Ромео выпил йод!

Пришла в себя от уведомления из тг и огляделась. Корикова насупленно занималась новой статьей, уставившись в старенький компьютер, а Рада с Таней, хихикая, обсуждали смешные и нелепые образы читательниц, которые те прислали Власовой в специальную рубрику «разбор от стилиста».

Я разблокировала телефон и прочла сообщения от контакта: Дарья Горбунова

Здравствуйте. Нашла свободное время и готова с вами встретиться и проговорить о Леське. Жду вас завтра в 12:00, кафе «Любимый кувшин».

Глава 5

Редакция находилась в Фрунзенском районе, а кафе, в котором мне назначили встречу, – в Кировском. Никаких проблем возникнуть не должно было, буквально десять минут на машине, но со мной никогда и ничего не проходит гладко. Вначале я повернула не туда, куда на самом деле указывал навигатор, а потом мне пришлось отстоять километровую пробку, и, конечно же, к тому времени пунктуальная журналистка Некрасова безнадежно опоздала.

Лучшая подруга Янины Чакрацкой – Дарья Горбунова оказалась нежной рыжеволосой русалочкой, буквально метр с кепкой. В явно поношенном свитере и многократно застиранных джинсах из zara она ждала меня за столиком у окна, в уголке, в самом конце кафе. Почему я так вдруг резко подметила, в какой именно одежде девушка пришла на встречу? Нет, вовсе во мне не взыграл снобизм, как в деревенской простушке, что только вчера коров доила, а стоило выйти замуж за бизнесмена, так все теперь меряет всех по одежке…

Мне показалось странным, что утонченная Янина, наверняка воспитанная с брильянтовой ложкой во рту (единственный ребенок, как никак!), крепко дружила только с одной девочкой – соседкой по подъезду. Бедной студенткой, с бедной родней: мать – вахтерша в гимназии, и отчим – слесарь, который, судя по частым приводам и отсидкам по пятнадцать суток каждый месяц, тот ещё страшный папаша-алконавт. Люди, выросшие в диаметрально разных слоях общества, зачастую понять друг друга не способны. Сытый голодному не товарищ – безапелляционная истина. Это только в книгах богатая подружка есть у каждой главной героини, а в сериалах богатый мальчик обязательно обращает свое внимание на застенчивую, университетскую мышку, и живут они долго и счастливо. Реальность же бьет под дых и даже за это не извиняется, в ней существование таких дружеских союзов и парочек равно всего лишь 3–4 процентам из тысячи.

Так что же так могло связать двух абсолютно разных девочек вместе?

Ответ на этот вопрос я и собиралась получить в данный момент.

– Здрасти. Это вы хотели об Леське поговорить? Вы журналистка, да? Поди из триады прикатили…

Я улыбнулась. Обворожительно и удушающе. Ещё в самом начале моей так называемой карьеры Полтавцев учил меня всем тем штучкам, которыми непременно должна владеть опытная девушка-журналист. Милая улыбка, доброжелательность и не менее важная вещь – никакого осуждения при беседе. Только кивай да записывай на диктофон.

– Здравствуй. Меня зовут Эра Некрасова, и я работаю в редакции журнала «Нель». Слышали о таком?

– Не-а. Я как бы журналы не читаю и прессу не люблю, там одна муть. Я в твиттере ошиваюсь, в тг переписываюсь, в тиктоке залипаю, да в инсте. Зачем мне какие-то журналы? Печатные издания – прошлый век, а век макулатуры давно уже канул в лету! – махнула рукой очаровательная рыжуля.

Да, что ты говоришь, моя ты заинька!

Хотела сказать я, но по-умному промолчала. Посетила бы Дашенька любой книжный магазин или библиотеку со своей речью про макулатуру – книголюбы растерзали бы русалочку по кусочкам. И то, что Нель не только печатные, но и цифровые издания тоже умолчала. К нам подошел официант – высокий парниша с длинными и густыми волосами, да ещё и азиатской внешности, – капитан Ли Шан, не иначе. И пока я бессовестно разглядывала юношу, Даша продиктовала свой заказ, и, к слову, она оказалась очень, очень голодной девой.

– Мне, пожалуйста, шашлык из грудки цыплёнка, хачапури мегрули, тар-тар из говядины и крем-суп из грибов.

Мельком окинула улыбающуюся, тонкую как тростинку, девицу взглядом. Официант усталым тоном предложил напитки и соусы, на что Дарья закивала:

– Блю-чиз и сладкий чили, а на попить – лимонад ежевика-миндаль-кардамон.

Ли Шан с криво прикреплённым квадратиком пластика на груди с именем Андрей повернулся и вкрадчивым тоном поинтересовался, что принести мне. Я же не была голодна и заказала самое банальное, что только можно было – чизкейк и капучино, а как только официант нас покинул, тут же приступила к милой беседе с наводящими вопросами.

– Скажи, а как давно вы с Яниной… дружили?

Рыжуля сдула яркую прядку со лба и задумчиво забарабанила пальцами по столешнице. Несколько минут упорно складывала дважды два, прежде чем скучающим тоном дать точный ответ.

– Да всю жизнь, почти, то есть всё детство вместе бок о бок, мы в коммуналке жили, а тут какая-то троюродная тетка матери померла и хату нам оставила – двушку в приличном районе. Мы переехали, когда я ещё в садик ходила, а на детской площадке с Лесей познакомились, помню, она мне куклу дорогущую сунула и заявила: «Будешь моей сестрой!» Знаете, она всегда была такой… Ну такой пробивной, что ли, понимаете? Напористой, характерной, но при всем при этом такой ранимой, нежной, простой, без всяких этих характерных закидонов и золотых вилок-ложек во рту и в жопе. У меня характер-то не сахар и кожа толстая, закаленная, а у Леси чуть что – сразу панички и слезы, вот мы за друг дружку и держались, поддерживали. Когда ты одна, то тебе бывает очень страшно, а двоим и море по колено будет, понимаете? А теперь я снова одна…

Даша постоянно повторяла: понимаете, понимаете, да понимаете вы в конце концов или нет? Видно было, что девушка, она хоть и закалённая тяжелым детством, но очень слабенькая и потерянная. Я ещё раз внимательно рассмотрела её красивый, почти модельный лик, болезненную худобу, выпирающие кости, печальные карие глаза, необременённые большим интеллектом, изрядно поношенные вещи, обгрызенные до самого мяса ногти. Девушка олицетворяла бедность, разруху, дешёвую водку, изнуряющую работу, упадок молодости, быстрое старение и тихую смерть. Люди не прекращают спорить о том, что генетически в нас заложено идти по стопам родителей или каждый сам кузнец своего счастья?

Моя бабуля, театралка в четвёртом поколении, считала, что из любимой, простите, задницы можно выбраться. Трудно это, да, но всегда возможно. Просто некоторые выбирают самый лёгкий путь – плыть по течению и сбрасывать естественность на гнилую наследственность.

И я полностью согласна с бабушкой, но Горбунову мне было искренне жаль. Судьба всегда была к ней особенно жестока, начиная с рождения в малоблагополучной семье и скоропостижной смерти отца от инфаркта и продолжая пьющим отчимом, забитой матерью, бедным существованием и смертью единственной близкой подруги.

Да, она жила в хорошем районе, среди приличных людей, училась в институте на бюджете и наверняка работала. В общем, вела порядочную жизнь, и всё у неё в будущем может сложиться наилучшим образом, вот только прошлое так просто не отпустит. Найдет ли сама Даша в себе силы выбраться из грязи, которая уже успела превратиться в липкую, засасывающую глину?

Мысленно я пожелала ей поскорее найти свой независимый путь и тут же отбросила все сантименты. Полтавцев не раз уверял меня в том, что журналист всегда катастрофически обязан находиться в беспристрастном состоянии. Ни радости, ни жалости, ни горя. Ничего не должно его трогать, тревожить, бередить душу, заставлять пренебрегать работой. И только полностью холодная голова позволяет получить информацию в полном объёме. Я взглянула на край стола, там лежало прямоугольное устройство чёрного цвета – жидкокристаллический экран переливался в лучах полуденного солнца. Диктофон бесшумно вёл отчёт времени, прошло двадцать три минуты и ни секундой больше. У меня был всего лишь час, чтобы собрать по кусочкам сведения о Янине и чете Чакрацких в частности, и я, воодушевлённая настолько, насколько это возможно, подгоняемая временем, напутственными речами начальника, а также жаждой славы, больше не собиралась упускать ни минуты нашего диалога попусту.

–Почему ты называешь Янину Лесей, милое прозвище?

