Ромео выпил йод!

Ярослава Корсакова

Ромео выпил йод!

Глава 1

– Выражаясь понятными вам словами, Маргариточка Павловна: ночная кукушка всегда дневную перекукует. Да и в принципе так и должно быть, сынок – не собственность, дорогая моя. – С самодовольной усмешкой заявила Рада.

Я посмотрела на хорошенькую мордашку Радаславы Хмельнинской и весело улыбнулась, а Маргарита Павловна же наоборот покраснела и ещё больше насупилась, став похожа на упитанную, крайне недовольную индюшку.

– Да, да! Права ты, Радка, я вот сыночку корзиночку ни дня терпеть не готова! – Влезла в разговор миловидная шатенка Танечка Власова.

Я устало откинулась в кресле и с интересом навострила уши в ожидании, когда набожная, целомудренная Костикова выдаст девочкам жёсткую тираду.

Коллеги в разгар рабочего дня схлестнулись в дебатах.

Рада считала правильной точку зрения, что в браке молодые должны жить своим и только своим умом. Никакие маменьки и папеньки в это лезть не имеют права. Многодетная мать Маргарита же, напротив, утверждала: – Мать для сына должна быть как царь и бог, и никак! Слышите? Никак иначе! Свекровь, по её мнению, всегда имеет право научить и проучить невестку, а также правильно позаботиться о взрослом сыночке. Они яростно спорили, и каждая стремилась отстоять своё мнение и поделить на ноль мнение оппонента. По итогу конфликтный диалог зашёл в тупик, и Костикова тяжело вздохнув пробасила:

– Потерянная вы девица, милая Радослава! Такое имя прекрасное, божье, а позиция по жизни глупая. Обратитесь лучше в веру, помолитесь хорошенько, тогда и поймёте, как для человека семья важна и как сын в любом возрасте и положении должен мать свою любить, а главное – уважать!

Грузная, плечистая Маргарита с явно прокуренным голосом и далеко не святым монастырским прошлым могла напугать одним взглядом. Лично я всегда ежусь под её внимательным и холодным взглядом исподлобья. Четыре года уже с большим трудом учусь не отводить взгляд при разговоре. Но хлесткая и открытая Рада совершенно Павловну не боялась, смотрела открыто с вызовом, говорила прямо.

– Вы обо мне не беспокойтесь. Я уж сама о себе подумаю, Маргариточка. А мнение менять не буду, потому что знаю, что полностью права. Когда женятся, они строят новую семью, и у меня будет то же самое. Я не позволю мужу бегать к маме и жаловаться! – Спокойно заявила Хмельницкая и, не дожидаясь ответа, отвернулась и равнодушно принялась исправлять собственную статью.

Костикова так и ничего не сказала. Недовольно поджав губы, она тяжело махнула рукой и уткнулась взглядом в компьютер, а Таня беспечно принялась листать модный журнал и выбирать очередную сумочку или кофточку. Я же с тоской уставилась на законченную статью. Ничего интересного, очередная эпатажная выходка Анара Умерова. Разглядываю снимок, где он нагло высовывает язык с пирсингом и тыкает средним пальцем в объектив, – сморщилась и захлопнула крышку MacBook.

Во времена, когда я ещё училась в институте, профессия журналиста казалась мне волнующей, манящей, острой почти на грани. Были грезы о приключениях, репортажах в разных местах, интересных и необычных случаях. Я была уверена, что работа будет шокировать и увлекать, но по итогу…

Да, я стала журналисткой и работаю в соответствии со своей профессией, хотя на курсе, со слов преподавателей, всегда была слабым звеном. Но есть ли в моей работе в редакции, пять дней в неделю с 9 до 17 часов, что-то по-настоящему волнующее и увлекательное?

Едва ли…

Наша контора пристально смотрит в сторону российского шоу-бизнеса, моя работа буквально складывается из сплетен и раздувания из мухи слона. Вот вам, кстати, лайфхак опытной журналистки: берешь самую грязную сплетню из жизни известного в стране человека, пишешь статью с самым ярким и, как это сейчас называется, кликбейтным заголовком – и вуаля!

Ваша сенсация готова. Начальник доволен, премия обеспечена, конечно, обиженным и обделенным остается лишь главный герой вашей писанины, но на него можно и внимания не обращать. Подумаешь, ненавидит он госпожу Некрасову… Мальчик мой, скажу я, дурачась, у меня таких, как ты, уже не один десяток набрался, пффф, тоже мне, подумаешь!

Но иногда, как сегодня, в этот дождливый сентябрьский вторник, меня берет жуткая тоска. На грудь будто заботливо и аккуратно кладут булыжник весом в тридцать килограмм и крепко привязывают его веревками, а потом ласково мне так говорят: «Ходи так целый день и делай вид, что все в порядке». Да смотри, недовольство не высказывай ни жестом, ни взглядом.

Одно время я даже твердо решила уволиться и попытать счастье на телевидении или в другом журнале, но розовые очки, как известно, бьются стеклами наружу. На телек пробиться просто не хватит связей, там мой удел – вести православную ерунду на телеканале «Спас». А что насчет другой редакции… Там тоже мало интересного, либо такая же желтуха, либо то, что ещё страшнее для прогрессивной девушки, – работа в захудалом журнале «Сад-огород» или условной «Марии».

Хотя моя институтская приятельница Клара Кабанова заняла таки горячее местечко в журнале Vogue в своё время.

Завидую ли я ей? Лишь самую малость…

У меня скучнейшая работа, ещё бы, ведь я веду колонку в этакой интеллигентной желтухе под весьма романтичным и я бы даже сказала поэтическим названием, но я счастлива в браке вот уже пятый год, а от дорогой Кларочки недавно муж ушел к любовнице, едва окончившей школу…

– Анатольевич ожидает тебя в кабинете через минуту. Беги срочно! У него какое-то важное дело, он весь как на иголках…

Пробегая мимо моего стола, нервно шепнула секретарша Полтавцева, загорелая, голубоглазая блондинка Стася Морозова. Её острые красные шпильки мирно постукивали по новенькому паркету, одной рукой она быстро оправила черную юбку-клеш, а другой крепко прижимала папку с отчетами и, судя по всему, очень спешила в бухгалтерию.

Я встала и с некоторой опаской направилась в кабинет шефа.

Тарас Анатольевич стоял и глядел в окно, заложив руки за спиной. Услышав мои шаги и скрип дверных петель, он не глядя велел мне сесть, а сам развернувшись, тут же плюхнулся в кожаное кресло напротив.

– Новости уже видала? – Спросил начальник без прелюдий, в духе: «Здравствуй, и как твои дела».

Его выцветшие голубые глаза смотрели на меня со всей усталостью мира, а грозные черные брови были сведены, образуя неприятную, глубокую складку на переносице.

Полтавцеву пятьдесят два года. Совсем ещё не старик. Крепкому, рослому и умному мужчине со всей его житейской мудростью удивительно не везло ни в личной жизни, ни в работе.

Он начал с самых низов журналистики. Окончил школу с золотой медалью, институт с красным дипломом. В 90-е годы работал ассистентом на телевидении, в нулевые вёл не шибко популярную программу, где, на удачу, его заметили и пригласили на работу намного выше и крупнее, чем до этого. Тарас стал политическим журналистом. У него, как у человека образованного, был всего один недостаток. Недостаток, который в конечном счёте и разрушил всю его жизнь, рассчитанную на годы вперёд.

На работе скверный характер звезды терпели много лет, потому что специалист отличный, но потом терпение резко лопнуло у всех. Уволили с волчьим билетом. Ни один канал не готов был принимать выпивоху со скандальным прошлым. Жена тоже подлила масла в огонь, когда подала на развод и забрала дочь. Тогда у мужчины наступили совсем тёмные времена, и так бы он и спился, если не одна роковая встреча. Встреча с самой судьбой-матушкой, как называл это сам Полтавцев.

В ресторане, вусмерть пьяный, Тарас встретил свою вторую жену – Элеонору. Она же кокетливо называла себя Нелей, а для мужчины она стала всем: женой, любовницей, музой и главной мечтой.

Он решительно собирался бросить к ногам молодой любви весь мир. Окрылённый целью, открыл редакцию, решил выпускать журнал. Мечтал о крупном заработке, о славе, грезил, что будет выпускать что-то по-настоящему увлекательное. Даже детище своё назвал в честь возлюбленной – коротко, но не совсем ясно – Нель. Вот только юной и корыстной Элеоноре хотелось совсем другого. Поначалу её сердце металось, и она честно хотела завязать со своим хобби.

А такое увлечение, даже сейчас в век прогрессивного мышления, вызывает у многих отторжение, осуждение и непонимание.

Сейчас, кстати, в обществе принято называть это более лояльно, чем прежде, – эскорт.

И я совсем не обвиняю Нелю, напротив, спрос рождает предложения, и это ясно, понятно и старо как мир. Некоторые девочки идут на такой шаг от отчаяния, другие – от жажды лёгких денег. Но как бы ни было прискорбно признавать, – все мы делаем очень важный выбор, который в дальнейшем и определяет нашу жизнь.

Женщина, которая терпит мужа-тирана ради сохранения семьи и чтобы только у детей был отец, или вчерашняя школьница, продающая свое тело в Москва-Сити. И не важно, что в случае девушки она навсегда останется падшей женщиной и никакой клиент-миллионер не сделает своей женой. Сахарные мечты рассыпятся в прах.

А в случае бедной женщины всегда хочется спросить, а точно ли дети будут благодарны за присутствие такого папаши в их жизни? И не понадобится ли им серьезная помощь психотерапевта в дальнейшем? Тут думаю ответ вполне очевиден. Элеонора пыталась, но холодный расчет в очередной раз в её жизни победил глупые чувства. Она бросила Полтавцева резко и подло. Сбежала в ночи, ограничившись до боли неприятной запиской: «Прощай и, наверное, прости, но жить в грязи и нищете не мой уровень».

Это был удар. Жестокий и очень болезненный, но на удивление не подкосивший Тараса Анатольевича, наоборот, очередная жизненная неудача придала ему сил. Он развелся, оставив на память только свой журнал, закодировался, наладил общение с дочерью, но так и остался бесконечно одиноким, даже кошку себе и то не завел. Боялся привязаться и снова потерять…

С работой тоже всё складывалось абы как. Стремление писать что-то оригинальное и самобытное давно уступило место хайпу, сплетням и грязному вранью.

– Ну, видела или не видела? – Потерял терпение начальник, и я, махнув головой, выудила из себя неуверенно: «Нет».

– А что стряслось-то? Неприятности у нас?

Полтавцев усмехнулся, сцепил пальцы в замок и мрачно ответил с издевкой:

– Не у нас, но нам предоставили отличный повод для разгромной статьи, дело как раз по тебе.

– По мне? – Удивленно переспросила я. В животе неприятно закопошились закрадывающиеся догадки и липкие сомнения, и, будучи дамой без тормозов, если, конечно, только на меня нахлынул стресс, нетерпеливо выпалила следующее:

– С Умеровым что-то приключилось? Неужели в аварию угодил на своем байке?

В это время Анатольевич уже отхлебнул воды из бутылки, но, услышав мое взволнованное предположение, подавился и громко закашлялся. Натужно захрипел, будто бы едва оправившись, вскочил с места и принялся ходить взад-вперед по кабинету.

– Какой Умеров, Некрасова? Что у тебя в голове, мартышки что ли скачут по деревьям и бананы лениво жуют? Голова совсем не варит? Причем тут твой эмо, или как его там, панк для малолеток, а? – Всплеснул он рассерженно мощными ручищами.

Я было хотела обидеться и возразить, что никакие обезьяны у меня не скачут, все у меня варит как надо, я интеллигентная девушка, коренная Ярославна в четвертом поколении, между прочим, и вообще какое он имеет право разговаривать со мной в таком тоне? Куда это делось рабочее вежливое отношение, о котором он так старательно пел на собеседовании? Но потом память мне заботливо подкинула напоминание о том, что я работаю на Полтавцева уже четвёртый год и прекрасно знаю, какой он в общении.

Неподготовленной фиалке и впрямь мужчина может показаться грубым, жестоким и заносчивым типом, но на самом деле хамоватые манеры, когда он выходит из себя, кардинально различаются с его характером после многолетней терапии и работы с психологом. Он умеет быть и добрым, и понимающим, а ещё он человек невероятной щедрости. Даже взять недавний случай, когда он без всяких проблем отпустил Степаниду Александровну из бухгалтерии в отпуск и несколько месяцев подряд исправно платил ей зарплату, плюс ещё премию выплачивал из своего кармана, и всё это из-за того, что у Ниды мать разбил инсульт, срочно нужны были деньги и круглосуточный уход. Потом, конечно, Стеша нашла хорошую сиделку, и мама у неё, слава богу, на поправку пошла, но забыть и не принимать во внимание такой широкий жест начальника невозможно.

