Царство Давида

Женская ладонь выскользнула из моей руки, и я позволил девушке танцевать свой опьяняющий танец вокруг моего замершего тела. Я стоял лицом к залу, но не видел ни одного лица. Я следил лишь за ней – за ее змеиными глазами, хищно осматривающими меня в танце, за плавными движениями рук, за тонкой талией и широкими бедрами, то и дело оказывающимися слишком близко ко мне и в то же время достаточно далеко, чтобы я мог ощутить их прикосновение.

Музыка, ароматы, обстановка, девушка (особенно девушка!) – все собралось воедино, чтобы силой ощущений схватить меня за глотку и утащить в несуществующий мир, где за полупрозрачными занавесями и туманом, подсвеченным огненными оттенками, я мог отпустить контроль.

Я мог перестать соответствовать критериям, предъявленным мне с того момента, когда я только научился ходить. Я мог дышать так, словно на мои плечи больше не были возложены ожидания, и целый род, призрачной армией выстроенный за моей спиной, больше не желал сделать меня очередной жертвой, живущей исключительно во имя компании. В этом несуществующем мире с танцовщицей, чьего имени я не знал, но скоро узнаю, я мог бы остаться навечно.

Но реальность вырвала меня из омута грез шумными аплодисментами и ярким освещением. Несмотря на то, что номер был завершен, девушка продолжала стоять напротив, с вызовом осматривая мое лицо.

– Твое имя, – тихо, но требовательно попросил я. Уверенный взгляд незнакомки был напрочь лишен флирта. Она смотрела так, будто хотела проникнуть в самую суть меня и выведать страшные секреты. А я просто хотел знать ее имя.

Не успела белокурая танцовщица ответить, как ведущий прервал нашу идиллию чрезмерно торжественным голосом:

– Давайте еще раз поблагодарим нашу царицу за чувственный танец, – словно очнувшись от того же гипноза, пленником которого был и я, девушка отстранилась и, повернувшись к публике, поклонилась. Последовала новая буря оваций, и танцовщица, названная царицей, убежала со сцены, так и не назвав своего имени.

Я разрывался между «побежать за ней и нагнать в темноте за кулисами» и «снисходительно улыбнуться публике и как ни в чем не бывало вернуться на свое место, чтобы не давать пищи для сплетен». Выиграло второе. Я не простил бы себе, если бы дед снова смотрел на меня с превосходством, повторяя, что я подвел его своим глупым поведением. «Тебе нужно меньше общаться с этим прохиндеем Кириллом», – сказал бы он, если бы наутро газеты написали, как Пожарский, застигнутый в борделе, преследовал красивую танцовщицу.

Когда я опустился в кресло, на сцене уже развернулось другое выступление. Как минимум девять девушек в восточных нарядах исполняли постановку, но я быстро потерял интерес, ведь среди них не было той самой.

– Ну, как тебе было на сцене? Хороша эта царица, верно? – Игорь Владимирович подмигнул мне, и я, криво усмехнувшись, откинулся на спинку кресла. Шлейф ее духов все еще удерживал меня в заложниках.

– Да, весьма красивая девушка, – без тени эмоций проговорил я, чтобы не давать повода подсмеиваться над собой. Если бы хоть кто-то узнал, что я чувствовал, пока эта змея кружила вокруг меня, то приближаясь, то отдаляясь, образ нового правителя ювелирного дома пал бы крахом. – Но, думаю, слишком молода, чтобы работать в заведении такого рода.

Я изобразил на лице брезгливость, которую в самом деле испытывал. Но куда больше я ощущал, как внутри плескалась злость, подпитанная чем? Ревностью? Почему после одного танца с незнакомкой я вдруг позволил себе ревновать ее к одной мысли о том, что в этом заведении есть приватные комнаты, куда она может быть вызвана?

Это не давало мне покоя. Я поднялся и, ничего не сказав Игорю Владимировичу, направился к администратору – мужчине, выряженному в жалкое подобие султана.

– Меня интересует приват, – прямо бросил я, направив на работника ресторана серьезный взгляд.

– Конечно, почтенный гость, – на восточный манер протянул он, вызвав у меня раздражение своей нелепой игрой. – Какая девочка вас интересует?

– Царица, – нетерпеливость, с которой это сценическое имя слетело с моих губ, позабавила мужчину. Тот едва сдержал понимающую улыбку.

– Увы, царица не доступна для приватных сеансов, – с фальшивым сожалением ответил он. – Но можете подобрать другую. Подсказать? Каковы ваши предпочтения?

– Вопрос в цене или она занята кем-то конкретным? – я продолжал напирать, и администратор осмотрелся, будто призывая на помощь охрану.

Такое внимание могло повлиять на мою репутацию, и я, махнув рукой, оставил идиотского султана в покое. Осмотрелся, надеясь найти путь к гримеркам, и заметил, как одна из танцовщиц, пообщавшись с посетителем в зале, прошла за очередную занавеску – чуть дальше тех, за которыми предполагались приватные комнаты.

Стараясь скрыть нервное возбуждение, я буквально заставил себя идти спокойным шагом. На мою удачу на сцене был номер с участием двух танцовщиц в совершенно прозрачных костюмах, демонстрирующих прелести во всей красе. Я же только больше разозлился, представив на месте этих девушек мою царицу.

Мою? Мне просто нужно ее имя. Не более того. Она знала мое, и я хотел быть с ней на равных. Зная имя, можно узнать и все остальное. Нужно лишь приложить усилия.

Приоткрыв занавес, я нырнул в темный коридор, на конце которого виднелся приглушенный желтый свет. Музыка из общего зала доносилась до моих ушей словно сквозь толщу воды, а вот женский смех звучал все отчетливее по мере того, как я приближался к приоткрытой двери.

– Свела с ума мужчину, – смеялась женщина, явно зрелая, если судить по голосу. – Этот хоть симпатичный.

– Не говори ерунды, – отмахнулась девушка. Знакомый голос – тот самый, что произнес мое имя, вызвал неприятное жжение в груди. – С этими людьми нельзя связываться всерьез.

– Ладно, – собеседница звучала так, словно они собирались вступить в заговор. – Давай, задай вопрос картам.

– Не буду. Я в это не вляпаюсь. Совершенно точно, – с каждым новым словом девушка говорила все менее уверенно и в итоге сдалась: Хорошо, давай сюда свои карты.

Далее послышалось шуршание одежд и едва различимый шепот, как вдруг более взрослая женщина с восторгом воскликнула:

– Король Жезлов, моя дорогуша! Или назовем его царем? Ведь каждой царице нужен царь, а такой – тем более.

Я сделал шаг вперед, оказываясь в лужице света. В комнате перед торшером с абажуром в кресле сидела она – танцовщица, что заставила меня вести себя по-идиотски. Иначе как объяснить, что я здесь делаю? Почему я впервые за долгие годы заткнул кляпом голос разума и последовал туда, куда меня звало сердце?

– Король Жезлов, – задумчиво повторила полная темноволосая женщина, облаченная в костюм из жемчужных ниток. Она смотрела на меня так, будто точно знала, что я приду.

Царица резко обернулась и, увидев меня, удивленно похлопала глазами.

– Мне пора на сцену, – брюнетка едва заметно подмигнула моей танцовщице и скрылась за другой дверью. А мы остались вдвоем.

– Тебе нельзя здесь находиться, – осторожно произнесла девушка, с любопытством наблюдая за тем, как я прохожу в гримерку, заставленную вешалками с костюмами.

Молча я присел на стол прямо перед ней, чем явно заставил ее понервничать. Кажется, мы поменялись местами. Там, на сцене, власть была в ее руках, и она вела меня за собой, словно я был безвольным рабом. Теперь же я мог смотреть на нее свысока, и все же волнение не покидало меня, и я с неприкрытым удовольствием любовался ее чертами.

Узкий подбородок, пухлые губы, яркие глаза, так сильно напоминающие змеиные, лицо в форме сердечка и взлохмаченные светлые волосы, разметавшиеся по хрупким плечам.

– Я хочу знать твое имя, – с угрозой в голосе произнес я, действуя привычными мне методами давления и манипуляции.

– Зови меня царицей. Этого достаточно, чтобы кричать комплименты после моих выступлений, – змейка хитро улыбнулась и приняла более расслабленную позу. Неужели она считала мое волнение и перехватила инициативу?

– Сколько стоит приват с тобой? Плачу в тройном размере, – на полном серьезе заявил я. Мне хотелось поддеть ее, расшатать уверенность, заставить ее показать жадность до денег.

Но девушка нахмурилась и, резко двинувшись вперед, замахнулась, чтобы влепить мне пощечину. Перехватив ее руку, я сжал тонкое запястье и приблизил его к лицу. Провел носом по светлой коже и с упоением вдохнул насыщенный аромат роз.

Царица смотрела на меня широко распахнутыми глазами, и золотистые вкрапления в ее взгляде показались мне подрагивающими искорками.

– Я не беру приваты, – девушка оскорбилась и дернула руку на себя. Я отпустил, с интересом наблюдая за ее реакцией.

На светлых щеках появился румянец, а глаза снова прищурились, пронзая меня недоверием.

– Откуда ты знаешь мое имя?

– Ты вряд ли найдешь того, кто его не знает, – парировала девушка.

– Ты вытащила меня на сцену так, будто давно ждала, – отметил я. В голове уже мелькнула шальная мысль, что весь этот номер был частью проверки от деда, и в таком случае я хотел бы узнать, за какую цену царица продалась, чтобы показать старику, как легко соблазняется его внук.

Змейка склонила голову и, облокотившись на стол совсем рядом с моим бедром, подхватила двумя пальчиками карту с изображением мужчины и вставила ее в раму зеркала.

– Может, и ждала, – загадочно произнесла она, касаясь волосами моего лица.

Следуя внутреннему порыву, я слегка склонил голову, надеясь губами уловить мягкость ее кожи, но царица быстро отстранилась.

– Сколько тебе заплатили? – хмуро уточнил я.

Девушка закатила глаза и тихо рассмеялась.

– Ты можешь хоть минуту не думать о деньгах?

Если бы она знала, что все это время я думал вовсе не о деньгах, а о ней и о том, могла ли она проявить внимание ко мне по указке третьих лиц или это было велением ее внутренней природы. Мне было важно знать, был ли этот танец порождением свободной воли или он был подчинен чьему-то контролю.

– Любая хотела бы танцевать для тебя, Пожарский, – пухлые губки растянулись в едва уловимой улыбке. – Но ты пугаешь.

– Однако ты решилась, – я наслаждался тем, с какой наглостью она изучает мое лицо.

Я привык к тому, что женщины смотрят на меня с почтением, с покорностью, коих я не выносил. Еще одно напоминание о том, что я держу под контролем все, включая женское внимание.

– Я слишком любопытная, – призналась царица.

Мне хотелось найти повод пересечь границу и коснуться ее снова. Хотелось сделать так, чтобы ее аромат отпечатался на моей коже. Я хотел засыпать, представляя себя в розовом саду вместе с ней.

Не успел я сказать ни слова, как в кармане пробудился телефон. На дисплее значилась фамилия Игоря Владимировича.

– Тебе нужно идти, – спохватилась девушка. – Если кто-то узнает, у меня будут неприятности.

Царица схватила меня за локоть и принялась выталкивать из комнаты с удивительной для ее роста проворностью. Я был значительно выше и крупнее ее, но все же поддался, не желая создавать проблем.

– Когда я могу увидеть тебя снова, царица? – я ухватился за дверь в ожидании ответа.

– Скоро. Очень скоро, – шепнула она, жадно осматривая мое лицо. – Только смотри внимательнее, Пожарский.

Глава 2

– Как ты думаешь, Давид, мы правильно поступили, что заключили сделку вчера? – дед сидел в кресле своего кабинета и крутил в руках трость, щедро украшенную драгоценными камнями.

Он всегда говорил, что у каждого Пожарского должен быть свой личный ювелирный экспонат, произведенный под нашим именем. У деда была его трость, у отца – портсигар. Кир мечтал инкрустировать танзанийскими изумрудами скейтборд, но я вовремя остановил его в этой невинной, на первый взгляд, шалости. Это привело бы деда в ярость. И доставило бы Киру неимоверное удовольствие.

Позже Кир все же выбрал себе особое украшение – кусок необработанного алмаза, по форме напоминающий зуб хищника размером с мизинец. Он вставил его в серебряное навершие, выполненное в грубейшей технике так, словно с металлом работали в средневековье.

И я отчасти уловил этот символизм: Кир сам по себе был этим необработанным куском драгоценного камня. Пока со мной возились так, что я не имел никаких шансов остаться без огранки, Кир был предоставлен самому себе. И, если серебряное навершие могло символизировать чистоту рода, то его намеренно лишенная аккуратности обработка словно говорила: «я вашей крови, но я не ваш». Не ваш не от того, что сам того не хочет – от того, что не принимают. То, с каким хмурым выражением лица Кир повесил это украшение на шею, заставило меня чувствовать себя мерзко, хоть моей вины в отчужденности брата и не было. Будь моя воля, я предпочел бы его путь, а не свой.

Пока каждый по-своему лелеял фирменное детище от ювелирного дома «Пожарский», я лишь перебирал эскизы, накидывая разные варианты. Но все казалось неподходящим. Я много вдохновлялся и все пытался встроить нечто свое в общую картину бренда, но мне ничего не удавалось. Я хотел создать что-то, что было бы исключительно моим. Как грубый необработанный клык для Кира. Только познать себя настоящего – без влияния деда – мне еще не довелось.

– Думаю, мы поступили верно, – спокойно ответил я, отложив отчет, который закончил читать.

Несмотря на усталость и недосып, вызванный долгими мыслями о змеиных глазах танцовщицы, я был в строю в лучшем виде. Благодаря тому, что принял с утра ледяной душ и влил в себя беспросветно черный кофе. Дед смотрел на меня выжидающе, надеясь подловить на ошибке, на смазанном суждении или на элементарной усталости. Но нет, его любимый внук, как и всегда, был точен и холоден, словно робот.

– Камни прекрасные, – добавил я, вспоминая вчерашние переговоры. – Сертификаты качества проверены. Наши специалисты провели дополнительное тестирование на образцах, что мы закупили ранее, и не выявили никакого подвоха, так что я уверен, что вчера мы заключили успешную сделку.

– И ничто тебя не смутило? – дед потер морщинистыми пальцами седые усы, и я кивнул, понимая, к чему он клонит. Критическое мышление и талант замечать все до мелочей – вот чему этот старик учил меня с самого детства.

– У совета директоров нет единого мнения. Я бы отметил, что каждый пытается навязать свои правила игры, а такие разногласия, к сожалению, ставят под сомнение надежность партнера в целом, – со знанием дела пояснил я.

– Вот именно, – дед удовлетворенно улыбнулся. – Надеюсь, ты понимаешь, почему я хочу, чтобы у руля компании стоял ты один.

– Кирилл такой же наследник, как и я, – в очередной раз вступился я.

– Не такой же, – дед скривил лицо, демонстрируя неприязнь. – Ты и сам это знаешь. Я не хотел, чтобы твой отец связывался с этой огромной баскетболисткой из Швеции!

– Из Норвегии, – поправил я, не понимая, как мать Кирилла, которая его бросила, могла влиять на отношение деда к внуку. И чем моя мать, точно так же оставившая меня Пожарским, отличалась от «огромной баскетболистки»?

– Это совершенно неважно, – дед поднялся и, тяжело опираясь на трость, подошел к окну.

День начался с проливного дождя, и небо все еще оставалось затянутым плотной пеленой туч. Иначе шторы в кабинете деда ни за что не были бы распахнуты. Иногда мне казалось, что он был древним потомком вампиров и не мог выносить солнечного света, а я был избран для того, чтобы перенять его проклятую силу.

Впрочем, я действительно был рад, что в темном кабинете деда были открыты окна. Обычно я задыхался здесь от избытка старых книг, от темного дерева в каждом элементе мебели, от тусклого света, от тяжелых угрюмо-зеленых портьер. Или дело было вовсе не в этом и задыхался я по другим причинам?

Как бы там ни было, в моем кабинете в городском офисе всегда были открыты окна.

– Я могу идти? – я поднялся и остановился у стола, ожидая, когда дед даст команду заняться делами.

– Нет, Давид, – старик покачал головой. – Хочу обсудить с тобой еще один вопрос, – он повернулся ко мне, и я отметил про себя нехороший блеск в его тускло-голубых глазах.

– Ты не вносил в повестку дополнительных вопросов, – заартачился я. – У меня мало времени. Сегодня читаю лекцию в институте искусств.

Дед знал, что я не выношу его кабинета. Не выношу его общества. Но раз за разом заставляя меня понемногу принимать яд его присутствия, он делал меня сильнее. Только эта сила росла на игнорировании боли и чувств, которые я запретил себе проявлять. И вот эта сила уже превратилась в бомбу замедленного действия, которая может в любой момент послать к черту все то наследие, которым меня так усердно пичкали. Только дайте огонь, что подожжет фитиль…

Надо же, я оказался настоящим алмазом – самым твердым камнем и в то же время невероятно хрупким.

– Ты еще занимаешься этой ерундой? – дед оперся на трость обеими руками и посмотрел на меня с осуждением.

– Я даю лекции в институте искусств, потому что ты обещал это ректору, – напомнил я.

На одном из мероприятий ректор института подошел к деду и попросил разрешения провести выставку, посвященную нашему предку – мастеру-серебрянику семнадцатого века Ивану Пожарскому. А дед щедро предложил ректору открытые лекции о ювелирном искусстве. Сам он их читать, конечно, не собирался.

– Ты любишь историю, разве не так? – седые брови взметнулись вверх, словно укоряя меня в недостаточном уважении к предкам.

– Люблю, – спокойно ответил я. – И крайне ценю свой великий род за богатую историю.

– Это верно, мой мальчик, – дед оттаял и улыбнулся. – Кто-то должен нести это из поколения в поколение. Как видишь, ни твой отец, ни этот бездарь Кирилл не отличаются достаточной глубиной мысли и широтой сердца.

Не желая тратить время на бессмысленные споры, я лишь коротко кивнул, соглашаясь с мнением деда.

– К чему это я? Я тут подумал, что ты уже достаточно зрелый для подготовки следующего поколения, – загадочно произнес дед, заставив меня подозрительно нахмуриться.

– Что ты имеешь в виду?

– Я хочу, чтобы ты женился, Давид. Ни о чем не переживай, невеста уже подобрана.

Сказанное осадило меня, и я снова опустился в глубокое кресло.

– Я не хочу жениться, – возразил я. – Не сейчас. Не так.

Конечно, я знал, что дед привык контролировать мою жизнь и подчинять ее своему мировоззрению настолько, что я все больше и больше становился похожим на него, но мне и в страшном сне не могло присниться, что он заставит меня жениться против моей воли. Еще и на девушке, которую я даже не знаю.

Невеста уже подобрана. Словно мы говорим не любви, на которой должен строиться брак, а о паре туфель к предстоящему торжеству.

– Есть такое понятие, как долг, Давид, – спокойно отыграл дед. – Династический брак – это то, что ведет твою компанию вверх. Запомни эти слова.

– В таком случае почему у меня нет ни бабушки, ни мамы? – задетый за живое, я рискнул перечить деду.

– Сама женщина не так важна. Но важно то, что она принесет тебе в продолжение рода. Поэтому я позаботился о том, чтобы невеста была подходящая, – спокойно рассудил дед. – Не баскетболистка, как ты понимаешь.

Я резко поднялся, сжав кулаки от взметнувшейся внутри злости. Я верил, что над женщинами, вступившими в связь с Пожарскими, висело проклятье, которое легендами передавалось от отца к сыну нашего рода. Но на самом деле проклятьем были сами Пожарские, напрочь помешанные на своем ювелирном богатстве.

– Тогда ответь, кем была моя мать? – я склонился над столом, уперев кулаки в зеленое сукно.

Этот вопрос я задавал столько раз, что слово «мать» стало звучать неестественно. Так, будто этого слова не должно было существовать вовсе. И чем чаще я его повторял, тем больнее было получать отпор.

Брови деда сдвинулись к переносице, а глаза вдруг налились ужасающим холодом.

– Тебе действительно пора, Давид. – его властный голос пулями впечатался в мою грудь. Другого ответа я и не ожидал. – Нельзя опаздывать на лекцию.

Выпрямившись по струнке, я поджал губы и кивнул на прощание. Оставаться в этом кабинете дольше положенного не было никакого желания.

Когда я уже выходил за дверь, дед как бы невзначай кинул:

– Никогда не забывай, что ты настоящий Пожарский. И ты должен платить свою дань роду.

Я захлопнул дверь, проклиная имя, данное мне в качестве благословения.

***

Несмотря на то, что мои лекции были факультативны и посещать их не было строгой нужды, в аудитории собралось привычно много студентов. В основном, конечно, девушек. С самого начала этой авантюры, отнимающей мое время, я искренне полагал, что такое половое распределение связано, в первую очередь, с тем, что к искусству в принципе больше тянется женская половина, что, на мой взгляд, совершенно несправедливо.

Однако, когда я рассказал об этом наблюдении Кириллу во время очередного созвона, он назвал меня святым идиотом и убедил, что на мои лекции ходят исключительно студентки только для того, чтобы поглазеть на богатого красавца-холостяка. Хотелось бы пошутить, что из двоих скромность прививалась только мне, но дело было не в скромности.

Конечно, я знал, что женщины обращают на меня особое внимание. Благодаря достаточно складному внешнему виду и, разумеется, деньгам, о которых знал любой, кто хоть раз видел бутик «Пожарский», коих по всей России было разбросано не менее пятисот.

Только у меня не было ни желания, ни времени на то, чтобы отвечать взаимностью на каждый восхищенный взгляд. Все в этих девушках было поверхностно. Каждая была красива, и в то же время каждая была абсолютно прозрачна для меня, ведь я ждал чего-то, что зацепит меня на крючок и выдернет из воды, заставив метаться из стороны в сторону в надежде получить глоток воздуха.

Конечно, женщины у меня были. И они всегда хотели от меня больше, чем я мог дать. Ни одна не рождала внутри чувств – ярких, острых. Таких, которые не дают спать, а, если сон и наступает, то чувства эти настигают даже там – в стране грез, где ты уязвим, как никогда.

Раньше я думал, что слишком серьезно отношусь к любви. Что должен следовать совету Кира и завоевывать все, что возможно, пока «работает меч», как выразился сам Кир. Но теперь-то я знаю, что интуиция была права с самого начала. Эти ни с чем несравнимые чувства действительно существуют. Иначе почему я полночи не мог сомкнуть глаз, думая о своей царице?

И меня буквально потряхивало от нетерпения скорее поделиться этим с единственным близким мне человеком. Мне так хотелось дождаться, когда Кир перестанет смеяться в трубку своим хрипловатым смехом и на полном серьезе сказать ему, что чувства, разрывающие изнутри, – не миф. Что они могут зародиться с первого взгляда, и это тоже не миф. И мне хотелось спорить с ним. Пытаться заверить в том, что у меня дрожат руки от единой мысли о ней. Хотелось пожелать ему однажды испытать то же самое – встретить женщину, один взгляд которой заставит его переосмыслить все.

Но, пока у меня было десять утра, у Кира в Америке за окном стояла полночь.

Я мельком осмотрел темную аудиторию и перевел глаза на студентку, что помогала с настройкой проектора. На прошлой неделе я дал последнюю лекцию, и мой короткий курс об истории ювелирного мастерства подходил к концу. Я искренне надеялся, что поданный материал послужит вдохновением для студентов, что изучали другие направления искусства, и потому на прошлом занятии я попросил подготовить небольшие презентации на свободную тему. Разумеется, не отклоняясь от сферы искусства. Мне хотелось понаблюдать, как ученики вплетут полученную информацию и мотивацию в свое родное направление.

– У нас осталась пара занятий, – коротко сообщил я, снимая пиджак и вешая его на стул. – Давайте пойдем по алфавиту, и первую половину подготовивших презентации выслушаем сегодня, а остальных – на следующей неделе?

Я поднял глаза на аудиторию, но из-за выключенного света с трудом рассмотрел студентов. В ответ раздались звуки, по общей какофонии напоминающие согласие.

Улыбнувшись, я кивнул.

– Хорошо, кто у вас первый? Разберитесь сами, – я присел за стол и стал ждать, когда студенты определят, чья фамилия идет раньше других по алфавиту. Журнала посещений у меня не было, так что оставалось лишь наблюдать.

В кабинет заглянул ректор и поманил меня к себе. Оставив студентов наедине с их фамилиями, я вышел в холл.

– Добрый день, – я приветливо улыбнулся, пожимая мужчине руку.

– Давид Александрович, я, конечно, хотел вас поблагодарить, – заискивающе начал он. – Знаю, ваши занятия заканчиваются. Большое вам спасибо! Я спрашивал ребят, им все нравится.

– Спасибо, – коротко поблагодарил я в ответ, прекрасно понимая, что ректор ведет разговор к чему-то большему.

– Ваш дедушка, Федор Филиппович не зря порекомендовал вас…, – он тянул, и я решил помочь.

– Полагаю, вы хотите обсудить возможность сотрудничества иного рода? – уточнил я, и ректор радостно улыбнулся.

– Знаете, когда мы с Федором Филипповичем говорили, он обещал в честь выставки об Иване Пожарском оказать небольшое содействие в вопросах финансирования, – ректор снова замялся, словно обсуждать денежные вопросы с двадцатичетырехлетним внуком богатого деда ему было крайне неловко, но так уж получилось, что до самого деда добраться не просто, а вот я пока открыт любым связям с общественностью.