Даша улыбнулась. Улыбка показалась мне по-детски наивной, светлой и даже какой-то по-особенному теплой, но она погасла также быстро, как оседает печаль и горечь на губах. Прищуренные глаза, как бескрайние осенние поля в грозовую ночь на окраине тихой уральской деревни, вмиг превратились в две бездушные пластмассовые детальки, которые уставились в стену.

–Семейка у Яны была удивительная, а её мать, неудивительно, придурошной. Они друг друга переварить не могли. Родные люди, блин. Леська мне все уши про маман свою прожужжала. Про вечные истерики в ресторанах, бутиках, в спа-центрах и даже на парковках… У неё мания была, понимаете? Буквально с девизом жила – всё должно быть идеально. На стол положили не того цвета салфетки? Получите вопли, пожалуйста! Мастер заболел? Гневный ор. Платьев в размере, который подходит владычице, не осталось? О, берегитесь, все будут отчитаны с помощью великого и могучего матерного языка!

Я слушала не отрываясь, но то и дело поглядывала на диктофон. Пишет? Даша будто ожила, проснулась от спячки и превратилась в сметающую всё на своём пути фурию. Она активно жестикулировала, эмоции в её рваном и не совсем цельном повествовании били через край. Мне уже приходилось встречаться с Юноной лично, тяжёлый характер женщины виден издалека, он словно гниющая опухоль. Все хотят на это поглазеть, но никто не хочет с этим столкнуться. С таким человеком тяжело жить, тяжело общаться. И это нормально, когда у повзрослевших детей и родителей случаются мелкие конфликты, обидные ссоры и скандалы из-за бытовых мелочей.

–Помешенная мамаша, так она её называла, а ещё мамка и часто просто по имени, сокращала глумливо, хохотала: О, Юлька звонит! Юнона же – голубая кровь, белая кость – дама исключительно из высшего общества. Всё напоказ, никаких казусов на публике, чтобы белое пальто не запачкать в грязи. Она даже имя Янина дочери дала не потому, что оно ей понравилось, а чтобы перед подружкой выпендриться! Чакрацкая Янина Михайловна, ну согласитесь, кринге?

Я неопределённо пожала плечами. Имя Янина лично мне стыдным не показалось. Хорошее, красивое греческое женское имя со славянскими корнями, и отчество Михайловна встало как влитое.

Подростковый период – один из самых тяжёлых фаз в отношениях родителей и детей, не каждая семья способна пережить эту фазу в спокойствии и гармонии, но, что мне поведала Горбунова, казалось, выходило за все грани допустимого.

В тот роковой день, что навсегда отвернул мать и дочь друг от друга, пятнадцатилетняя Янина вернулась домой раньше обычного. Владислав Юлианович – её преподаватель по фортепиано – как некстати заболел ангиной, но за выходные обещал поправиться и велел школьнице упражняться дома, ведь через несколько недель важные соревнования. Ещё у юного дарования были занятия по гимнастике и кружок художественного чтения, репетитор по французскому и математике, но погода портилась. Яростный ветер гонял яркие оранжево-желтые листья и поднимал клубки удушающей пыли, облака грозно нахмурились, тучи потемнели и налились свинцом. И тогда Яна простодушно решила: пропущу один день – ничего не будет – и сразу после занятий в гимназии отправилась домой.

Не успела девочка ещё скинуть обувь, как из родительской спальни донеслись стоны. Тихие, приглушенные, и всё-таки стоны. Яна застыла. Что делать? Как быть? И через несколько секунд за стонами послышался голос, даже два голоса: второй смеялся маминым смехом, а первый…

– Я люблю тебя, люблю…

Восклицал мамин любовник голосом… Гены!

Яна прижала немеющие пальцы к губам, а потом вовсе закрыла себе рот двумя ладонями крест-накрест. Сердце оборвалось и куда-то полетело, в голове застучало, в ушах зашумело, и гул нестерпимой боли и потрясения всё нарастал и нарастал… И она зажала уши руками – не помогло. Янина находилась на грани громадной истерики, но почему-то вместо слез и воплей просто ушла. Тихо закрыла дверь, вышла из парадной и, волоча за собой ненавистную сменку и тяжелый рюкзак с учебниками на спине, пошла куда глаза глядят. А глаза глядели в сторону Дамского парка. Она прошла три километра пешком, в парке купила себе сладкую вату на бумажной палочке и билет на колесо обозрения и уже там вдоволь дала себе вволю наплакаться.

