Тайна века

– Ну мне он тоже не особо нравится. Пару раз я подкатывал к нему, так у него такое выражение лица было, что точно можно было в дурку сдать. Теперь то все понятно, – ответил тому молчун. – Ну он с виду вроде спокойный, общается только со своими, как я заметил.

– Я тут на днях пересекался с одним парнем. Так вот, выяснилось, что Черняев в садике выбил глаз его брату камнем за то, что тот отобрал у него какую-то вещь. Представляете? Ему тогда всего 5 лет было!

– Ни хрена себе!

– Точно псих! С таким связываться – себе дороже, Колян.

– Вы че сдрейфили, салабоны? Поверили в эти байки? – Строго переспросил окружающих Николай и погрозил им пальцем. – Эх вы!

– Ты же сам сейчас рассказ…

– Ну мало ли, что тот крендель брякнул. А вы и рады сдристнуть. В общем так. Хочу я пообщаться с ним поближе, проверить его. А вы мне нужны в качестве свидетелей, так сказать. Ну что?– твердо заявил Николай и обвел суровым взором своих одноклассников. – Готовы? Или уже в штаны наложили от страху?

– Да нет! Что ты конечно готовы! Мы с тобой, Колян!

– Да! Мы с тобой. Ты не переживай!

– Проверим этого клоуна на вшивость!

– А я и не переживаю, пацаны, – ехидно ответил Николай.– Переживать то, он будет. Ладно. Пойдем в класс. Позднее договорим…

В то самое время как четверо парней обсуждали Сергея Черняева, он находился в противоположном конце школьного коридора и продолжал спокойно смотреть в окно. Но он там ничего не видел, как могли подумать окружающие, проходившие мимо него дети. Его затуманный мозг рисовал молодому человеку совершенно иные, фантастические картины. Поэтому Черняев не обратил никакого внимания на смеющихся рядом подростков, просто потому, что тогда он был далеко от них, в сотнях световых лет. Вскоре прозвенел звонок на урок и очнувшись от своих дьявольских фантазий, Черняев тяжело вздохнул, поправил пиджак, подхватил свой портфель и поплелся обратно в класс на урок нелюбимой истории.

А вечером того же дня Николай Шнякин сдержал свое слово и подкараулил Черняева во дворе, недалеко от школы, правда рядом с ним не оказалось его приятелей. Тех забрали домой родители, так как они днем умудрились разбить одно из окон школы волейбольным мячом, играя во во дворе им в футбол. Тем не менее, Шнякин, оставшись без поддержки, решил не отступать от намеченного плана, о чем потом горько пожалел…

– Эй, длинный! Подойти сюда! Разговор есть! – Позвал он Черняева, выходя из-за угла дома, находящего в том же дворе, что и их школа. На улице смеркалось.

Черняев не ответил и прошел мимо задиры. Тот схватил его сильной рукой за плечо, дернул за куртку и попытался остановить.

– Ты че такой борзый? Остановись говорю! Шнякин толкнул Черняева в спину, но тот удержался на ногах и по-прежнему молчал. А далее произошло то, чего Шнякин никак не ожидал. Неожиданно Сергей выпрямился и не произнося ни слова, резко развернулся и нанес прямой удар кулаком в лицо своему обидчику. Тот вскрикнул от удивления и отшатнулся назад, схватившись за разбитый нос, заливая все вокруг алой кровью.

– А-а-а! Ты мне нос сломал, паскуда! – Заголосил он на весь двор. – Точно псих! Как про тебя и говорили! —Продолжал кричать Шнякин, стыдливо вытирая одной рукой слезы, так предательски брызнувшие из глаз. На его крики уже сбежались прохожие и зеваки. А Черняев просто поднял с земли выпавший из рук портфель, надел его на спину и спокойно пошел восвояси, даже не обернувшись. Его никто не стал задерживать. А Шнякин так и остался стоять на месте. Он через несколько секунд сел на скамейку и держась за сломанный нос, тихонько поскуливал. Единственное, что его сейчас радовало, так это то, что он тут оказался один и его позор не видели школьные друзья.

Вечером того же дня домой к Черняевым пришел местный участковый и провел с ними воспитательную беседу. А утром об этом инценденте уже знала вся школа. Ольга Николаевну по телефону, как и в прошлый раз, снова пригласили в кабинет директора, на «серьезный разговор». Собираясь в школу, та почувствовала давно забытое ощущение приближающейся грозы, прям как тогда, перед входом в садик, когда ей позвонила заведующая.

… – Ольга Николаевна, добрый день. Точнее не очень добрый, поздоровалась с вошедшей женщиной Зинаида Петровна Головко, директор школы.

– Здравствуйте.

– Проходите, садитесь. Нам предстоит тяжелый разговор. Мы понимаете почему я пригласила вас сегодня сюда?

– Да. Догадываюсь. Это из-за происшествия с Николаем Шнякиным, – ответила той спокойно мать Черняева и присела на деревянный стул, стоящий у стола директора.

– Совершенно верно. Только это не происшествие, Ольга Николаена, а как минимум… хулиганство. Ваш сын сломал Николаю Шнякину нос. При чем никакой драки не было как вы знаете. И этому есть свидетели, которые все видели. Ваш сын первым ударил другого школьника, без веских на то причин.

– Да я все знаю. Участковый вчера рассказал. Мне очень жаль. Я не знаю, что нашло на моего мальчика… – начала по привычке оправдываться женщина, но директор школы ее оборвала на полуслове.

– Зато я по-видимому знаю, Ольга Николаевна. Ваш сын не здоров… мягко говоря. И вы это знаете. Но мы давали ему шанс, который он упустил. Поэтому мною принято решение отчислить его от очных занятий в школе. Он сможет закончить обучение в 9 классе дома, только чтобы получить аттестат. Но это максимум, что я могу для него сделать. Родители Николая требовали и вовсе привлечь вашего сына к уголовной ответственности, но мне с большим трудом удалось их уговорить не делать этого не писать заявление в милицию.

– Зинаида Петровна, я хочу выразить свои искренние соболезнования семье Шнякиных. Уверяю вас, что Серёжа не имел никакого злого умысла, я и сама не ожидала этого… Врачи сказали, что у него стойкая ремиссия, что он практически здоров… – горестно произнесла несчастная женщина и прижала руки к груди. – Ну а вам огромное спасибо за помощь и сочувствие.

– Не за что. Мне действительно крайне неприятна данная ситуация, но с ГОРОНО не поспоришь. Сами понимаете. Так что могу пожелать вам всего наилучшего. Надеюсь, что ваш сын выздоровеет и больше в его жизни подобного не повторится, – закончила свою речь Зинаида Петровна и поднялась из-за стола.

– Огромное вам спасибо, Зинаида Петровна.

– Прощайте, Ольга Николаевна. Документы вы можете получить в канцелярии, это соседний кабинет слева по коридору.

Ольга Николаевна тоже встала, кивнула и опустив голову, молча вышла из кабинета директора, вытирая слезы платком. Вечером того же дня в семье Черняевых состоялся тяжелый разговор, по итогам которого было принято крайне непростое решение, но очень важное решение.

Глава 11. Ограбление века.

Часть 1. Подготовка

Вор по кличке Крот был не только высококлассным взломщиком всевозможных замков, сейфов и других различных механизмов, но и обладал еще одним довольно уникальным качеством. Он отлично видел в темноте, практически как кошка. Поэтому ему поручали самые сложные задания, в которых нужно не просто взломать какой-то замок, но и добраться до этого самого механизма незаметно, в практически полной темноте, чего многие знаменитые медвежатники не могли себе позволить.

После того как он получил задание украсть картины из Эрмитажа, и пообщался с заказчиком данной операции лично, так как знал его давно, Крот сильно призадумался. Задание и впрям казалось крайне заманчивым и очень перспективным. На первый взгляд. Но было несколько противоречий, которые и смутили нашего антигероя.

Во-первых, он никогда не грабил музеи, «набитые антиквариатом под завязку», просто по определению. Одно дело проникнуть в какой-нибудь частный дом и «прошманать» тот в полной темноте и совсем другое дело – государственный музей, где на каждом шагу одни раритеты. Заденешь любой из них и конец всей операции. А попадаться на краже в Эрмитаже ему ой как не хотелось. Если бы его поймали и арестовали, то слава знаменитого на всю Россию (в определеных кругах) взломщика в миг бы обрушилась на самое дно. А такого позора он не пережил бы. Попасть в тюрьму ему не западло было, но не спалившись на краже. Поэтому в Эрмитаже следовало вести себя крайне осторожно. А из этого вытекало второе противоречие.

Заказчик категорически запретил появляться в музее, в обычное время, чтобы потом не быть опознанным оперативниками. Этот совет, с одной стороны был весьма дельным, но с другой – слишком уж малодушным. Крот – не фраер и не собирался светить свою физиономию под камерами. Однако и влезать в музей где ни разу не был, тоже был не обязан.

Хотя расстояние от входа и до того самого зала, где висят искомые картины относительно невелико, но все таки это музей и достаточно одного неверного шага, чтобы какая-нибудь китайская ваза, статуэтка балерины или бюст Монферана, будучи задетыми, упали бы на пол и привлекли бы внимание охраны. А этого допустить никак нельзя. Поэтому Крот, вопреки своему же кодексу, решил нарушить этот запрет, совершив свою первую ошибку.

«Что я лох что-ли какой-то фуфлыжный? Загримируюсь хорошенько, ни одна ментовская ищейка не опознает потом. Пробегусь по маршруту пару раз, посмотрю, что и как, и там уже решать буду как действовать дальше,» – размышлял он, обдумывая предложение своего старого друга, с которым когда-то, давным давно они вместе учаясь в ПТУ, гоняли в мяч во дворе. Затем он решил, что ехать на встречу с заказчиком сразу после операции – тоже не самая удачная идея. И это была его вторая ошибка.

«Доверяй, но проверяй, – как говаривал один одэсский биндюжник. Слишком уж хлопотное это дельцо, паря, а где гарантия, что меня самого не грохнут после передачи картин? То-то же. Нет такой гарантии. Дружба, дружбой, а денежки счет любят … А я как известно не лох, да и картины эти явно больших денег стоят. Значит можно будет подоить кореша, чтоб и гарантии выдал настоящие, да и раскошелился нормально. А то предложил как собаке кость, какие-то триста кусков. А картины эти небось стоят под несколько лямов. Э-э-э-э.... нет, паря, так дело не пойдет. Заплатишь ты мне за эти картины достойно. К тому же, надо будет за риск так сказать, прихватить еще парочку вещичек каких…»

Закончив свой скромный ужин, Крот, позвонил своей любовнице и пригласил ее к себе на рандеву, чтобы отвлечь голову от тяжелых мыслей и заодно хорошенько трахнуть молодую и не обремененную умом девку, с которой он познакомился около года назад в каком-то занюханном баре на Лиговском проспекте.

– Салют, крошка! Ты сегодня свободна?

– Приветик! Да, у меня как раз выходной. А что? Есть предложение?

– Предложение есть всегда! Приезжай ко мне, часиков в семь! Кинишко посмотрим, пивка попьем. Заодно похвастюсь перед тобой!

– Ну хорошо. Давай. Приеду. Что мне надеть?

– Сегодня не замарачивайся с одеждой, главное трусы сними перед входом в квартиру, хочу тебя сразу в коридоре трахнуть. Да и пачку презиков захвати! Закончились!

– Хорошо. Как скажешь, кисуня! До встречи!

На следующее утро, проводив любовницу до входной двери, Крот быстро позавтракал на скорую руку, сварив себе парочку яиц вкрутую и принялся гримироваться. Он решил перестраховаться, поменяв образ два раза за раз. Сначала перед входом в музей, а потом уже в самом музее перед входом в экспозиции, чтобы на выходе его потом не опознали. Поэтому предстояло подобрать такой образ, который можно было бы быстро трансформировать. Через полтора часа все было готово. Посмотрев на себя в зеркало, мужчина прищурился и недобро улыбнулся своему отражению. Он самоуверенно решил, что готов играть с огнем и это оказалась его третья, но не последняя ошибка.

План по посещению Эрмитажа он уже придумывал на ходу, пока ехал на метро, заодно стараясь запутать возможных преследователей. Выходил по несколько раз на разных остановках, менял направления движения и так далее.

В музее все прошло гладко. Никто не обратил внимание на мужчину, который, зашел в одном образе, а выходил уже в другом, народу в Эрмитаже как всегда хватало. Поэтому Крот спокойно и не торопясь смог тщательно изучить весь свой будущий маршрут от входа в музей и до того самого зала, где висели те самые картины, которые ему предстояло украсть ночью.

Вечером того же дня, он вполне довольный собой, решил пораньше лечь спать, чтобы хорошенько выспаться, завтра ему предстоял трудный день.

Часть 2. Роковая ошибка

Украсть картины из музея оказалось не так трудно, как он думал на первый взгляд. Правда попотеть ему все таки пришлось. Тем не менее, очное свидание с Эрмитажем несколькими днями ранее оказалось весьма кстати. Ночью проникнув в музей через форточку в той самой подсобке, Крот был уже практически готов к любым неожиданностям. Благо свой будущий маршрут он выучил буквально по шагам.

Как и говорил его давний друг, освещения в музее не было практически никакого, за исключением подсвеченных табличек с аварийным выходом и щитом противопожарной безопасности, который располагался на одной из стен рядом с той самой иорданской лестницей.

Бесшумно ступая по своим же дневным следам, Крот на миг задумался о том, а не зря ли он вообще взялся в это дело, как вдруг чуть не задел рукой одну из ваз стоящих на постаменте на первом этаже. Вовремя очнувшись от своих дум, он успел подхватить ее до падения на пол и аккуратно поставил обратно, попутно удивившись тому, что данная вещица не на сигнализации и вот так спокойно стоит на своем месте. Но тут же вспомнил слова заказчика о том, что далеко не все музейные экспонаты подключены к сигнализации и только хмыкнул злорадно.

Несмотря на свой богатый криминальный опыт к искусству Крот был равнодушен. Картины, мебель, гобелены, украшения, посуда и прочий антиквариат он рассматривал всегда только в качестве товара, который можно выгодно продать. Поэтому находясь в Эрмитаже на экскурсии несколькими днями ранее, не стоял подолгу у мировых шедевров, как большинство посетителей музея, пытающихся познать истину, широко раскрыв рты от удивления. Данное прикладное отношение к искусству не раз уже выручало нашего героя ранее. Он никогда ранее не зарывался, не жадничал и не брал лишнего, во время своих ограблений. Но в этот раз совершил еще одну ошибку, даже не заметив, как сунул в карман одну неприметную статуэтку, когда проходил по одному из залов голланского искусства. Она приглянулась Кроту еще тогда, днем. Вот и решил порадовать свою любовницу дорогой побрякушкой, чего ранее за ним не замечалось.

Проходя зал №219, он едва не запнулся об ковер, но успел восстановить равновесие и не растянуться на полу. Огляделся по сторонам, прислушался не идет ли кто за ним. Ответом ему послужила тишина, только старинные часы тикали в соседнем зале. Подойдя к одному из окон, мужчина посмотрел на набережную, но ничего подозрительного не заметил и продолжил свой путь. В зале № 221 он не сразу обнаружил искомые картины, сверил их инвертарные номера, подсветив крохотным фонариком размером с шариковую ручку и убедившись, что те совпадают, позвонил себе, наконец-то, немного расслабиться.

« А корешок-то не обманул, под сигнализацией только рамы. Вот олени! Это надо же так помочь будущим ворам»! – злорадно размышлял Крот, пока резал полотна картин, помня о том, чтобы их рамы оставались на своих местах.

Одна из украденных картин ему даже приглянулась. Что не удивительно. На ней была изображена очень красивая молодая девушка, рыжие кудри которой волнами спускались до плеч.

«Хороша, чертовка! Ой как хороша! Жалко будет расставаться с тобой, красотка. Хотя…»

Покончив, наконец-то, с рамами, Крот аккуратно свернув в трубочки все срезанные картины, обернув их защитной пленкой и сложил их в тубус, припасенный для этого. Тот в свою очередь не менее аккуратно положил в наплечную сумку. Застегнув молнию, мужчина положив в карман нож и фонарик и торопливо направился в обратный путь.

Выбравшись из музея без проблем, Крот не забыл «наследить» у входной двери. Хотел даже оставить рядом одну из своих отмычек, но передумал, посчитав, что это будет уж слишком явная и довольно наивная улика.

Выйдя на набережную, он огляделся по сторонам, натянул на голову бейсболку и повернув направо машинально направился в сторону канала, где его ожидал автомобиль заказчика, но вовремя опомнившись, развернулся и пошел в противоположном направлении, прямо к Дворцовому мосту. Перейдя его Крот оказался на Стрелке Васильевского острова. Там он, отойдя на приличное расстояние от Росстральных колонн и здания Биржи, достал из кармана куртки мобильный телефон и стоя в одном темном переулке, набрал знакомый до боли номер, готовясь к не самому приятному разговору в своей жизни.

– Салют, бродяга! Не спишь?

– И тебе не хворать? Сделал дело?

– Да. Все в поряде. Только есть одно но…

– В чем дело? Наследил?

– Нет, братишка. С этим все в порядке. Просто у меня другие планы на эти картины появились…

– Чего? Какие-другие планы? Ты чего там мелешь? Ты где сейчас?

– Ты не кипешуй, братишка. Все будет в ажуре. В общем так. Картины у меня, но 300 штук мне мало. Хочу получить за них лимон бакинских.

– Ты не охренел там в конец??? Какой еще лимон??? В игры со мной решил поиграть, падла? Да я тебя…

– Слыш, браток! Не гони порожняк по напрасну, а лучше слушай сюда. Картины в надежном месте, если со мной что-то случится, то ты их никогда не найдешь, усек? Так что не советую со мной торговаться и тем более угрожать. Не пальцем деланный!

– Ах ты с-с-сучара… Да я тебя из-под земли достану!

– Перетопчешься. Забыл, что я на зоне сидел? У меня такие схроны на воле есть, что век искать будешь. Так, что кончай базар! Мне нужен миллион. Наличными! Даю тебе ровно сутки. Чтобы завтра к 10 часам вечера бабки были подготовлены и доставлены по нужному адресу! Иначе я найду другого, более щедрого покупателя!

– Да я тебя....

– В 10 часов наберу! Добавил Крот и отключился. Затем выключил телефон, разобрал его, достав оттуда аккамулятор. Вынул из телефона сим-карту и спрятал ее во внутренний карман. Он уже знал, что при желании можно отследить откуда был сделан звонок, поэтому рисковать не хотел.

Вернувшись к набережной, он выбросил мобильник в реку и только после этого позволил себе расслабиться уже по-настоящему. Теперь у него началась новая, еще более опасная фаза в жизни. Но ему было не привыкать рисковать так. Он свой выбор сделал и решил йдти до конца. Домой теперь ему дороги нет, попутку он решил не брать, чтобы не было лишних свидетелей. Поэтому пройдя через Стрелку Васильевского острова, он насвистывая песню про отважного капитана, вскоре дождался когда Биржевой мост сведут и перешел его, ступив на Петроградскую сторону. Затем свернул в ближайщую подворотню, рядом со станцией метро Спортивная и снова огляделся вокруг. Мимо проехало несколько автомобилей, но никто не обратил внимание на позднего прохожего.

Недалеко в проулке, у решетки ограды соборного сквера был припарковал угнанный жигуленок. Бросив сумку на саднее сиденье автомобиля, он через несколько секунд уже сидел за рулем. Выдохнул, вставил ключ зажигания в гнездо, повернул. Тишина. Снова повернул. Снова тишина. Чертыхнулся про себя, ударил левой рукой по ролевому колесу. Снова повернул ключ. Чихнув несколько раз тот недовольно зафыркал, заурчал, но все же завелся. Мужчина, успевший уже к этому времени изрядно пропотеть, опустил ручку ветрового стекла до упора, чтобы чтобы освежиться. Снова прислушался к ночной тишине и удовлетворенный ответом, улыбнулся. Через минуту он уже выезжал на улицу Блохина.

Ехать Кроту предстояло около 10 километров. Переночевать он решил на квартире у своей любовницы Марии Андреевой, про которую никто, даже его заказчик, не знал.

А в это самое время, его старый, а теперь уже бывший друг сидел в своем рабочем кабинете, в нескольких сотнях метров от Невского проспекта, нервно курил кубинскую сигару, пил армянский коньяк и громко похрустывая пальцами, обдумывал план мести. Выспаться ему в эту проклятую ночь уже было не суждено.

Глава 12. Реки судьбы

Прошло 2 года после той злополучной истории во дворе. Сергей Черняев получил все таки аттестат зрелости, правда, в другой школе, ибо старую ему все таки пришлось покинуть, под давлением родителей пострадавшего хулигана. У тех оказались связи в районном отделе городского образования Ленинграда. Тем не менее, Черняеву еще повезло. Шнякины хотели засадить его в колонию для малолетних или отправить на лечение в психбольницу, но медицинская комиссия в его действиях не обнаружила признаков психического заболевания, а в милиции не стали заводить уголовное дело, посчитав, что это была всего лишь мелкая стычка.

После очередного консилиума врачи сделали заключение, что никакого рецидива давнего заболевания у Черняева не последовало. А виноват во всем тот самый задира. Да, поведение молодого человека было признано недостойным поведения советского школьника, но не более того. Милиционеры же пришли к выводу, что Шнякин, согласно показаниям свидетелей, сам спровоцировал Черняева на ответные действия. Да, поступок последного – это плохо. Да, это аморально и не по-товарищески, но это не криминал и тем более не психушка.

Поэтому, когда Сергею Черняеву в 11 классе вручали аттестат зрелости, в котором оказались вполне приличные оценки, то его мать Ольга Николаевна была просто вне себя от счастья и даже расплакалась на последнем звонке. Отец же Иван Петрович достаточно равнодушно на все это отреагировал и не присутствовал на данном событии.

Зато когда сына сняли с учета в ПНД, на котором тот состоял почти 15 лет, тут уже оба супруга были единодушны в своей радости, правда оба по своим, личным причинам. Иван Петрович вздохнул с облегчением, посчитав, что черная полоса в их семейной жизни пройдена и сын, наконец-то, выздоровел.

Тем не менее, как оказалось несколькими годами позднее, радоваться было рано. Вместе со снятием с учета в ПНД, в связи с совершеннолетием Сергею Черняеву пришла повестка из василеостровского военкомата. И вот тут уже Ольге Николаевне вновь стало не до смеха.

Дело в том, что Черняев окончил школу уже в 1993 году. Советский Союз, в котором он начинал учится, развалился к тому моменту, а новая Россия переживала не самые лучшие времена. Последствия августовского путча 1991 года, голод и разруха, нарастающий бандитизм не добавляли семье оптимизма. К тому же, в стране вместе с ростом организованной преступности начали расти и сепаратистские настроения в отдельных южных регионах. Да и у соседей, в бывших союзных республиках тоже было крайне неспокойно. Азербайджан и Армения делили Нагорный Карабах. Таджикистан атаковали маджахеды из Афганистана, народные волнения прокатились по Узбекистану и Казахстану. Молдавия и вовсе обьявила войну Преднестровью. Только на Украине и соседней Белоруссии тогда было относительно спокойно, хотя и там антироссийские настроения тоже проскальзывали.

Ольга Николаевна очень не хотела, чтобы ее сын после призыва в армию оказался в какой-либо горячей точке. А в связи со снятием с учета в психоневрологическом диспансере, такая вероятность оказалась крайне высокой. Но и тут Черняеву невероятно повезло. Во время прохождения медицинской комиссии в районном военкомате, на парня обратил внимание местный пожилой психиатр, который временно замещал своего коллегу, заболевшего ангиной. Он провел с Сергеем Черняевым 40-минутную беседу и потом вынес свой однозначный вердикт его матери Ольге Николаевне, дожидающейся сына в коридоре военкомата.

… – Вашему сыну в армию никак нельзя, Ольга Николаевна. Несмотря на то, что его диагноз – ассоциативное расстройство личности не потвердился ранее, это не означает, что он полностью психически здоров. Безусловно, по сравнению с тем, что с ним было раньше (как вы рассказывали мне), он сделал определенные успехи. Такой дикой замкнутости и отчужденности, какая у него была в детстве, я давно не встречал. Сейчас же он ведет себя всполне адекватно. Однако… Однако я прекрасно понимаю, что в суровом мужском коллективе, в изоляции от остального мира ему будет крайне тяжело адаптироваться, так сказать. Случай в школе – наглядное тому свидетельство. Он снова может сорваться. А армия это – не школа как вы понимаете. Там подобный срыв может закончится весьма плачевно. Поэтому я поставлю ему категорию «Д». Уверен, что при наличии его истории болезни, у военкома это не вызывет никаких вопросов. На учет во взрослый ПНД его конечно надо бы поставить, но я этого делать не буду. Зачем парню жизнь окончательно ломать, но под наблюдением его все таки оставлю. Он должен будет являтся в свой районный психоневрологический диспансер два раза в месяц для обследований. Как и делал уже ранее.

– Огромное вам спасибо, Самуил Петрович! Вы не представляете как я вам благодарна! – Импульсивно заявила тому Ольга Николаевна, и чуть ли не на колени упала перед пожилым психиатром. Тот же только хмыкнул в ответ. Пожилой доктор вовсе не заботился о безопасности и здоровье Черняева. Наоборот, ему было наплевать на него. Однако он прекрасно понял, что этот нелюдимый молодой человек в армии 100% станет изгоем. А это в свою очередь обязательно обернется каким-нибудь проишествием. А отвечать потом придется ему, человеку, который допустил психа до приемной комиссии. А этого Арамзон очень не хотел.