Доказательство противоестественной магии

– Так ты сторожишь Сливу, – приказала Литва, переведя взгляд на Найду. – Смотри за ней в оба. Не своди глаз.

Найда вопросительно посмотрела на неё, не понимая.

– И если увидишь, что она попытается поднять что-то похожее на кость, интересную палочку или просто камушек, который ей приглянулся… – Литва вздохнула, представляя масштабы катастрофы. – Заливай её водой. Сразу. Не раздумывая. Лучше десять раз перебдеть.

– Мне, конечно, жалко нашу крысу-зомби… – добавила она тише. – Но ехать с полным мёртвым зоопарком на капоте я не хочу. Колдун ясно сказал – не светиться. А орда восставших мертвецов – это, по-моему, самое яркое свечение, какое только можно представить.

С высоты кургана открылся вид на то, что когда-то было гордым баронским замком, а теперь напоминало скелет исполинского зверя, растянутый на холме. Каменные рёбра стен торчали из земли, а пустые глазницы окон смотрели в небо с немым укором.

Они не спеша спустились вниз и направились к развалинам, с осторожным интересом разглядывая открывающуюся перед ними мрачную картину.

Внешние стены: Когда-то – неприступные, с бойницами для лучников. Сейчас – груда камней, поросшая цепким плющом, кое-где сохранились фрагменты кладки с выщербленными гербами (если присмотреться – на одном угадывался мрачноватый "череп в розах", видимо, фамильный знак баронов). В нескольких местах стены были искусственно обрушены – то ли осада, то ли сам демон-невеста, вырываясь на свободу, разнесла их в порыве слепой ярости.

Центральная башня: Половина – снесена, будто гигантский кулак ударил сверху. Оставшаяся часть накренилась под неестественным углом, но не падала – видимо, магия (или проклятие) всё ещё держала её, не давая окончательно рассыпаться. На верхнем "уцелевшем"этаже – разбитые витражи, сквозь которые ветер гудел, как призрачный орган, играющий похоронный марш.

Внутренний двор: Мозаика под ногами – когда-то изображала сцены охоты, теперь заросла травой и мхом, но кое-где проглядывали странные тёмные, почти чёрные пятна (кровь? Или что-то хуже, впитавшееся в камень навсегда?). Колодец – глухой, бездонный, если бросить камень – звука падения не было слышно, лишь лёгкий шелест, будто камень растворялся в пустоте. Ржавые доспехи валялись бесформенными кучами. Если присмотреться – внутри некоторых виднелись кости. Хотя кости валялись и тут и там, попадались даже относительно свежие трупы, уже тронутые разложением. Было видно, что демон не голодал.

– Хорошо СЛИВУ оставили от греха подальше, – облегчённо выдохнула Литва, окидывая взглядом это костехранилище. – А то тут она бы устроила себе райские кущи.

– Тааак!!! – резюмировала Немец, окидывая взглядом это великолепие разрушения. – Фронт работы виден. С чего начинать – не ясно. Гера, ты у нас эксперт по башням и замкам, говори. Где тут у вас потайные ходы? Сундуки с золотом? Пошаговые инструкции по кладоисканию?

– С подземелья, – Гера потер виски, смотря на зияющий чёрный пролёт лестницы, уходящей вниз. – Обычно там прячут самое ценное. И самое опасное.

– Или оно там, – Молчаниха мрачно уставилась в непроглядную темноту, сжимая свой камень так, что он треснул. – Что-то ждёт.

– "Оно"уже в Немце, – Литва хлопнула вампиршу по плечу, отчего та вздрогнула. – Значит, можно не бояться. Один демон на диете уже внутри. Остальные, глядишь, испугаются.

– Я не контейнер для демонов! – возмутилась Немец, с отвращением потирая живот. – У меня молодой и хрупкий организм, а не склад!

–Но очень удобный, – усмехнулась Литва, уже направляясь к лестнице. – И многоразовый. Бери пример с Геры – он тоже многоразовый. Для всего. Для вызова демонов, для провалов, для истерик… Универсальный такой.

Лестница вниз – была разрушена, но можно было рискнуть спуститься по груде камней и щебня. Темнота – это была не просто тьма, а густая, живая субстанция, как чернила, будто её специально сгустили, чтобы скрыть нечто ужасное. Запах – ударил в нос сразу: сырость, плесень и… сладковатая, приторная гниль, как у давно забытого склепа.Подземелья (самое "интересное"):

Остановившись на входе в подземелье, Литва было начала:

– И каа… ммм…

Немец с силой закрыла ей рот своей холодной ладонью и зашипела прямо в ухо:

– Ты главное молчи. И не ори «да будет свет», «хочу увидеть подвал» или «жрать хочу». Ты же нас всех там поджаришь, как булки в микроволновке, только без масла и приятного аромата! – И, увидев понимание в её широко раскрытых глазах, убрала руку.

– Так, как мы будем искать золото? – шёпотом спросила Геру Молчаниха, с надеждой глядя на него.

– А ты на что? Ты маг земли, разговаривающая с камнями. – Гера пожал плечами, как будто это было очевидно. – Наверняка там и драгоценные камни будут в оправах, в слитках… Ты их услышишь. Они… э-э-э… позовут тебя.

– ААА, металлоискатель ты наш! – обрадовалась Немец. – Работаешь на низкой магической частоте и улавливаешь импульсы драгоценной энергии камней! – выдала она с видом профессора.

Все поражённо уставились на неё. Даже Гера потерял дар речи.

– Вы же говорили, у вас в мире нет магии? – наконец выдавил он, моргая.

– Год учебы на физико-математическом, кое-что запомнила, – отмахнулась Немец, с гордостью поправляя свои косички. – А формулу электромагнитной энергии переделала на магическую. Логично же! Всё едино! – И, не дожидаясь ответа, она решительно шагнула в густую темноту.

Остальные переглянулись, пожали плечами и двинулись за ней в зияющую пасть подземелья. Хождение по подземелью было похоже на блуждание по кишечнику какого-то гигантского, давно мёртвого чудовища. Сырой, спёртый воздух обволакивал лицо холодной пеленой. Под ногами хрустел щебень и кости – человеческие, звериные, а иногда и вовсе неопознанные. Стены местами были покрыты липкой, мерзкой слизью, которая светилась тусклым фосфоресцирующим светом, лишь подчёркивая жуткую атмосферу.

Когда глаза у орчихи и колдуна наконец привыкли к полумраку (гномиха с вампиршей, как выяснилось, прекрасно видели в темноте от природы), они смогли разглядеть жуткие детали: За решётками ржавых клеток виднелись истлевшие скелеты в позах отчаяния. А на стенах висели странные инструменты с засохшими пятнами бурого цвета. Из щелей в полу то и дело доносилось тихое, мерзкое шуршание и писк – обитатели подземелья явно не были рады гостям.

После трёх часов бесцельных блужданий по лабиринту коридоров, они наконец вышли в обширный зал, которому не было видно конца. Высокие своды терялись в темноте, а эхо их шагов разносилось на секунды.

– ДА, ЗДЕСЬ МЕСЯЦАМИ ХОДИТЬ НАДО! – возмутилась Литва, и её голос гулким эхом отозвался под сводами пещеры, будто её подхватили и разнесли десятки невидимых существ. – Мы тут с голоду помрём, пока всё обшарим!

Её слова повисли в воздухе, а затем медленно растаяли в гнетущей тишине, которую нарушало лишь мерное капанье воды откуда-то сверху. И тут перед ними возникло свечение, медленно принимая форму девушки. Это была демон невеста. Но ее ,что то отличало от того демона, которого они видели ранее. У этой не было безумной ненависти в глазах, они были бесконечно печальными, полными скорби и тихого отчаяния.