Тогда школьница прагматично решила и приняла решение с холодной головой. Слезы высохли, после боли в груди навсегда осталась зияющая дыра, как после самой страшной и тяжелой пули, но надо было жить дальше. И она всё просто решила, как ей тогда казалось правильно: мать – предательница, она ни жалости, ни любви не заслуживает, а за Генку она будет бороться, не отдаст его дважды…

–И Леська таки добавилась своего, Генка стал ходить за неё как пес привязанный, ну последние три года так точно. Такси закажет, после выступления встретит, сумку и букеты от поклонников после концертов таскал, на тренировки забивал, только ради того, чтобы её вечером проводить с допов или в кино с ней сходить! Жуткая любовь, жуткая привязанность, я бы такого не выдержала, но Яне очень нравилось, она так этим гордилась будто целую войну выиграла!

–Так, а почему ты зовёшь Янину Лесей-то?– Не вытерпела я.

Горбунова рассмеялась и махнула тонкой, изящной рукой на покрасневшем запястье, где цвел и буйствовал фиолетовый синяк, переходящий в сплошную синеву. Редко когда подобную отметину можно получить случайно, особенно на таком месте. Сердце кольнула игла жалости, скорее всего отчим не только устраивал шумные попойки, а ещё и поколачивал падчерицу под воздействием огненной воды…

–Я уже говорила. Ей не нравилось собственное имя, а после того случая она его особенно возненавидела, даже больше матери, вот и выбрала себе другое. Ей очень нравилась повесть Куприна «Олеся». Леська очень любила главную героиню, считала её образ мистическим, волшебным, романтичным и недосягаемым…

–Это всё? Или есть ещё что-то важное, чем бы вы могли со мной поделиться?

Рыжуля кивнула с набитым ртом и ещё долго жевала, прежде чем внятно пояснить. Скрупулёзно прожёвывала куски куриного шашлыка, затем в один присест с наикрасивейшей синей тарелки исчез тартар с расплывшимся сырым желтком. У меня свело желудок от одного только вида. Ромка всегда был поклонником всего необычного и смеялся, когда меня тошнило от таких блюд высокой кухни как: карпаччо, тартар, крудо, савече. Но меня и правда дико выворачивало от одного только вида подобных деликатесов, вот и сейчас я не удержалась и нервно сглотнула, переведя взор на бесконечное мельтешение за окном: люди шли кто на работу, кто домой, кто в магазин, а иные просто наслаждались редким солнцем.

Из неровного потока собственных размышлений, прерываемых внутренним голосом, что бесконечно страдал, мучился и вообще устал работать и больше не хочет писать статьи и тем более не желает бегать по городу с диктофоном под мышкой, меня вырвал неестественно тихий, даже в какой-то мере жалостливый голос Даши.

–У Яны был интернет-поклонник со странным ником zēns. Мы гуглили, с латышского это переводится как «парень», а если совсем дословно – «мальчик». Он каждый день ей писал. Ей с ним очень нравилось общаться. Её любимая еда была его любимой, увлечения, книги, музыка, сериалы, фильмы – буквально всё совпадало. Мы даже обсуждали, что чел легко может быть каким-то фриком, конченым сталкером. Леся испугалась, а я посоветовала ей прекратить с ним общение, блокнуть его и забыть.

–Как давно это было?

Горбунова ответила не задумываясь:

–Около года назад или типа того, но полгода прошло точно.

–Ага, ясно.

Медленно прошлась пальцами по столешнице и задала финальный вопрос прежде, чем рука потянулась остановить запись.

–Позже вы обсуждали с Яниной этого поклонника? Она заблокировала его или решила продолжить общение? Что она тебе говорила?

Даша пожала плечами, и из её груди вырвался какой-то отчаянно немощный глухой звук, как будто что-то бросили, и это что-то с треском разбилось. Я взглянула на белевшее лицо собеседницы, губы у неё страшно налились кровью, а синяки под глазами из едва заметных отметин, изюминок во внешности, превратились в понятные всем недостатки. Дарья явно перенервничала, и похоже, больше всего нервную систему Горбуновой задели расспросы, связанные с мальчиком. Я чувствовала в этом всю загвоздку, ощущала профессиональный интерес, нутро рвалось к решению этой сложной загадки, но я решила не дожимать впечатлительную и крайне нервную студентку, не мучать её.

–Мы с ней больше его не обсуждали, никогда, – в конце концов выдохнула она.

Принесли счет. Даша что-то невнятно залепетала, зашарила по карманам, вытряхнула небольшое содержимое дамской сумочки прямо на стол: жевательная резинка «Эклипс» с вишней, дешевенькие «Кавалло» с клубникой, мятный «Ментос», бесконечные чеки, какие-то купоны, записная книжка, книга «Мидлмарч» Джордж Элиот в мягком переплете (макулатура прошлый век, да? Правда?), заляпанный чем-то жирный, весь в отпечатках пальцев старенький «Хуавей» и ни намека на кошелек и бумажные купюры, только пять сиротливых монет, каждая из которых была номиналом по 10 рублей.

–Забыла дома кошелек, вот растяпа-то я! Ну вы же заплатите, правда?

Хитрющие глаза уставились на меня в немом ожидании, над душой стоял официант и терпеливо ждал оплаты. Я вздохнула, но не спешила раскрывать бумажник, тогда изворотливая девчонка сделала ход конем, и её аргумент был железным и неоспоримым:

–Долг платежом красен, слышали о таком? Я прогуляла пары в колледже, потратила время, рассказала вам всё, что знаю, даже то, что поклялась никому никогда не говорить… Неужели так сложно оплатить мой скромный обед?

Стоит ли говорить о том, что я не стала её поправлять из-за досадной ошибки, которую дева допустила в отношении простой купеческой поговорки?

***

Вместе мы доехали до Свободы. Я любезно подвезла Горбунову до охранного пункта, и там мы достаточно мило распрощались, но напоследок студентка доверительно сжала мою ладонь своей сухой ладошкой, и её неровный, холодный шепот, казалось, заполнил салон, когда она заговорила.

–Давайте встретимся ещё раз на этой неделе, в выходные дни, так через два? Мне есть, что вам рассказать, правда, вот только разберусь с одним делом, и тогда…

–Ты знаешь что-то большее о Янине? Просто не рассказала?

–Ага.

Даша прикусила тонкую губу, склонила голову на бок, параллельно убрав с лица мешавшиеся волосы. Старомодная рыжая косичка совсем и безнадежно растрепалась. Глаза уставились на меня, в их отражении промелькнула сладость предвкушения и моё сосредоточенное и немного растерянное лицо.

–Думаю, две тысячи, и мы с вами поладим во всех смыслах,– громкий нервный смех эхом отдался в ушах.

–Что, две тысячи?– Растерялась я.

–Ну, знамо дело, не рублей, баксов, конечно же.

Заявила наглая девица и, с удовольствием наблюдая за тем, как я медленно и топорно переваривала информацию, вальяжно закинула ногу на ногу, достала из сумки жвачку и задорно, с противным и протяжным чавкающим звуком, принялась жевать.

–С ума сошла? Какие доллары, думаешь, в журналистки-миллионерши косяком идут?

Мне даже смешно сделалось от тупости и непробиваемой наглости подружки Янины. Вот где отдыхала природа, и не было тени родительского воспитания. Об чувстве такта и хоть какой-то маломальской образованности я и вовсе хочу смолчать.

–Ха! Можете не строить из себя обнищавшую, всё равно не поможет! Штука такая знаете, есть интернет, называется? Так вот, там засветился ваш муженек – Печоркин Роман Захарович, о нём статью выпустили как об одном из лучших лингвистов страны. Он очень дорогой переводчик, а его семья богата. У отца нефтяной бизнес, у брата строительная фирма, жена – молодая и бойкая журналистка… Смекаете теперь?

Я ядовито улыбнулась в ответ. Что ж, интернет – штука полезная, но какая же коварная! Искажения информации на лицо. Да мой муж – обеспеченный человек, родители его тоже не бедные люди, к слову, они, как и я, из грязи в князи не прыгали, и как моя бабушка, не стаптывали ноги до кровавых мозолей на репетициях и не начищали полы до блеска в мебельном салоне, не жалея нежных, юных пальцев. Но всё же стоит сказать, что Ромочка не баснословный богач, свалившийся на мою тугую голову. Нам всё же приходится считать деньги, а иногда и экономить.

Мой отец скончался, когда мне от роду было всего ничего, мать я пятнадцать лет не видела, даже не знаю, жива ли она ещё. Деда с бабушкой я схоронила почти одновременно – сначала ушла бабушка, скончалась от инсульта, а через неделю за своей лебёдушкой (так ласково он звал бабу) ушел и сам дед Матвей – тихо во сне, просто сердце остановилось и всё.

