Царство Давида

Дарья Лукешина

Царство Давида

Пролог

Спустя чуть больше года после событий романа «Моя маленькая львица».

– Ты опоздал, – голос брата звучит сухо, но в свете всего, что произошло между нами за последние пару лет, я должен быть благодарен, что Кирилл в принципе продолжает со мной говорить.

– Рейс задержали, – соврал я.

Не стану же я рассказывать ему, как сидел у терминала и намеренно высчитывал часы, чтобы приехать на праздник как можно позже. Желательно к тому моменту, когда в доме не останется никого, кроме Кирилла, Саши и маленькой именинницы.

Я только вернулся после трех месяцев скитаний по Ближнему Востоку. Прочие Пожарские полагают, я искал пути выхода на ювелирный рынок Израиля, но все отчеты, что я зачитывал на онлайн собрании совета директоров, были липовыми, и я все ждал, когда же кто-то догадается. Только Кир был увлечен делами семьи и собственного IT-бизнеса, а Смольнов после того, как увез Леону в Лондон, казалось, проникся ко мне тотальным доверием.

Одно было верно: я действительно занимался поисками. И, черт бы побрал эти земли, ведь я ничего не нашел. Ни единой зацепки. Вернулся домой еще более пустой, чем был до этого.

И календарь, словно в насмешку, добил меня августом в самое сердце. Я сидел в самолете, смотрел на табло с мигающими цифрами и боялся закрыть глаза. Боялся потерять связь с реальностью и снова утонуть во тьме. Каждый год на протяжении тринадцати лет я не могу пережить ночь с шестого на седьмое августа.

Я ложусь в постель. Расстегиваю ремни, которыми стягиваю свою больную душу все оставшиеся дни года, и позволяю изголодавшимся монстрам выйти из клетки. Каждую ночь с шестого на седьмое августа, как бы сильно я ни был пьян, я умираю. И хуже всего не боль и не стыд от того, что со мной происходит. Больнее всего бьет голос – ее голос. Он не шепчет – он кричит, требует, и, если бы у голоса была власть, клянусь, ее голос схватил бы меня за глотку и поднял из мертвых.

Но я восстаю в тишине. Истерзанный и обглоданный воспоминаниями. И голос ее больше не звучит в моей голове.

– Верочка уже спит, – равнодушно произнес Кир, пропуская меня в дом.

Я и не ожидал, что годовалый ребенок будет с нетерпением ждать приезда любимого дядюшки. От иронии, которой насквозь было пропитано все, что происходило в моей жизни в последнее время, сводило челюсть.

– Девчонки на заднем дворе, – коротко кинул Кир, отвлекшись на лапу одного из своих доберманов. – Что там у тебя? Блестяшка застряла? Ну-ка дай сюда лапу, дружок.

Я всегда знал, что у Кира было больше шансов вырасти нормальным. Теплым, сопереживающим, любящим. Взять хотя бы эту пару доберманов. Я видел, в каком состоянии он забрал их у прежнего хозяина. И я также видел, в каком состоянии брат оставил самого хозяина после своего визита.

Во мне было недостаточно веры в добро и справедливость, так что я готовил Кира к тому, что псы не выживут. Они были слишком измучены и в то же время слишком агрессивны, чтобы позволить кому-то помочь себе. Но этот громила всегда обладал недюжинным обаянием и умел располагать к себе даже полудохлых собак.

Оставив Кирилла разбираться с доберманами, я прошел в сторону заднего двора – общего с моим собственным домом, в котором я уже давно не живу. Проходя мимо барной стойки на кухне, я зацепился взглядом за пару писем, лежащих на столешнице. Нечто показалось мне знакомым, но не успел я уловить того, что меня потревожило, как за приоткрытой дверью раздались голоса.

– Почему ты приехала без Влада? – голос Саши прозвучал непривычно мягко. Когда она была моей, она говорила иначе. Так, будто всегда пыталась свести меня с ума.

– Мы поссорились, – нехотя призналась Леона.

– Что такое? – звякнула посуда, и я предположил, что Саша подлила в бокал Леоны новую порцию напитка.

– Я снова отказалась выйти за него, – раздражение в голосе младшей сестры невольно передалось и мне, хотя я понимал мотивы Смольнова слишком хорошо.

Он привык держать под контролем все, что его окружает, и, разумеется, больше всего такие жадные мужчины мечтают привязать к себе любимую женщину. Присвоить ее всеми традиционными и эксцентричными способами.

Но для того нам и даются несносные огненные женщины, не признающие оков ни на руках, ни на сердце. Так что уверенные отказы Леоны выйти замуж за Смольнова даже вызывали восхищение. И отзывались легкой болью в левой стороне грудины – признак воспоминаний, что не выветриваются с годами ни на единую пылинку.

– Ты его не любишь? – кажется, Саша разочарована. Ей хочется видеть мир в розовом цвете, и Кирилл делает все, чтобы ничто не омрачало ее красивого личика.

– Люблю. Наверное. – Лео колебалась с ответом. – Не знаю. Мне всего двадцать один. Он мой первый парень, и я не понимаю, что должна чувствовать. Не понимаю, любовь это или зависимость.

– Знакомо, – чуть тише произнесла Саша. Знаю, я не должен подслушивать, но ноги буквально вросли в пол, и я остался стоять, как болван, посреди кухни.

– Давид был твоим первым? – с удивлением спросила Лео. Я улыбнулся, позволив себе вспомнить некоторые моменты из наших с Сашей отношений. Все же бывали и хорошие дни.

– Нет, – ответила Саша еще тише, словно боялась привлечь Кира. Не о таких вещах говорить в присутствии мужа. – Я очень рано вошла в модельный бизнес, Леона. А это очень сексуализированная сфера, – она горько усмехнулась, и я не заметил, как улыбка исчезла с моего лица, а руки сжались в кулаки. – Мне было шестнадцать. Я была одна в Штатах. Ни родных, ни знакомых. Только агент, с которого и началась моя карьера. Впрочем, не только карьера.

– Он тебя…того? – по голосу я понял, что Лео скривила лицо. Я и сам сделал то же, понимая, что речь идет о насилии.

– Нет-нет, все было по согласию. Но не без манипуляций, конечно, – Саша нервно выдохнула, а я готов был придушить самого себя там же, где стоял.

Я был болен, и, зная, что могу излечиться рядом с Сашей, я использовал ее. Не думая о том, как это скажется на ней самой. Увидев ее тогда на подиуме в платье, расшитом сверкающими звездами, я решил, что это она вернулась в мир живых, чтобы спасти меня. А потом Саша упала в мои руки, и ее зеленые глаза подарили мне надежду. Я так хотел жить. Я хотел, чтобы у нас получилось.

– Я его не любила, если тебе это интересно, – более спокойно произнесла Саша. – Я никого не любила до Давида и думала, что никого не полюблю после. Но, как видишь, сейчас я по-настоящему счастлива. Я к тому, что в браке не все зависит от того, любишь ты его или нет. Важно еще и то, можешь ли ты рядом с этим мужчиной чувствовать, что у тебя есть все, что тебе нужно. Я любила Давида, но я не чувствовала себя счастливой. А с Киром, кроме любви, я получаю все, что для меня важно: семья, защищенность, дом везде, где рядом Кир. Прислушайся к себе, Лео. Что, кроме любви, важно для тебя?

– Свобода, – не раздумывая ни секунды, ответила она.

– Так скажи об этом Владу. Если он тебя действительно любит, а я не сомневаюсь, что это так, он найдет способ умерить свою жажду контроля.

– Думаешь? – недоверчиво переспросила Леона.

– В отношениях нужно разговаривать. Поверь мне, молчание и обиды действуют не хуже яда. Если ты не готова выйти за Влада, то объясни ему, что именно тебя останавливает. Просто представь, что, пока ты просто отказываешь ему без видимой причины, он закрывается в себе и думает, что ты его не любишь. И оттого хочет только одного…

– Усилить контроль, – закончила Леона.

Девушки замолчали, обдумывая разговор. И я молчал, продолжая рассматривать письма на столе.

– Это твоя почта, кстати, – сзади раздался голос Кира, и я едва не вздрогнул, как мальчишка, пойманный на воровстве. – Принесли нам по ошибке.

Не оборачиваясь, чтобы посмотреть на Кира, я взял в руки конверт, на котором, кроме моего имени и адреса, больше ничего не было. Внутри неприятно заискрило напряжение.

Незадолго до моего отъезда на Ближний Восток, я начал получать анонимные письма на электронный ящик. Все они были на незнакомом языке. Я неплохо ориентируюсь в европейских языках, но восточная письменность всегда оставалась для меня загадкой, хоть у меня и были сирийские корни.

Я посчитал эти письма чьей-то глупой шуткой или очередным предложением о сотрудничестве с нашим ювелирным домом, и потому проигнорировал их, ведь я был слишком увлечен грядущим путешествием. А зацепки – те мелкие крохи, что были у меня по делу об исчезновении матери, вели в Израиль. У меня не было никакого желания разбираться с письмами, не имеющими обратного адреса.

И вот в моих руках тонкий конверт, подписанный от руки печатными буквами, словно некто намеренно скрывает от меня свой почерк.

– Давно пришло? – уточнил я, обернувшись на Кира.

– Не помню. Вчера, может. Или на прошлой неделе, – брат махнул рукой. – Сейчас дел много, мы собираемся в Осло, так что было не до твоих писем.

Кир распахнул дверь на улицу и вышел из дома. Сунув конверт во внутренний карман пиджака, я последовал за ним.

За столом, скрестив ноги на стуле, сидела Леона. Увидев меня, она подняла руку и приветственно помахала. Ее рот был занят чем-то сладким, и я лишь кивнул. Саша была скрыта от меня в объятиях Кира. Вполне возможно, он сделал это намеренно, будто все еще думает, что я могу претендовать на сердце его женщины.

Он не понимает, что в одной и той же Саше мы всегда видели разных женщин, и это стало главной причиной, почему я причинил ей такую боль. Сейчас, когда она так поменялась рядом с Киром, я уже не могу отыскать в ней черты той, кого так мечтал воскресить.

Девушка вынырнула из крепких рук мужа и улыбнулась мне легкой приветливой улыбкой.

– Привет, Давид, мы тебя уже не ждали, – спокойно произнесла она, будто не она вовсе несколько минут назад говорила, что я был первым мужчиной, которого она полюбила.

– Рейс задержали, – вместо меня ответил Кир.

– Что такое? – Саша встревожилась. – Надеюсь, мы улетим без проблем? Верочка не очень любит самолеты.

– Зачем вы летите в Норвегию? – спросил я, облокотившись на стену дома. Присаживаться за стол не было никакого желания.

– Знакомить Веру с бабушкой, – не без гордости заявила Саша, с любовью глянув на Кира, а тот, казалось, все еще сомневался в разумности своих действий, несмотря на купленные билеты и собранные чемоданы.

– С бабушкой? – практически хором произнесли мы с Леоной.

– Я вышел на связь со своей мамой, – нехотя ответил Кир, а Саша с ухмылкой на губах поправила:

– Я настояла. Почему вы, Пожарские, так боитесь женщин, которые вас родили?

– Потому что эти женщины нас бросили, – резонно заметил Кир.

Я же промолчал. Все свое детство я мечтал найти свою мать и задать ей один единственный вопрос – «почему?». Что пошло не так, что она подписала отказ от новорожденного сына и исчезла в неизвестном направлении.

Маленький Давид мечтал найти ее. Ровно до тех пор, пока об этом не узнал дед. Потом я на долгие годы оставил эту глупую затею, но в мою жизнь, танцуя, ворвалась, она. И вместе с ней я снова научился мечтать. Жаль, что это длилось недолго.

Я не думал о матери долгие-долгие годы. Но в прошлом году, когда Леона только заявилась в нашу семью, Кир обмолвился, что давно нашел свою мать, что видел ее вживую и не рискнул заговорить. И во мне что-то перевернулось. Почему я стал таким? Почему я с легкостью отрицал все, что могло бы пробудить во мне чувства? Почему искал рациональное там, где у меня не было никаких ответов?

И мне пришло в голову хотя бы попытаться отыскать след матери. Увидеть ее издалека. Просто убедиться, что, как и в случае Кира, она в порядке и живет свою жизнь. Я не собирался приставать к ней со своими проблемами или везти к ней внуков, ведь у меня никогда не будет детей. Я не хотел от нее ничего, кроме того, чтобы просто убедиться в ее существовании.

Но поиски привели меня в тупик, и от этого стал чувствовать себя еще злее, чем раньше.

– Но ведь ты говорил со своей мамой. Она сказала, что твой отец надавил на нее, – вступилась Саша.

– Если я надавлю на тебя, ты уйдешь, оставив мне Веру? – парировал Кир, на что Саша тут же нахмурилась и стала похожей на свирепую кошку.

– Ничто никогда не заставит меня отказаться от дочери, – по словам отчеканила девушка, и Кир кивнул, как бы говоря, что именно это он и имел в виду.

– К тому же, я не могу представить, чтобы отец всерьез на кого-то надавил, – подумав, добавил он.

– Зато мы оба можем представить, кто на самом деле давил так, что можно было оставить что угодно, лишь бы сбежать, – я криво усмехнулся и тут же осекся, словно только сейчас осознал, что моя мать тоже могла стать жертвой давления. Впрочем, у меня были свидетели, утверждающие ее добровольный уход.

– Дед, – кивнув, закончил мою мысль брат.

Мы с Киром переглянулись, обменявшись короткими, но понимающими взглядами. В детстве мы были очень близки как братья, и Кир, как никто другой, знал, какую цену я платил за то, чтобы быть любимчиком деда. Как жаль, что чувства деда не были взаимны.

– Как бы там ни было, Альва с радостью восприняла новость о нашем приезде.

Саша не унималась и казалось, будто она саму себя пыталась убедить в том, что мать Кира действительно ждет воссоединения с сыном, которого оставила почти тридцать пять лет назад. Судя по глазам брата, он пребывал скорее в тревоге, нежели в предвкушении. Да, Саша права: мы оба до смешного боимся женщин, которые дали нам жизнь, ведь мы выросли с мыслью, что, едва родившись, чем-то их разочаровали.

– Я оставлю подарок, – не желая задерживаться, я достал из кармана небольшую шкатулку. – Положите в копилку подарков для Веры.

Саша подняла на меня красивые зеленые глаза, больше ни капли не напоминавшие мне о ней.

– Спасибо, Давид.

Я видел, что самым главным подарком для самой Саши была ее дочь. И это заставляло меня вспоминать, как я, отчаянно надеясь удержать возле себя призрак возлюбленной, подменил Сашины анализы и разбил ее мечту стать матерью.

– Что это? – встрял Кир, раскрывая коробку. – Мм, серебряная цепочка.

В голосе брата звучал сарказм.

– Древнее вавилонское плетение. Уникальный экспонат, выкупленный из музея, – вступился я, но Кир всегда был далек от настоящего искусства.

– Мечта любой годовалой девочки, – заключил он и, захлопнув крышку, отложил коробочку.

– Перестань, – мягко попросила Саша, погладив ладонь Кира, покоящуюся на ее плече.

– Хорошей поездки, – коротко кинул я, проигнорировав выпад брата. Он имел право злиться, но у меня не было ровным счетом никакого желания вступать в конфронтацию.

Попрощавшись, я пошел в сторону своего дома, оставив за спиной членов своей семьи. Близилась ночь. Та самая, в которую я должен пережить тот ужас заново.

Добравшись до двери своей кухни, я остановился и достал письмо из кармана. Первой мыслью было – бросить его в урну, не вскрывая, но странное предчувствие заставило меня изменить свое решение. Я открыл конверт и достал небольшой лист бумаги, вырванный из дорогого блокнота.

И еще до того, как я успел прочитать текст, до меня донесся до боли знакомый аромат – винная роза, омытая каплями ночного дождя, и маслянистый ладан, переносящий меня далеко-далеко – в разрушенный храм, окутанный дымом благовоний. Место, где я целовал ее в последний раз.

Меня ждала долгая ночь воспоминаний. И я, с трудом пробравшись в кухню и заперев за собой дверь, опустился на колени. Тьма внутри меня рвалась вкусить аромат, которым было пропитано чертово письмо.

Закрыть глаза. Дышать ровнее. Принять боль.

Вспомнить, как все начиналось. Как в моем царстве тьмы появилась бесстрашная царица.

Глава 1

Тринадцать лет назад

– Тебе стоило притащить сюда Кирилла, ему такое больше по вкусу, – я с укором глянул на финансового директора нашей компании Игоря Владимировича.

Когда он сказал, что хочет отметить со мной заключение выгодной сделки, я и подумать не мог, что мы приедем в ресторан с полуобнаженными танцовщицами, снующими по сцене в полупрозрачных нарядах.

– Федор Филиппыч выбрал тебя, Давид, и он не прогадал, – Игорь Владимирович притянул меня к себе и по-отечески сжал мои плечи. – Как ты красиво провел эти переговоры! Я все еще под впечатлением, парень!

Я сдержанно улыбнулся, вежливо и в то же время настойчиво отодвигая от себя коллегу. Тот махнул на столик у самой сцены.

– Присядь-ка, Давид. Я в уборную и к тебе. Дед велел хорошенько тебя порадовать сегодня! – еще раз радушно улыбнувшись, он развернулся и уверенным шагом двинулся в направлении туалетов. Игорь Владимирович, вероятно, частенько бывал тут, раз так быстро смог сориентироваться в зале, пестрящем восточными орнаментами.

Я опустился в мягкое коричневое кресло и прикрыл глаза, откинув голову назад. То, что коммерческий директор назвал блестящими переговорами, для меня стало первым опытом открытой дискуссии на уровне глав корпорации, и дед намеренно выставил меня вести инициативу и гнуть нашу линию. Он хотел видеть, как я буду держаться против гигантов, которые не стали бы просто так слушать двадцатичетырехлетнего мальчишку.

Мне пришлось собрать все свои знания, что в меня упорно закладывали с самого детства, и начать играть в жесткого правителя, каким меня хотел видеть дед. Каким я однажды стану, когда он будет готов передать мне компанию. Если я не предам его доверие, конечно.

Могло показаться, что я удостоен великой чести, но кто бы знал, как я на самом деле завидовал своему брату Киру, к которому не предъявляли никаких требований. Его считали глупым и бесперспективным пятном на репутации нашей семьи. Но никто, кроме меня, не знал Кира на самом деле.

Этот хитрец просто копировал поведение нашего отца, на которого дед не обращал никакого внимания. Он всегда говорил, что позволил женщине воспитать своего сына, и та сделала из него слабака. Отец позволял себе развлекаться и пользоваться всеми благами своей фамилии, чему у него научился и Кир. Только, если отец был с ветром в голове от природы, то Кир умело пользовался этой маской, чтобы не превратиться в такое же тотемное животное семьи, как я, с которого с младенчество сдирали по десять шкур, чтобы выдрессировать управленца семейного бизнеса с вековой историей.

– Добрый вечер, – над ухом раздался приторный голосок. Я открыл глаза и выпрямился, увидев официантку. – Вы готовы сделать заказ?

Я лениво скользнул по меню, разложенному на столе, и коротко ответил:

– Черный кофе, пожалуйста, – я проигнорировал удивленный взгляд девушки и, отогнув рукав пиджака, глянул на часы.

Одиннадцать вечера. Тренировку я уже пропустил, но сделать отчет по результатам переговоров еще могу. Я уверен, что вылазка в этот ресторан – всего лишь очередная проверка деда. Он велел Игорю Владимировичу поощрить меня за удачные переговоры, явно ожидая, что я отойду от дисциплины, которую буквально вшили мне в подкорку. Дед удивится, когда на утреннем собрании я предоставлю все данные, пока коммерческий директор будет раздавать пары алкоголя в конференц-зале.

За спиной послышался голос Игоря Владимировича. Я обернулся и увидел, как он жмет руку Илье Смольнову, который занимается добычей золота на Дальнем Востоке. Я не был знаком с ним лично, но дед рассказывал, что у него с этим человеком давний конфликт на тему сотрудничества. Насколько я знаю, Смольнов с особой жадностью интересуется делами нашего ювелирного дома, а дед считает его преступником, который построил свой бизнес чуть ли не на крови.

Наши взгляды пересеклись, и Илья Алексеевич коротко кивнул в знак приветствия. Нахмурившись, я ответил тем же. Голова раскалывалась, и включать в сегодняшнюю повестку еще и знакомство с врагом семьи не хотелось, так что я знатно обрадовался, когда увидел, как Смольнов удаляется в глубь зала – туда, где диванчики отгорожены плотными шторами от любопытных взглядов.

– Что здесь делает Смольнов? – спросил я, когда Игорь Владимирович со вздохом облегчения плюхнулся в кресло напротив.

– Здесь многие крупные игроки водятся, – ответил он. – А у Смольнова вообще своя сеть игривых заведений по стране. Так скажем, теневой бизнес, но я тебе этого не говорил.

– Игривых? – уточнил я, принимая кофе, поданный официанткой.

– И игривых, и игровых, – Игорь Владимирович сально улыбнулся и расстегнул натянутый на животе пиджак.

– А это место, – я обвел взглядом сцену, на которой происходила смена декораций. – Игривое или игровое?

Мужчина склонился над столом и нетерпеливо посмотрел на меня, ожидая, что я сделаю то же самое. Закатив глаза, я приблизился к нему, не вынося даже мысль о том, что мы со стороны выглядим, как два отъявленных сплетника.

– Видишь, там, – Игорь Владимирович указал кивком головы на зашторенные уголки, в одном из которых пропал Смольнов. – Это приват-комнаты. Можешь выбрать себе любую девочку и уединиться с ней там.

Я сморщил лицо и отстранился.

– Мы приехали, чтобы трахать проституток? – напрямую спросил я, стремительно теряя уважение к возрасту коллеги. Я знал его жену, а с его сыном мы вместе занимались дзюдо, и мне совсем не хотелось, чтобы у нас с Игорем Владимировичем были грязные секреты от его семьи.

– Дед хотел бы, чтобы ты расслабился, – мужчина подмигнул, словно не заметил отвращения на моем лице. – Ты был напряжен сегодня. Горяч, как молодой лев, и чертовски убедителен, но все-таки напряжен. Знаешь, Давид, твой дед прав: из тебя выйдет толк. В тебе есть все: статус, образование, умение держаться на публике, ты блестящий оратор и этот твой талант уходить от острых вопросов и перенимать инициативу в споре… У тебя большое будущее, парень. Не загуби его необдуманными поступками.

Под необдуманными поступками он имел в виду, конечно, Кира, который влипал в сомнительные авантюры с завидной регулярностью. Этот громила всегда знал, как заставить деда понервничать, и получал от этого неимоверное удовольствие. Сейчас брат учится в США и ведет себя значительно тише. Видимо, будоражить международные отношения двух великих держав он в свои двадцать два пока не готов.

– Я предпочитаю расслабляться в своей постели, – я отпил кофе и, едва я поставил чашку на стол, как вдруг свет во всем зале погас.

Спустя доли секунды в глаза ударила череда ярких вспышек – на задней стенке сцены зажглись прожекторы, красиво подсвечивая поплывший по полу туман и выразительный силуэт девушки в самом центре сцены. Она стояла, подняв изящные кисти вверх и слегка отведя в сторону бедра. Из-за света, бьющего в глаза, я не мог рассмотреть ее лица.

Отовсюду сразу раздалась музыка – тягучая, драматичная и в то же время сладкая. Эта мелодия то накатывала тяжелыми волнами, то отпускала, позволяя отдышаться. Из-за тумана и игры света мне казалось, будто я плыву в океане и единственным, что маяком ведет меня к берегу, была танцующая девушка. Ее темный полупрозрачный наряд, усыпанный сверкающими камнями, напоминал ночное небо. Я видел, обнаженную спину девушки, прикрытую длинными светлыми волосами, выглядывающими из-под такой же прозрачной накидки на голове таинственной незнакомки.

Я смотрел на нее, словно загипнотизированный. Она двигала руками, словно повелевая волнами, и покачивала бедрами в такт музыке. И я смотрел, не смея оторвать глаз, как искусная танцовщица медленно направляется ко мне. Ее силуэт становился все ближе и ближе, а я сидел, не двигаясь, пока ее босая ножка на опустилась на кресло у меня между ног. Я ощутил, как пальчики ее ноги коснулись моего бедра, и внутри змейкой зашевелилось возбуждение.

Танцовщица склонила лицо над моей головой, ни на секунду не прекращая двигаться так, словно она была змеей, взращенной на ритмах восточной музыки. Сначала меня окутало пленительным ароматом роз и дыма, а затем я увидел ее глаза – орехово-зеленые с вкраплениями золотых искр. Они горели неподдельным любопытством, словно желали проникнуть внутрь меня и рассмотреть, какой же я на самом деле.

За прозрачной золотистой вуалью, прикрывающей нижнюю часть лица девушки, мелькнула улыбка.

– Потанцуй со мной, Давид Пожарский, – вкрадчиво прошептала танцовщица, протягивая мне руку и прожигая меня своими змеиными глазами.

Очарованный тем, как магически звучит мое имя ее проникновенным голосом, я беру ее хрупкую ладонь и поднимаюсь навстречу незнакомке. В зале добавили приглушенный свет или мне кажется, будто стены начали пылать алым пламенем, пока я шел на сцену за гибкой девушкой в черном струящемся костюме.

От благовоний кружило голову, и я надеялся снова уловить этот тяжелый и в то же время успокаивающий аромат темной розы, покрытой пеплом. Казалось, мы стояли, держась за руки, посреди пепелища, а не в самом центре затуманенной сцены.