах, не в силах отвести взгляд.

Девушка повернулась к нему лицом – он провёл рукой по её щеке и что-то сказал тихо-тихо. Она улыбнулась, и они прижались лбами друг к другу.

В груди поднялась волна – смесь боли, злости и непонимания. Я сделала шаг вперёд:

– Лукас!

Он вздрогнул и обернулся. В его глазах мелькнуло удивление, а потом что-то вроде неловкости. Девушка тут же отстранилась, бросив на меня быстрый взгляд.

– Агата… – он поднялся на ноги и сделал пару шагов ко мне.

– Что это было? – мой голос дрожал, но я старалась держаться.

– Это не то, что ты думаешь… – начал он.

– Правда? – я усмехнулась горько. – Потому что со стороны выглядело именно так: ты обнимаешь другую девушку и шепчешь ей что-то на ухо.

Он провёл рукой по волосам, явно нервничая:

– Мы просто друзья. Она переживает трудный период в жизни.

– И ты решил утешить её так? – перебила я.

Он замолчал на секунду:

– Агата, между нами всё сложно уже давно. Ты сама отдалилась…

Эти слова ударили сильнее, чем я ожидала:

– Так это оправдание? Ты нашёл кого-то другого?

– Нет! – он сделал шаг ближе, но я отступила назад. – Я не искал никого. Просто всё как-то само…

Я почувствовала ком в горле:

– Знаешь что? Не надо объяснений. Я всё поняла.

Я развернулась и пошла прочь по песку, чувствуя за спиной его голос:

– Агата! Подожди!

Лукас схватил меня за руку так резко, что я едва не потеряла равновесие. Его пальцы впились в моё запястье, и он развернул меня к себе. В его глазах бушевала буря – он пытался держать себя в руках, но я видела: ещё секунда, и злость прорвётся наружу.

– Да! Да! – почти выкрикнул он, сжимая мою руку ещё сильнее. – Это ты хочешь услышать? – его челюсть напряглась так, что по скулам заходили желваки. – Это моя девушка! Я не знал, как тебе сказать. Ты настолько ушла в себя… Как бы я ни старался – для тебя всё было недостаточно! И я стал терять всякую надежду вернуть тебя.

Слова ударили в грудь, как кулак. Я почувствовала, как внутри поднимается волна ярости.

– Так ты сейчас обвиняешь во всём только меня? – мой голос дрожал не от страха, а от злости.

Он отвёл взгляд на секунду:

– Нет… то есть да… Я не знаю…

– Ах, ты не знаешь… – я усмехнулась холодно.

Я попыталась вырвать руку, но его хватка была железной. Я подняла глаза и встретила его взгляд прямо – без страха.

– Ты знаешь, что я ждала тебя вчера? И сегодня? Волновалась, переживала, звонила тебе! А ты просто… – я кивнула в сторону девушки у костра. – Развлекался. Ублюдок.

В его глазах вспыхнула ярость; мышцы на лице напряглись так сильно, что казалось – он сейчас взорвётся. Но внутри меня уже что-то изменилось: я больше не была той зашуганной девочкой, которая молчала и терпела. Я стала сильнее. И теперь не позволю никому унижать меня.

– Знаешь, что… – прошипела я сквозь зубы. – Ты просто слабак! Твоя девушка потеряла отца, а ты тусовался с другими бабами только потому, что не нашёл в себе силы и терпения подождать меня. Дана и Никос всегда были рядом несмотря ни на что. А ты просто… слюнтяй.

– Агата! Ты переходишь все границы! Сначала «ублюдок», потом «слюнтяй»?! – он сжал моё запястье ещё сильнее. Но боль уже тонула в моей злости.

– А знаешь ещё что? – я наклонилась чуть ближе к нему.

– М? – он смотрел на меня с вызовом.

– Я рада, что так вышло. Теперь я свободна от твоего абьюза и манипуляций.

Его лицо перекосилось:

– Что ты несёшь вообще?! Ты больная на голову! – Лукас начал кричать так громко, что несколько человек у соседнего костра обернулись.

И тут краем глаза я заметила движение слева. Чья-то тень отделилась от темноты и подошла ближе.

– Парень, девушка тебе уже сказала: убери руку, – раздался низкий спокойный голос за моей спиной.

Лукас обернулся:

– Чего?! Это вообще не твоё дело!

Незнакомец шагнул вперёд и схватил Лукаса за запястье одной рукой. Его движения были быстрыми и уверенными; он вывернул руку Лукаса так ловко, что тот зашипел от боли.

– Чувак! Что ты делаешь?! Мать твою! Отпусти! – завопил Лукас.

– Делаю то, о чём тебя попросили: убираю руку, – спокойно ответил незнакомец и отпустил его с лёгким толчком назад.

Лукас отшатнулся и бросил на меня злой взгляд:

– Ещё пожалеешь об этом…

Но я уже не слушала его угрозы. Потирая запястье, на котором остался красный след от его пальцев, я подняла глаза на своего спасителя:

– Спасибо боль…

И замерла на месте.

Свет костра упал на его лицо: высокий силуэт с широкими плечами; тёмные волосы чуть растрёпаны ветром; глаза глубокие и внимательные… Я знала это лицо.

Это был парень из моих снов.

Саймон.

Мир вокруг будто замер: шум моря стал глухим фоном; голоса людей растворились где-то далеко. Он смотрел прямо на меня так же пристально, как во сне… только теперь это было реальностью.

Глава 4. Саймон

Глава 4. Саймон (два дня назад)

Когда я спустился на землю, всё казалось сли