He. She. They

Но когда приходит осознание, я чуть не прыскаю от истерического смеха.

Что за…?

Он что, всерьёз думает, что я засматриваюсь на его дружка?

Будучи умирающей от голода, скованной болью и униженной, это – последнее, чего бы мне хотелось. Но охотнику это знать не обязательно.

Я знаю, что играю с огнём, однако ничего не могу с собой поделать. Единственное оружие, которое у меня остается, – чистая провокация. И я использую его со всей изощрённостью.

Сделав шаг к Дамиану, я встаю на голые носочки, подтягиваясь ближе к его лицу. Как ни странно, он не отстраняется и не тычет в меня стволом. Дамиан наблюдает за мной из-под густых ресниц, ожидая моих дальнейших действий. Разомкнув губы, я шепчу:

– Почему я не могу смотреть на него, Дамиан? Он твой? – мой голос охрип от долгого молчания.

– Что ты, блядь, несёшь? – рычит охотник. Он не отступает ни на миллиметр. Наоборот, его корпус незаметно наклоняется вперёд, создавая ощущение, будто он вот-вот схватит меня или сломает.

– Он твой, Дамиан? – повторяю я. Мой шёпот звучит хрипло, но чётко, как скрежет камня по стеклу. Я намеренно опускаю взгляд на его губы, потом медленно поднимаю обратно к глазам, вкладывая в этот жест всю возможную ядовитую насмешку. – Твой личный… охотничий пёс? Или что-то… большее? Боишься, что я переманю его? Что он предпочтёт…

Удар.

Не кулаком. Не оружием.

Его ладонь впивается мне в горло, пришпилив к стене с такой силой, что звёзды брызгают в глазах. Воздух перекрывает. Я хриплю, инстинктивно вцепившись пальцами в его предплечье, но это было бесполезно – сталь под кожей даже не дрогнула. Кварц браслетов больно впивается в нежную кожу запястий, распознавая угрозу.

– Заткнись! – его рык пробивает тишину лифта, отозвавшись эхом от металлических стен. Лицо в сантиметре от моего, глаза полыхают, смешивая лёд и адское пламя. – Ещё слово – и я вырву твой язык щипцами и засуну его тебе в глотку! Поняла?

За его спиной Кэптен резко шагает вперёд, его рука непроизвольно дёргается к оружию, лицо исказилось от шока и предостережения:

– Дамиан…

– Я сам с ней разберусь. Не лезь! – рявкает охотник. Его взгляд пригвоздил меня сильнее, чем рука на горле. – Ты принадлежишь мне и подчиняешься тоже мне. Думаешь, твоя наглая игра, которую ты затеяла, сойдёт тебе с рук? Ошибка. Большая ошибка, чёрт возьми! Твоё дело – выполнять мои приказы и перестать доставлять мне проблемы. Иначе мне придётся сломать тебя намного жёстче, чем я планирую, превратив твоё существование в сущий ад.

Я сглатываю вязкую слюну, и моё горло едва двигается под натиском его руки.

– Скажи, что поняла меня!

– Я поняла, – хриплю я, чувствуя металлический вкус на языке.

Не знаю, что Дамиан увидел на моём лице, но его озлобленная маска внезапно дрогнула, давая трещину. Он отпускает меня и отступает назад. А когда двери лифта открываются, первым выходит наружу, оставляя меня наедине с Кэптеном, и бросает фразу:

– Доставь её в лабораторию. Я скоро вернусь.

Глава 6

Дамиан.

Я врываюсь в первое попавшееся мне по пути помещение. Это оказывается кладовая для хранения какого-то дерьма для уборки. Запах химикатов и пыли ударяет в нос. Захлопнув за собой дверь, я прислоняюсь к металлическому стеллажу с такой силой, что звенят стоящие на нем ведра и банки. Руки трясутся от неконтролируемой ярости, которая пульсирует в висках и сжимает горло.

Контроль.

Нужно вернуть себе контроль. Слова девчонки звенят в черепе, как осколки стекла. Наглые. Ядовитые. Рассчитанные именно на то, чтобы вывести меня из себя. И черт возьми, она преуспела.

