Царство Давида

На часах было уже почти четыре утра. Танцевальная программа давно закончилась, и, казалось, заведение все еще открыто только для тех, кто хотел уединиться в приватной комнате.

– Где я могу найти главного? – с ходу начал я.

– Зачем он вам? – все так же осторожно поинтересовался мужчина, протирая салфетки.

– Это я буду обсуждать с ним, – я сжал кулаки, сдерживая раздражение, рискующее перерасти в злость. – Так где мне его найти?

– Хотите выкрасть нашу царицу, верно? – бармен рассмеялся, обнажая желтоватые зубы. – Все видели, как вы уезжали вместе.

Все в его образе вызывало отвращение: сдвинутый на бок тюрбан, горчичный халат, глаза, подкрашенные черным, тонкие, словно выщипанные, усики над верхней губой. Но больше всего выводило из себя то, как он говорил со мной: нарочито медленно, будто я был одним из тех идиотов, что ежедневно влюбляются в танцовщиц и заявляют о желании их отсюда вытащить.

Я поднялся и, уперев руки в барную стойку, приблизился к бармену. Прожег его взглядом: тяжелым, требовательным – тем, что был в арсенале у каждого Пожарского.

– Я бы на вашем месте не нервничал, – бармен попятился назад, и я, вцепившись руками в халат, хорошенько встряхнул его. Маленькие глазки забегали на желтоватом лице. – Илья Алексеевич бывает в самом начале программы. Отпустите же меня!

Оттолкнув бармена, я снова сел на стул.

– Смольнов? – хмурясь, уточнил я.

Мужчина поправлял халат, обиженно раздувая щеки. Ничего не ответив, он принялся снова вытирать стаканы, будто меня и не было.

Посчитав его молчание за подтверждение моих догадок, я поднялся, громко чиркнув стулом по плитке, и покинул заведение. Вечером меня ждал разговор со Смольновым. А еще раньше – мой собственный дед.

Я заехал домой и позволил себе пару часов сна. Проснувшись, принял холодный душ, сварил кофе и за завтраком изучил сводки новостей экономики. На собрании мы с дедом будем обсуждать закупку драгоценных и полудрагоценных камней из центральной Африки, и я должен знать состояние экономики выбранного региона и текущие валютные курсы.

Информация упрямо ускользала прочь, и сознание переключалось на мысли о Регине и о том, как выкупить ее из рабства Смольнова. Этот человек своего не упустит, в этом я не сомневался.

Несмотря на пробки, я все же смог добраться до загородного производства вовремя. В зале для совещаний уже собрались руководители разных отделов компании и мой отец, который все еще надеялся, что дед передаст ему Ювелирный дом. Дед отсутствовал. Я попросил его секретаря передать о моем приезде.

– Выглядишь неважно, – вместо приветствия сказал отец, перебирая в руках звенья серебряного браслета.

Я смерил его холодным взглядом и, расстегнув пиджак, опустился в кресло напротив отца.

– У меня нет времени на отдых, – коротко ответил я, упрекая отца в бездействии. Его всегда интересовали только собственные удовольствия.

Отец перевесился через стол, чтобы приблизить свое лицо к моему.

– Так ты скоро превратишься в своего деда, Давид, – пригрозил он шепотом, чтобы его слова не услышали другие участники собрания.

Отец знал, что я чтил деда с той же силой, с какой я его ненавидел. Я мечтал стать достойным продолжением семейного дела и в то же время боялся, что влияние деда сделает меня его копией. Может, именно поэтому, чувствуя, что я становлюсь более молодой версией жестокого и расчетливого деда, я с таким азартом включился в идею Регины пойти на риск. Заставить самого себя вылезти из шкуры примерного исполнителя приказов старшего Пожарского.

Я ничего не ответил отцу. В этот момент в зал вошла помощница деда.

– Всем добрый день еще раз! – громко произнесла она, привлекая внимание сотрудников. – Федор Филиппович просил отложил собрание на два часа.

Вздохи пронеслись по залу. Следом – звуки отодвигаемых стульев. Только мы с отцом остались сидеть на своих местах, обмениваясь вопросительными взглядами. Дед никогда не изменял планам.

– Давид Александрович, – помощница деда обратилась ко мне, когда остальные вышли из зала. – Федор Филиппович ждет вас в своем кабинете.

Я поднялся, и следом за мной поднялся отец. Он явно намеревался войти в кабинет деда вместе со мной, но строгая помощница покачала головой.

– Прошу прощения, Александр Федорович, но вас Федор Филиппович не приглашал.

Отец хмыкнул и поджал губы, провожая меня глазами. Я же, кинув на него взгляд, полный презрения, отправился к деду.

– Доброе утро, – сказал я, когда вошел в темный кабинет. Из-за наглухо закрытых штор казалось, будто был глубокий вечер.

– С каких пор ты интересуешься женщинами из борделя, Давид? – с ходу начал дед. Он сидел за столом, устремив на меня ледяной взгляд.

Я даже не стал рассуждать, как информация могла так быстро дойти до его ушей.

– Разве не ты велел Игорю Владимировичу отвезти меня туда после переговоров? – не позволяя себе демонстрировать раздражение, я говорил спокойно.

– Я хотел, чтобы ты провел ночь с дорогой шлюхой и выпустил пар, внук. А ты решил, что можешь забрать одну из этих девок себе?

Кто-то уже доложил обо мне и Регине. Гнев вспыхнул в груди, распаляясь так, словно слова деда действовали как ветер. Напряжение во всем теле рвалось наружу, но я не мог дать ему выхода.

– Она не одна из этих девок, – сквозь зубы процедил я.

Седые брови деда приподнялись.

– И ты так в этом уверен? – с иронией в голосе спросил он. – Мария Магдалина во плоти?

Я не стал спорить с дедом, доказывая, что блуд и проституция были приписаны Марии Магдалине ошибочно. Это доказали многие толкователи Библии, но дед оставался непреклонен. Для него женщина – всегда источник проблем.

– Она не проститутка, – мой голос предательски дрогнул, выдавая нервозность.

– Я все понимаю, Давид, ты молод, у тебя горячая кровь, – обещанное понимание в голосе деда, конечно, не звучало. – Ты можешь поиграть с этой девочкой, но не устраивай резонанса. В скором времени мы начнем переговоры с семьей девушки, которую я выбрал тебе в невесты. Было бы крайне неприятно, если бы ее родителям пришлось читать о тебе грязные новости.

– Я уже сказал, что не собираюсь жениться, – отрезал я, подавляя в себе желание ударить кулаком по книжному шкафу. – Не на той, что выбрал ты.

Уловив в моих словах серьезность, дед понял, что я настроен решительно. Он поднялся и, опираясь на стол руками, посмотрел на меня так, будто я был Иудой, предавшего своего учителя.

– Не принимай поспешных решений, Давид, – единственным, что отчетливо звучало в голосе деда, была угроза. – Иначе это плохо кончится.

Я ответил деду таким же холодным взглядом, каким он надеялся призвать меня к подчинению. Не в этот раз, дед. Я уже не тот мальчик, которого ты мог удавить одной рукой.

Ничего не ответив, я вышел из кабинета и быстрым шагом направился прочь из Ювелирного дома. После завуалированной угрозы деда я мог думать только о том, что должен обеспечить безопасность своей царицы любыми способами. Чего бы мне это ни стоило.

Глава 6

Я не помню, как оказался в институте искусств. Переполненный яростью из-за угроз деда, я сел в машину и рванул обратно в город. Я мог бы нестись с бешеной скоростью. Кир так и сделал бы, ему хватило бы сумасбродства. Я же, воспитанный в чрезмерном почитании своего статуса во всем, даже не мог позволить себе значительно превысить скорость. Что скажут предки, если их кровный сын – Давид Пожарский – станет виновником страшной аварии?

К тому же, недосып давал о себе знать. Нервная система, выведенная из равновесия, не позволяла гневу утихнуть. Он подпитывался тревогой, вызванной волнением за Регину и избытком кофеина в организме. Так что, следуя голосу разума, я ехал спокойно. И, не строя никаких планов, оказался на парковке института искусств.

Я вошел в здание, сам себя заверяя в том, что отправлюсь на встречу с ректором. Расскажу ему об итогах факультативного курса, что только-только завершился. Завершился объятиями со студенткой на парковке. Со студенткой, которая по ночам зарабатывает восточными танцами в борделе олигарха.

Уверенным шагом направляясь в кабинет ректора, я миновал лестницу и замер у репетиционного зала, откуда доносилась напряженная музыка и команды преподавателя. Я заглянул в приоткрытые двери и едва сдержал улыбку. Нечто большее само привело меня сюда.

