Скованные воспоминания

Ублюдок коснулся моей шеи, и меня затрясло. Я хотела отшатнуться, но стоящий сзади не позволил.

– П*здец, откуда у тебя засосы на шее? – Я молчала, это не его дело.

– Молчишь? Не удивлен. В принципе, можешь не отвечать, я знаю, что это Ирбис. – Господи, если он знает, зачем спрашивает? Ублюдок, настоящий ублюдок.

Я услышала скрип двери и почувствовала, как холодный ветер треплет мои волосы. Меня толкнули в спину, и я на ощупь переступила порог.

Пройдя еще немного по хрустящему снегу, мы остановились, и я услышала голоса парней позади меня.

– Что с ней делать будем? – спросил кто-то.

– Может, сбросим ее? – предложил ублюдок.

– Ирбис нам головы посворачивает.

– Пофиг, я давно хотел проучить эту сучку.

– Она же разобьется.

– Не разобьется, посмотри, сколько там снега. Все с ней будет в порядке. А Ирбису скажем, что сама прыгнула.

Я снова зашевелилась, пытаясь вырваться, но меня крепко держали.

– Пожалуйста, не делайте… этого… прошу вас. – С меня сняли мешок, и я увидела ублюдка и парня, который сегодня приходил к Ирбису.

Они надвигались на меня, и я могла только отступать, пока не почувствовала край крыши. Я посмотрела вниз, а потом снова на парней.

– Пожалуйста, пожалуйста, я сделаю все, что угодно, только отпустите, – умоляла я дрожащим голосом. Меня трясло не от холода, а от ужаса. Сейчас все может кончиться, если они меня толкнут.

– Все, что угодно? – Ублюдок подошел ко мне вплотную. – Если отсосешь мне, может, и отпущу. Ну что?

Господи, что он несет? Пока я обдумывала его слова, ублюдок принял мое молчание за отказ. И он прав, я бы все равно не согласилась. Пусть лучше сбросят с крыши.

– Так и знал, – сказал ублюдок и со всей силы толкнул меня. – Упс, увидимся внизу.

Я не поняла, как быстро оказалась на твердом снегу у входа в здание, но ощутила острую боль в затылке. Глаза с трудом открывались, я повернула голову и увидела лужу крови, растекающейся по снегу. Это напоминало самый страшный кошмар. Слез не было, и что я могла чувствовать в этот момент? Физическую и моральную боль, полное опустошение. Но тут я заметила движение, приближающееся ко мне. Я плохо видела вдали, пока силуэт не стал ближе. И пока тьма не поглотила меня, я прошептала одно слово.

– Ирбис, – мои глаза закрылись, словно от тяжелого груза, унося меня в беспросветную тьму.

Пробуждение вырвало меня из небытия колючей симфонией писка аппаратов. Веки слиплись, словно от многовековой пыли, и каждое усилие открыть глаза отдавалось болезненным треском. Мир расплывался туманным пятном, но постепенно, как проявляющаяся фотография, обретал очертания. В этот момент в палату, словно вихрь, ворвалась женщина в белоснежном халате, с лицом, искаженным изумлением.

– Только не закрывайте глаза! Сейчас позову врача, – пролепетала она и исчезла за дверью.

Дверь не успела замереть в своем скрипучем танце, как ее распахнула другая фигура – пожилой мужчина в таком же белом одеянии.

– Как вы себя чувствуете? – спросил он, подтаскивая стул к моей койке.

– Ужасно… Голова раскалывается, глаза будто песком насыпали, – прохрипела я, с трудом разлепляя пересохшие губы.

– Это неудивительно. Вы пролежали в коме два с половиной года. Со временем все наладится.

– Что? Как это возможно? – В голове роились растерянные вопросы, отказываясь складываться в стройный ряд. Неужели это реальность? Или кошмарный сон, от которого вот-вот проснусь? Но сон был слишком осязаемым, слишком настоящим.

– Что вы помните из последнего? – Голос доктора вернул меня в палату. В памяти зияла пустота, провал, черная дыра. Ни единого обрывка, ни единой зацепки. Лишь смутно маячила авария и воспоминания о детском доме.

– Просто скажите, что со мной случилось? – Голос невольно повысился, в нем звучала отчаянная мольба. Мне нужны ответы, немедленно.

– Вы упали с крыши, приземлились на твердую поверхность. Удивительно, но обошлось без переломов. Однако вы получили тяжелую черепно-мозговую травму, которая и привела к коме, – произнес доктор медленно, тщательно подбирая слова.

– Но… как же так? Я бы помнила… Почему я ничего не помню, доктор? – Я не понимала, как такое возможно. В памяти – непроглядная тьма, зияющие провалы. Сколько ни напрягай измученный мозг, воспоминания не возвращались. Черт… Черт… Черт!

– Можете обращаться ко мне – Сергей Анатольевич, – произнес доктор, и я лишь машинально кивнула. – У вас временная потеря памяти. Не стоит расстраиваться, сейчас вам это ни к чему. Если будете бережно относиться к себе, воспоминания могут вернуться.

– Но что я должна вспоминать? – прошептала я, чувствуя, как горло сжимает спазм, а во рту пересохло.

– Что-нибудь помните о детском доме?

– Смутно…

– Не переживайте. После двух с половиной лет комы вам будет трудно. Возможны головокружения, тошнота… Но главное – вы очнулись. Самое страшное позади.

– Сергей Анатольевич, а почему я упала с крыши? – Зная себя, я никогда бы не решилась на такое.

– Мы надеялись узнать это от вас. Раз вы ничего не помните, у меня нет ни малейшего представления о том, что произошло на той крыше. Будем надеяться, что память вернется, и мы узнаем правду, – ответил доктор, поднимаясь со стула.

– Ко мне кто-нибудь приходил? – прошептала я, сгорая от нетерпения увидеть одного человека.

– Да… Простите, конечно, но ваша подруга устроила здесь настоящий переполох, как только вас привезли в больницу. Чуть всю больницу не разнесла, – со смехом произнес доктор, и на моих губах появилась слабая улыбка. Светку не забудешь.

– Пожалуйста, сообщите ей, чтобы она пришла, – попросила я.

– Хорошо. Но сейчас вам нужен покой. С завтрашнего дня начнутся процедуры, – сказал он и вышел из палаты.

Что я помню из прошлого?

Аварию… Каждый миг, каждое слово, сказанное в тот роковой день, врезались в память навсегда. Судьба сыграла со мной злую шутку, оставив в сознании лишь гибель родителей.

Помню, как бабушка привезла меня в детский дом. Помню, как познакомилась с Кариной. Помню, как пошла гулять… А дальше – пустота. Непроглядная тьма преградила путь к воспоминаниям. Словно это был лишь сон, кошмарный сон, от которого я вот-вот проснусь в холодном поту и брошусь к родителям: «Мне приснился ужас!», а они успокоят меня, обнимут и уложат спать в свою кровать. Жаль, что этого не случится. Сон оказался слишком реальным, и я больше никогда не проснусь от этого жуткого кошмара.

Глава 14

НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ. АНЯ.

Сегодня на работе царит хаос, едва успеваю перевести дух, как снова нужно мчаться к столикам, принимая заказы. Наше кафе не самое популярное, но в выходные дни здесь яблоку негде упасть. Именно поэтому я и не люблю смены, выпадающие на эти дни. Порой даже поесть некогда, и тогда мой желудок отчаянно ворчит, требуя утолить голод. Но как бы сильно он ни протестовал, я погружаюсь в свои мысли, чтобы хоть немного забыть о нём.

Конечно, так бывает не всегда, скорее редко. Если плотно позавтракаю, то и вовсе не хочу есть целый день, но это только в выходные. А пока мне остаётся лишь наслаждаться дразнящими ароматами, доносящимися из кухни.

Приняв очередной заказ у молодой пары, я окинула взглядом наше кафе. Стены украшены картинами, изображающими горы, леса, моря и диких животных. Под потолком мерцает фиолетовая подсветка, а чуть поодаль светят лампы, заключённые в маленькие домики. Весьма неплохой и уютный интерьер. Мне здесь нравится, особенно если вспомнить, что в нашем посёлке есть кофейни, где на кухне тараканы, а диваны для посетителей давно прохудились. Это просто ужасно! Ни за что не пошла бы туда ни есть, ни пить. Уж лучше дома, в тёплой постели, за просмотром какого-нибудь фильма – вот это по мне.

Отдав заказ на кухню, я уже собралась в туалет, но меня остановила Галина Павловна, уборщица, которая всегда тщательно протирает столики и моет полы.

– Анька, всё в порядке? – спросила она, поправляя волосы, в которых уже пробивалась седина. Ей давно пора на пенсию, но большая семья нуждается в её поддержке. Мне искренне её жаль. Она добрый человек, и я вижу, как она устаёт, беря дополнительные смены. Когда я только устроилась, она мне очень помогла, когда у меня буквально всё валилось из рук. Галина Павловна поддержала меня и заметила, что я постоянно сама не своя, редко улыбаюсь. Я видела, что она переживает за меня, не понимая, что же со мной происходит. А виной всему, конечно же, моя депрессия, из которой я отчаянно пытаюсь выбраться, но пока безуспешно. Кажется, я медленно гублю себя, хотя, казалось бы, куда уж больше.

– Хорошо, – сказала я, поправляя фартук и стараясь смотреть ей прямо в глаза. Но Галина Павловна не поверила, я видела это. – Правда, всё хорошо. Просто немного устала.

– Сходи, посиди на кухне, отдохни, – посоветовала она и скрылась в подсобке.

Вместо кухни я зашла в туалет, а оттуда подошла к окну. Дождь хлестал по стеклу, словно пытаясь прорваться внутрь. Капли падали в лужи, рождая мимолетные круги на темной воде. Казалось, непогода проникла и в меня, отравляя душу свинцовой тоской. Это унылое ненастье, словно зеркало, отражало мое внутреннее смятение.

Ветер яростно трепал верхушки деревьев, причиняя им боль, схожую с моей. Я чувствовала их страдание, понимала до глубины души, но была бессильна. Не могла помочь даже себе. В памяти всплыли полгода, проведенные в больничной палате. Радость, когда, очнувшись после комы, я узнала, что меня выписывают в день восемнадцатилетия. Тогда я впервые за долгое время вздохнула свободно, зная, что больше не окажусь в этих стенах, что свобода наконец-то стала реальностью.

Бесконечные белые стены, удушающий запах лекарств, ежедневные обследования – всё это казалось нескончаемым кошмаром. И психолог, приходивший раз в неделю, чтобы помочь мне вернуть память… Честно говоря, всё было напрасно. Единственное, что я вспомнила, – парня в маске и черных очках. Ни имени, ни фамилии. Может, он и вовсе был плодом моего воображения, призраком, явившимся в бреду. Помню, как проснулась посреди ночи, объятая жаром, и вдруг увидела кадры из детского дома, этого загадочного парня. Он был для меня полной загадкой. И только в тот день, когда должен был прийти психолог, я решила заговорить с ней, не молчать, как обычно, а высказать всё, что мучило меня.

(ОБЛАСТНАЯ БОЛЬНИЦА. ПОЛТОРА ГОДА НАЗАД)

– Мне кажется, я что-то вспомнила… – Тихо произнесла я, опустив взгляд на больничный кафель. Пальцы нервно теребили край шерстяной кофты.

– Что именно? Можешь рассказать подробнее? – Голос Инны Дмитриевны звучал спокойно, профессионально.

– Парня… Он был в маске и очках. Имени не помню, но мне кажется, мы были знакомы… – Тревога нарастала, костяшки пальцев побелели от напряжения. Я вцепилась в ткань кофты.

– Ты что-то к нему чувствовала?

Я попыталась собрать ускользающие обрывки воспоминаний.

– Чувства… смутные. Не могу сказать точно. Возможно, это игра воображения, и никакого парня не было…

– Как ты относишься к этому воспоминанию?

Я тяжело вздохнула, нервно заправив выбившуюся прядь волос за ухо.

– Хорошо… Но где-то глубоко внутри зреет сомнение. Словно с ним связано что-то плохое. Мне страшно вспоминать дальше, будто это разобьет мне сердце. Я не понимаю… – Я принялась разглаживать несуществующие складки на кофте, медленно переводя взгляд на тусклое окно. – Что это может быть?

– Мы отнесем это к сильному переживанию, – Инна Дмитриевна мягко улыбнулась. – Возможно, ты подсознательно блокируешь неприятные воспоминания, но внутренний голос не обманешь. Отсюда и сомнения.

– Что же мне делать? – Взгляд мой с надеждой впился в Инну Дмитриевну, в ее безупречный облик. Строгий синий костюм, волосы, собранные в идеальный пучок, ни единой выбившейся пряди. В руках – маленький блокнот, в котором она что-то помечала карандашом.

– Со временем память вернется. Не переживай. Начало положено, это уже хорошо. Нужно лишь время и терпение. Выздоравливай. – Инна Дмитриевна поднялась и направилась к выходу. Дверь медленно закрылась за ней, оставляя меня в пустой палате. Опустошение расползалось внутри. Разговор не принес облегчения.»

Её рука, словно ледяная змея, скользнула на моё плечо, отчего меня передёрнуло. Оторвавшись от созерцания уличного пейзажа за окном, я увидела Анджелу, мою коллегу-официантку, вызывавшую у меня стойкое отвращение. Её мерзкий характер был способен вывести из себя даже святого. Не упускала ни единой возможности, чтобы поддеть меня, выставляя чуть ли не юродивой, сбежавшей из психлечебницы. И этот ядовитый шепоток она щедро разносила среди новоприбывших. Впрочем, меня это мало трогало. Анджела – всего лишь очередная кукла, готовая продать душу за порцию силикона. При одном взгляде на её надутые, гротескные губы меня охватывала тошнота. Этот неестественный выпирающий кошмар словно приковывал взгляд, вызывая лишь отторжение.

– Что встала столбом? У нас тут аншлаг, а она стоит, как истукан! Марш к столику, тебя там уже заждались! – прошипела она с таким ядом, что меня передёрнуло. Не удостоив её ответом, я обошла её стороной и направилась в зал.

Приближаясь к столику, я заметила компанию молодых людей, девушек и парней, расположившихся напротив друг друга. Не знаю почему, но взгляд зацепился за спину одного из парней, сидевшего в центре, по обе стороны от которого щебетали девушки. Отбросив мимолетные мысли, я подошла ближе и узнала Демьяна, чью спину видела издалека. Внезапно язык словно примёрз к гортани. Зачем спрашивать, чего они хотят, если его зелёные глаза уже пронзали меня насквозь? От этого взгляда по спине пробежала дрожь, словно я вновь угодила в плен его взгляда.

Он был одет в синюю толстовку, рукава которой небрежно закатаны до локтей, а на голове красовалась кепка, лихо развернутая козырьком назад. Его рука покоилась на бедре девушки, что-то шептавшей ему на ухо, но, казалось, он не слышал ни слова. Сейчас весь его взгляд был прикован ко мне, как и мой к нему. Между нами, казалось, проскочила невидимая искра. Лишь сейчас я услышала голос парня, явно намеревающегося сделать заказ.

– Девушка, некрасиво так пристально разглядывать посетителей, – с укором произнес он. Я тут же повернула голову и узнала друга Демьяна, кажется, его зовут Дима, если память не изменяет.

– Простите, что будете заказывать? – спросила я ровным голосом, хотя внутри бушевал ураган негодования. Вступать в перепалку не хотелось – не хватало еще потерять работу из-за собственной несдержанности.

– Две бутылки самого лучшего шампанского, что у вас есть. И что-нибудь перекусить, на ваш вкус, – Дима окинул меня оценивающим взглядом с ног до головы и хищно усмехнулся. – Я неприхотлив в еде, особенно когда ее подают такие прелестные девушки.

От его слов повеяло двусмысленностью, но я лишь натянула улыбку и поспешила отвернуться. Краем глаза заметила, как Демьян испепеляет Диму злобным взглядом. Уже отходя от столика, я уловила обрывки фраз:

– Да ладно тебе, не кипятись. Это всего лишь комплимент. Я хотел…

Дальше я ничего не расслышала, скрывшись за дверью кухни. Передав заказ, не забыла подчеркнуть, что нужно достать самое изысканное шампанское. Нервно переминаясь с ноги на ногу в ожидании заказа, я то и дело ловила себя на желании вновь увидеть эти пронзительные зеленые глаза, увидеть его самого. Что со мной происходит? Я словно попала в зависимость, и это пугало. Вспоминались его слова: держаться от меня подальше. И, наверное, стоит прислушаться. Игнорировать, как бы сильно меня к нему ни тянуло. Почему-то меня не покидало дурное предчувствие. Будто он способен причинить мне одновременно и боль, и наслаждение. Только вот мне не нужно ничего этого, никаких эмоциональных качелей. Я вдоволь настрадалась в прошлом и сейчас жажду лишь покоя.

Как только заказ был готов, я уже собиралась отнести его, но тут словно из-под земли выросла Анджела, преградив мне путь. Я попыталась обойти её, но она, как приклеенная, тут же оказывалась напротив.

– Отойди, – процедила я сквозь зубы, а в ответ услышала лишь её презрительный смешок.

– Да иди посиди, я сама отнесу заказ, – она потянулась к подносу, но я отступила на два шага, крепко прижимая его к себе.

– Ты что, глухая? Сама буду обслуживать этот стол, нечего тут перед такими парнями выплясывать. Уверена, они через десять минут сбегут, если ты будешь маячить у них перед глазами. Так что не зли меня и отдавай живо! – выпалила она так громко, что захотелось заткнуть уши.

– Подавись, – равнодушно бросила я и, скрипнув зубами, отдала ей этот чёртов поднос. Развернувшись, я направилась к чёрному входу, чтобы хоть немного подышать свежим воздухом. В спину мне донеслось её писклявое «Сама не подавись, дура страшная», но я лишь ускорила шаг.

Холодный ветер обдул мои волосы, как только я вышла на улицу. В нос ударил густой запах земли после недавнего дождя – запах, который сейчас казался невероятно приятным. Я глубоко вдохнула, стараясь прочувствовать каждую его нотку.

Зажглись уличные фонари, возвещая о том, что время перевалило за восемь вечера. От этого на душе стало немного легче – скоро моя смена закончится, и я смогу спокойно отправиться домой, не думая о том, встречу ли сегодня вновь Демьяна. Хотя, кого я обманываю? Наверняка буду думать.

Чёрт… это мне совсем не нравится. Будто я помешалась на нём, как говорит Анджела – «психичка». И, кажется, в этот раз я с ней согласна, хотя до последнего готова спорить, что она во многом не права.

Выбросив эти мысли, как ненужный хлам, я вновь глубоко вдохнула прохладный, пахнущий землёй воздух.

Первый вдох… неземное блаженство… второй – прохладная свежесть обволакивает легкие… третий – веки смыкаются, сдаваясь на милость неги… четвертый – воздух настоян на мяте и предрассветной дымке… пятый – терпкий привкус сигарет… шестой вз… Стоп… сигареты? Резкий рывок, глаза распахнуты.

Передо мной – лишь призрачные лапы света, скользящие по ветвям деревьев, да угрюмый силуэт мусорного контейнера, примостившегося рядом с черным автомобилем. Хотела выдохнуть с облегчением, но краем глаза уловила движение. Инстинктивно отшатнулась, взвизгнув так, что эхо разнеслось по сонной улице. Нога предательски провалилась в лужу, и тканевый кроссовок мгновенно напитался ледяной влагой. Отступая от зловещей лужи, обхватила себя руками, словно пытаясь защититься от невидимой угрозы, и медленно подняла взгляд. И, признаться, немало удивилась, увидев Демьяна.

Он небрежно опирался о стену, поднося к губам тлеющую сигарету. Яркая вспышка зажигалки выхватила из мрака совершенные черты его лица. Взгляд его был устремлен вдаль, сквозь меня, сквозь этот мир. Казалось, его ничуть не смутило мое внезапное появление и последовавший за ним испуг. Спорю, он даже бровью не повел. Впрочем, какое мне до этого дело? Он нарушил мой покой, и пусть катится курить в другое место. Здесь хватает укромных уголков. И потом, сюда, насколько мне известно, посторонним вход воспрещен. Кто его сюда пустил? Или он следит за…?

– Ты следишь за мной? – Голос мой рассек тишину, вырвав наружу вопрос, что бился в голове, словно птица в клетке. Ну а что мне оставалось? Мест для курения здесь было предостаточно, и его присутствие не могло быть случайностью. Сомнения, конечно, грызли, но других объяснений не находилось.

Демьян стоял, словно не слышал меня. Слова мои растворились в воздухе, не оставив и следа. Ему было плевать. Я видела это в расслабленной позе, в небрежной манере держать сигарету. Он курил медленно, с наслаждением, будто каждая затяжка – глоток самой жизни. В эти моменты он словно отгораживался от всего мира, погружаясь в свой собственный, куда не было доступа никому.

Я наблюдала за ним завороженно, не в силах отвести взгляд. Словно смотрела фильм, затаив дыхание в ожидании следующего кадра, пытаясь разгадать мысли героя. Как же хотелось проникнуть в его голову, заглянуть хоть одним глазком, услышать хоть краем уха, о чем он думает, какие картины рисует в своем воображении. Это было странно, непонятно. Я никогда не была так увлечена человеком, и это пугало меня, завораживало своей неизвестностью. Это – пропасть, бездонный омут, где не знаешь, что ждет тебя на дне, остается лишь надеяться на чудо. И этот человек, стоящий сейчас и курящий, – он и есть эта пропасть, эта неизвестность, которая манит меня, как магнит. Я знала, что связываться с ним нельзя, он погубит меня. И это говорило не его предостережение держаться подальше, а мое собственное, внутреннее чутье.

Пока я тонула в своих мыслях, начался мелкий дождь, барабаня по едва просохшему асфальту. Я повернула голову и увидела, что Демьян все еще курит. Или я не заметила, как он прикурил вторую? Что же его так тревожит? Он явно нервничает. Ведь нормальный человек не станет курить одну сигарету за другой, едва успев докурить первую. Но это, конечно, уже не мои проблемы.

– Не знаю, по какой причине ты решил дымить именно здесь, но это запрещено. И будь добр, исчезни в другое место, ты нарушаешь мой комфорт.

Я скрестила руки на груди, дождь усиливался, но я не собиралась уступать ему. Я пришла сюда первая, пусть катится ко всем чертям.

Но к моему изумлению, он снова проигнорировал меня. Я что, со стеной разговариваю? Судя по всему, так и есть. Да, кажется, стена быстрее подаст признаки жизни, чем этот психопат, который возомнил о себе невесть что.

Мне надоело торчать здесь из-за него. Я даже не могу нормально подумать о жизни, подышать свежим воздухом, насладиться дождем, в конце концов. Он мне мешает, и, пожалуй, я уйду, чем связываться с ним снова. Моя смена заканчивается, и скоро я смогу отправиться домой и забыть о нем, как о назойливой мухе.

Я вздохнула и хотела пойти доработать последний час, но словно тень из ниоткуда, ко мне приблизился Демьян, преграждая путь. Сердце забилось чаще, дыхание стало прерывистым, и я подняла голову, чтобы встретиться с ним взглядом. Его глаза затягивали в омут, лишая дара речи. Ком скопившейся слюны застрял в горле, словно это не слюна вовсе, а твердый камень, перекрывающий доступ к воздуху.

Демьян навис надо мной, как неприступная скала, и я не понимала, чего он хочет. Может, решил убить взглядом? Смешно, но не сейчас. Возможно, потом я посмеюсь над этим в душе, но пока его взгляд сулил что-то нехорошее, и это мне совсем не нравилось.

– Пропусти… мне нужно идти работать, – слова сорвались будто чужие, словно я сама не понимала, как они вылетели.

В ответ он лишь усмехнулся и бросил мне в лицо едкий ком густого дыма от сигареты. Я снова закашлялась, как и в первую нашу встречу, прикрыв рот ладонью. Он просто наблюдал, и, казалось, наслаждался моей пусть и небольшой, но мукой.

Псих. Если он получает от этого удовольствие, то он точно псих. В его глазах плеснулось мимолетное удовлетворение, они будто ожили на секунду, а потом вновь потухли, став бесстрастными ко всему вокруг.

Он отпрянул, посторонился, пропуская меня. Я облегченно вздохнула, радуясь, что мы больше не стоим вплотную, и я могу спокойно отправиться доделывать дела, а потом домой. О, эта мысль грела душу! Руки даже зачесались поскорее распахнуть дверь и сбежать от него подальше.

Уже схватившись за ручку, я вдруг остановилась и обернулась.

– Держись от меня подальше, – выплюнула я, глядя прямо в его зеленые глаза, в которых, казалось, застыла насмешка.

Он сверлил меня взглядом, молча. Я заметила, как уголки его губ поползли вверх в едва заметной улыбке, словно вся эта ситуация забавляла его, и он находил в ней нечто интересное. Но вдруг, будто по щелчку пальцев, его настроение резко изменилось. Улыбка исчезла, словно ее и не было. Он стал мрачным, злым, серьезным, будто в нем сидела не одна личность, и это не на шутку меня испугало.

Я развернулась, чтобы уйти, но его голос остановил меня.

– Тебе не убежать от прошлого. От меня – тем более.

Я почти не слышала его слов, уже выскочив за дверь и бросившись бежать по слабо освещенному коридору. Но больше всего меня пугал его смех, доносившийся из-за спины, зловещий, словно нечеловеческий. Этот смех въедался, словно яд, в кожу, заставляя дрожать всем телом.

Глава 15

Я энергично пританцовывала под музыку на кухне, пока на сковороде скворчала яичница, а на плите закипал чайник.

Сегодня, как ни странно, я проснулась раньше обычного, и настроение было на удивление прекрасным. Сколько раз ни открывала глаза по утрам – все одно: тоска и апатия сковывали душу, не хотелось ничего. Но сегодня, даже осознание необходимости идти на работу не омрачало моего счастья. Откуда столько энергии, что успеваю и танцевать, и готовить? Словно это и не я вовсе, будто подменили. Обычно хмурая, а сегодня… сияю!