Я готов был задушить ее, стоя там, сжимая ее хрупкую шею и окончательно теряя самообладание. Картинка всплывает перед глазами с пугающей четкостью: стройное тело, прижатое к стене лифта. Широкие зеленые глаза – не сдавленные страхом, а полные… чего? Вызова? Насмешки? Какого-то дьявольского понимания? И губы… Искусанные, но все равно идеально пухлые, алого оттенка губы, сложившиеся в кривую усмешку, когда она шептала эту мерзость. И в тот момент я не знал, чего хотел больше всего – убить ее или поцеловать. Сдавить шею сильнее, чтобы перекрыть кислород окончательно, или заткнуть ядовитый рот своим – жестко и властно.

Что за нахрен?

Мысленный вопль разрывает тишину в кладовой. Отвращение поднимается волной, горячей и тошнотворной. Я хвастаюсь за голову, впиваясь пальцами в волосы, пытаясь вырвать эту мерзость. Предательство тела. Предательство всей своей сути. Я ненавижу мутантов. Ненавижу ее. Ее вид, ее запах, ее голос, само ее существование оскорбление всему, за что я борюсь. А теперь… это? Физиологический отклик на врага. Да я совсем ебанулся.

Достав из кармана курительное устройство, я затягиваюсь, глубоко впуская в легкие обжигающе-холодный мятный пар. Он обжигает горло, и я подавляю кашель.

Становится легче дышать. Легкие раскрываются и начинают работать в удвоенном темпе, гоняя ванильный дым по организму. Я потихоньку успокаиваюсь. Прихожу в себя.

Закончив курить, я выхожу из помещения, застав Кэптена, который небрежно прислонился к противоположной от двери стене. Он сканирует меня внимательным взглядом.

– Где она? – сразу же спрашиваю я.

– Отвёл в лабораторию к Лие Эванс. Она проведёт необходимые исследования и сообщит результаты.

– Ясно, – как можно безразличнее отвечаю я.

– Что это было? В лифте? – Кэптен отталкивается от стены, его голос ровный, но в голубых глазах читается напряжённое внимание. – Не хочешь рассказать? Мне кажется, ты переборщил.

– Пожалел чудовище? – голос звучит намного резче, чем я планировал.

– А ты решил раньше времени её убить? Что вообще на тебя нашло? – друг не осуждает, но хочет понять мои действия.

– Долбанная мутантша не умеет держать свой поганый язык за зубами, – бросаю я, отворачиваясь и направляясь в сторону лаборатории. Я не хочу, чтобы Кэптен что-то прочитал на моём лице. А ведь он может, потому что знает меня как облупленного.

– И с каких это пор ты ведёшься на слова мутанта? Я думал, у тебя уже иммунитет на их провокационные фразочки, – Кэптен не отстает. Его шаги глухо отдаются в такт моим по бетонному полу.

Он прав. За всё время работы с мутантами я чего только не слышал. От угроз до мольбы. Но именно Нэл Харт и её грязный рот выводили меня из равновесия, делая ёбаным неконтролируемым психом.

– Забей. Просто я в напряге из-за папаши. Вместо того чтобы заниматься поимкой тварей, я должен торчать в «Агрессии» и дрессировать одну из них, – звучит довольно убедительно. Тем более это часть правды. Синклер навязал девку, и мне приходится с этим мириться. – Я справлюсь. Этого больше не повторится.

– Ладно. Но будь осторожен со своими эмоциями, – устало вздыхает друг, и я с облегчением выдыхаю.

Повернувшись, я молча киваю ему.

– Я пойду к ней. А ты закончи с её братом. Его тоже должны были привести сюда. Позже встретимся.

– Хорошо. Удачи, Дам. И не распускай руки, – ухмыляется Кэп, обнажая белоснежные зубы.

– Придурок, – бормочу я и двигаюсь дальше.

Я вхожу в предлабораторный шлюз. Герметичные двери шипят, закрываясь за мной. Воздух густой, стерильный и мёртвый. Через смотровое окно в следующей двери я вижу её.

Она сидит на холодном металлическом столе, облачённая в больничную рубашку тускло-голубого цвета. Длинные волосы стали мокрыми и свисают тяжёлыми прядями по спине и плечам. Лишь одна прядь отличается от всех, имея оттенок седины и падая на лоб, частично скрывая родимое пятно. Маски нет, как и браслетов на руках. Теперь они надеты на щиколотках её ног.

Кожа у неё идеально чистая, без единого синяка, царапины или следа от моей хватки на горле. Эванс явно позволила ей исцелиться и принять душ.

Доктор Лия Эванс – невысокая женщина в безукоризненно белом халате, с холодными глазами цвета стали и туго собранными в узел пепельными волосами – настраивает сложный прибор на стойке рядом. Мониторы мерцают графиками и цифрами, которые ничего не говорят моему взгляду, привыкшему к другим видам данных: траекториям полёта пуль, схемам засад, признакам лжи на лицах допрашиваемых.

Я толкаю дверь и шагаю внутрь. Эванс оборачивается, её взгляд скользит по мне с бесстрастной оценкой, прежде чем кивнуть в сторону стола.

– Добрый день, капитан Рид. Объект подготовлен к забору биоматериала, – её голос ровный, безэмоциональный.

Но моё внимание уже приковано к ней. Нэл Харт поднимает голову. Мокрые пряди прилипли ко лбу и вискам. Зелёные глаза – цвета изумруда в оправе тёмных ресниц – смотрят на меня так же гордо и вызывающе, как и всегда. Она сканирует меня с ног до головы, ища признаки недавнего срыва.

Тогда, в лифте, я всё понял. Нэл была напугана по-настоящему. Несмотря на всю браваду, которую она разыгрывала передо мной. Я видел это в её широко распахнутых глазах. Чувствовал под натиском руки, как её горло сжалось от страха, а пульс подскочил, несясь со скоростью света. Именно тогда я отступил. В тот момент я был таким же монстром, как и мой отец. Запугивал безоружных и нападал, пользуясь своим преимуществом, своей властью. А я не хотел быть как он. Никогда, блядь, не хотел. Тогда, разжав тонкую шею и увидев проступающие на ней синяки, я сбежал.

Сейчас я вдыхаю концентрированный аромат клубники и смотрю на девушку перед собой, которая выглядит словно грёбаный ангел. Хотя внутри неё сидит настоящее исчадие ада.

– Продолжайте процедуру, доктор Эванс, – мой голос звучит строго и холодно. – Мне нужны результаты к вечеру. Объект должен приступить к тренировкам уже завтра утром.

Нэл не дрогнула. Но её аккуратный нос поморщился на слове «объект», губы сжались в тонкую линию, а глаза превратились в опасные щёлочки. Она принимает мой вызов.

– Всё будет готово, капитан Рид.

Никто во всей «Агрессии», кроме Кэптена, не знает, что Роберт Синклер – мой отец. Я стёр его фамилию, как грязь, и взял девичью фамилию матери – Рид – как только достиг совершеннолетия и получил хоть какую-то власть над своей жизнью. Ариана… Ариана всё ещё была заложницей под его опекой, его козырем в грязной игре контроля. Поэтому она носила его имя. Синклер. Клеймо, которое я не мог с неё снять. Пока.

Мысль об Ариане, о её хрупкости, о её зависимости от этого монстра всегда действовала как ледяной душ. Она гасила остатки внутренней бури.

– …капитан Рид?

– Что? – я отвлёкся, потерявшись в мыслях об Ариане. Нужен фокус на задаче. На объекте.

– Я могу начинать? – Эванс уставилась на меня, в нетерпении ожидая ответа. В руках она уже держит длинный шприц, игла которого мерцает тускло, но зловеще в стерильной лаборатории.

– Да. Приступайте, доктор Эванс, – подтверждаю я. Мой голос обретает прежнюю сталь и твёрдость. Я делаю шаг ближе к столу, чтобы наблюдать за процедурой.

Эванс кивает, её движения отточенные, без лишней суеты. Она обрабатывает участок кожи на внутренней стороне локтя Нэл. Девушка сидит неподвижно, как статуя, только её грудь чуть заметно поднимается и опускается под тонкой тканью рубашки. Её взгляд, однако, не отрывается от меня. Зелёный, горящий, полный немого вызова.

Игла входит в вену, и тёмная, почти чёрная кровь, насыщенная мутагеном, медленно заполняет пробирку. Девушка стискивает зубы, всё ещё не отрывая от меня глаза-изумруды. Мышцы на тонкой шее напрягаются, но она не издает ни звука.

– Готово, – сообщает доктор, закупоривая материал плотной крышкой и делая пометку в своём компьютере. – Также необходимо взять на анализ спинномозговую жидкость.

– Конечно. Всё что угодно.

Эванс достает новый инструмент – длинную иглу для люмбальной пункции. Выражение доктора остается абсолютно бесстрастным, в какой-то степени циничным. Она просто выполняет свою работу.

– Лягте на бок, – холодно приказывает Эванс.

Нэл медленно повинуется, укладываясь на бок и подтягивая колени к груди. Больничная рубашка задирается, обнажая тонкую полоску кожи на пояснице. Длинные волосы разметались, свисая со стола. Я вижу, как её мышцы напрягаются, когда Эванс нащупывает нужный позвонок.

– Будет неприятно, – предупреждает доктор, но в её голосе нет ни капли сочувствия.

Девчонка не отвечает. Взгляд пустых глаз смотрит в стену перед собой.

Игла входит внутрь.

Нэл резко втягивает носом воздух, её ногти впиваются в ладони, но она не кричит. Лишь губы плотно сжимаются, а в глазах вспыхивает что-то дикое, почти звериное.

Я не могу отвести взгляд.

Эванс медленно набирает жидкость в новую пробирку, а я наблюдаю, как капли пота выступают на лбу Нэл. Её дыхание учащается, но она продолжает молчать.

– Сделано, – наконец объявляет доктор, вынимая иглу.

Нэл расслабляется, но тут же снова напрягается, когда Эванс накладывает повязку.

– Порядок? – спрашиваю я неожиданно для себя. И для неё. Если и для Эванс тоже, то она не подает виду, молча выполняя свою работу.

Нэл медленно поднимает глаза, и в них мелькает что-то вроде удивления. Неверия.

Кто меня за язык дёрнул? Какая мне разница?

– Не волнуйся, капитан Рид, – её голос тихий, но всё такой же ядовитый. – Я ещё не сломалась.

Я хмыкаю.

– Отлично. Потому что завтра начнётся настоящее испытание.

– Не могу дождаться, – едко отвечает она, поправляя задранную рубашку, обращая моё внимание на белоснежную кожу стройных бёдер, и откидывая волосы назад.

Эванс собирает пробирки и направляется к анализаторам, оставив нас наедине.

Тишина в лаборатории становится плотной, как туман перед боем. Я шагаю ближе, опустив голову, чтобы она точно услышала меня:

– Не смей играть со мной, ты уже заранее в проигрыше, – шиплю я.

– Да? Я так не думаю, – вызывающе отвечает она, облизывая сухие губы.

Нас прерывает вернувшаяся Эванс, которая держит перед собой планшет, изучая результаты.

– Капитан, предварительные анализы показывают аномально высокий уровень мутагена. Полный отчёт будет готов к утру.

– Хорошо, – бросаю я, отрывая взгляд от Нэл. – Вам нужны ещё какие-либо материалы? Или я могу забрать её?

– Всё необходимое я взяла. С вашего позволения могу приступить к работе, – отчеканила женщина, склонившись над планшетом и быстро пролистывая данные.

– Да, конечно. Не буду мешать.

Я возвращаю взгляд к Нэл и приближаюсь к ней. Наклонившись, я крепко сжимаю её щиколотку, ощущая под пальцами холодный металл браслета-ограничителя. Нэл замирает, но её зрачки сужаются, как у кошки перед прыжком.

– Не шевелись, – говорю я, нажимая скрытую кнопку на внутренней стороне браслета. Раздается тихий щелчок, и кварцевые кольца распахиваются. А затем вновь оказываются у неё на руках, окольцовывая запястья и впиваясь в нежную кожу.

– Вставай, – приказываю я.

Девушка медленно соскальзывает со стола, касаясь босыми ногами холодного пола. Она совсем крошечная по сравнению со мной и едва достает макушкой до моей грудной клетки.

– Вперёд, – подталкиваю я её к выходу из лаборатории.

– Где мой брат? – уже не в первый раз пытается выяснить она.

Я упрямо молчу, не желая делиться с ней этой информацией.

Коридор встречает нас тишиной, которую мы нарушили своим появлением. Я беру Харт за локоть, ведя её в комнату для временного пребывания в стенах «Агрессии».

Девчонка резко останавливается, встав прямо передо мной, отчего я, не успев затормозить, натыкаюсь на неё и инстинктивно обхватываю рукой за талию. Поняв, что сделал глупость, я резко отстраняюсь.

– Какого хера? – рычу я, глядя в глаза-изумруды, в которых плескается злость.

– Ответь! Где он?

Я усмехаюсь.

– Ты думаешь, что имеешь право требовать от меня что-то?

Она сжимает кулаки, и я вижу, как её ногти впиваются в ладони.

– Пожалуйста, – её голос дрогнул, тонкий, как надломленная ветка, и от моего гнева не остается и следа. В глазах появляется влажный блеск, а подбородок дрожит. Но она сдерживается, стискивая зубы и не проронив ни одной слезинки. Меня поражает, что сейчас она почти сдалась мне, почти сломалась. Не от полученной раны, не от боли в запястьях, не от холода в ногах, не от суда, где её почти приговорили к смерти. А от того, что девушка просто боится за своего брата. Роберт был прав. Он – её слабость. И именно этим ей можно манипулировать как угодно.

– С ним всё нормально. Вы увидитесь завтра. Он в своей комнате.

На пухлых губах наметилась улыбка, а в глазах вспыхивает благодарность. Было невыносимо смотреть на это. Меня передёргивает. Я не хочу, чтобы она была благодарна. Но и слёз её видеть тоже не хочу.

– Спасибо, – шепчет она, и этот шёпот обжигает меня, как раскалённое железо.

Стиснув челюсти до боли, я хватаю её за руку – грубее, жёстче, чем прежде – и резко тяну за собой. Каменные стены коридора смыкаются вокруг нас, словно подземелье, затягивающее жертву глубже.

Я обязательно подумаю о своём поступке позже.

Или нет.

Глава 7

Нэл.

Комната оказалась маленькой, но чистой. Здесь не витал затхлый запах тюрьмы – лишь призрачный аромат дезинфекции, резковатый и безличный. Металлическая кровать с тонким, проступающим пружинами матрасом, стул, стол и… окошко. Крошечное, под самым потолком, будто случайная щель в каменной гробнице. Через него сочился тусклый свет уличных фонарей, бледный, как воспоминание о свободе.

Дверь захлопывается за моей спиной – щелчок замка, финальный аккорд.

Я опускаюсь на кровать, пальцы скользят по израненным запястьям, где еще недавно впивались браслеты. Без кварца кожа затягивается, но под ней пульсирует назойливый зуд, будто тело торопится стереть следы плена. Я откидываюсь, позволив себе редкую роскошь – просто не двигаться.

Но покой длился недолго.

Скрип.

Дверь комнаты отъезжает в сторону, и на пороге появляется охотница. Девушка с черными волосами, отливающими синевой, собранными в тугой конский хвост. Взгляд – острый, как клинок – скользит по мне. Оценивающий, холодный.

Некоторое время мы сверлим друг друга глазами.

Она наблюдает за мной, словно за диковинной зверюшкой в зоопарке – с холодным любопытством и скрытой брезгливостью. Я же изучаю её, как потенциального врага, впитывая каждую деталь: жесткость в глазах, напряжение в плечах, едва заметное подрагивание пальцев на курке висящего оружия.

Её губы искривляются в гримасе отвращения – точь-в-точь, как у всех в этом проклятом здании, едва их взгляд падает на меня. В ответ мои растягиваются в дерзкую ухмылку – немой, но красноречивый посыл: «Мне плевать на твоё мнение. Плевать на всех вас».

Охотница резко разворачивается, и только теперь я замечаю за ней небольшую тележку на колёсиках. С лёгким металлическим лязгом она достаёт оттуда небольшой контейнер, ставит его на пол и с отвращением пинает в мою сторону.

– Твоя еда, мутантша.

Голос её звучит, будто лезвие по стеклу. Контейнер скользит по полу, останавливаясь в шаге от меня. Я не тороплюсь подбирать его. Пусть видит – я не та, кто бросается на подачки.

Дверь закрывается с грохотом, оставляя меня один на один с долгожданной едой. Сейчас я готова была сожрать любую тухлятину, которую бы мне подсунули.

Взяв в руки холодный контейнер, я с щелчком открываю крышку. В воздух тут же врывается дразнящий сладковатый запах. Внутри лежит увесистый кусок человечины. Сочный и свежий.

Я облизываюсь, чувствуя, как рот наполняется слюной. В два укуса я расправляюсь с едой. Кровь приятно липнет к губам, а желудок сжимается от долгожданного насыщения.

– Наконец-то, чёрт возьми, – выдыхаю я, дожевывая остатки и мурлыча от удовольствия.

Голод душил меня слишком долго. Это не тот мимолётный дискомфорт, что знаком обычным людям. Голод мутантов – это живое существо, поселившееся под кожей. Он не урчит – он вопит, раздирая внутренности раскалёнными когтями. Он не просит – он требует, сводя разум к примитивному животному шепоту: Ешь. Ешь, или умрёшь.

Он превращает тело во врага – каждое движение отзывается спазмом, каждый вдох обжигает пустотой.

Теперь же, когда мясо осело на дне желудка тёплой тяжестью, я чувствую сладкую истому сытости. И даже страх перед завтрашним днём отступает на второй план, а все события, случившиеся до этого, размываются, оставляя лишь внутреннее удовлетворение.

Отставив контейнер в сторону, я принимаю лежачее положение и с наслаждением закрываю глаза. На мне всё ещё дебильная голубая рубашка, которая неприятно липнет к коже от статического электричества.

Но по крайней мере я чистая. Эта докторша из лаборатории позволила мне помыться и расчесаться. Мне было необходимо смыть с себя последние дни. Когда горячая вода хлынула на кожу, я замерла, словно впервые в жизни ощутила этот простой, забытый восторг. Пар окутал тело, а струи, жгучие и нежные, смывали грязь, пот, следы чужих прикосновений.

Тогда стиснула зубы, чтобы не зарыдать.

Не от боли.

От счастья.

Потому что это было первое за долгое время – что-то хорошее.

Какое-то время я смотрю в белый потолок, и перед глазами встаёт образ Ориона. Если Дамиан сказал правду, то с ним всё в порядке и скоро мы увидимся. Мысль мягко обволакивает сознание, как тёплое одеяло.

И с этим тихим утешением я проваливаюсь в сон.

Утро приходит слишком быстро.

Дверь открывается уже со знакомым мне скрипом, впуская внутрь вчерашнюю охотницу.

– Вставай, – приказывает она, и я подчиняюсь.

Брюнетка швыряет на кровать небольшой свёрток, а на пол ставит тяжёлые ботинки.

Ну наконец-то. Больше не придётся чувствовать липкую грязь коридоров «Агрессии» на моих босых ступнях. Хотя мне кажется, она уже въелась мне под кожу.

– Одевайся.

Охотница направляет на меня оружие, ожидая моих действий. И я с удовольствием скидываю с себя неприятную тряпку, не обращая внимания на её пристальный взгляд. Свёрток, который она притащила, состоял из комбинезона угольно-чёрного цвета и нижнего белья (спортивный топ и трусики) в тон комбинезону, а также носков. Вещи пахнут свежестью и какой-то цитрусовой хренью – видимо, отдушкой средства для стирки. Я не задаюсь вопросом, кому принадлежали вещи, ведь мне приходилось носить и не такое.

Собравшись, я поворачиваюсь к охотнице, которая всё это время прожигала мою спину взглядом.

– Руки вперёд, – звучит её команда, холодная и не терпящая возражений.

Браслеты снова смыкаются на запястьях, слишком сильно впиваясь в кожу. И маска в этот раз практически вдавлена в моё лицо. Сука ухмыляется, очевидно довольная своим поступком. А я зло прищуриваюсь, хорошо запоминая её лицо.

Она поплатится.

Они все поплатятся.

Когда мы выходим из комнаты, дверь за нами отъезжает, закрывая вход.

И снова лабиринты коридоров, которые приводят к лаборатории Эванс. Она встречает нас равнодушным кивком головы и прохладным взглядом в мою сторону.

– Доктор Эванс, объект доставлен на вакцинацию.

– Благодарю, рядовая Берг.

Меня подводят к хорошо знакомому столу, который вызывает у меня приступ тошноты. Несмотря на всю мою мутантскую крутость, оказывается, я терпеть не могу иголки. Об этом я узнала буквально вчера, при взятии крови и жидкости из мозга. Поэтому сейчас ощущаю лёгкую дрожь во всём теле.

– Что за вакцинация? – мой голос звучит ровно, без намёка на волнение.

Эванс равнодушно смотрит на меня, её пальцы привычно перебирают инструменты.

– Подавитель мутагена. Чтобы ты не смогла обратиться в момент тренировки, – она слегка наклоняет голову. – Я подобрала дозу, исходя из вчерашних показателей. Всего лишь мера безопасности.

Я чувствую, как внутри меня закипает ярость.

– Всего лишь мера безопасности? – губы искривляются в саркастической ухмылке. – Может, мне подавить вашу человечность, и тогда посмотрим, как вы будете себя чувствовать? – Мои глаза горят. – Это моя суть. Лишиться её – то же самое, что отнять одну из конечностей.

Эванс лишь хладнокровно поднимает бровь, будто мои слова – не более чем назойливый шум.