Бесшумно ступая, я прошел в аудиторию и присел на одно из дальних сидений с красной обивкой. Наблюдая за тем, что происходит на сцене, я чувствовал, как тревога, спутанная в один клубок с ненавистью, начинает отступать.

– Абрамова, я уже устала повторять: держи бедра при себе! – раздраженно попросила педагог. Ее сухая вытянутая фигура стояла у самой сцены, словно часовой. Ей точно не были известны проблемы округлых бедер.

Чего не скажешь о маленькой гибкой царице, что вздыхает, стараясь повторить очередное па. Я вперился глазами в ее бедра, ставшие причиной раздора. Стройные ноги, перетянутые плотными колготками, были напряжены от того, как усердно Регина выполняла «па де ша» – кошачий шаг.

От изящных коленей мои глаза скользнули выше – к крутому изгибу бедер и ягодиц, наивно прикрытых полупрозрачной юбочкой. Обтягивающая майка открывала контраст между аппетитными бедрами и тонкой талией, которая так ярко подчеркивала женственность моей царицы. Аккуратная грудь среднего размера активно вздымалась вверх, пока девушка, часто дыша, наблюдала за тем, как другие выполняют упражнение.

На ее лице-сердечке не было ни капли вдохновения. Балет не раскрывал ее сути, чего не скажешь о танце, полном чувственности, что она каждую ночь исполняет в борделе Смольнова. Ее тело было создано не для балета. Оно было создано для природной страсти.

И, глядя на Регину, я не мог не представлять ее в своей постели. Словно услышав мои пикантные мысли, девушка подняла глаза и посмотрела прямо на меня. На ее губах появилась улыбка. Ее рука дернулась, чтобы помахать, но девушка вовремя сдержала себя. Мне тоже пришлось сдерживать слишком много чувств, пока я смотрел на то, как она расхаживает по сцене в этом кукольном наряде.

– Не отвлекаемся! – резкий голос педагога вернул Регину к занятию. Она больше не смотрела на меня, однако выполнять упражнения стала более старательно, чем прежде, словно вдохновение, которого так не хватало, вдруг подарило ей крылья.

Когда я понял, что занятие подходит к концу, я вышел из зала – так же тихо, как и вошел, чтобы не привлекать внимания строгого балетмейстера. Присев на подоконник напротив аудитории, я стал ждать, когда виновница моего участившегося пульса окажется в моих объятиях.

Из-за двери посыпались студенты. Когда Регина наконец показалась в дверном проеме, мне пришлось приложить максимум усилий, чтобы оставаться спокойным. Никто не должен был догадаться, что я готов сдаться в добровольное рабство, лишь бы получить возможность быть у ног царицы. У этих дивных аппетитных ног.

– Что ты тут делаешь? – удивленно прошептала она, остановившись в шаге от меня. Ее густые светлые волосы были собраны в тугой пучок на затылке, и я невольно представил, как снимаю резинку и позволяю тяжелым волнам упасть на хрупкие плечи девушки. Эта картинка разлила по телу приятную пряную сладость, словно кто-то дал мне глоток медовой воды, приправленной гвоздикой, имбирем и корицей.

– Не знаю, – честно признался я, краем глаза подмечая, как снующие по коридору студенты глазеют на нас двоих. – Я просто хотел тебя увидеть. Нет, не так, – я усмехнулся. – Я хотел вернуться домой и забыться крепким сном. Но мое тело хотело оказаться рядом с тобой. И вот я здесь.

На губах Регины показалась хитрая улыбка. Мои слова доставили ей удовольствие.

– Ты меня соблазняешь, Давид Пожарский?

– Даже не начинал, – наши взгляды были связаны, и по невидимой нити, удерживающей наши глаза друг на друге, бегали озорные искорки.

– Берегись, Давид, у меня хорошая фантазия, – предупредила Регина почти шепотом. – И она не дает мне спать по ночам.

– Сегодня ты не будешь танцевать, – я перевел тему, и на лице девушки отразился ужас.

– Что ты сделал? – на миг Регина отвела глаза, чтобы глянуть на часы и проверить, не опаздывает ли она на следующее занятие, а потом снова посмотрела на меня так серьезно, что мне показалось, будто она не доверяет мне.

– Еще не сделал. Но вечером я поговорю со Смольновым и все решу, – заверил я. Раскрыв объятия, я посмотрел на Регину, ожидая, что она прильнет ко мне, и я снова смогу вдохнуть ее волшебный аромат.

Но девушка выглядела разочарованной.

– Не лезь в это, пожалуйста, – внезапная холодность в ее голосе меня расстроила. Я перестал улыбаться и опустил руки.

– Что значит «не лезь в это»? – я поднялся с подоконника и сделал шаг вперед, но Регина шагнула назад, избегая контакта со мной. – Разве между нами не возникли определенные…, – клянусь, я хотел сказать «чувства», но вместо этого выпалил: Определенные договоренности.

Это слово заставило царицу сморщить носик.

– Мы не договаривались, что я перестану танцевать, – возразила она. Короткий звонок огласил начало занятия, и Регина начала отдаляться. Мне пришлось схватить ее за запястье, чтобы добиться объяснений.

– Посмотри на меня, – тихо попросил я, но Регина упорно отводила взгляд, словно знала, что в ее глазах я прочитаю правду. Посчитав это плохим знаком, я немного повысил голос. – Посмотри на меня!

Студенты разбежались, мы остались в коридоре одни. Регина вскинула на меня упрямый взгляд. Она не собиралась говорить, что ее держит в борделе.

– Дело не только в деньгах для обучения, верно? – догадался я. Регина ничего не ответила, но по блеску в ее золотисто-зеленых глазах я понял, что подобрался близко к правде.

Взгляд Регины немного смягчился, словно ей было жаль, словно истинная причина ее привязанности к борделю доставляла ей самой немало боли. В голове невольно вспомнилась насмешка деда, когда я сказал, что Регина только танцует.

Все смешалось в один узел, собственные мысли казались шипящими змеями, что старались удавить друг друга в спутанном клубке. Я отпустил руку девушки.

Страх сорвал с моего языка слова:

– Ты спишь со Смольновым?

Одной единой искры хватило, чтобы в глазах Регины мгновенно взметнулся всепожирающий пожар.

Она замахнулась и влепила мне пощечину. Неприятное чувство царапнуло не столько лицо, сколько что-то внутри.

– Иди к черту, Пожарский! – выкрикнула Регина и, крепко прижимая к себе сумку, скрылась от меня на лестнице.

Я сделал ей больно. Но так и не понял, что именно так задело ее. Тем, что ошибся или тем, что сказал грязную правду?

***

– Что ты сделал?! – изумился Кир в трубку. Его голос дрожал – то ли от смеха, то ли от нервного перевозбуждения.

– Уехал с собрания деда, – еще раз повторил я, лежа в кровати. В комнате была кромешная темнота. Я опустил жалюзи, блокирующие свет, чтобы суметь поспать хотя бы пару часов. Я долгие годы следовал четкому режиму дня, чтобы сохранять ясность ума, но стоило мне встретить ту саму женщину, которую, как я верю, встречают только раз в жизни, как режим полетел ко всем чертям.

От того, как начался этот день, я чувствовал себя полнейшим кретином. И мне нужно было снова вернуть себе ясную голову, чтобы все исправить.

– Поверить не могу, что ты свалил с собрания, – пробормотал Кир. – Но что случилось? Почему преданный бобик сорвался с цепи?

– Иди к черту, Кир! – огрызнулся я, присаживаясь в постели. От сместившегося режима в голове дурная обезьянка отбивала в маракасы ритмы аргентинского танго. – Я не бобик.

– Так что же заставило тебя показать великому и ужасному Федору Пожарскому свой характер? – не унимался брат.

Я ничего не сказал, только протяжно выдохнул в трубку, вспоминая глаза Регины, горящие разочарованием. Какой же я идиот! Как я мог решить, что она продалась Смольнову? Или я все же сомневался и меня мучил вопрос цены? Я так запутался!

– Неужели причастна женщина? – в голосе брата послышалось недоверие, словно я из-за плотного графика не мог себе позволить влюбиться. Впрочем, я действительно не мог себе этого позволить, но график тут совсем ни при чем. До встречи с Региной я вообще не верил, что смогу впустить кого-то в свое царство тьмы. Но она меня переубедила, не оставив шанса сомнениям. Любое царство нуждается в царице, иначе в нем никогда не будет света.

– Ее зовут Регина, – на выдохе признался я, и Кир, судя по звукам, запрыгал на другом конце земного шара.

– Я знал, что ты однажды сдашься, – запыхавшись, рассмеялся он. Его смех показался мне странным, но другие, более глубокие переживания не дали мне сфокусироваться на том, что с братом что-то было не так. – Похоже она особенная, эта Регина, раз ты не смог от нее отморозиться, как от всего в жизни. Кроме работы, конечно.

– У меня не было шансов, она меня пленила, – медленно произнес я, гадая, какие цветы может любить такая страстная и дерзкая девушка.

Мне уже было все равно, есть у нее что-то со Смольновым или нет. Я вырву ее из любой хватки. Заберу. Увезу туда, где никто не протянет к ней свои грязные лапы. Она моя ценность.

Моя карма, мое спасение.

Дед примет ее. Или потеряет внука и наследника. Он думает, я просто потерял голову от страсти, но все было куда глубже. Я ждал ее все это время, и мне хватило доли секунды, чтобы в том танце открыть для себя правду. О том, что для истинно предназначенных друг другу людей не существует времени.

Она чувствует это так же точно, как и я. Я уверен. И со всей искренностью намерений я, как настоящий сумасшедший, уже решил, как верну ее расположение.

– Кто она? Дочь дипломата? Сестра дедовского партнера? Внучка президента? – Кир откровенно издевался, а я не знал, стоит ли говорить ему правду. Ведь я и сам с ней толком не разобрался.

– Она дочь рыбака, – ответил я, ожидая, что брат оглушительно рассмеялся в трубку, но он лишь хмыкнул. Я решил не говорить о том, что она танцует и где именно это делает. Не потому что стеснялся, а потому что был уверен, что у Кира возникнет тот же вопрос, что и у деда. А я не готов снова услышать эту грязь.

– Думаешь, это серьезно? – уточнил он, словно после услышанного он вдруг стал сомневаться в искренности моих чувств к Регине.

– Да, – я был честен.

Никто не сможет понять, что именно происходит в моей груди каждый раз, когда Регина оказывается рядом. Мне кажется, будто я проваливаюсь в омут памяти – в жизни, которые много раз проживал рядом с ней. Я буквально вижу, как от моего тела отделяется нить и тянется к царице, словно почуяв хозяйку. Я знаю, это звучит глупо, но, думаю, я уже встречал ее прежде – под другими именами, в других эпохах. Я не просто встречал ее – я ее любил.

Я ей вверял свою тьму, и раз за разом нам не удавалось ее рассеять. Я падал глубже и глубже, и любимые зеленые глаза казались недосягаемыми. И вот я снова вижу их. Значит, нам дается еще один шанс. Как знать, может, он последний, и оттого я так жажду вцепиться в хрупкое и в то же время такое соблазнительное тело Регины, чтобы ничто не смогло забрать ее у меня.

– Видимо, все серьезно, – понимающе протянул Кир.

– Как ты понял? – я поймал себя на мысли, что не могу перестать улыбаться, думая о Регине.

– Твое молчание сказало больше, чем твой рот, – философски заметил Кир и снова неуместно хихикнул.

На этот раз я не смог игнорировать странное поведение брата. Да, он всегда был немного импульсивным, эксцентричным, чрезмерно ярким и громким. Если я большую часть времени проводил в размышлениях, то Кир жил движением. Бегал, когда был рад. Плавал, когда злился.

И я ему даже завидовал. Он мог избавляться от того изобилия чувств, которым его одарила природа. Он позволял своему вулкану извергаться, пока я давился лавой и пытался спрятать ее в глубь своего нутра. Кир был огнем, и он позволял себе пылать. И я был огнем, но я обучился подчинять свое пламя льду.

И все же с братом что-то происходило, и это не давало мне покоя.

– Эй, у тебя все в порядке? – обеспокоенно спросил я, поднимаясь с кровати.

– Да, – неуверенно отмахнулся Кир. Казалось, он хотел сказать больше, но что-то мешало ему быть откровенным.

– Кир? – в моем голосе появилась строгость.

Кирилл был всего на два года младше, но я всегда ощущал ответственность за него. Мы были лучшими друзьями и опорой друг другу в семье, где не знали, что такое доверие.

Но маленький златовласый братишка вырос и уехал так далеко, что я не мог следить за ним, не мог подчищать за его шалостями, не мог пытаться вернуть его на светлый путь. Однако я всегда был уверен, что у Кира есть голова не плечах, и он с умом воспримет опыт, посылаемый жизнью. Я всегда знал, что однажды он станет зрелым и справедливым львом, и мы вместе будем вести наш Ювелирный дом вперед.

– Все ок, Давид, не включай папочку, – беззлобно попросил он. – Я со всем разберусь. Просто доверься мне.

Как часто я слышал эту фразу и как часто мне потом пришлось выслушивать лекции от деда о том, каким мне ни за что нельзя быть. Но я правда доверял Киру, хоть и не мог не переживать за его бунтарский нрав.

– Когда ты прилетаешь? – уточнил я, зависнув над ежедневником, раскрытым на стеклянном столе.

– Скоро, – неопределенно ответил брат. – Наверное. Не знаю пока. Слушай, не дави, ладно? Я перезвоню, когда выберу дату.

– Кир! – позвал я, но тот быстро слился.

– Пока! Держи покрепче свою девочку! – крикнул он и тут же отключился, не давая мне возможности сказать хоть что-то на прощание.

Береги себя, брат. И да, я буду держать свою царицу крепче. Но сначала я должен вернуть ее расположение.

Глава 7

Я перешел очень важный рубеж – впервые я по-настоящему ослушался деда. Впервые я почувствовал, что могу сам ослабить ошейник, туго сдавливающий шею и удерживающий меня у ног старшего покровителя. Я мог гораздо больше. Я мог полностью избавиться от всех оков и стать свободным.

Но свобода никогда не дается без жертв. Моя жертва – добровольный отказ от управления Ювелирным дом. Именно этого лишит меня дед, когда поймет, насколько серьезны мои намерения следовать зову сердца. Ему не останется выбора, кроме как передать компанию моему отцу, которого он списал со счетов за безделье и природную глупость. К тому же, дед знает, что этим разозлит меня. В одном мы были согласны на все сто процентов: Александр Федорович Пожарский не пригоден в президенты компании, и, если однажды он встанет у руля, для нашего Ювелирного дома начнутся тяжелые времена.

Так или иначе, деду придется наступить на горло своей гордости и принять мое решение, ведь я – единственный, кого на самом деле готовили к управлению компанией. Долгие годы дед самолично вбивал меня тонкости ведения этого бизнеса не для того, чтобы так глупо лишиться своего преемника.

Я припарковал машину недалеко от ночного заведения, в котором моя царица танцевала свой пленительный восточный танец. Ночь встретила меня приятной летней свежестью, и я, расстегнув пуговицы на манжетах, закатал рукава черной рубашки. На запястье звякнул браслет часов, и я взглянул на циферблат – без двадцати одиннадцать.

Если я всерьез собрался сорвать выступление Регины, мне стоит поторопиться.

В заведении, как и во все дни, был ажиотаж. Разгоряченные мужчины завороженно наблюдали за тем, как на сцене маячила толпа разряженных танцовщиц. Кто-то облизывал глазами официанток, разгуливающих между столиков в полупрозрачных шифоновых костюмчиках. От всей этой картины у меня неприятно свело желудок.

Я осмотрелся, выискивая глазами Смольнова, но того, очевидно, еще не было. Тогда, пользуясь тем, что все заняты заводным танцевальным номером, я прошмыгнул в коридор, ведущий к гримерке моей царицы.

Во мне не было ни капли волнения. Строки, что то и дело крутились на уме с первой встречи с Региной, наконец успокоились и сложились в единое целое. Спустя много лет я до последнего слова вспомнил стихотворение, которое когда-то, вдохновившись, заучил наизусть. И за которое, кстати, получил по губам от деда. «Ты Пожарский! А не раб! Чтоб больше такой чуши от тебя не слышал!» – в ту ночь восьмилетний Давид засыпал, неустанно повторяя полюбившееся стихотворение. Это был мой маленький бунт. Робкий и едва слышный, но все же бунт.

Я приоткрыл заветную дверь, и темный коридор украсился тонкой полоской желтого света. Сквозь щель я увидел ее – мою царицу.

Она сидела на стуле и, отвернувшись к зеркалу, готовилась к номеру. Ее спина – полностью обнаженная – влекла мой взгляд, жадно изучающий изгибы женского тела. Эта талия, что в своих фантазиях я обхватывал ладонями, пока ставшее таким вожделенным тело Регины танцует на моем члене. Этот невероятный переход к широким бедрам, обтянутым черным шифоновым костюмом. Эти ямочки на пояснице, эта дорожка позвоночника и изящные напряженные плечи, эта шея, прикрытая светлым завитком волос, выбившимся из собранного на затылке пучка.