– Чтоо, опять она?! – закричала Литва, и они все, кроме Немец, в страхе стали пятиться назад, спотыкаясь о камни.

– И ничего, не опять и не она, это другая, – спокойно сказала Немец, пожав плечами.

– Какая другая? – прошипела Литва, не сводя глаз с призрачного видения.

– Я думаю, это просто призрак, – ответила Немец, внимательно изучая полупрозрачную фигуру. – Настоящий. Той самой невесты.

– Это плохо? – быстро, шёпотом спросила у колдуна Молчаниха, вцепившись ему в рукав.

– Не очень, – облегчённо выдохнул колдун, разглядывая призрак. – Смотря какой призрак. Некоторые просто носятся и стонут, а некоторые… помогают. Вроде этого.

А призрак тем временем прошелестел, и его голос прозвучал в их сознании, словно лёгкий ветерок, полный грусти:

– Спасибо! Вы освободили мою землю от Демона. Я… от горя обрекла много разумных на мучительную смерть. Веками я наблюдала за их мучениями и мучилась вместе с ними! Вы пришли за наградой? – печально спросила она, и в её голосе слышалась тысячелетняя усталость.

– Ну, хотелось бы её получить, – быстрее всех, не смущаясь, ответил маг, его глаза загорелись алчностью. – Мы, вообще-то, за этим и… э-э-э… спустились.

– Хорошо, я покажу вам сокровище. Но хочу предупредить, что оно всё ещё проклято. Сосед-барон убил мою семью не от любви ко мне… ему нужны были деньги моей семьи. Он жаждал их, но так и не обрел. Проклятие скрывает их до сих пор. Оно приносит лишь жадность, раздор и смерть.

– Ничего, как-нибудь разберёмся! – с горящими глазами, полными решимости, сказал колдун, уже мысленно прикидывая, сколько можно выручить за проклятые слитки.

Призрак печально улыбнулась, и её форма задрожала, стала прозрачнее. Призрак повернулся и поплыл вглубь зала, его светящаяся форма едва колыхалась в неподвижном воздухе. Все, затаив дыхание, последовали за ней. Она остановилась у ничем не примечательной каменной кладки, которая ничем не отличалась от других.

Она обратилась к гномихе, и её голос прозвучал прямо в сознании Молчанихи, тихо и ясно:

– Положи сюда руки, Разговаривающая с камнями, и попроси камни расступиться. Здесь заклятие, только члены моей семьи могли открыть дверь. И теперь, когда нас нет, из живых это под силу только тебе. Только твой дар может успокоить боль этих камней.

Молчанова с трепетом подошла, её маленькие руки дрожали. Она положила ладони на холодный камень, что-то тихо прошептала – не заклинание, а скорее просьбу, утешение – и отошла.

И камни зашевелились. Стена с тихим скрежетом сдвинулась, освобождая узкий проход в небольшое, пыльное помещение, доверху уставленное старинными сундуками с коваными железными обручами.

Колдун, забыв обо всём на свете, с диким криком бросился открывать их по очереди, швыряя крышки на пол. Золотые монеты, слитки, украшения, драгоценные камни – всё это слепило глаза, отражаясь в его воспалённых зрачках. Девушки молча разглядывали сокровища, но на их лицах не было алчности, лишь большой инттерес.

– Это всё теперь у нас! – лихорадочно начал говорить колдун, и взгляд его воспалённых глаз становился всё безумнее. Он хватал горсти монет, позволяя им просачиваться сквозь его пальцы . – Здесь хватит нам на богатую жизнь! Зачем нам эльф с русалкой? Избавимся от них – нам больше достанется! Мы сможем купить всё что угодно! Власть! Силу!

Все оторопело уставились на него. В телах этих молодых девушек жили женщины, которые прожили больше половины своей жизни. На их долю выпало немало бед: развал страны, нищета, эпидемии, войны. Но они упрямо шли вперёд и выживали. Выходили замуж, растили детей, работали до седьмого пота, любили родителей, дружили, находили радости в мелочах. Но никогда – НИКОГДА! – у них не возникало мысли идти по головам других, подставлять, отнимать, а тем более убивать ради того, чтобы жить сытнее. Они сами даже не подозревали, что с рождения им был дан тот самый внутренний стержень, этакий нравственный столб, на котором держатся законы вселенной. И без таких, как они, в самом мироздании давно бы наступил хаос.

Немец резко захлопнула сундук, чуть не отрубив крышкой пальцы колдуну.

– Сейчас как дам в морду, – прошипела Литва, её орчий оскал был страшен. – Заметь, Найды здесь нет, приводить тебя в чувство некому. Будешь здесь валяться один со своим золотом и призраками. Понял?

– Он с ума сошел? – сжимая в руке какой-то белый камень на цепочке, спросила Молчаниха, её голос дрожал. – Это проклятие? Оно на него так подействовало?

Колдун не слушал. Он бормотал что-то о несметных богатствах, сжимая в руках золотой кубок. Его разум был полностью захвачен блеском металла и камней. Проклятие сокровищ работало безотказно. Тишину подземелья, тягучую и звенящую, разорвал полный изумления шепот призрака. Ее полупрозрачная форма дрогнула, будто от внутреннего потрясения, а в глазах, таких же печальных, но лишенных безумия, мелькнуло нечто, похожее на пробуждение от долгого сна.

– Вас не взяло проклятие! – в ее голосе смешались недоумение и зарождающаяся, почти немыслимая надежда. Она протянула дрожащую руку, указывая на колдуна, который, тяжело дыша, копошился у груды золота. Его глаза пылали мутным, безумным огнем алчности, лицо искажала жадная, животная гримаса. – А его вот взяло.

– Понятно. Так, вытаскиваем сундуки и этого дегенерата.-Литва тяжело вздохнула. В ее голосе зазвучали стальные нотки начальника отдела , привыкшего брать на себя ответственность.

Движения их были отточены: Литва и Немец, перекинувшись понимающими взглядами, взвалили на плечи по массивному сундуку с зловещим лязгом. Молчанова, сжав губы, с силой впилась пальцами в рукав колдуна. Тот, опьяненный сокровищами, почти не сопротивлялся; он бессмысленно бормотал, еле передвигая ноги под невыносимой тяжестью набитых золотом карманов и вздувшегося подола плаща. От всего остального богатства пришлось отрезать себя – заберут завтра.

Печальным сиянием плыла рядом Призрак-невеста, ее форма мерцала, как свеча на сквозняке. Ее скорбь была почти осязаемой, леденящей душу.

– Почему ты не уходишь? – спросила гномиха, и в ее голосе прорвалась неподдельная, острая жалость.

– Я не могу… Проклятие не дает. Я привязана к камням этого замка. – Она обвела рукой мрачные, поросшие мхом стены, и это был жест вечного узника. – Мне всегда будет холодно и одиноко.Голос призрака прозвучал как стон зимнего ветра в пустоте, наполненный такой бездонной тоской, что по коже побежали мурашки.

Их путь к выходу из замка прервала Молчаниха. Она замерла у самого порога, словно наткнувшись на невидимую стену, ее взгляд был прикован к новому, странно белому камню в ее руке. Остальным пришлось остановиться позади, создав немую, напряженную паузу.

– Он говорит… что примет тебя, – тихо, почти беззвучно, озвучила Молчаниха. И в ту же секунду камень в ее ладонях отозвался – засветился изнутри мягким, теплым, живым светом, таким контрастным мертвенному сиянию призрака.

На лице несчастной невесты проскользнула тень надежды – быстрой, болезненной, как вспышка боли. Она потянулась к свету, ее полупрозрачные пальцы дрожали… Но едва она приблизилась, от древней кладки замка ударила ледяная волна невидимой силы, отшвыривая ее прочь.

– Нет… Другие камни не дают! – ее крик был полон такого душераздирающего отчаяния, что, казалось, самое сердце тьмы под замком сжалось от жалости. Это был вопль сотен лет безысходных мук.

Молчаниха застыла в нерешительности, сжимая в руках теплый камень – единственный ключ к свободе, который она не могла повернуть. А призрак смотрел на него с немой, исступленной мольбой, в которой угасала последняя искра.

– Не могу я так! Сколько ей можно мучиться?! – внезапно взорвалась Литва. С грохотом, звонко отозвавшимся в тишине, она швырнула на землю свой сундук. В порыве слепой, яростной жалости она решительно рванулась к стене, к упрямому плющу, который мертвой хваткой вцепился в стену. – Расти, маленький! И отпустите ее!

– Литва, твою мать!!! – заорал Немец, но его крик утонул в нарастающем гуле- БЫСТРЕЕ НА КУРГАН!

А дальше всё происходило как в самом эпичном фильме про апокалипсис. Земля под ногами вздыбилась и зарычала, словно пробудившийся великан.

– Мать вашу?! – проревела Литва, инстинктивно вцепившись в свой проклятый сундук, как в единственную точку опоры в рушащемся мире.Плющ, ещё секунду назад казавшийся безобидным украшением стены, вдруг вздулся, превратившись в толстую, жилистую змею из самой преисподней. Он с треском рвал каменную кладку, с дикой скоростью ползя вверх и оплетая башни мертвой хваткой.

Камни замка с оглушительным, душераздирающим грохотом трескались, крошились и проваливались в разверзающуюся бездну, будто земля наконец-то открыла свою ненасытную пасть. Всё, что было символом несокрушимой мощи и вечности, – башни, стены, арки – оседало, рушилось и бесследно исчезало под землёй, словно его никогда и не было. Воздух наполнился удушающей известковой пылью и гнетущим воем умирающей твердыни.

Немец, сбросив с себя личину беззаботной девчонки, в один миг преобразилась. В её движениях появилась сверхъестественная скорость и сила настоящего хищника.Взгляд вампирши молниеносно оценил ситуацию. Бросив свой сундук с глухим стуком, она метнулась к самой маленькой и растерянной. – Держись! – крикнула она Молчанихе, и та, не успев вскрикнуть, почувствовала, как ветер свистит в ушах, а мир превращается в размытое пятно. Через мгновение она уже стояла на твердой земле кургана, дрожа от ужаса и непонимания.

А колдун, совершенно обезумев, пытался собрать рассыпавшееся по трещавшему под ногами полу золото.

– Идиот! – прошипела Немец и ринулась к нему, не церемонясь, впилась ему в плечо с такой силой, что он взвыл от боли . Она потащила его, как мешок с тряпьем, безжалостно оставляя на полу блестящие следы его безумной жадности, и швырнула рядом с гномихой.

Литва, чертыхаясь и спотыкаясь, но с упрямством тащила свой сундук, бросая вызов самой судьбе.

– Бросай! Сама не вытянешь! – крикнула она, хватая сундук с другой стороны. Орчанка, пыхтя и ругаясь, но с благодарностью кивнула, и вместе, спотыкаясь на трясущейся земле, они доволокли свою ношу до подножия холма, а затем и на его безопасную вершину.Затем, сделав рывок, она оказалась рядом с другими.

Когда они, задыхаясь, обернулись, от замка не осталось и следа. На его месте уже поднимался не просто лес, а живая, непроходимая стена. Деревья вытягивались на глазах, с треском ломая остатки фундаментов, их стволы толстели, а ветви сплетались в единый, непроглядный ковёр, навсегда скрывая тайну и боль этого места.

Тишина, наступившая после грохота, была оглушительной. Пыль медленно оседала. Все четверо стояли, тяжело дыша, не в силах вымолвить слово, глядя на рождённый Литвою новый мир. И в этой тишине они услышали. Не ушами, а прямо в сознании, в самых потаённых уголках душ. Тихий, чистый, как первый весенний ветерок, голос, полный бесконечной благодарности и облегчения:

– Спасибо…

Молчаниха вздрогнула и разжала ладони. Камень, который она инстинктивно сжимала всё это время, светился изнутри ровным, тёплым, умиротворённым светом. Он был больше не ключом, а уютным маячком, символом выполненного долга и дарованного покоя.

Глава 10

Когда они в очередной раз пришли в себя, воздух ещё дрожал от отголосков магического катаклизма, напоминая натянутую струну, вот-вот готовую лопнуть. Пыль медленно оседала, ложась на плечи тонкой, серой пеленой. Ветер робко шелестел в листве новой, уже непроходимой чащи, а над холмом висело неестественно тихое, притихшее после бури небо, будто и само было шокировано произошедшим.

И в этой звенящей, хрупкой тишине раздался вопль, от которого дрогнули даже ближайшие кусты. Казалось, от этого звука воздух снова задрожал.

– Ты, Мичурин! – проревела она так, что Литва инстинктивно пригнулась, почувствовав себя на линии огня. – Я тебя очередной раз прошу: когда я рядом – НЕ РАЗГОВАРИВАЙ С ФЛОРОЙ ВООБЩЕ!

Немец резко вскинула голову, и в ее глазах, обычно насмешливых, пылал настоящий адский огонь. Тонкая жилка на виске отчаянно пульсировала, выдавая сдерживаемую ярость.

Она ткнула пальцем в сторону рухнувшего замка, где ещё секунду назад были древние, проклятые камни, а теперь буйно и зловеще зеленело непролазное чертополохье, выглядевшее как колючая, ядовитая пародия на саму жизнь.

– У меня скоро глаз начнёт дёргаться! ОБА ГЛАЗА! ПОНЯЛА?! – ее голос заскрипел, как несмазанные колеса телеги, везущей её терпение на свалку.

Литва виновато поёжилась, отводя взгляд, но тут же, не в силах удержаться, ухмыльнулась своей знаменитой ухмылкой провинившегося подростка:

– Ну, зато теперь тут очень зелёно… экологично… – она сделала слабую попытку развести руками, но тут же опустила их под убийственным взглядом подруги.

– ЭКОЛО—?! – Немец не стала произносить конца слова.  Казалось, от ярости у нее перехватило дыхание. С яростью загнанного в угол барсука она вцепилась в свой сундук и потащила его к стоянке с такой силой, что камни на пути скрежетали под железными уголками, а из-под её каблуков вылетали настоящие искры.

Так они и пошли, живая иллюстрация к спектру человеческих (и не очень) эмоций:

Немец – влачила свой сундук, как мстительная нежить, изрыгающая ругательства. От нее доносилось бормотание, в котором ясно угадывались слова «ботаники-самоубийцы», «зелёные психопаты» и многое другое, менее цензурное.

Молчаниха – шла с умиротворённой, почти блаженной улыбкой, не замечая всеобщего безумия. Она поглаживала белый камень на шее, который теплился ровным, успокаивающим светом, будто только что обрела не просто смысл жизни, а личный кусочек вселенской гармонии.

Литва – бодро семенила следом, стараясь не смотреть в спину Немец. Через её плечо болтался колдун, как мешок с самым сомнительным и разочаровывающим грузом. Его пустые, остекленевшие глаза бездумно смотрели в небо, не видя ни облаков, ни уходящего солнца.

А позади них, в глубине новорождённого леса, тихо смеялся ветер – звук был странным, легким и освобожденным, будто сама земля наконец-то отпускала последний призрак прошлого, даря ему долгожданный покой. Их встретили на опушке две взволнованные фигуры. Эльфийка с русалкой были бледны до синевы, а в их широко раскрытых глазах плескалась настоящая паника.

– Что это был за грохот?! – выдохнула Слива, и её мелодичный голос срывался на визгливый шёпот, дрожа от неподдельного ужаса. – Мы уже собирались идти за вами! Земля дрожала, как перед самым что ни на есть концом света!

Немец резко повернулась к ним, и по её лицу было ясно – буря внутри ещё не утихла. Глаза сверкали, как отточенные кинжалы, а в уголке ее рта нервно дёргалась маленькая мышца, выдавшая всю глубину её ярости.

– Да пустяки, – прошипела она так, что даже воздух вокруг, казалось, покрылся инеем. Её голос был низким и опасным. – Культурное наследие похоронила под толщей земли одина сердабольная орчанка. И практически всё сокровище заодно.

Она язвительно, с нескрываемым сарказмом кивнула в сторону Литвы. Та же стояла с видом человека, абсолютно уверенного, что во всём виноват кто-то другой и стараясь не встречаться взглядом с ней.

– Колдуна, кстати, удар хватил по последнему поводу, – добавила Немец с мрачным, почти злорадным удовлетворением. – Так что если он теперь на всю жизнь заикается – это будет исключительно вина Литвы.

Литва, желая сменить тему, почти пренебрежительным движением скинула колдуна к ногам русалки. Тот беспомощно шлёпнулся на землю, как тряпичная кукла. Его пустой, остекленевший взгляд уставился в небо, а из карманов с тихим зловещим звоном высыпалось ещё несколько золотых монет, будто его карманы плакали золотыми слезами.

– Лечи, – коротко, без всяких эмоций бросила Литва, отряхивая руки, словно только что избавилась от чего-то грязного.

–Да, поняла уже, – устало, почти обречённо вздохнула Найда, проводя ладонью по лицу. Её обычно безупречные, словно из шёлка, зелёные волосы растрепались и висели бесформенными прядями.

Приводить его в чувство пришлось дольше обычного. Раз пять. Может, шесть. Каждый раз, когда его сознание уплывало обратно в золотой туман, Найда чувствовала, как её собственные силы тают. Колдун же, похожий на подстреленного зайца, между приступами сознания носился по стоянке, проживая все стадии принятия с драматизмом затравленного актера:

Отрицание – "Этого не может быть! Вы всё врете!"– хрипел он, судорожно ощупывая свои пустые карманы, будто надеясь, что золото просто затерялось в складках ткани. Его глаза бегали по сторонам, отказываясь верить в реальность.

Гнев – "ГДЕ МОЁ ЗОЛОТО?!"– орал он, тряся Литву за плечи с силой отчаяния. Его лицо искажала гримаса ярости, а слюна брызгала из уголков рта. Литва только покрутила пальцем у виска и легко отцепила его от себя, как назойливого щенка.

Торг – "Может… может, хоть еще один сундук остался?"– лепетал он, с мольбой глядя на Немца, а его пальцы нервно теребили край ее плаща. В его глазах теплилась жалкая, последняя надежда.

Депрессия – "Всё пропало…"– ныл он, обхватив голову руками и качаясь на месте. Слезы текли по его грязным щекам, оставляя белые полосы. Он бесцельно бродил по лагерю, натыкаясь на деревья и чуть не падая в костер.

Принятие – "Ладно… хоть живой остался…"– выдохнул он перед тем как снова отключиться, рухнув на землю как подкошенный.

Остальные наблюдали за этим спектаклем с разной степенью участия:

Немец сидела, подперев подбородок рукой, её взор выражал что-то среднее между развлечением и готовностью придушить колдуна, если он снова полезет дергать ее плащь. Время от времени она лениво подставляла ногу, когда он особенно бестолково кружил рядом.