Тайна века

– Да я вас слушаю, Василий Игнатович. Спрашивайте, – уже более тактичнее сказал Орлов.

– А вы еще не выяснили откуда у данного молодого человека оказалась серная кислота? Все таки ее в аптеке не купишь. Сами понимаете.

– Да вы правы, Василий Игнатович, это тайна следствия, но с вами я могу все же поделиться одной из версий. Но на условиях полной конфинденциальности.

– Да, да. Конечно. Я нем как рыба. Буду благодарен.

– В общем, пока официального подтверждения нет, но я предполагаю, что…

Через несколько минут Александр Орлов попрощался с заместителем директора Эрмитажа и повесил телефонную трубку на рычаг.

«Да уж… Этот Черняев тот еще фрукт… под психа что ли решил закосить? – Подумал оперативник и сделал еще несколько записей в своем блокноте. – Надо будет направить его на судебно-психиатрическую экспертизу…», – продолжил размышлять майор, стоя у окна своего кабинета и любуясь видами, которые не надоедали ему никогда. Допивая остывший чай и наблюдая как там внизу кипит городская жизнь, Орлов поймал себя на мысли, что это громкое дело может принести ему неплохие дивиденты. «Вот вам и выходное пособие, гражданин Орлов… а там … чем черт не шутит… может еще подполковника дадут перед уходом на пенсию».

Судебно-психиатрическая эспертиза городского суда Санкт-Петербурга через два дня подтвердила ранее поставленный Сергею Черняеву диагноз. Выяснилось, что тот состоял на учете в психоневрологическом диспансере №1 Васильевского района, но был снят с него в 18 лет в связи с выздоровлением. Но как оказалось позднее, тот диагноз оказался ошибочным.

Уголовное дело по статье 214 УК РФ об акте вандализма в Эрмитаже было вскоре закрыто, Сергея Черняева признали виновным, и назначили наказание в виде лишения свободы сроком на 6 лет, но освободили от уголовного преследования в связи с признанием его невменяемым и не отдающим отчет в своих действиях. В связи с тем, что у молодого человека было выявлено тяжелое психическое заболевание, с очагчающими обстоятельствами, суд поставил направить его на принудительное лечение в городскую психиатрическую больницу №7, сроком на пять лет, где он уже проходил обследование будучи еще подростком.

Глава 4. Страшный диагноз

И начались бесконечные походы по многочисленным врачам. От терапевта до уролога, от окулиста до невропатолога. Но никто из медицинских специалистов отклонений у мальчика так и не нашел.

Отоларинголог заявил, что у Серёжи превосходный слух, он все прекрасно слышит. Нос функционирует нормально, дыхание в норме, есть правда небольшое искривление носовой перегородки, но не критичное.

Окулисту пришлось постараться чуть побольше, потому что маленький пациент всё прекрасно слышал, но не желал называть нужные буквы на плакате. К счастью, в районной поликлинике недавно установили новейший аппарат – диоптриметр для проверки зрения у маленьких пациентов, поэтому данную процедуру мальчик все таки прошел. Проверка показала, что зрение у Серёжи для его возраста отличное. Никаких паталогий не обнаружено, давление во внутриглазном яблоке в норме и так далее.

Хирург так же дал положительную характеристику, но посоветовал матери Серёжи получше его кормить. Для своих трех лет мальчик был худощавого телосложения. Сердце, легкие, кишечник, почки, желудок, поджелудочная железа, печень, и другие внутренние органы, несмотря на преждевременные роды матери сформировались у мальчика в пределах нормы, никаких заболеваний или отклонений так же обнаружено не было.

Беспокойство матери вызывало скорое посещение логопеда, ибо она подозревала, что Серёжа отстает в развитии, но и этого доказано не было. Общаться с логопедом Ларисой Зверевой маленький пациент по началу так же отказывался, как и со всеми врачами, у которых был на приеме. Поэтому женщина прибегла к хитрости. Она достала из шкафа детские книжки и разложила перед ним на столе. Мальчик посмотрел на представленные экземпляры, полистал некоторые из них, выбрал ту, где были описаны сказки Шарля Перро и спокойно ткнул в нее пальцем. Логопед кивнула и взяла эту книжку в руки. Матери Серёжи ничего не оставалось как просто наблюдать за этим необычным действом, прикрыв рот рукой от удивления.

Зверева полистала книжку и остановилась на сказке про Красную шапочку и серого волка. Показав картинки мальчику, она спросила его: «Хочешь, чтобы я ее прочитала»?

Тот, подумав несколько секунд, кивнув, видимо в знак согласия. Мать, сидящая рядом с ним, даже ойкнула от удивления. Сама она так никогда не делала дома, потому что сын засыпал и без чтения сказок на ночь.

– Тогда уговор, – продолжила логопед. – Я читаю, ты повторяешь, – произнесла она и подмигнула мальчику. – Хорошо?

Серёжа снова задумался, на этот раз подольше, чем ранее. Затем снова кивнул. И женщина, выдохнув, начала читать: «Жила-была маленькая девочка. Была она скромная и добрая, послушная и работящая. Мать не могла нарадоваться, что у неё растёт такая помощница: дочка помогала ей по хозяйству, а когда вся работа была сделана, читала матери что-нибудь вслух», – прочитала логопед и посмотрела на мальчика, а тот внимательно смотрел на нее.

Нравится? – Спросила она.

Мальчик кивнул.

– Теперь давай повторим, то, что я прочитала. «Жила-была маленькая девочка…»

– Жила-была маленькая девочка, – спокойно повторил мальчик. Ольга Николаевна чуть в обморок не упала, впервые так четко услышав голос сына, но вовремя спохватилась и шумно выдохнув, прислонилась к стене и продолжила наблюдать за происходящим.

– Хорошо. Молодец. У тебя хорошая речь, четкая, правильная, – похвалила его Лариса Зверева. —Давай продолжим дальше. «Была она скромная и добрая, послушная и работящая…»

– Была она … скромная и … добрая … послушная и …

– Молодец! Умница! – Воскликнула радостно Зверева. – Ольга Николаевна! – обратилась она уже к матери Серёжи. – У вашего мальчика отличная речь для его возраста. Я и не ожидала такого результата.

– Огромное вам спасибо! Я и сама не ожидала, что он у вас заговорит. Фантастика просто! – Поделась впечатлениями Ольга Николаевна и обняла сына покрепче. – Я так переживала, думала, что мой сын…

– Не волнуйтесь, все в порядке. Просто ваш сын… как бы это сказать… слов на ветер не бросает. Читайте ему почаще сказки, да не просто так, а чтобы он их сам повторял, пока читать не научится. Хотя я думаю, что и с этим у него проблем не будет, – добавила логопед и снова повернулась к мальчику: «Ну что, Серёжа? Продолжим»?

Тот снова подумал, затем снова кивнул и даже слегка улыбнулся женщине в накрахмаленном белоснежном халате, которая так же улыбнулась ему в ответ. Было заметно, что она ему определенно нравилась.

– Продолжим … Всем нравилась эта милая девочка, но больше всех её любила бабушка. Сшила она как-то из красного бархата шапочку и подарила её внучке на именины…

От логопеда Ольга Николаевна уходила в приподнятом настроении, правда, в бесконечном списке врачей оставался еще невропатолог. Вот он то как раз и предложил теряющейся в догадках женщине, что с ее сыном не так, обратиться за консультацией к известному в Ленинграде детскому психотерапевту Освальду Валентиновичу Штурману. Правда, запись к нему была на месяц вперед. Но делать было нечего, пришлось ждать. И как выяснилось в дальнейшем, ожидание оказалось не напрасным…

… – Доброе утро, Ольга Николаева. Серёжа, здравствуй, – поздоровался доктор с вошедшей женщиной и ее сыном. – Проходите, садитесь, чувствуйте себя как дома. Как раз пришли результаты последних исследований вашего мальчика, – закончил он фразу, когда мать и сын уже сели на кушетку, стоящую рядом с письменным столом доктора. Ольга Николаевна заметно нервничала и крепко держала сына за руку. Тот как всегда не выказывал никаких признаков беспокойства, а спокойно и с любопытсвом осматривал кабинет доктора.

– Здравствуйте, Освальд Валентинович, – робко начала женщина. – Надеюсь, что результаты … положительные…

– К сожалению порадовать вас не могу, – перебил ее Штурман.

– Все так плохо? – воскликнула побледневшая женщина и еще крепче сжала ладонь сына. Тот только немного поморщился, но ничего не произнес. – Что с моим сыном, доктор? Он болен?

– Сопоставив все полученные сведенья с результатами его анализов, я пришел к выводу, что у вашего сына крайне редкое психическое заболевание, – спокойно продолжил Штурман, нахмурившись, он отложил бумаги, которые держал в руках и внимательно посмотрел на мальчика.

– Не может быть! Я этого не переживу!

– Ольга Николаевна! Подождите, – произнес доктор и поднял руку вверх, призывая негодующую мать к порядку. – Дайте мне договорить, пожалуйста. Ваш сын не псих, не волнуйтесь. Тут другое…

– А кто тогда? Я вас не понимаю…

– В общем так… Существует в психиатрии такое довольно редкое заболевание. Ассоциативное расстройство личности, если коротко, то АПД. Это крайне редкое, и довольно сложное психическое заболевание, которое влияет на способность человека формировать нормальные отношения с другими людьми. Если в двух словах, то люди с АПД часто с трудом устанавливают связи с другими представителя социума, что приводит к чувству изоляции и одиночества. В вашем случае как вы сами знаете, ваш сын избегает общения с другими детьми.

– Да, все правильно, – подтвердила женщина, по щекам, которой уже пробежали дорожки из слез.

– Дело в том, что данное заболевание протекает крайне медленно и порой достаточно скрытно, то есть без явных симптомов. А полностью сформировывается уже во взрослом возрасте. На ранних стадиях его практически невозможно выявить. Поэтому.... – продолжал доктор и теперь уже внимательно посмотрел на несчастную женщину. – Мы пока не опускаем руки и не ставим на этом точку. В данном случае окончательный 100% диагноз ставить еще слишком рано. Просто потому что ваш сын еще слишком юн. Но, консультативное наблюдение за ним необходимо установить на постоянной основе, – закончил фразу Штурман и снова взглянул на мальчика. Тот спокойно посмотрел доктора, но никак не отреагировал на изучающий его взгляд. Штурман взял это на заметку.

– А нам с мужем что делать дальше? Как правильно себя вести с сыном? – спросила Ольга Николаевна и погладила сына голове.

– Повторю, что АПД – это все же психическое заболевание, но оно не опасно для окружащих. Ваш сын не псих в общепринятом понимании этого слова. Поэтому помещать его в стационар никто естественно не собирается. Да и нет у нас на это таких полномочий. Если по простому, то данный синдром схож с аутизмом. Человек живет и существует в своем замкнутом мире и избегает или старается избегать контактов с внешним миром. Но если аутисты не в состоянии позаботиться сами о себе, то с люди с АПД в этом плане вполне адекватны. Они живут обычной жизнью, просто замкнуто. Но, в любом случае за ними тоже нужно присматривать. По крайней мере до момента их полного взросления. Поэтому для вас на данный момент может быть только одна рекомендация.

– И какая же? – уточнила Ольга Николаевна уже более спокойным тоном.

– Живите как и жили раньше. Любите своего сына таким какой он есть. Не выделяйте его среди других детей. Общайтесь с ним как с равным себе. Он еще слишком мал, поэтому есть вероятность, что АПД у него не сформируется до конца, а может болезнь и вовсе отступит. Никаких гарантий вам конечно никто не даст, но шанс есть. