Несломленные

Он вырос в тайге, без телевизора, без отвлекающих шумов. Там, где слово – почти единственный свет. Где книга – не хобби, а друг. Там Джек Лондон звучал особенно близко. Потому что тоже – один против холода. Один против смерти: «Я жил в лесу, в тайге. Мы были лишены тех благ цивилизации, которые отрывают от реалий. Не было, конечно, никакой речи о каких-то гаджетах. У нас даже телевизор очень плохо показывал. Но это позволяло нам много читать», – говорил он. И это не был пафос, это была реальность его юности.

А еще Суворовское училище. Военное. Тренировки. Бег на выносливость. Лагерь, где надо было держаться, потому что иначе сойдешь с дистанции. И в этом тоже Лондон. Тот, кто остался жив, потому что не отпустил шаг. Потому что знал, зачем идет. «Мы же подбирались к этому с детства. Суворовское училище, военное училище, дальше. Мы не меняли наших героев. Вот в чем дело. Помните балладу Высоцкого? “Нужные книги ты в детстве читал?” Я думаю, что мы все читали нужные книги. И вот эти люди, которые сейчас в самом деле переживают самые сложные времена – мужественно, без соплей, без трусости, – они достойны того, чтобы говорить о них».

* * *

Пока мы ехали в броневике, то есть на бронированной машине, я общался с Катей и, что называется, «пилил селфи», делал видео. До этого я познакомился с Кириллом Стремоусовым. У нас был совместный обед в его любимом ресторане в Херсоне.

Недавно нашел уникальную (историческую!) фотографию, где мы втроем обедаем в любимом ресторане Кирилла Twin Peaks на проспекте Ушакова. Обратил внимание на интересное оформление помещения: отделка на втором этаже была выполнена в оранжево-черных тонах – почти стилизация под георгиевскую ленточку.

В общем, я как раз тот человек, который пристрастил их к созданию телеграм-каналов. То есть мы сидели, общались, что-то ели, а я постоянно отвлекался, что-то читал и, конечно, публиковал.

И фотографию нашу тоже выложил.

Они заинтересовались, я провел им короткий вводный курс, и они завели телеграм-каналы. У Кирилла это выросло в мегапопулярную площадку, но о нем мы тоже с вами поговорим отдельно.

А Катя Губарева на все это отреагировала очень живо. Накануне я у себя опубликовал новость о том, что она назначена заместителем главы ВГА. Проходит два-три часа, и за ужином она мне говорит:

– Саш, что-то странное происходит. Мне все звонят, поздравляют. Откуда они узнали? Никаких публикаций не было.

Я ответил:

– Ну как не было? Я у себя об этом днем написал в «телеге».

Вот она и заинтересовалась этим.

Катя человек с очень интересной судьбой. Давайте я вам немного о ней расскажу.

Екатерина Губарева

Знаю, что Катя родилась в Каховке, то есть в 2022 году она, по сути, вернулась домой.

Она с детства любила рисовать, но получила диплом специалиста в области информационных технологий. Ее отец был похоронен здесь же, в Каховке. Сама же Катя уезжала в Россию, но вернулась на родину в час нужды ее родной земли. Она приехала и посмотрела, что и как, и поняла, что здесь нужна ее помощь.

Политической деятельностью Катя занялась, когда ее супруг Павел Губарев в 2014 году стал «народным губернатором» Донецкой области. Она помогала супругу и даже попала под санкции ЕС.

Отношения этой пары – готовый сценарий для фильма. Первый «народный губернатор» Донецка Павел Губарев, человек, который, по сути, руководил стихией, когда даже до провозглашения независимости ДНР было далеко. Можно сказать, что с него все и началось. Потом его похитили, увезли в Киев, потом обменяли.

Павел Губарев: «Я был избран народным губернатором, а потом был арестован и брошен в СИЗО СБУ, а она с тремя маленькими детьми (младшая дочь Милана была тогда трехмесячным грудничком) стала первой политэмигранткой Русской весны на Украине. Катя не унывала и принимала деятельное участие в последующих событиях, работала министром тогда еще новорожденной Донецкой Народной Республики, потом – депутатом Народного совета. В феврале 2022 года я стал рядовым ВС РФ, а она умчала на свою малую родину, на Херсонщину, вследствие чего стала “вице-губернаторшей” Херсонщины. Работать там тяжело и опасно. Новости из Херсонщины я стараюсь не читать. Страшно. Но моя Катя – это про “есть женщины в русских селеньях”: никогда не отступает перед трудностями и опасностями. Такие они, женщины русского народа-воина!»

Екатерина Губарева: «Отец умер в 1990-х годах, как раз в период развала Советского Союза. Он работал на большом заводе электросварочного оборудования – таких заводов было всего два в стране. Естественно, заказы перестали поступать, и сейчас этот завод вообще стоит. Жалко, конечно, на это смотреть: где-то год назад он остановился. В 1990-е годы, собственно говоря, когда был кризис, отец не пережил инфаркт…»

Интересно, что у нее в центре Каховки была квартира, которую после 2014 года, когда стало всем известно, чем занимается Екатерина, местные риелторы, как принято говорить, отжали. Да, и 8 лет ее сдавали каким-то «хорошим людям». Это такой вот бизнес – украинский современный бизнес.

Павел: «Она выросла в Новой Каховке, это ее земля. Ее туда позвало большое чувство принадлежности к этой земле и чувство того, что эту землю перекодировали и отобрали. Там жили ее предки, там она выросла. Эту землю отобрали какие-то бесноватые чудики. Ее потащило туда, потянуло. Там у нее даже квартира в Новой Каховке, которую сдавали в аренду и не платили ей деньги. Просто присваивали. Могилы предков, могила отца, где снесли там крест, и она восстанавливала, ставила плиту новую. Это все было, враждебно относились. Там враждебно относились. Теща, которая, в принципе, к СВО не относится, не участвовала, не является комбатантом, но она боялась туда поехать, потому что ее там ждали репрессии. Ее там действительно ждали репрессии. Мы с женой поддерживаем друг друга всем, чем только можем. И делаем что можем. Я на уровне солдата, а Катя на уровне заместителя главы правительства».

Катя была практически первым не военным гражданином РФ, который попал в Херсонскую область по российскому паспорту.

Екатерина: «Несколько дней пыталась проехать: пограничники не знали, как меня пропустить… Меня останавливали на блокпостах, спрашивали, кто я вообще такая. Я им показывала российский паспорт, они смотрели, спрашивали, не подделка ли, пытались еще что-то выяснить. Говорила им: “Погуглите, кто я”.

В первый раз приехала на один день. С Захаром Прилепиным и его советником Виктором Яценко. Они везли гуманитарную помощь, и я попросилась поехать с ними. Хотела попасть к папе на могилу… Кроме того, у родителей тут недвижимость, статус ее был непонятен. Мне сказали, ее уже отжали. Изначально не было мысли трудоустроиться здесь, на тот момент я уже работала в Москве. Но приехала, посмотрела, что и как, и поняла, что нужна помощь. На следующий день уже стала работать в администрации.

Здесь был вакуум – вакуум власти. Нужно понимать, что все государственные органы либо распались, либо их нужно было перенастраивать. Этим, собственно говоря, и занимаемся. Вот, опять же, очень большой объем работы. Потихоньку сейчас разложили. Появились дорожные карты, что делать, и потихоньку стартуем, чтобы это все заработало. Но, опять же, много людей переходит на нашу сторону, начинает поддерживать, взаимодействовать с нами, давать инструментарий и какие-то полезные советы о том, как необходимо действовать для того, чтобы интегрироваться в будущем в Российскую Федерацию».

Каждый день в Херсоне происходили какие-то хорошие, позитивные события.

Мы, в частности, ездили на открытие первого паспортного стола на территории области, где люди смогли спокойно подавать заявления на российское гражданство.

Помню, как 23 июля возле памятника Маяковскому в Херсоне прошел конкурс чтецов. В нем приняли участие любители русской классической поэзии разных возрастов, самому младшему из которых было всего шесть лет. Они читали произведения Пушкина, Лермонтова, Маяковского и Крылова.

Однако в федеральных медиа, к сожалению, по-прежнему преобладали рассказы о том, какой населенный пункт был взят, об ударах и наступлении армии. Это все правильно, но, на мой взгляд, не хватало рассказов о том, как, например, Катя готовила и отправляла фермерские конвои с продукцией Херсонщины в Крым.

Екатерина: «Я приехала в Каховский район и поговорила с местными фермерами, у которых было очень много продукции. Они, естественно, поставляли ее по всей Украине и в Европу. Им нужны были новые рынки сбыта, вернее, нужно было вернуть старые рынки, и можно было везти это все в Российскую Федерацию. Однако они настолько боялись этого всего, что первый фермер, который согласился, отправил две машины капусты.

Росгвардия сопровождала груз, было большое военное сопровождение, чтобы фермеры не боялись. Капуста, может, и вышла золотой, но в целом мы прорубили это окно, и потом уже все фермеры Каховского района начали возить продукцию и не бояться на территории Российской Федерации. Цепочки были восстановлены, рынки открыты, а в будущем были специально оборудованы пункты пропуска для того, чтобы эти машины проезжали. Все процедуры были упрощены, чтобы продукция как можно быстрее выезжала и доставлялась по всей территории Российской Федерации. Даже знакомые из Москвы прислали мне сообщение: “Все, Катя, ура, овощи доехали!” Они увидели на рынках в Москве овощи, и уже люди писали о том, что продукция привезена из Херсона. Это считается знаком качества, потому что здесь очень хорошие продукты. Когда пошла клубника, я просто с детства помню, что она безумно сладкая. Здесь действительно очень хорошие продукты».

В администрации у Кати был абсолютно сумасшедший график, и при этом у нее есть трое детей, которым нужно уделять внимание.

Екатерина: «Сочетать можно. Но все зависит от мотивации и ценностей, в которых работаешь. Мне кажется, мы здесь нужны, чтобы помогать строить новое общество. Точно понимаю, что от моей работы сейчас зависят выплаты пенсионерам, социально незащищенным категориям людей. Если я прямо сейчас этот процесс не организую, завтра кто-то не получит выплаты. Иногда прихожу домой, дохожу до дивана, падаю и сразу засыпаю. Мне бы хотелось помогать строить здесь мир. Может, прозвучит немного пафосно, но скажу, что это борьба за души людей. Хочу, чтобы люди, которые здесь живут, не боялись. Им восемь лет говорили, что мы “агрессоры”, “оккупанты” и так далее. А когда я начинаю с этими людьми общаться, даже если они враждебно настроены, хотелось бы, чтобы они меня воспринимали как сестру, подругу».

Ситуация была очень непростая. У многих из тех, кому Катя организовывала выплаты, воевали родственники или уже погибли. И не на нашей стороне.

Екатерина: «Хорошо помню, как в 2014 году Украина пригнала под Славянск “Грады”. Я тогда не знала, что это такое. Мне объяснили. Я не верила, что Украина начнет из этого оружия обстреливать мирный город. Вообще не могла поверить во все это. А знакомые, которые находились на Украине, удивлялись моей реакции. Может, для них это было неважно или непонятно… Наверное, травмы, которые нанесла эта война и одной, и другой стороне, – это не история про сегодняшний день. Сейчас мы никого не вылечим. Да, будет процесс осознания, примирения, потом будет работа с людьми, чтобы они пережили это. Прекрасно понимаю, что и для одной, и для другой стороны это тяжелая история. Будем пытаться жить дальше».

Ну и, как я уже сказал, пока Катя «воевала» на относительно мирном участке фронта, ее супруг был на самом что ни на есть реальном – на передовой.

Екатерина: «Да, он пришел с первых чисел. Мы сидели на кухне, он собрал всю семью и тогда сказал: “Катя, я сидеть не буду, я ждать не буду. Я, говорит, пошел добровольцем”. Я немножко поплакала, но в целом понимаю мужа. Сама недолго просидела дома. В целом хочу сказать, что мужчины берут оружие и идут на защиту, но нужно понимать, что здесь очень большой кадровый голод на всей территории, и нам нужна помощь, в том числе и гражданского общества. Нам необходимы юристы, экономисты…»

Это был «Губаревский призыв».

Катя открыла телеграм-канал, о котором я вам рассказывал в самом начале. Завела там чат, чтобы ей писали, обращались и приезжали. И я искренне рад, что у нее все получилось.

Потому что люди поехали, и до сих пор целая группа «донецких» работает в Херсонской области (как минимум два министра).

* * *

С Владимиром Антоновичем Овчаренко и Игорем Качуром я познакомился тоже летом 2022 года, когда был создан Общественный совет при ВГА Херсонской области, в который я вошел, но про ВГА мы с вами поговорим позднее.

Возглавил Совет Владимир Антонович, а Игорь Качур стал его замом. Более того, с ним и с Евгением Брыковым мы создавали региональное отделение Союза журналистов Херсонской области.

Потом появилась Общественная палата – ее возглавил уже Качур, а Владимир Антонович Овчаренко стал членом Общественной палаты России от Херсонской области.

С ним и с Качуром мы были в Кремле 30-го числа: 30 сентября 2022 года стало важной датой в истории России – Днем воссоединения Донецкой и Луганской народных республик, а также Запорожской и Херсонской областей с Российской Федерацией. Днем их возвращения домой.

Овчаренко – колоссальный человек, и я вам обязан про него рассказать.

Владимир Овчаренко

Владимир Антонович Овчаренко родился в 1939 году и большую часть жизни прожил в Херсоне. И по сей день работает каждый день.

«Ну а как иначе? – говорит он. – Если могу – должен».

Весной 2022 года, когда регион менялся, когда не было ни света, ни связи, когда людям требовалась не только гуманитарная помощь, но и кто-то, кто способен взять на себя ответственность, он согласился возглавить Общественный совет при ВГА Херсонской области.

«Я не люблю слово «патриот». Оно стало слишком часто звучать в чужих устах. Я не патриот. Я просто живу в этом городе и считаю его своим. И в трудный момент надо не рассуждать, а делать», – говорит он.

Он – человек поколения, для которого комсомол был не просто юностью, а школой жизни. В 1956 году он поехал на целину в составе первого студенческого отряда Николаевского кораблестроительного института. Тогда ему было 17. Они строили зернохранилища и жилые дома. Цемент доставали в Челябинске, спали в спальных мешках, работали по 10–12 часов в день: «Нас было 35 человек. Мы сами готовили себе еду, сами строили, сами отвечали за технику безопасности. Никаких бонусов, никаких “льгот”, – только чувство, что ты нужен».

Позже он еще дважды ездил на целину уже как командир студенческих отрядов. А после окончания института по распределению попал на Херсонский судостроительный завод. Начинал сварщиком. Потом – мастер, парторг, заведующий промышленно-транспортным отделом обкома.

В 1980-х – первый секретарь Херсонского горкома партии. Фактически глава города: «Это было время, когда слово решало. Ты обещал – ты делал. Приходили люди на прием, спрашивали не про политику, а про крышу, дорогу, маршрутку. И ты обязан был разбираться».

После 1991 года он остался в Херсоне. Руководил производством. Была и фирма по переработке томатов, и выпуск упаковочных материалов, и восстановление консервного цеха.

В 2000-е вернулся к общественной работе. Создал Совет ветеранов комсомола, участвовал в культурных проектах: «КПСС – это не партия, это эпоха. Я не отрекся от нее. Даже когда ее запретили. Не потому, что был упрямый, а потому, что знал: то, что мы делали, было правильно. Мы строили. Мы учили. Мы поднимали страну. Без шика, но по-настоящему».

Он спокойно рассказывает о том, как в 2010-х годах начал чувствовать, что среда меняется: «Русские школы закрывались. В библиотеках пропадали книги Пушкина. Сначала говорили – «оптимизация». Потом – «декоммунизация». Потом уже открыто: «вы – чужие».

В 2022 году он остался в Херсоне. Не уехал. Не спрятался: «Когда все началось, я знал, что уйти не смогу. Я здесь слишком долго живу, чтобы наблюдать со стороны».

Сегодня Владимир Антонович каждый день в движении. Его голос звучит на радио, его предложения обсуждаются на совещаниях: «Мне не нужно “место”. Мне важно, чтобы был порядок. Чтобы о людях думали не на словах, а на деле. Потому что этот край достоин будущего».

Он не был оппозиционером в привычном смысле. Не ходил на митинги, не вступал в споры в интернете. Но внутренне никогда не смирился с тем, что происходило с его страной и его городом после 1991 года. Эти десятилетия он прожил в режиме внутреннего несогласия – без крика, но с твердым убеждением. Его форма сопротивления была тише, но от этого не менее стойкой. Он оставался верен себе. Не менял взглядов, не подстраивался под тренды. Сохранял память, язык, убеждения.

«Люди нас, коммунистов, хаяли везде. Но я не отступил. Я знал, что правда на нашей стороне. Я видел, как начинается не просто украинизация, а расчеловечивание. Сначала язык, потом – память, потом совесть», – говорил он.

Так прошли годы. Без громких лозунгов, без должностей, без политической активности. Он просто жил, работал, поддерживал тех, кто думал так же. А потом пришел 2022 год. На тот момент Владимиру Овчаренко было уже за 80. Человек в таком возрасте имеет полное право уйти от дел, заниматься внуками, садом, воспоминаниями. Но он понимал: если история снова позовет, – он не сможет остаться в стороне. Так и произошло.

Весной 2022 года, когда на Херсонщине начали формироваться органы новой власти, Овчаренко вошел в число тех, кто встал у истоков этой работы. Вместе с Кириллом Стремоусовым, Игорем Телегиным и другими активистами он участвовал в создании Общественного совета при администрации области – гражданской структуры, которая должна была стать связующим звеном между властью и людьми.

«Меня пригласили как ветерана, как человека, который знает систему. Я предложил, как выстроить работу. Прямо на месте родилась схема Общественного совета. Дальше – дело техники», – вспоминал он.

Это не было просто совещание или формальный орган. Это была первая реальная гражданская платформа в условиях боевых действий. В городе, где стреляли, где здание администрации попадало под обстрелы, он продолжал приходить на встречи, подписывать документы, вести заседания. Без охраны, без бронежилета.

«Мы были накрыты HIMARS прямо во время одного из совещаний. В пыли, стекле, осколках вылезали из завала. Но я не мог уйти. Потому что если я уйду, уйдет все», – сказал он позже.

Он продолжал работать. Обеспечивать связь с жителями, выстраивать каналы взаимодействия, отвечать за стабильность. Он не считал это подвигом. Это была его повседневная обязанность – быть там, где нужен. Руководить, советовать, поддерживать.

Когда ситуация обострилась, он не отступил. Когда начали гибнуть люди, с которыми он начинал – Стремоусов, Савлученко, Кулешов, – он не замкнулся, не ушел в сторону. Остался. Потому что был нужен.

«Все службы работают на месте. Водоснабжение, энергетика, торговля, образование – все продолжает функционировать. Это наш фронт. Тихий, но не менее важный», – говорил он в одном из моих эфиров. Эти фразы звучали не как официальный отчет, а как голос человека, который сам на месте, все видит и все понимает.

Он стал своего рода якорем для чиновников, для волонтеров, для простых людей. Его знали, ему верили. Он не говорил пафосно. Он говорил понятно.

«Я по крови украинец. Но я думаю, мыслю, как меня мама родила, на русском языке. Я считаю себя русским. Я был и остаюсь русским человеком», – говорил он.

Именно поэтому он был среди тех, кто 30 сентября 2022 года находился в Кремле, когда подписывались исторические документы о вхождении Херсонской области в состав большой России. Он не воспринимал этот момент как торжество или карьерную точку. Для него это было завершение пути. Домой.

«Если говорить откровенно, было чувство праздника, которое переполняло и сердце, и душу», – вспоминал он.

Этот день он прожил как личный итог – результат десятилетий жизни, в которых были и стройки, и комсомол, и годы под давлением. Но он все это прошел. Не ради награды. А ради смысла. И именно этот смысл – возвращение домой, к себе, к своим – он ощутил, стоя тогда в зале, где решалась судьба нового времени.

Он и сейчас остается в Херсонской области. Не в тени. В работе, в эфире, на связи. Спокойный, собранный, сдержанный. Его голос не кричит. Он говорит. Просто и ясно. Как всегда.

* * *

В июне 2022 года я познакомился с Алексеем Журавко.

Три месяца моей плотной работы в Херсоне мы с ним постоянно пересекались (позднее я посвятил ему один из мини-фильмов моего цикла «Герои русского Херсона»).

Легендарный общественный деятель Херсонской области, депутат Верховной рады двух созывов, человек невероятной харизмы, бешеной энергии, который одним взглядом и одним словом мог заряжать толпы людей и открывать глаза им на неудобную для киевского режима правду.

Если вернуться к биографии Алексея, то стоит вспомнить, что он родился без правой ноги и левой руки, а левая нога у него была сильно укорочена. Попал в детский дом, где и воспитывался, а родителей своих нашел лишь спустя время. Но удивительно: никакие тяготы жизни и физические трудности не сломили его, а наоборот – укрепили силу духа и твердость характера.

Он не раз становился гостем моего «Стрима новых регионов» Малькевич LIVE, мы встречались в эфирах на телеканале и радио «Таврия», выступали на совместных мероприятиях, – нас связывали теплые человеческие отношения.

Ночью 25 сентября 2022 года его жизнь трагически прервалась. ВСУ во время обстрела центра Херсона двумя ракетами «Хаймарс» ударили по гостинице Play, в которой жили приехавшие освещать референдум столичные журналисты. Они метили (и попали) именно в номер Алексея.

Мне он запомнился как мужественный патриот, неукротимый борец за русский мир и просто настоящий человек.

Алексей Журавко

Алексей – человек, чье имя не просто вписано в историю Херсонщины. Оно стало символом стойкости, честности и несломленного духа. Он не был кабинетным политиком, который прячется за официальными формулировками. Он не выбирал удобных слов и не стремился угодить большинству. Он говорил правду, какой бы неудобной она ни была.

Еще в 2014 году он открыто выступил против Майдана и государственного переворота на Украине. В Верховной раде он был одним из немногих депутатов, кто не боялся называть вещи своими именами, понимая, какую опасность несет радикализация общества и приход к власти националистических сил. Тогда за это можно было поплатиться не только карьерой, но и жизнью.

После событий 2014 года ему пришлось покинуть Украину, но он не замолчал. Из-за рубежа он продолжал разоблачать политику Киева, поддерживать жителей Донбасса и рассказывать о тех, кого украинские власти объявили вне закона.

Журавко постоянно подчеркивал: главная задача – не просто вернуть территории, а вернуть людей, вернуть их сознание, их уверенность в будущем. Именно поэтому он продолжал бороться за умы, убеждать, доказывать, работать с журналистами. Я помню, как он вышел в эфир, будто прорвался сквозь обстоятельства, время, войну и боль, чтобы сказать то, что должно быть сказано. У него был сильный голос, твердый взгляд. Алексей всегда держался прямо, даже несмотря на то, что с детства жил с инвалидностью. Но попробуйте сказать ему, что это хоть в чем-то его ограничило. Я гарантирую: он бы только усмехнулся и махнул рукой.

– Вы знаете, что такое боль? – спросил он меня однажды. – Это не когда тебе тяжело ходить. И не когда ты не можешь что-то сделать так, как делают другие. Это когда твою страну разрывают на куски. Когда людей делают расходным материалом. Когда твои друзья погибают не в драке, не в аварии, а потому, что кто-то решил стереть их с лица земли. Вот это боль.

Он говорил это без истерики, без надрыва. Как человек, который знает, каков этот мир.

Алексей Журавко не был обычным политиком или журналистом. Он не просто участвовал в информационных войнах, а жил ими. В его понимании информационный фронт был столь же важен, как и передовая. Он не раз говорил: «Если ты молчишь, ты уже проиграл». Журавко был голосом Херсона задолго до того, как там начали звучать сирены и взрывы.

Я помню, как мы сидели в студии и обсуждали референдум. Алексей был взволнован, но не потому, что переживал за себя. Я сказал: «Психопаты из украинской верхушки без конца грозят всем участникам референдума тюремным наказанием. Получается, те, кто хотят проголосовать против… Их же тоже посадят на Украине», тогда Алексей ответил: «Я считаю, что Украина и власть сегодня заражена страшной болезнью, неадекватностью; что они там пьют, что они там нюхают – неизвестно».

И добавил: «Мы должны осознанно понимать, что идет война, война на истребление единого народа, который раскололи. Если мы сегодня не объединимся и не поможем нашему лидеру, от России останутся рожки да ножки. Что с Украиной сделали? Полигон. На Украине построили города мертвых, а города живых убивали заживо. Народ довели до такого состояния, что это тот же концлагерь».