И таких случаев лично на моей памяти чертова пропасть наберется. Начнёшь пересказывать – не перескажешь за один день всё, что сделал и не дал сделать Тарас Анатольевич.

Маргарите Павловне он помог починить крышу в доме, построил новую баню с её сыновьями, когда мужа Марго скрутил жуткий радикулит. Нашей острой на язык, жгучей как соус табаско Раде он лично подарил путевку в Грецию со словами:

– Я тебе уже отпуск на следующий месяц поставил. Поезжай отдохни, а то устали мы от тебя, Лапушка! Ох, как устали!

Танюше помог отделяться от властного, абьюзивного бойфренда Владика.

Владиком был тщедушный паренек, которому едва перевалило за двадцать с чем-то там. Человек, возомнивший себя гуру в IT сфере и, обладая большим-большим самомнением, считал, что крупные компании его совершенно не достойны, поэтому работу не искал. Любил выпить сладкой жижи, закурить приторный вейп и поиграть в компьютер, что заботливо приобрела ему в рассрочку любящая Таня. С огромной манией величия и такими загонами насчет длины юбки своей суженной, которым позавидовал бы даже самый отпетый ревнивец, он два года поласкивал наивные, малодушные мозги Власовой, а потом ударил.

Вот так вот просто!

Схватил за горло и поставил сочный фингал под правый глаз. А потом ещё и довольно улыбаясь грозил рыдающей девушке кулаком и обещал, что теперь-то она всегда у него ходит с синяками станет, потому что он будет её по-мужски учить уму-разуму. Тогда Полтавцев лично поехал к Тане домой, начистил морду этому существу, которого даже особью мужского пола и то ошибочно будет признавать. Выкинул вещи мерзавца, спустил с лестницы.

А визг какой стоял!

– Не бейте, только не по лицу! Больше не буду! Отпустите, умоляю…

Что и требовалось доказать!

Подлец был слаб и телом, и духом, чтобы хоть кончиком мизинца прикоснуться к мужчине, а беззащитную девушку обидеть – это пожалуйста. Как говорится, с превеликой радостью, мерзость.

Власова потом рассказывала эту историю так, будто она произошла вовсе не с ней, но по нервной улыбке, натужному смеху и постоянному заламыванию пальцев не могло не считываться, и все понимали, что на милой Танечке эти отношения оставили самый что ни на есть грубый, неизгладимый след. Босс лично отвел её в полицию тогда, буквально заставил написать заявления и снять побои. С начальником местного РОВД он был, как это называется, на короткой ноге: они вместе ездили на рыбалку и в турпоходы по горам, и благодаря такому своеобразному панибратству Владика все-таки удалось посадить. Сейчас он где-то в Норильске, отбывает срок в колонии общего режима, и я очень надеюсь, что такой сволочи, как он, там ой как несладко спать.

Теперь вы понимаете, почему я не взорвалась ответной тирадой?

Пожала плечами, спокойно пояснила причины своей резкой озабоченности чужой судьбой.

– Умеров – главная звезда моей колонки вот уже как целый год, Тарас Анатольевич. Вы сказали о разгромной статье, которая как раз по мне. Вот я и подумала о…

– Не о том ты думаешь, ягодка моя! – Перебил начальник. – Я бы на месте твоего Романа задумался, почему жену постоянно заботит другой мужик…

Мои недовольно искривившиеся губы и напускной тяжелый вздох он нарочито пропустил мимо ушей и глаз.

Его грузные плечи выпрямились, он вздохнул полной грудью, и голос, обращенный ко мне, заметно потеплел. Полтавцев сел в кресло и закурил свои удушливые Captain Black Madagascar Vanilla Aroma. От табака и ванили тошнота подкатила к горлу, и меня уже не просто распирало любопытство, а буквально разрывало от нетерпения.

К этому чувству еще прибавилось раздражение, и стало очень дурно. Хвала всевышнему! И пусть я и не особо верю в бога и не принадлежу к какой-либо религии, но сейчас благодарила всех, кого могла, и даже неведанные высшие силы. Шеф решил меня помиловать и пустился в обстоятельный рассказ о происшествии, которое заинтересовало его до печеночных коликов.

В субботу вечером на выступлении в филармонии стало плохо известной, талантливой пианистке Янине Чакрацкой. У девушки сильно заболел живот, но от скорой она отказалась и просто отправилась домой. Все, включая юную звезду, думали, что это банальная ротавирусная инфекция, но Яна зашла в парадную и… скончалась возле лифта. Янина была известна не только своим редким музыкальным талантом, но еще и семьей.

Её отец, Михаил Валентинович, – очень значимая в городе личность, бизнесмен. Совладелец популярной сети кофеен под названием «Чак и Кот». Это и правда очень популярный многолетний бренд. Кофейни есть не только в Ярославле, но и в Москве, Санкт-Петербурге, Новгороде и даже в Челябинске.

Первое кофе-кафе Михаил со своим другом Александром Котовым открыли ещё в начале нулевых. Мать – не настолько известная личность, но её профессия тесно связана с миром богатства, роскоши и невиданных простым мечтательным обывателям баснословных сумм, которые измеряются в основном в тысячах и миллионах долларов. Юнона Чакрацкая – искусствовед и входит в десятку лучших экспертов страны. Ещё важно будет отметить, что мэр города – давний и очень близкий приятель Михаила Валентиновича, поэтому прессу так и взбудоражило это печальное происшествие.

– Сейчас все хотят заполучить эксклюзив – интервью Чакрацких. Но на публику они, понятно дело, не выходят, засели дома.

Поэтому поезжай к ним на адрес и…

– Окститесь, Тарас Анатольевич! Мне серьёзно нужно именно сейчас беспокоить убитых горем родителей? – воскликнула я.

Жестокосердный циник внутри меня усердно боролся с моей чистой незапятнанной совестью, но я не могла позволить себе опуститься до громогласных, бестактных турецких журналистов. Вы вообще видели, с каким остервенением они преследуют кумиров своей страны, телезвёзд, актёров? А бесконечное нарушение личных границ и вторжение в частную собственность путем фотографии? У нас с этим тоже не сладко, но там, судя по новостным пабликам, ситуация повальная – сплошь и рядом. Всегда и везде.

В торговом центре, на дороге, у машины и в большинстве своём нагло и без стеснения игнорируя все необходимые нормы приличия.

Полтавцев недовольно поморщился и расстроенно махнул рукой.

– Знаю, знаю, что приказываю тебе поступить не по-человечески. Но ты журналистка, мать его, а не продавщица в цветочной лавке, которая не желает втюхивать вялые розы за бешеную стоимость пьяному мужику, очнись, девочка! У нас бешенная конкуренция, и в этих бетонных джунглях либо ты, либо тебя. Мне нужна эта статья! Не будет у нас этого материала, другая желтуха возьмёт это злосчастное интервью, а нам надо выпустить хоть одну бомбу в стиле принцессы Дианы, а то все одни сплетни и хиханьки да хаханьки…

– К чему тут принцесса Диана? – спросила тихо, почти шепотом.

Начальник снова закурил, голова его нервно дернулась, и мужчина смачно выругался, когда зажжённая спичка обожгла шершавые натруженные пальцы.

– Да пёс его знает! Я и сам-то не знаю, наверное, потому что семья у пианистки почти королевская. Вот и выходит не больше и не меньше – российская версия британской трагедии…

Хмуро изрёк Полтавцев и аккуратно стряхнул пепел в свою облюбленную мраморную пепельницу в виде реалистичного слона с клыками – подарок дочери на юбилей. Мне вдруг подумалось, что сигарета в какой-то степени – это отражение жизни человеческой. Раз – жизнь, а два уже смерть, и в лучшем случае от нас всех останется только пепел, и то если в принципе что-то да останется…

Вот и Янина Чакрацкая как та дорогая сигара, которую закурили, но резко передумали и затушили, придавив ботинком и стоптав в отвратительный окурок, что так и останется лежать на грязном тротуаре, пока одним ранним утром его не сметет дворник и не отправит в мусорный бак к другим таким же окуркам.

У неё была жизнь. Молодость, талант и достаток, а после… Ведь ничего с собой на тот свет не заберёшь… Не утащишь в карманах папины рубли и доллары, не заберёшь пианино с нотами, и бессмысленными станут мамины нотации…

И метафора о том свете мне лично всегда казалась бессмысленной, непонятной…

Кому доподлинно известно, что там, кроме пустоты?

Одно только известно абсолютно всем – жизнь есть начало, а смерть есть конец и точка.

Глава 2

Я приехала на улицу Свободы ближе к обеду.

Стоило мне сказать охране «по делу к Чакрацким», как охранник мигом сменил хмурую мину на вежливую незаинтересованную улыбку и без дальнейших расспросов пропустил на территорию жилого комплекса. Подобное удивило меня и заставило поразмышлять на тему: а что это собственно было? И не ожидает ли семейство другое издание? Неужели кто-то всё-таки пробил панцирь траура и сумел договориться о паре слов для газеты/журнала?

Чьё место я заняла и не придёт ли время серьёзно отвечать?

Дверь мне открыл мужчина в годах. С залысинами, седыми прядями и в помятой пиджачной паре. Стало быть, это был сам хозяин – Михаил Чакрацкий.

–Здравствуйте. —Промямлила, без конца переминаясь с ноги на ногу.

Михаил окинул меня безразличным взглядом, и я сразу, по методу Полтавцева, постаралась запомнить каждую деталь в его образе. Жесты, мимику, манеру общения, состояние. Чтобы легче было понять, я представила главу семейства персонажем художественного романа, а себя рассказчиком, который должен изложить все события с присущей реализму дотошностью.

Так вот. Мужчина бегло обвёл меня взглядом. У него были квадратные очки в массивной серебряной оправе с толстыми линзами, что говорило о явных проблемах со зрением. Его лицо было серым, пугающего землистого цвета, а обескровленные губы сжаты в непрерывную линию. Последнее, на что я обратила внимание, были две интересные детали: хорошо поставленный дикторский, абсолютно спокойный голос и оторванный с мясом воротничок рубашки.

–Добрый день. Вы, стало быть, Алиса из «Облачной Арфы»? Прошу, проходите внутрь, не стойте на пороге…

Квартира Чакрацких представляла собой что-то между ухом богатеев, где жирно живут, и в то же время для тех, кто ворочает такими деньгами, даже скромно существует. Переступив порог, я попала в просторную, но тёмную, богато обставленную прихожую.

Стояли бесконечные вазы с цветами: удушливые розы, сводящие аллергиков с ума лилии и орхидеи. Огромное зеркало в металлической, позолоченной раме, журнальный столик, где небрежно были свалены журналы: «Искусство», «Художник», «Русская галерея XXI век», «Декоративное искусство СНГ», «Третьяковская галерея» и несколько связок ключей с различными брелоками.

Ключница же в виде копии картины Густава Климта «Поцелуй» напротив висела пустой. На полу стояли небольшие бюсты Венеры Милосской и Артемиды.

Возле ваз крутился шикарный Сибирский кот с длинным хвостом и густой рыжей шерстью. Домашний хищник нюхал бесчисленные букеты и беспрестанно смешно чихал, пока из глубин квартиры хриплый женский голос громогласно не вскричал:

– Илюша, ко мне, живо!

И кот неожиданно поджав уши и в ту же секунду бегом, словно надрессированная годами овчарка, откликнулся на зов… Хозяйки?

– Прошу вас, Драгоценная, снимайте пальто и идите за мной, в гостиную. – Холодным голосом вел Михаил.

Послушалась, хотя и было дико неловко. Ощущение не из приятных: Якобы хочу залезть в открытую, мокрую от крови рану и специально делаю так, чтобы она нагноилась и образовался огромный, болезненный нарыв…

С другой стороны, жаловалась на скучную работу, одни сплетни и сплошное раздувание. А сейчас мне не нравится настоящая журналистика?

Будь со мной рядом, Полтавцев, он бы наорал на меня, а потом сжал бы мои плечи и произнес вдохновляющую речь, обязательно добавив, что поистине настоящая работа журналиста – это грязная работа, и мы в этой профессии всего лишь лицедеи, и наша роль простая – писать хорошие тексты, получать причитающееся нам деньги и развлекать публику.

Вот и всё, так просто…

Но неужели к этому возможно привыкнуть? И через какой годик-другой я буду без стеснения, мучившей меня совести и потных ладошек, входить в доверие, представляясь другим человеком, лгать и сочувственно улыбаться? И это всё ради информации, успешного материала для журнала?

В данный момент я совсем не знала ответ и твердо решила спросить у себя после подъёма карьеры со дна глубокого Байкала. Сжав дрожащие ладони в кулаки и натянув вежливую улыбку, твердая, решительная и беспринципная девушка, которую я и не подозревала в себе, найти прошла в украшенную золотом и серебром гостиную комнату.