Ромины родители живы, но в пору нам помогать старикам, а не им нам. У Захара Ивановича и правда был бизнес, связанный с нефтью, но дело это было ещё аж в нулевых годах, а сейчас, спустя двадцать с лишним лет, ничего уже и нет. От богатств остались, пожалуй, только украшения Екатерины Александровны, шикарная трёшка прямиком с видом на Волгу и тёплая дача. Со старшим братом муж не общается. Иногда пересекаются на днях рождениях матери, на этом всё. Конечно, я всегда могу снять деньги с нашего резервного семейного счёта, но я не уверена, что девичьи рассказы могут стоить почти двести тысяч рублей…

– Я подумаю над твоим предложением, а теперь покинь, пожалуйста, мою машину и дверью попрошу не хлопать.

Сколько самообладания мне понадобилось, чтобы не приложить обнаглевшую соплячку тупым лбом об подлокотник? До хрена! Прямо так вам и скажу, без всякой цензуры, – ДО ХРЕНА!

Кулаки сжались, ногти до неприятной колкости впились в ладони, а Горбунова пожала плечами и неприятно улыбнулась.

– Оки доки, товарищ журналистка. Подумайте, поразмышляйте. Сроку вам дня три я дам, не больше, а может и меньше, не знаю, если согласиться… – Она осеклась, не договорила. – Ну, короче-с напишите, 3 штуки баксов можно двумя переводами.

– Эй, стой, куда? Было же две! – Не смогла не возмутиться я.

Рыжуля обернулась и ехидно закатила глазки.

– Накинула за нерешительность, а инфа реально эксклюзив, бомба, прям как цианид быстрого действия. Поэтому советую шевелить извилинами, а за сим откланиваюсь, чао, детка, дозревай!

И эта дрянь со всей силы хлопнула дверью моей ласточки. Я раздражённо откинулась назад, потом легла на руль и тихо выругалась. Все возможные рубежи уже пройдены, а статья так и не идёт мне на ум. Что писать?

Сковырнуть старый гнойник семейства Чакрацких? Рассказать о связи Юноны и пасынка? Тогда не сносить мне головы! Собрать все сплетни в один клубок? Написать о шокирующей связи и о натянутых отношениях матери и дочери, впихнуть в это варево неизвестного сетевого сталкера и вплести в это всё биографический мотив: жила-была?

Что же предпринять?

Глава 6

Кофе в восемь часов утра, в твой единственный выходной никогда не бывает вкусным, никогда!

Я сонно вздохнула, потянувшись к чашке горячего эспрессо – быстро и сердито, когда холодным осенним утром тебе так не хватает бодрости и тепла. Даже ручка фарфоровой чашки обжигала пальцы, настолько высока была температура моего вынужденного утреннего напитка. Ромин голос по ту сторону телефонной линии невольно растворялся в потоке сонных мыслей, на фоне шумел телевизор. В свое время я была слишком отрицательно настроена на его счет. Считала, что телевизор только испортит интерьер нашей квартиры, где был сделан потрясающий минималистический ремонт, что телевизор – это отрицательная энергия и вообще мы же не смотрим его почти совсем, но сейчас этот сторонний шум успокаивал меня, создавая атмосферу уюта, и я была благодарна, что в свое время муж не пошел на попятную и сделал так, как хотел этого сам.

–Как работа? Пал Палыч не держит в черном теле?– Ромин голос звучал нежно и бодро, за такую веселость мне захотелось прибить его через экран сотового.

Пал Палычем он фамильярно, так скажем, панибратски называл Полтавцева. Сам начальник не был против подобного, напротив, с радостью отплачивал Роме той же монетой – Ромик, Ромино, балабол, иностранный работник с иностранной заразой и многое-многое другое. И никто не был в обиде, и никто не оставался обделённым странными, а иногда откровенно глупыми прозвищами.

–Он держит меня в белом теле!– Отшутилась я.

И снова голову заполнили рассуждения, перипетии, раздражения.

Янина, Чакрацкие, наблюдательная старая сплетница Корикова, тайный сетевой сталкер, ушлая студентка Горбунова… Мысль скакала к другой мысли, а от нее к следующей, которая была хуже и туманнее предыдущей, но я резко вздохнула, сцепила зубы покрепче, также резко выдохнула и, чтобы не показаться плохой женой, не интересующейся возлюбленным, спросила: