Тринадцатая Колония

– Мистер Левин, – обратился он к подошедшему Каю. – Статус "Афины"?

– Полная готовность, капитан, – отрапортовал Кай. – Все системы интегрированы и функционируют оптимально.

– Отлично, – кивнул Васкес. – Займите своё место. Отстыковка через двадцать минут.

Кай сел за консоль управления ИИ, активируя системы мониторинга. Вокруг него кипела работа – навигаторы рассчитывали курс, инженеры проверяли показатели энергосистем, связисты поддерживали коммуникацию со станцией.

Амина Хан заняла место рядом с ним, коротко кивнув в знак приветствия. Она выглядела сосредоточенной, но Кай заметил в её глазах блеск – смесь волнения и научного предвкушения.

– Доброе утро, доктор Хан, – сказал он. – Готовы к большому приключению?

– Более чем, – она слабо улыбнулась. – Хотя "приключение" не совсем научный термин для межзвёздной экспедиции.

– Но точный, – заметил Кай. – Никто не знает, что нас ждёт на Авалоне.

Амина посмотрела на него внимательнее.

– Вы не спали всю ночь, не так ли? Финализировали системы?

– Так заметно? – Кай потёр глаза.

– Только для того, кто привык работать сутками в лаборатории, – она понимающе кивнула. – Но сегодня важный день. Вам следовало бы отдохнуть.

– Говорит человек с тёмными кругами под глазами, – парировал Кай с лёгкой улыбкой.

Амина рассмеялась – коротко и тихо.

– Туше, мистер Левин. Видимо, мы оба трудоголики.

Их разговор прервал голос капитана:

– Экипаж "Персефоны", приготовиться к отстыковке. Всем занять места согласно предстартовому протоколу.

По всему кораблю члены экипажа пристёгивались к своим креслам. На командном мостике воцарилась сосредоточенная тишина, нарушаемая только голосами навигаторов, отсчитывающих этапы отстыковки.

– Стыковочные зажимы деактивированы.

– Переходные туннели герметизированы.

– Вспомогательные двигатели в режиме готовности.

– Станция "Гагарин" подтверждает разрешение на отстыковку.

Васкес сидел в командном кресле, его лицо было спокойным, но в глазах читалось напряжение человека, осознающего историческую значимость момента.

– "Персефона", начинаем отстыковку. Малая тяга на вспомогательные двигатели.

Корабль едва ощутимо вздрогнул, когда включились маневровые двигатели. На экранах было видно, как медленно увеличивается расстояние между "Персефоной" и станцией "Гагарин".

– Отстыковка завершена успешно, – доложил навигатор. – Расстояние до станции – сто метров и увеличивается.

– Установить курс к точке активации основного двигателя, – приказал Васкес. – Скорость – одна десятая от максимальной тяги вспомогательных двигателей.

– Курс установлен, капитан.

"Персефона" плавно удалялась от станции, направляясь к расчётной точке в пространстве за орбитой Луны, где было безопасно активировать двигатель Алькубьерре-Сяо.

Кай наблюдал за показателями систем на своей консоли. "Афина" функционировала идеально, поддерживая все корабельные системы в оптимальном режиме.

– Расчётное время прибытия в точку активации – один час сорок семь минут, – сообщил навигатор.

– Вахтенным офицерам оставаться на местах, остальному экипажу разрешено отстегнуться, – объявил Васкес. – Всем вернуться на позиции за тридцать минут до активации основного двигателя.

Часть экипажа покинула свои места, разминая ноги после напряжённой подготовки к отстыковке. Кай остался у консоли, продолжая мониторинг систем.

Амина также не покинула своё место, вместо этого погрузившись в изучение данных на своём планшете.

– Не хотите размяться? – спросил Кай.

– Предпочитаю использовать время продуктивно, – ответила она, не отрываясь от экрана. – К тому же, в невесомости размяться – это оксюморон.

Кай улыбнулся. Ему нравился её прагматичный подход и острый ум. Среди всего экипажа "Персефоны" Амина казалась наиболее близкой ему по духу – такой же преданный науке, такой же немного отстранённый от социальных условностей.

– Над чем работаете? – поинтересовался он, пытаясь поддержать разговор.

– Анализирую последние данные с "Икара", – ответила Амина. – Спектральный анализ атмосферы Авалона показывает странные флуктуации в содержании кислорода – слишком регулярные для природных процессов.

– Искусственная регуляция?

– Похоже на то. Но масштаб впечатляет. Регулировать состав атмосферы целой планеты – это технология, далеко превосходящая наши текущие возможности.

Кай задумался.

– Если колония основана "Прометеем" в начале века, у них было более ста лет для развития. В изоляции, с доступом к ресурсам целой планеты…

– И, возможно, с доступом к технологиям, о которых мы даже не подозреваем, – тихо добавила Амина.

Их взгляды встретились – два учёных, понимающих невысказанную возможность: что, если на Авалоне действительно есть нечто большее, чем просто человеческая колония?

Разговор прервал сигнал тревоги – короткий, предупреждающий.

– Всем вернуться на позиции, – объявил Васкес. – Мы приближаемся к точке активации раньше расчётного времени. Подготовиться к переходу в режим искривления пространства.

Кай быстро проверил показатели систем. Действительно, скорость корабля была выше запланированной, что сократило время прибытия к точке активации.

– Афина, статус двигателя Алькубьерре-Сяо? – запросил он.

– Двигатель Алькубьерре-Сяо полностью функционален, – ответил ИИ. – Все параметры в пределах нормы. Готовность к активации – 100%.

Экипаж вернулся на свои места, пристёгиваясь к креслам. Никто точно не знал, как будет ощущаться переход в режим искривления пространства. Теоретически, внутри "пузыря" искривления экипаж не должен испытывать никаких необычных ощущений – корабль будет находиться в собственном кармане пространства-времени, изолированном от релятивистских эффектов. Но теория и практика часто расходятся, особенно когда речь идёт о технологиях, никогда ранее не испытанных на таких дистанциях.

– Десять минут до активации, – объявил навигатор. – Все системы проверены и готовы.

Васкес обвёл взглядом командный центр, оценивая готовность экипажа.

– Господа, через несколько минут мы станем первыми людьми, покинувшими Солнечную систему на управляемом корабле. Это исторический момент, и я горжусь тем, что разделяю его с каждым из вас.

Он сделал паузу, давая словам весомость.

– Впереди восемь месяцев в искривлённом пространстве. Никакой связи с Землёй. Только мы, наши навыки и наша решимость. Я верю, что вместе мы справимся с любыми вызовами, которые встретятся на нашем пути.

Кай заметил, как многие члены экипажа выпрямились в своих креслах, воодушевлённые словами капитана. Васкес определённо обладал харизмой лидера, способного вдохновлять людей даже в самых сложных ситуациях.

– Пять минут до активации, – сообщил навигатор. – Входим в финальную фазу подготовки.

– Мистер Левин, активируйте протокол запуска "Афины", – приказал Васкес.

– Есть, капитан, – Кай ввёл серию команд на своей консоли. – Афина, инициируй протокол запуска двигателя Алькубьерре-Сяо. Приоритет "альфа".

– Протокол запуска инициирован, – отозвался ИИ. – Требуется подтверждение капитана для активации.

– Подтверждаю, – Васкес приложил ладонь к сканеру биометрической идентификации. – Капитан Лоренцо Васкес, авторизация "омега-пять-девять-три".

– Авторизация принята, – ответила "Афина". – Начинаю последовательность активации двигателя Алькубьерре-Сяо. Время до полной активации – три минуты.

По всему кораблю раздался низкий гул – энергетические системы направляли мощность к основному двигателю. Голографические экраны показывали статус процесса – постепенное формирование "пузыря" искривления вокруг корабля.

– Две минуты до активации, – объявила "Афина". – Все жизненные показатели экипажа в пределах нормы. Рекомендуется глубокое дыхание для минимизации потенциального дискомфорта при переходе.

Кай глубоко вдохнул, чувствуя, как колотится сердце. Несмотря на все расчёты и теоретические модели, они всё ещё были первопроходцами, испытывающими технологию, которая могла изменить будущее человечества – или уничтожить их всех при малейшей ошибке.

– Одна минута до активации.

Амина рядом с ним крепче сжала подлокотники кресла. Кай заметил, что её глаза были закрыты, губы беззвучно двигались, словно в молитве или проговаривании научных формул – для учёного вроде неё это было, вероятно, одно и то же.

– Тридцать секунд.

Гул усилился, перейдя в вибрацию, ощущаемую всем телом. На экранах "пузырь" искривления был почти сформирован, окружая "Персефону" сферой искажённого пространства-времени.

– Десять… девять… восемь…

Кай сосредоточился на своей консоли, отслеживая работу "Афины" в этот критический момент.

– Семь… шесть… пять…

Васкес сидел неподвижно, его взгляд был устремлён на главный экран, показывающий звёзды, которые они собирались оставить позади.

– Четыре… три… два…

Амина открыла глаза, встречаясь взглядом с Каем. В этот момент, на грани исторического прыжка в неизвестность, между ними промелькнуло что-то – молчаливое понимание, признание общей судьбы.

– Один. Активация.

Реальность изменилась. Не было драматического толчка или вспышки света. Просто всё вокруг словно сдвинулось на полтона, как при настройке музыкального инструмента. Звёзды на экранах размылись, превратившись в серебристый туман.

– Двигатель Алькубьерре-Сяо активирован, – объявила "Афина". – Пузырь искривления стабилен. Все системы функционируют в пределах расчётных параметров.

– Статус экипажа? – спросил Васкес, его голос звучал абсолютно спокойно.

– Временное повышение кровяного давления и частоты сердечных сокращений, – ответил корабельный врач. – В пределах ожидаемых реакций на стресс. Никаких серьёзных отклонений.

Васкес кивнул и обратился к экипажу:

– Господа, мы официально покинули Солнечную систему. Впереди Проксима Центавра и Авалон. Расчётное время прибытия – восемь месяцев.

Кай ощутил странное чувство – смесь эйфории, страха и глубокого осознания исторического значения момента. Они сделали это. Человечество преодолело ещё один барьер, считавшийся непреодолимым. И он был частью этого.

– Можно отстегнуться, – разрешил Васкес. – Но оставайтесь в командном центре ещё тридцать минут для наблюдения за стабильностью систем.

Экипаж расстегнул ремни, некоторые негромко переговаривались, делясь впечатлениями от перехода. Кай остался у своей консоли, внимательно отслеживая работу "Афины".

– Все параметры стабильны, – сообщил ИИ. – Пузырь искривления поддерживается в оптимальном состоянии. Расчётный курс к Проксиме Центавра сохраняется с точностью до 0,001%.

– Отлично, – Кай позволил себе небольшой выдох облегчения.

Он повернулся к Амине, которая также осталась у своей станции.

– Ну как, доктор Хан? Чувствуете себя первопроходцем?

– Сложно передать словами, – тихо ответила она. – Всю жизнь я изучала далёкие миры через телескопы и данные зондов. А теперь мы действительно направляемся к одному из них. Это… сюрреалистично.

– Понимаю, – кивнул Кай. – Для меня "Афина" всегда была больше, чем просто проектом. Она была… мечтой. И теперь эта мечта несёт нас к звёздам.

Амина посмотрела на него с новым интересом.

– Вы действительно заботитесь о ней, не так ли? Не просто как о системе, а как о…

– Как о моём величайшем творении, – быстро закончил Кай, опасаясь, что она скажет "как о живом существе".

Амина слегка кивнула, но в её глазах читалось понимание, возможно, большее, чем Каю хотелось бы.

– В любом случае, – сменила она тему, – впереди восемь месяцев в этом металлическом контейнере. Будем надеяться, что мы не начнём ненавидеть друг друга к концу путешествия.

– Для этого у нас есть капитан Васкес, – Кай кивнул в сторону командира, который обходил различные станции, проверяя работу систем и подбадривая экипаж. – Он кажется тем типом лидера, который способен удержать команду вместе даже в самых сложных ситуациях.

– Будем надеяться, – сказала Амина, но в её голосе слышалась нотка сомнения. – Потому что я подозреваю, что настоящие испытания только начинаются.

Кай мог лишь молча согласиться. "Афина" была интегрирована, корабль успешно перешёл в режим искривления пространства, и они направлялись к Проксиме Центавра. Первый этап миссии завершён успешно.

Но впереди была неизвестность – восемь месяцев в изоляции, с экипажем, полным людей с собственными повестками и секретами. А затем – загадочная колония Авалон, чьё происхождение и природа оставались тайной.

Путешествие только начиналось, и Кай чувствовал, что им предстоит столкнуться с испытаниями, которые никто из них не мог предвидеть.

Глава 4: Точка невозврата

Дмитрий Волков проснулся за мгновение до сигнала будильника, как делал всегда. Годы дипломатической службы выработали в нём способность контролировать даже это – момент пробуждения. Он открыл глаза, глядя в металлический потолок своей каюты на «Персефоне». Три недели в пути. Ещё две недели до орбиты Марса – последнего рубежа перед активацией двигателя искривления пространства и прыжком к Проксиме Центавра.

Точка невозврата приближалась.

Он поднялся с кровати одним плавным движением и подошёл к небольшому зеркалу. Лицо сорокадвухлетнего мужчины смотрело на него – правильные черты, внимательные серые глаза, тёмно-русые волосы с едва заметной сединой на висках. Лицо, которое могло выражать дружелюбие, понимание, сопереживание. Лицо профессионального дипломата, обученного скрывать свои истинные мысли за маской доброжелательности.

– Афина, – обратился он к корабельному ИИ, – прогноз событий на сегодня.

– Доброе утро, мистер Волков, – отозвался мягкий женский голос. – Сегодня в 0900 по корабельному времени запланировано еженедельное совещание ключевого персонала. В 1100 – ваша запланированная сессия по анализу лингвистических данных. В 1400 – общекорабельное мероприятие по психологической разгрузке в жилом модуле.

– Спасибо, Афина.

Волков усмехнулся. Мероприятие по психологической разгрузке. Очевидная попытка капитана Васкеса поддержать командный дух и предотвратить конфликты в замкнутом пространстве корабля. Три недели совместного путешествия уже начали проявлять скрытые трения между членами экипажа. Особенно между Аминой Хан и Сантьяго Рейесом – учёный и специалист по безопасности регулярно сталкивались по вопросам доступа к данным и протоколам исследований.

Дмитрий быстро принял душ и оделся в стандартную форму – тёмно-синий комбинезон с серебристыми вставками и эмблемой миссии «Персефона» на груди. Единственным персональным элементом был небольшой значок Дипломатического корпуса ОПН на воротнике – серебряная оливковая ветвь на фоне стилизованной Земли.

До совещания оставалось полтора часа – достаточно времени для того, что он планировал. Волков активировал на своём личном терминале программу шифрования и набрал короткое сообщение:

«Фаза 1 завершена. Приближаемся к точке невозврата. Запрашиваю последние инструкции перед коммуникационным разрывом. Ключ: Янус-17-дельта-эпсилон».

Он проверил сообщение, убедился в активности всех протоколов маскировки и нажал «отправить». Формально, любая несанкционированная связь во время миссии была запрещена. Все коммуникации должны были идти через официальные каналы, контролируемые капитаном Васкесом и службой безопасности. Но Дмитрий Волков не был бы одним из лучших оперативников Европейского Консорциума, если бы не имел способов обойти такие ограничения.

Официально его должность в миссии – дипломат и лингвист, отвечающий за установление контакта с колонией Авалон. Но реальное задание было гораздо сложнее: обеспечить прямой доступ Европейского Консорциума к любым технологиям, обнаруженным на Авалоне, в обход Объединённых Планетарных Наций и других земных фракций.

Информация о потенциальных технологических прорывах, доступных колонии Авалон, была слишком ценной, чтобы оставить её в руках международной бюрократии ОПН. Особенно учитывая экологический кризис на Земле и растущее напряжение между планетарными блоками.

Тайный канал связи, установленный Волковым, использовал уязвимость в коммуникационных протоколах «Персефоны». Официально все сообщения шли через главный передатчик корабля. Но Дмитрий модифицировал алгоритм компрессии данных так, что в обычном потоке телеметрии можно было скрыть зашифрованное сообщение. Для непосвящённого это выглядело как случайный шум в сигнале.

Однако такой метод имел ограничения. После активации двигателя Алькубьерре-Сяо связь с Землёй будет невозможна до выхода из режима искривления пространства у Проксимы Центавра. Восемь месяцев без контакта с кураторами. Восемь месяцев, когда он будет действовать только по заранее согласованному плану и собственной инициативе.

Терминал тихо просигналил, получив ответное сообщение. Дмитрий быстро расшифровал его:

«Подтверждаем получение. Приоритеты обновлены: 1) Технологии искривления пространства-времени, превосходящие имеющиеся аналоги; 2) Биотехнологии адаптации к внеземным условиям; 3) Любые данные о наследии "Архитекторов" (предположительное обозначение нечеловеческой цивилизации, технологии которой могут быть доступны колонистам). В случае обнаружения критических технологий действовать по протоколу "Прометей". Следующий сеанс связи – только после достижения Проксимы Центавра. Ключ следующего сеанса: Гермес-28-омега-пси. Консорциум рассчитывает на ваш профессионализм, Янус».

Волков внимательно прочитал сообщение, запоминая каждую деталь, затем активировал протокол уничтожения данных. Текст исчез с экрана, а программа автоматически перезаписала сектор памяти, где хранилось сообщение, случайными данными.

Архитекторы. Это было новое обозначение. В предыдущих брифингах речь шла лишь о возможном контакте колонистов с неизвестной технологией. Теперь Консорциум явно предполагал существование нечеловеческой цивилизации, чьи достижения могли быть доступны на Авалоне.

Это меняло приоритеты миссии. И делало её гораздо более опасной.

Волков проверил время – до совещания оставался час. Достаточно, чтобы просмотреть последние результаты лингвистического анализа сигналов с Авалона.

Он активировал рабочую станцию и загрузил декодированные сообщения, полученные зондом «Икар» с Проксимы Центавра. Большая часть уже была проанализирована – базовая структура языка колонистов, лексические паттерны, синтаксические особенности. Как и ожидалось, основой служил английский язык с примесью китайского и хинди – логичное следствие состава предполагаемой первой экспедиции «Прометея».

Но были и аномалии, которые Дмитрий выделил в отдельную категорию. Термины и грамматические конструкции, не имеющие аналогов в известных земных языках. Слова, обозначающие концепции, которые не существовали в человеческом опыте на момент основания колонии.

Например, термин «квангли» – очевидно, производное от «квантовая глия», но не имеющее прямого соответствия в научной терминологии Земли. Из контекста можно было предположить, что это обозначение некоего интерфейса между биологическими нейронами и квантовыми вычислительными структурами. Технология, значительно превосходящая современные нейроинтерфейсы.

Или «архсин» – слово, встречающееся в контексте, связанном с организацией социальной структуры колонии. Возможно, обозначение должности или социальной роли, но с коннотациями, выходящими за рамки привычных земных иерархий.

Волков создал лингвистическую карту этих аномалий, пытаясь выявить паттерны и связи. Если эти термины действительно обозначали концепции, заимствованные у «Архитекторов», то анализ их лингвистической структуры мог дать первые представления о мышлении нечеловеческой цивилизации.

Его размышления прервал сигнал корабельного коммуникатора.

– Мистер Волков, – раздался голос капитана Васкеса, – можете подойти в мой кабинет перед совещанием? Есть вопрос, требующий обсуждения.

– Конечно, капитан. Буду через пять минут.

Дмитрий сохранил результаты анализа, закрыл все программы и покинул каюту. Что могло понадобиться Васкесу? За три недели полёта капитан редко запрашивал приватные встречи, предпочитая решать все вопросы на общих совещаниях.

Кабинет Васкеса находился рядом с командным центром «Персефоны» – компактное, но функциональное помещение с минимумом личных вещей. Типичная обстановка военного человека, привыкшего к мобильности и готового в любой момент сменить место службы.

Капитан сидел за рабочим столом, изучая данные на голографическом дисплее. При появлении Волкова он поднял взгляд и жестом предложил сесть.

– Спасибо, что пришли, мистер Волков, – начал Васкес без предисловий. – У меня есть некоторые вопросы относительно ваших лингвистических исследований.

– Я к вашим услугам, капитан, – Дмитрий слегка улыбнулся, сохраняя дружелюбное, открытое выражение лица.

Васкес активировал защитное поле конфиденциальности, окружившее кабинет невидимым барьером, блокирующим любые попытки прослушивания. Это было необычно для рутинного обсуждения исследований.

– Я просмотрел ваши последние отчёты, – продолжил капитан. – Особенно заинтересовали меня эти… лингвистические аномалии, которые вы выделили. Термины, не имеющие аналогов в земных языках.

– Да, это одно из самых интригующих открытий, – подтвердил Волков. – Язык колонистов эволюционировал, включив концепции, которых не существовало на Земле в момент основания колонии.

– И каковы ваши выводы об источнике этих концепций?

Вот оно. Прямой вопрос о возможном нечеловеческом влиянии. Волков мгновенно оценил ситуацию. Васкес явно знал больше, чем показывал. Возможно, у него был доступ к информации, недоступной остальным членам экипажа.

– Есть несколько возможностей, – осторожно начал Дмитрий. – Наиболее консервативная гипотеза предполагает, что колонисты самостоятельно развили эти концепции за столетие изоляции, создав новую терминологию для описания своих открытий.

Он сделал паузу, наблюдая за реакцией Васкеса. Капитан оставался невозмутимым.

– Однако, – продолжил Волков, – существует и более… интригующая возможность. Лингвистическая структура некоторых терминов предполагает фундаментально иной подход к категоризации реальности. Это может указывать на влияние нечеловеческого мышления.

– Вы имеете в виду контакт с инопланетной цивилизацией, – прямо сказал Васкес.

– Это одна из гипотез, да. Хотя я бы предпочёл термин «нечеловеческий разум», пока у нас нет конкретных доказательств.

Васкес задумчиво постучал пальцами по столу.

– Мистер Волков, то, что я скажу сейчас, не должно покинуть этот кабинет, – он помедлил. – В моём предстартовом брифинге содержалась информация, недоступная остальным членам экипажа. Анализ данных с «Икара» выявил аномальные структуры на поверхности Авалона, которые… не соответствуют известным принципам человеческой архитектуры или инженерии.

Волков сохранял невозмутимое выражение лица, хотя внутренне был крайне заинтригован. Это подтверждало информацию от Консорциума.

– Вы считаете, что колонисты обнаружили артефакты некой предшествующей цивилизации?

– Это наиболее правдоподобная гипотеза, – кивнул Васкес. – И она объясняет технологический скачок колонии, а также появление новых лингвистических концепций.

– Если это так, – медленно произнёс Волков, – наша миссия приобретает совершенно иное значение. Мы имеем дело не просто с изолированной человеческой колонией, а с первым в истории контактом с наследием нечеловеческого разума.

– Именно, – подтвердил Васкес. – И это делает ваш опыт дипломата критически важным. Мы должны быть готовы к коммуникации, выходящей за рамки стандартных протоколов первого контакта.

Волков кивнул, сохраняя задумчивое выражение лица. Но внутренне он лихорадочно анализировал новую информацию. Почему Васкес решил поделиться этим именно сейчас? И только с ним? Капитан не был человеком, действующим без чёткого плана.

– Есть ещё кое-что, – продолжил Васкес. – В некоторых декодированных сообщениях упоминается термин «Архитекторы». Из контекста можно предположить, что это обозначение той самой предшествующей цивилизации.

Волков с трудом сохранил невозмутимое выражение лица. Тот же термин, что использовал Консорциум в своём последнем сообщении. Совпадение? Или утечка информации на самом высоком уровне?

– Интересно, – произнёс он. – Термин имеет явные коннотации созидания, строительства. Это может указывать на восприятие этой цивилизации как создателей или строителей чего-то значительного.

– Или на их роль в основании самой колонии, – тихо добавил Васкес.

Это предположение было настолько радикальным, что Волков на мгновение потерял свой дипломатический контроль.