Царство Давида

– Вообще-то, тут даже миленько, – протянула Регина, когда, минуя лестницу, мы прошли в основной зал.

Девушка водила светом фонаря по купольному потолку, украшенному современными фресками, что были выполнены приглашенными из Италии мастерами. Когда свет замер на изображении юного мальчика с густыми темными волосами и небесно-голубыми глазами, Регина перевела свет на меня, а потом снова на работу итальянца.

– Что это? – спросила она, явно догадываясь, каким будет ответ, но я решил потянуть струны ее терпения.

– Меццо фреска. Выполнена нашим современником Джанни Росси. Этой работе всего четырнадцать лет, так что вполне можно считать ее самым молодым экспонатом в музее, – самодовольно заявил я.

– Это ты, – Регина посветила на меня, и я, жмурясь от яркого света, рассмеялся.

– Да, это я, – сдался я, поднимая свой фонарь вверх и подсвечивая другие фрески. – А это мой отец. Дальше дед. За ним прадед.

– А где твой брат? – Регина кружила по залу, блуждая фонарем по потолку.

Я молчал, опустив свой фонарь. Иногда самолюбие застилало глаза, и я забывал, как больно бывает от мысли, что среди семейных портретов нет изображения моего брата. Больно за него, хотя сам Кир говорил, что в гробу видел эти унылые картинки. Похоже, безразличие давило так сильно, что в пятнадцать лет он протаранил стену музея на новеньком автомобиле отца. Я прекрасно понимал его чувства, но моих желаний никто не спрашивал.

Помню, как на десятый день рождения дедушка привел в кабинет смуглого иностранца. Восхищаясь моими глазами, он принялся делать набросок на бумаге. А спустя месяц работы мое лицо уже красовалось на потолке семейного музея.

Оставив вопрос о брате без ответа, я шагнул вперед и, взяв Регину за руку, повел ее вперед. Нас не интересовали древние манускрипты и доспехи, выполненные в редкой технике. Мы пришли за проклятьем рода Пожарских.

Прошмыгнув в потайной зал, мы попали в маленькую комнату, уставленную пугающими постаментами, на которых красовались украшения – знаковые для моей семьи. Не позволив Регине полюбоваться серьгами, изготовленными для княгини Ольги, или остановиться у эфеса меча, что был инкрустирован камнями для именитого воина Руси, я буквально протащил ее через зал в самый конец.

– Смотри, – я осветил стойку, на которой была установлена вытесанная из темного камня голова, имитирующая манекен.

На шее манекена покоилось то, ради чего мы приехали.

– Познакомься, это проклятье Пожарских, – пафосным голосом произнес я, склоняясь над ухом очарованной девушки.

Не обращая на меня внимания, она осматривала влюбленным взглядом тяжелое серебряное колье, в кулоне которого красовался черный бриллиант, ограненный в форме сердца.

Царица пала жертвой красивого украшения, которое для того и было создано. А вот я чувствовал исходящую от него страшную силу. Не знаю, была ли это лишь разыгравшаяся фантазия или в камне на самом деле содержалось нечто страшное…

– Как ты можешь называть это проклятьем? – восхищенно прошептала Регина.

Я приобнял ее, ощутив, как по телу побежали покалывающие искорки. Удивившись, девушка наконец отвлеклась от колье и посмотрела на меня.

– Помнишь выставку об Иване Пожарском? – тихо спросил я, отставив свой фонарь на постамент.

– Тот, с которого началась история твоего ювелирного дома?

Я кивнул, жадно осматривая губы Регины. Старый семейный артефакт разгонял кровь по телу, и я почувствовал течение могущества в своих жилах. А с ним и едва сдерживаемое желание присвоить себе ее – любовь царицы.

Глаза Регины были затуманены. Она смотрела на меня так, будто я был божеством, приоткрывающим перед ней страшные тайны, способные изменить жизнь всего сущего. Черные ресницы трепетали, а блеск в золотисто-зеленых глазах лишь подтверждал, что девушка, которую я так неосторожно привел в святая святых своей семьи, была зачарована. Проклятье Пожарских действовало и на нее.

Эта мысль меня отрезвила, и я осторожно отстранился от Регины. Когда моя рука скользнула с ее талии, она возмущенно вздохнула.

– Когда Иван вернулся после Смоленской битвы, он еще не был Пожарским. Каким было его имя до истории с этим камнем – никто не знает, – я говорил медленно, сгущая тучи истории и наслаждаясь огромными зелеными глазами, обращенными ко мне. – Если верить легенде, Иван был кузнецом и прекрасным мастером по работе с серебром.

На короткое мгновение я замолчал, любуясь камнем, чьи грани поблескивали в свете фонаря.

– Он полюбил? – нетерпеливо спросила Регина, сгорающая от любопытства. Как и я, она не могла оторвать взгляда от украшения. – Это не могло быть создано без любви.

Я кивнул, нахмурив брови.

– Тот, с чьей помощью было создано это колье, – я снова почувствовал, как в пальцах огоньками забурлила неведомая сила. – Забрал любовь в качестве платы.

Гробовая тишина повисла в зале. Я перевел взгляд на Регину и понял, что она была погружена в свои мысли, хотя я ожидал считать на ее лице страх.

– Иван продал свою душу ради славы? – шепотом пробормотала царица, блуждая взглядом по серебряной цепи и избегая смотреть на камень в кулоне. Словно и она ощущала, как от этой вещицы исходит глубокая энергия.

– Не совсем так, – возразил я и вернулся к рассказу. – Иван занимался своим делом в кузне и вряд ли вообще задумывался о славе. По крайней мере, пока к нему не явилась боярская дочка.

Регина понимающе ахнула. Она ждала, когда же в этой легенде появится женщина.

– Легенда не говорит, что именно молодая девушка более высокого происхождения могла забыть в лавке кузнеца, но, как ты понимаешь, Иван потерял сон после встречи с ней. Настолько, что решил идти к ее отцу.

Регина покачала головой, предугадывая, что ничем хорошим это не кончится.

– Боярин выставил кузнеца за двери и велел на пороге больше не появляться. Иван вернулся в мастерскую и принялся творить это колье, – я кивнул на украшение, – но мы до сих пор не знаем, откуда у него взялся камень. Бриллианты на Руси появились не раньше девятнадцатого века, а это сердце, – мы оба очарованно смотрели на колье, – абсолютно точно выполнено из алмаза удивительно точной огранки. К тому же, никому не известно, что дает ему такой насыщенный черный цвет. Предполагалось, что это лишь вкрапление гематита, но анализы это предположение не подтвердили.

Я увлекся деталями, и Регина вцепилась в рукав моего пиджака, требуя продолжения.

– Что было дальше? С Иваном и боярской дочкой?

– Иван работал над искусным серебряным украшением, надеясь покорить девушку и ее отца, но то ли по воле случая, то ли из-за чудовищной силы его намерения в кузне случился пожар. Такой сильный, что все выгорело дотла, не тронув при этом соседних строений. В горсти пепла, оставшейся после пожара, Иван нашел это колье. В том самом виде, в котором оно представлено перед нами сейчас, – я посмотрел на свою царицу, и заметил, как в уголках ее глаз собираются слезы.

– Он так сильно хотел эту девушку, что призвал страшную силу, – пробормотала она. – И ведь он явно не получил то, чего хотел.

Я пожал плечами.

– Мы можем только догадываться, кого и как он призвал. Но одно было точно: камень дал ему влияние, которого не хватало для брака с боярской дочкой. Когда отец увидел дар от кузнеца, он, не задумываясь, отдал дочь мастеру. Иван открыл новую лавку, где стал работать непосредственно с украшениями, а народ, пораженный случившимся пожаром, прозвал его Пожарским.

– А девушка?

– Умерла при родах. Продолжила проклятый род Пожарских и умерла, – угрюмо заключил я. – В истории упоминается несколько женщин, которые то сходили с ума, то накладывали на себя руки. В какой-то момент женщины просто пропали из книги записей. В этой истории много тайн, но точно известно одно, – я с сожалением посмотрел на Регину. – Пожарским не дано познать настоящую любовь.

Регина молча смотрела на черное сердце и думала о чем-то своем, и мне захотелось ее подбодрить.

– В легенде говорится, что жертвенная любовь снимет проклятье. Но я не знаю, кто сможет полюбить Пожарского настолько чисто, чтобы пожертвовать собой ради дарования его роду любви, – криво ухмыльнувшись, я протянул Регине руку, надеясь увести ее из этого тяжелого места, но она не отреагировала.

– Ты веришь в это? – тихо спросила она, не глядя на меня.

– Статистика очаровательно точна. Ты и сама знаешь, рядом с Пожарскими не упоминаются женщины.

– Что случилось с твоей мамой? – помня о том, как я вспыхнул на парковке перед институтом, Регина говорила осторожно.

– Она меня бросила, – спокойно ответил я. – У меня нет никаких данных о том, жива она или нет. Из деда информацию не вытащить, а отец как-то, будучи пьян, проболтался, что обе его жены сбежали, оставив сыновей. Сначала моя мать, а потом мать Кирилла. Если про маму Кира точно известно, что она вернулась в Норвегию, то о моей неизвестно ничего. Я больше склоняюсь к тому, что отец сам их прогнал. Он ветреный и едва ли может выдержать одну и ту же женщину на протяжении долгого времени. Я хочу верить, что это спасло жизни наших с Киром матерей. Что им удалось избежать влияния проклятого рода.

Зал снова погрузился в тишину. Я молчал, удерживая себя от падения в пропасть страха. Каждый раз, думая о проклятье и тайне своей матери, я не мог не бояться. Что могло с ней случиться? Куда она ушла? Жива ли? Миллион вопросов и ни одного ответа.

– Давай найдем твою маму, – неожиданно произнесла Регина. Ее голос звучал так уверенно, что на ничтожное мгновение во мне зажглась надежда.

– С ума сошла? – рассмеялся я, затушив этот робкий огонек. – Думаешь, я не пытался найти упоминания о ней?

Регина встала передо мной и, ухватившись за лацканы пиджака, заглянула в мои глаза удивительно ясным взглядом.

– Со мной у тебя все получится. Мое любопытство – это мое оружие, Пожарский. Давай рискнем?

Она смотрела так, будто просила помощи в поисках своей собственной матери. Первой мыслью, сформированной логикой, было – отказать. Отшутиться. Дальше я допустил, что мы действительно могли бы вместе найти дорогу, которую я не видел, пока искал один. Но все эти мысли перечеркнул страх.

Чем больше я нахожусь рядом с Региной, тем больше ощущаю, как внутри зарождается опасное чувство.

– Думаешь, проклятье твоего рода коснется и меня? – с бесстрашием спросила Регина. Она понимала, что между нами происходит то, чего я не могу допустить.

– Зря я тебя сюда привел, – я обхватил руками ее кулаки, желая снять их со своего пиджака, но Регина, дрожа всем телом, не отпускала меня.

– Я не боюсь проклятья, Давид.

Едва выдохнув мое имя, Регина приподнялась на носочках и прижалась алыми губами к моим губам.

Землю увело из-под моих ног. Мне казалось, будто я впервые по-настоящему целовал женщину. Наши языки сплелись в танце – бурном, чувственном, воспламеняющим кровь. Губы Регины – такие мягкие, такие настойчивые – боролись с моими за право вести в поцелуе.

Моя ладонь зарылась в ее светлых волосах и, придерживая голову девушки, я не давал ей отстраниться ни на секунду. Впрочем, она и не пыталась. Ее губы изучали мои с такой неистовой жаждой, что я понял: дело не просто в любопытстве. Эта девушка, именующая себя царицей, хочет проникнуть в меня. Хочет впитать в себя каждый уголок темного царства моей души. Она не боялась.

Но боялся я.

– Слишком глубоко, – я придержал нежную ладонь, замершую на моей шее. Я чувствовал, как своими вопросами, своими долгими изучающими взглядами, своими касаниями, наполненными магической силой, Регина ищет путь внутрь меня. Так глубоко, что не выбраться. А я ни за что на свете не хотел ее терять. – Не забывай о проклятье, Регина. Во мне нет света.

– Я уже сказала, я не боюсь проклятья. И не боюсь темноты, Пожарский.

– Я боюсь, – признание сорвалось с моих губ, и я прикрыл глаза, отсчитывая секунды до того, как она уйдет. Но она осталась и положила голову на мою грудь, словно через кожу и кости пыталась проникнуть в самую суть меня. – То, что ты узнала сегодня, не знает никто, кроме моей семьи. Это мой личный ад, Регина.

– Не ад. Это твое царство, Давид. Не ты ему служишь. Оно – тебе.

– Царство? – я усмехнулся и мягко отодвинул руки девушки от своей шеи. Казалось, что одно касание ее кожи вызывает чувство удушения, а мне и так не хватало воздуха от одной мысли, что я впервые в жизни по-настоящему захотел впустить кого-то в свою жизнь. Не на ночь, не на пару раз. На вечность – настолько долгую, чтобы находить друг друга раз за разом из одного воплощения души в другом.

Но я не мог этого допустить, потому что где-то в глубине своего сознания я понимал, что проклятье может быть не просто легендой, украшающей старый известный род. Я не знал ни одной истории любви своего предка, которая закончилась бы «жили долго и счастливо». Я даже не мог поговорить ни с одной из женщин, что могла бы рассказать мне, каково это – любить Пожарского.

Может, это было одной из причин, по которой я так хотел отыскать мать.

– Ты просто не хочешь связываться с танцовщицей из борделя, – разочарованно заключила Регина.

Она отстранилась и, скрестив руки на груди, отошла в сторону. Тусклый свет фонаря едва улавливал очертания ее фигуры, и на миг мне показалось, будто она действительно растворяется в темноте. Дурное предзнаменование. Нам стоит держаться подальше друг от друга.

Но еще тогда на сцене, когда Регина танцевала, не сводя с меня хищных глаз, я уже знал, что ни за что на свете не захочу с ней расставаться.

– Регина, – я шагнул за ней в темноту. Встал за ее спиной, ощущая, как приятной волной накрывает желание коснуться ее. Хрупкие плечи девушки вздрогнули.

– Давид, – тихо откликнулась она.

– Я не хочу, чтобы ты оставалась в этом борделе, – медленно произнес я, будто признавая, что я готов связать себя чем-то большим с этой удивительной девушкой. – Я хочу, чтобы ты танцевала только для меня.

– Это значит, что ты готов впустить меня в свое проклятое царство? – Регина обернулась, и у меня перехватило дыхание от того, как ярко блестели ее глаза в полумраке зала.

– Ты достойна лучшего царства, моя дорогая царица, – мои пальцы провели дорожку от виска до шеи девушки, и та неровно выдохнула. Нас слишком тянуло друг к другу, будто когда-то давно мы уже испытывали эти чувства. – Но это все, что у меня есть.

– Я принесу в твое царство тьмы электричество, Пожарский, – Регина усмехнулась и, подняв в руке свой фонарик, включила свет.

Яркое пятно ударило в потолок. Одновременно мы с Региной задрали головы, чтобы посмотреть вверх – там, на низком потолке, красовалась еще одна фреска, о которой я совершенно забыл. Весь потолок в этом небольшом зале был исписан темными грозовыми тучами, словно мастеру было дано задание воплотить здесь то, что тяжким грузом лежало на сердце каждого Пожарского долгие-долгие годы. И только надо мной и Региной сквозь плотную пелену туч виднелись проблески солнца. Не сдержавшись от нервного перевозбуждения, я рассмеялся. Опустил голову и, поймав на себе влюбленный взгляд Регины, притянул ее к себе для еще одного поцелуя. Еще одного из миллиарда поцелуев, что ждали нас впереди.

Да, мы, Пожарские, опасались своего проклятья и все же продолжали верить, что однажды свет найдет дорогу в наше темное царство. И я должен был сделать все, что в моих силах, чтобы не дать этому свету погаснуть.

Глава 5

Мы подъехали к дому Регины, когда в небе уже появились первые проблески рассвета. Я остановил машину у хрущевки в одном из спальных районов города и с нежностью посмотрел на девушку. Она спала, подтянув колени к лицу. Ее миловидное лицо оставалось серьезным, брови хмурились, будто она блуждала по закоулкам страшного сна.

А я не мог отделаться от мысли, что вернул в свою жизнь нечто очень важное. Именно вернул, а не приобрел. Мне казалось, будто то, что сейчас теплыми волнами плескалось в моей груди, я уже испытывал. Столько лет назад, что, возможно, мы с Региной видели не одну эпоху, держась за руки.

Может, поэтому я испытываю такой трепет от одного взгляда на нее. Будто никогда раньше не видел красивых женщин. А я видел многих. Но ни одной своей. И вот эта дерзкая танцовщица крадет у меня танец, а с ним и душу, и у меня не остается сомнений – я вернул себе то, что когда-то уже было моим.

Я протянул руку и, осторожно коснувшись щеки Регины, отвел от ее лица светлую прядь. Вздрогнув, девушка открыла глаза и перевела на меня затуманенный сном взгляд.

– Я уснула? – она похлопала ресницами, словно стараясь прояснить сознание.

– Уснула, – с улыбкой ответил я. – Так бывает, когда живешь двойной жизнью.

В моих словах не было упрека, но в то же время не собирался отпускать Регину без объяснения, как она оказалась в борделе.

– Двойной жизнью? – после сна она не сразу поняла, что я имею в виду.

– Днем прилежная студентка – скромница и тихоня. А ночью…, – не успел я договорить, как Регина мрачно закончила за меня.

– Развратная шлюха?

Я покачал головой, скривившись от того, как неприятно из ее уст звучали эти слова.

– Царица, пленяющая мужчин своим чувственным танцем, – моя формулировка заставила Регину улыбнуться.

– Все очень просто, Давид. Не всем от рождения даются свои музеи с персональными портретами на потолке, – это должно было звучать, как ирония в мой адрес. Как укол за то, чем я был одарен с пеленок.

– Ты слышала легенду, – напомнил я. – Мой род дорого заплатил.

Регина замолчала, обдумывая, что ответить.

– Ты танцуешь из-за денег? – стараясь не выказывать своего отвращения к этому борделю, я говорил медленно.

– Мне нужно платить за учебу, – Регина посмотрела на меня серьезным взглядом. – Только не вздумай ничего за меня оплачивать!

Не сдержавшись, я рассмеялся.

– Почему? Я уверен, для меня это посильная сумма, – прекратив смеяться, я добавил уже более строгим голосом: Я уже говорил, я не хочу, чтобы ты танцевала в этой богадельне.

– А я не хочу, чтобы ты думал, будто нужен мне из-за денег, – нахмурившись, выпалила она.

Со смешанными чувствами внутри я осмотрел ее лицо. Аккуратный узкий подбородок, пухлые губы со стертой от поцелуев помадой, милый носик, прищуренные зеленые глаза, обрамленные густо накрашенными ресницами. Я пытался понять, почему все в этой девушке казалось для меня таким родным, таким ценным. Но, чем дольше я смотрел на нее, тем больше отвлекался на мысли о поцелуях.

– Ты не будешь танцевать в борделе, – настойчиво повторил я.

– Оттуда будет сложно уйти, – Регина отвернулась, и я разозлился от того, что не могу услышать, о чем она думает в своей красивой голове.

– Я решу этот вопрос, чего бы он ни стоил, – заверил я, а Регина в ответ неоднозначно покачала головой.

– Разве ты не боишься сплетен? Репутация важна для тебя.

Я кивнул, соглашаясь с ее словами. Репутация действительно всегда стояла у меня поперек горла. Я ограничивал себя во всем, что могло бы наложить тень на мою фигуру в обществе, на восприятие образа Ювелирного дома «Пожарский» в целом. Втайне я всегда мечтал избавиться от этого хлыста, что все время ощущался у меня за спиной, словно предупреждая: за каждым неверным шагом последует мгновенное наказание. Так может, сейчас идеальное время для того, чтобы принять эту боль и подарить себе освобождение?

Я взял теплую руку Регины и прижал к своим губам.

– Ты важна для меня, царица.

Я сдался на волю чувств, чего еще никогда не позволял себе. Но с той самой минуты, когда я поймал на себе пристальный взгляд танцовщицы, я сразу понял, что она перевернет мою жизнь.

Мне нечего было бояться. Я не был счастлив при всех тех реквизитах, которыми наделила меня фамилия. Уверен, ни один Пожарский никогда по-настоящему не испытывал счастья. Из-за проклятья, лишившего нас любви, мы отдаем себя делу, которое подарило славу. И, чем глубже мы погружаемся в работу, тем больнее внутри кусается одиночество.

Регина смотрела на меня с недоверием.

– Ты сын ювелирной династии. А я дочь рыбака с севера, – холодно проговорила она. – Ты продолжишь славу своего рода. А я…, – она задумалась, подбирая варианты своего будущего.

– А ты будешь рядом со мной, – закончил я, крепко сжимая ладонь девушки.

Регина ухмыльнулась и убрала руку.

– Я не из тех девушек, кто может просто быть рядом. Я не трофей, Давид. Не экспонат для твоего музея. Я хочу большего.

Глаза Регины блестели от возбуждения. Казалось, она пыталась донести до меня нечто важное, но я, привыкший иметь дело с более приземленными людьми, не понимал ее.

– Чего же ты хочешь?

– Я хочу, чтобы ты принадлежал мне так же, как я буду принадлежать тебе, – голос девушки понизился, словно она читала магическое заклинание. Невольно я приблизил лицо, впитывая каждое ее слово. – Когда ты появился в аудитории со своей лекцией, я сразу поняла, что моя жизнь будет неразрывно связана с твоей. Ты можешь не верить, можешь считать это бреднями влюбленной дурочки, но…

Я не дал ей договорить. Обхватил ладонью ее шею и, притянув к себе, накрыл ее рот поцелуем. Мне не хватало слов, чтобы выразить, как сильно я понимал ее чувства. Наши жизни неразрывно связаны – то же самое понял и я, когда загадочная танцовщица пленила меня своим танцем.

– Ты отвлекаешь меня от мысли, – пробормотала Регина, когда я дал ей вздохнуть между поцелуями.

– Ты отвлекаешь меня от всего, – быстро проговорил я и снова притянул царицу к себе.

Нам так много предстоит узнать друг о друге, но самое главное мы уже знали. Что бы ни ждало нас впереди, мы навсегда останемся связаны. Неразрывно. И никакие силы, никакое время не будут иметь власти над этими узами.

– Но как же проклятье Пожарских? – я отстранился и отвернулся, чтобы хоть немного утихомирить желание, бурей охватившее мое тело.

Обуреваемый чувствами, я все же не мог не думать о легенде, которая, хоть и была всего лишь сказкой, передающейся из поколения в поколение, но все-таки наложила свой темный отпечаток на каждого представителя моего рода. Я не хотел верить в проклятье, но я позволил ему заставить меня думать, будто я действительно могу потерять царицу из-за черного сердца, созданного первым Пожарским.

– Давай снимем его, – уверенно предложила Регина.

Я хотел посмотреть на нее с насмешкой в глазах, но, едва я перевел взгляд на девушку, как желание смеяться над ее предложением пропало.

Зеленые глаза сияли искренней верой, и в них было столько света – невидимого, но почти осязаемого – что я на секунду усомнился: а вдруг у нас действительно есть шанс исправить историю?

– Как мы это сделаем? – спросил я, соглашаясь на авантюру.

– Соберем недостающие паззлы, – Регина говорила серьезно, и я удивился тому, сколько энергии, сколько веры было заключено в ее хрупком теле.

– С чего начнем? – я улыбнулся, любуясь девушкой, вдохновленной большой идеей.

Однако следующие ее слова стерли улыбку с моего лица.

– Найдем твою маму, Давид.

***

Оставив Регину дома, я направился прямиком в тот самый ресторан, где моя царица устраивала фееричное шоу. Меня уже не волновало, будет ли дед недоволен тем, что его вечно собранный внук явится на ежедневный разбор полетов после бессонной ночи. Меня не волновало ничего, кроме того, что мы с Региной собирались сделать.

Отыскать мою мать.

Где-то на горизонте забрезжила надежда, которую я так и не придушил окончательно, и я снова стал фантазировать о том, как она обнимает меня и плачет, сожалея, что бросила. У нее должно быть объяснение. Я уверен.

Я не мог позволить себе неуверенность, ведь то, как Регина смотрела на меня, смывало напрочь границы, что я выстроил, отгораживаясь от целого мира. Я чувствовал, что эта девушка может запустить процессы, которые изменят все. От предвкушения этого меня потряхивало, хоть внешне я и оставался спокойным, словно статуя.

Я ждал изменений. Ждал трансформаций. То, что род Пожарских нес в себе веками, давило, лишало жизненной энергии, и, чтобы выйти на свет из долгого блуждания во тьме, требовалась настоящая революция.

Никогда бы не подумал, что я, воспитанный в строгости и привыкший к тотальному подчинению деду, стану тем самым революционером, меняющим ход истории своего рода.

Эта роль куда больше подходила Киру, но не его с самого рождения опутывали узами рода, не на его плечи водружали тяжесть ошибок, совершенных предками, и не ему испытывать всю ту боль, что скрывалась за известной фамилией.

Но теперь внутри меня горит вера, воспламененная яркостью зеленых глаз, и я точно знаю, что шанс избавить семью от проклятья – настоящего или выдуманного – существует на самом деле. Пожарские обретут право любить. Я пойду до конца ради своего будущего, ради будущего брата. И на этот раз дед не сможет меня остановить.

– Вы что-то забыли? – аккуратно спросил бармен, когда я опустился на стул перед ним.