Прости меня

Немногочисленная одежда лежала сваленной в куче на полу. Раскрытые дверцы и ящики беззастенчиво выставили напоказ содержимое шкафов и серванта.

– А старшая была полна сюрпризов, – в словах Томы звучали нотки сожаления. – Вот что я не ожидала увидеть в ее квартире, так это полки, забитые книгами.

Она наугад вытащила одну из них.

– Ого, 1897 год издания! Атлас лекарственных растений. Все чудесатее и чудесатее. Знаешь что, подруга? Я предлагаю поехать перекусить, а потом вернуться сюда и поработать. Хотя, нет. Сначала мы пройдемся по магазинам и приоденем тебя. Не знаю, как тебе удалось уговорить моего сына отдать свои любимые джинсы и худи, но ты в них больше ходить не будешь!

Зоя успела только набрать в грудь воздух, чтобы возразить, как Тома, выставила руку вверх и заявила:

– Не желаю слушать! Не хочешь платья, купим брюки, нормальные женские брюки, джинсы, кофточки и так далее. Ты девушка, Зоя. Красивая девушка! Ты не по своей воле пряталась от мира за толстыми стенами, а теперь продолжишь прятаться под этой мешковатой одеждой? – Она вернула книгу в шкаф и забрала у Зои из рук фарфоровую статуэтку, которую та вытащила из серванта и вертела в руках, рассматривая нежно голубой рисунок. – Мейсенский фарфор, какое счастье, что эти дебилки не знали ему цену, – констатировала она, ставя фигурку балерины обратно.

– Я не просила, – все-таки буркнула Зоя. – Костя не оставил мне выбора, шантажист малолетний. Ты сказала мейсенский? – встрепенулась она. – Тот самый мейсенский форфор, способ изготовления которого согласно легенде раскрыл алхимик, который искал способ превращения свинца в золото? – Зоя переводила заинтересованный взгляд с чайных пар на молочник, на тарелки, выставленные вдоль задней стенки серванта и украшенные пасторальными рисунками, и еще несколько фигурок.

– … а нашел подходящую глину для тиглей, из которой позже стал делать фарфор. Да, Зайка, тот самый. Посмотри на клеймо на обороте любой чашки или фигурки – синие скрещенные мечи. А теперь пошли. Мне еще нужно познакомить тебя с мастером-философом, который приведет в порядок твою головку.

Зоя обвела комнату взглядом, полным сожаления, по полкам с сокровищами, по креслу, стоящему в чудесном эркере, так и манящему присесть в него с книгой в руках, но вздохнула и безропотно пошла за подругой.

Глава 17

– Сжалься, умоляю! Я готова скоблить и чистить, только бы не ходить больше по магазинам. Слишком много людей, – взмолилась Зоя через два часа. Они стояли посреди галереи, Тома крутила головой, выбирая следующий бутик, а многочисленные посетители торгового центра обтекали их с обеих сторон, толкая или задевая сумками и пакетами.

– Ладно, – покладисто согласилась мучительница, – остальное закажем по интернету.

– Правда? Научишь меня? – воодушевилась Зоя.

– Уже передумала скоблить и… что ты там еще готова была делать?

– Ты же знаешь, я никогда ничего не покупала подобным образом, мне интересно. Все эти новые технические штучки.

– Точно, – Тома опять остановилась и начала оглядываться. – Мы не купили тебе телефон.

Уже через двадцать минут Зоя взвешивала на ладони гладкий кусок пластика, такой же, как у многих людей вокруг.

– Я чувствую себя обезьяной, которой дали в руки компьютер, а она примеривается, как бы расколоть им орех.

– Я тоже, – улыбнулась Тома, вспоминая, какой была еще месяц назад. – Но мы научимся. А представь, каково людям, осужденным на двадцать – тридцать лет? Для них выход на волю сравним с попаданием в параллельную вселенную. Тадеуш говорит, технические новинки появляются каждый месяц, а мы с тобой выпали из жизни на несколько лет. Большой срок для прогресса, летящего со сверхзвуковой скоростью.

– Не совсем так, заключенные все же наблюдают за развитием цивилизации через экраны телевизоров.

– Нажми кнопку сбоку, – подсказала Тамара, радуясь детскому восторгу, вспыхнувшем в глазах подруги, когда экран телефона засветился. Ее и саму охватило радостное воодушевление, которое раньше наблюдала у сына, делящегося с ней возможностями технических новинок.

– Ну, что теперь? К парикмахеру? – спросила Тома.

Зоя замялась в нерешительности. Витринное окно салона мобильной связи отражало двух изящных девушек: блондинку с гривой роскошных волос, ниспадавших до талии и брюнетку, волосы которой пышной волной рассыпались по плечам. Локоны блондинки сияли в преломляющихся лучах панорамных окон торгового центра здоровым блеском. Неровная челка брюнетки падала на лицо, не тронутое косметикой, и она привычным движением откинула ее назад.

Поймав в отражении восхищенный взгляд мужчины, блондинка отвела равнодушный взгляд, а брюнетка испуганно втянула голову, но проследив за своим двойником в витрине, нахмурилась и расправила плечи, скользнула взглядом дальше по новому кардигану свободного кроя в тон глазам, широким брюкам и лоферам с металлической пряжкой и осталась довольна.

– Эх, ты, – пожурила Тома. – Не уж то ходить по магазинам тяжелее, чем топтаться у воскоплава восемь часов подряд?

– Не легче, а проще,– поправила Зоя. – Ни ответственности, ни принятия самостоятельных решений. – Может, присядем на пару минут? – она кивнула на скамейку.

– Ты бы хотела и дальшеизготавливать свечи? – удивилась Тома. – Чем бы ты вообще хотела заниматься в жизни?

– Мне нравилась эта работа. Если бы наш узколобый мастер согласился выливать художественные свечки по твоим эскизам, было бы вдвойне интересней. Но я точно не желаю застревать в этом и дальше. А ты? Чем ты хочешь зарабатывать на жизнь?

– Я бы с удовольствием продолжила работать в культурном центре, но, увы, дорога туда для меня закрыта, о чем мне напрямик заявило новое руководство центра. Отец предложил работать в его фирме. Но эта работа не интересна уже мне самой.

– А ты не думала профессионально заниматься рисованием?

– Посмотрим. В конце концов, у нас обеих оказалось достаточно средств, чтобы подумать об этом без спешки.

– Я хочу пойти учиться, – осмелев, заявила Зоя. – В детстве я мечтала о профессии врача.

– Ты можешь позаниматься с репетиторами и …

– Нет, – прервала ее Зоя, – не хочу работать с людьми.

– Разочаровалась? Понимаю. А с животными?

– Тома, только не к тому здоровяку, – встревожено шептала Зоя у стойки администратора салона красоты, куда подруга все-таки вынудила ее зайти после хождения по магазинам. – Я не хочу, чтобы меня стриг мужчина, – девушка указала на мужчину за дверью, оставленной администратором приоткрытой. Он рассматривал свою клиентку, стоя перед ней, широко расставив массивные ноги и потирая в задумчивости подбородок, потом крутанул кресло, в котором та сидела и, обхватив ладонями лицо женщины, слегка повернул ее голову сначала в одну, а потом в другую сторону. Поцокав языком, взял ножницы и навис над ней, перекрывая собой дальнейший обзор.

– Ты же сама сказала, что тебе понравилась моя стрижка и хочешь такую же. Меня стриг именно он.

– Я передумала. И разве тут не должен быть один большой зал, в котором работает сразу несколько парикмахеров?

– Олег вас примет, но придется немного подождать, – сказала администратор, закрывая дверь и оставляя сурового мастера наедине с клиенткой.

– Нет, Заинька, здесь у каждого парикмахера своя маленькая студия. Здорово, да? – Тамара улыбнулась. – Мастер только твой. Даже если ты передумаешь и начнешь сопротивляться и кричать, никто не помешает ему сотворить с тобой чудо, – она откровенно забавлялась волнением, написанным на раскрасневшемся лице подруги, ее милым смущением, от которого синие глаза Зои начали темнеть, а зрачок стремительно увеличиваться, заполняя собой радужку. А Тамару внезапно кольнуло подозрение, такое очевидное, что сразу перешло в уверенность и объяснило все странности подруги: нетерпимость чужих прикосновений, нежелание говорить об отце своего ребенка, и категоричный отказ посещать доктора в медчасти, даже, несмотря на сильные ожоги при работе с горячим воском. Тамару залихорадило от страшной догадки.

– Я в туалет, – сказала она резко и немедля вышла из приемной.

В дамской комнате женщина первым делом намочила ладони и приложила их к раскрасневшимся щекам. Поведение подруги предстало в новом свете, и ее ночные кошмары и крики, которые будили порою всех в комнате, дополняли картину.

– Боже, боже,– шептала Тома, – бедный ребенок, она же попала сначала в колонию для несовершеннолетних. Значит, это случилось, когда она была подростком. – Тома затрясла головой, отгоняя ужасные видения. Еще час назад она подшучивала над отсутствием у подруги вкуса, выбиравшей объемную одежду, а это было элементарное желание спрятаться.

– Все еще жаждешь чужих тайн? – грустно спросила свое отражение сквозь пелену непрошеных слез.

Когда она вернулась в приемную, Зоя сидела, уткнувшись в новый телефон, и выглядела спокойной.

– Все хорошо? – улыбнулась она, хотя Тома была уверена, что это ей следовало задать этот вопрос.– Ты права, что-то я совсем дикая стала. Мир намного больше, чем я привыкла. И часть человечества составляют мужчины. Придется мириться с этим.

Тома отвернулась и часто заморгала, отгоняя слезы. Неловкость момента помогла избежать давешняя клиентка. Она выпорхнула из студии счастливая и, бросая довольные взгляды в зеркала, заговорила с администратором.

– Я с тобой, – с облегчением сказала Тамара. – Там есть кресло и кофейный столик для посетителей.

– Я рад, что Вы с подругой осознали свою ошибку, – сказал мужчина, поднимая расческой прядь Зоиных волос.

– Которую из них? – Зоя расслабила бессознательно сжатые в кулак пальцы, скрытые накидкой, и скосила глаза на подругу. Та в недоумении пожала плечами.

– Что доверились не тому человеку, конечно. Простите, если обидел.

– У нас не было свободы выбора, как таковой, – хмыкнула Тамара.

– Больше не допускайте подобного, – продолжая перебирать прядь за прядью, упрекнул мастер.

– Мы же все еще говорим о стрижке? – встретившись глазами с его отражением в зеркале, спросила Зоя.

– Я – о стрижке. Удивительный оттенок. Никогда такого не встречал.

– Снежный обсидиан, – подсказала Тома.

– Спасибо, – кивнул он. – Черный, отливающий серебром. Но самое поразительное, что у корней полностью серебряный, будто подшерстка.

– То есть, я седею? – хихикнула Зоя. В коктейле химических запахов она, наконец, выделила тот, который исходил от здоровяка и успокоилась.

– Вы не против стать моей постоянной клиенткой? – неожиданно спросил мастер. – Профессиональный интерес, – пояснил он. – Вы увеличите мой шанс на победу в творческой номинации конкурса «Фантазийный образ».

Он обошел кресло и остановился в нескольких шагах от него, продолжая рассматривать удивленную девушку. Тамара встала рядом, прикрываясь от прямого столкновения взглядов с подругой бумажным стаканчиком с чаем.

– И в каком образе Вы ее видите? – спросила она.

– Фея! С такими внешними данными из нее получится отличная фея! – уверенно ответил он.

Зоя оглядела двух взрослых людей, всерьез рассуждающих о ее нечеловеческой природе, и выдохнула, не успев напугаться:

– Вы предлагаете мне образ доброй феи? – Облегчение затопило грудь и защекотало внутри, пробивая на смех.

– Вам лучше знать, какая фея из вас получится. Мое дело – прическа, а о своей внутренней сути уж позаботьтесь сами, – усмехнулся мастер.

– Вы ролевик? – она не могла больше удерживать порывы и залилась смехом.

– Подумываю об этом, – рассмеялся и мастер, а Тома позволила, наконец, скопившейся влаге выкатиться из глаз и смыть горький осадок, и тоже прыснула.

– Неплохое начало. Как считаешь? – отсмеявшись, спросила Зоя подругу.

– Я бы сказала многообещающее, – отсалютовала ей та стаканчиком.

Распланированный с вечера день, с самого утра пошел не по сценарию и оказался полон неожиданностей и сюрпризов.

Глава 18

Тамара честно выполняла обещание, данное Тадеушу – смотрела концерт по телевизору. А могла бы сейчас стоять за кулисами и смотреть его выступление оттуда, как делала много раз, когда ездила на гастроли с мужем. Но это значило бы ступить на путь, который зареклась повторять.

Ведущие объявили номер Тадэка. Первые аккорды, сопровождаемые восторженными женскими криками, взорвали зал. Тома внутренне подобралась. Она знала, что сейчас увидит и готовила себя к этому. Знала, что не права, что это результат выстраданного опыта, но ничего не могла с собой поделать.

Игра света превратила обычный выход в мистическое появление. Он стоял в темноте, пересекаемой лучами прожекторов. На фоне подсвеченной задней стены был виден только силуэт вполоборота к зрительному залу, который после первых криков затих в трепетном ожидании. Мужская фигура начала двигаться, вторя музыкальному ритму, гармонично вплетая движения в мелодию, а затем подключив к этому волшебству еще и голос. Тома почувствовала, как ее тело подчинилось ритму, ее буквально захватило и накрыло эйфорией. И длилось это вплоть до того момента, пока на сцене не появилась другая фигура, женская.

Каждым танцевальным па приближаясь к певцу, девушка, наконец, оказалась к нему вплотную и легко коснулась ладонью его щеки. Отстранилась, сделав оборот, и вновь оказалась лицом к лицу с мужчиной. Шляпа и темные очки скрывали его верхнюю часть, но Тамара хорошо знала его проникновенный взгляд, который теперь был направлен на другую женщину.

Она как завороженная следила за этим театральным действом. Танцовщица то отдалялась, то вновь приближалась к ее Тадэку, отталкивая. А он в умоляющем жесте протягивал к ней руку ладонью вверх. Каждое их соприкосновение обжигало зрительницу. Пресса приписывала Тадеушу роман с Марикой, но если ее не обманывали собственные глаза, это могла бы быть и эта танцовщица. Такой мужчина, как Тадэк не мог и не должен был быть один, он заслуживал быть счастливым. Ее разум с этим смирился, а вот глупое наивное сердце уговорить не удалось. Не счесть, сколько раз она вела с собой этот бессмысленный разговор. В ее жизни даже были моменты, когда она верила, что это получилось. Но эта вера существовала ровно до их новой встречи. И все спокойствие вновь летело в тартарары.

Тадеуш упал на колени перед девушкой и, обняв ее за талию, уткнулся лбом ей в живот.

Тамара сбросила подушки с дивана, истерично пытаясь найти пульт от телевизора.

– О! – воскликнул Костя, подхватывая с пола подушку и присаживаясь рядом с матерью. – Белла все же танцует?

– Белла? – нервно спросила она.

Костя кивнул на девушку, которая вырвалась из объятий певца, и опять кружилась вокруг него, завлекая и дразня.

– Да. Она ногу подвернула, – продолжил Костя. – Я слышал, как они с Алексом ругались. Все слышали. Он твердил, что ей нельзя танцевать, пока полностью не восстановится. А она орала, что никогда не упустит выступление на первом канале. – Костя нахмурился. Это был тогда такой зашквар, он поспешил ливнуть и не видеть, как обычно нормальные взрослые превращаются в истеричных и несдержанных чечиков. Закрывая дверь студии, слышал, что Тадей велел им заткнуться.

– А Алекс?

– Ее муж, ты его должна помнить, мам. Вон, смотри, чел на клавишных с волосами смешно зачесанными вверх. – Костик тыкал пальцем в экран, но камера сосредоточилась на двоих, выступление которых в присутствии сына перестало выглядеть таким чувственным и вызывающим.

На смену ревности пришло раздражение:

– Идиотка, – ругнула себя Тома.

– Белла открывает свою танцевальную студию. – Костик на мгновение замялся, но при виде молодой гостьи, появившейся в дверях, твердо продолжил. – Мам, я сказал ей, что первый ученик у нее уже есть.

– А как же фитнес? – деланно возмутилась Тома.

– Ты обещал! – присоединилась к ней Зоя.

– Чтобы стать таким, – Костя кивнул на экран, – мне нужно многому научиться.

Он подхватил не ожидающую такого маневра девушку за талию и закружил по комнате. Она заскользила по полу босыми ногами, в свободных домашних штанах и топе, с мокрыми после душа кудряшками, рассыпавшимися по плечам, подчинившись музыкальному ритму и легко подстроившись под уверенные движения подростка.

– Ауф, – пропыхтел Костик ей в пупок, когда они остановились, и он театрально упал перед ней на колени и, подражая крестному, боднул ее головой в живот.

– Что? – девушка все же смутилась, отстраняясь и вспыхивая румянцем. – Раньше я очень активно занималась танцами и спортом. Отец настаивал.

– Я могу только порадоваться твоему рвению, сынок, – сказала Тома, забавляясь представлением. – Но с прежним условием – не в ущерб основной учебе!

Костик фыркнул, но приложив руку к сердцу, сказал:

– Обещаю!

– У меня дежавю или паранойя? – спросила Тома, обращаясь к Зое.

– Ты сейчас о его дурашливой выходке с капитаном Мельниковой?

Тома кивнула.

– Да я серьезно! – возмутился Костя. – Клянусь! – он опять приложил ладонь к груди, но увидев скептический взгляд двух пар глаз, опустил руку.

– Артист, – Тома покачала головой.

***

– Не любишь яйца? – Костя с удивлением наблюдал, как Зоя перекладывает омлет, только что поставленный перед ней, в соседнюю тарелку.

– А? Что? – рассеянно спросила Зоя.

– Я ценю, подруга, правда, но больше в этом нет необходимости. – Тома прыснула. – Она всегда отдавала мне яйца, если они были на завтрак, – пояснила она сыну.

– Извини, задумалась.

– Ты не задумалась, ты все еще живешь прошлой жизнью. Она осталась там, за забором, возвращайся уже. И я сейчас говорю не только о колонии.

Костя, услышав в голосе матери серьезные нотки, торопливо закинул в рот остатки омлета и вскочил с табурета.

– Спасибо, мамуль. Пока, девчонки. До вечера, – он ткнулся губами в материнскую щеку, подмигнул Зое и выскочил за дверь.

– До вечера, – Тамара проводила сына глазами и повернулась к Зое:

– Ты могла бы впервые за много лет спать сколько душе угодно, а встала не свет не заря. Опять кошмары?

– Кошмаров давно нет. Они мучили меня много лет, и были вполне понятны, так как отражали то, что со мной случилось. А потом что-то произошло, – Зоя сделала глоток чая, но не поставила кружку, а обхватила ее ладонями, будто грелась. – На место страха пришла ярость. Какая-то отчаянная и бессильная. Но это не моя ярость, – созналась она.

– Не твоя?– усомнилась Тома. – А чья?

Зоя пожала плечами. Последние сны принесли некоторые догадки:

– Даже во сне я понимала, что это не мои чувства, они поглощали меня, будто мои собственные, приводили в ужас, выводя мои кошмары на какой-то новый уровень.

– Ты говоришь об этом в прошедшем времени.

– Ярость сменила тоска. И тоже не моя, – ну, не совсем моя, подумала Зоя.

И была такой угнетающей, что она просыпалась от собственных всхлипов, сопереживая чужому горю. Сознаваться в этом было неловко. Все изменилось после того, как этот неведомый страдалец выдернул ее из ее же собственного кошмара, разогнав мучавших Зою долгие годы преследователей, и утешил, зализав призрачные раны и настоящие слезы. Он делал это потом еще не один раз, приходя во сне уже без прежней ярости и тоски, утешая и принося спокойствие. Но сегодня – признаться в этом Зоя никогда бы не осмелилась – он принес не только это. Она проснулась возбужденная, сердце учащенно билось, а низ живота тянуло. Тело охватило лихорадочное желание, которое она не могла объяснить даже себе самой, но догадывалась о его природе по книгам, которыми они все в последнее время увлекались, благодаря Томиному благодетелю.

– А ты, Тома? Ты смогла отпустить прошлое? Как ты жила этот месяц?

– Не буду лукавить, не все просто. Но я и не рассчитывала, что стоит выйти, и жизнь станет замечательной. Знаю точно, что цепляться за прошлое не буду. У меня было достаточно времени, чтобы разобраться в себе, и повторять собственные ошибки я не намерена. И все-таки, – не позволила Зое поменять тему разговора, – Может, обратимся с твоими м-м,… кошмарами к психологу?

– Спасибо, Томочка, но они уже не проблема. Честно, – Зоя поняла, что отвлекающий маневр не сработал.

Возможно, Тамара и поверила бы, глядя в эти по-детски бесхитростные глаза, но ей было очень хорошо известно, что душевные травмы сами по себе не проходят.

– А мне пришлось обратиться к психологу.

– Когда? – глаза Зои стали еще больше.

–Почти сразу после того, как попала в колонию. Одно время к нам приходила молоденькая аспирантка. И хотя ее больше интересовала собственная диссертация, а не проблемы заключенных, но она дала мне несколько дельных советов и вектор размышлений.

Сколько ночей она посвятила самокопанию, пока по совету аспирантки не перешла к саморефлексии? Задала себе неудобные, но нужные вопросы, разобрала себя и свои действия буквально на атомы.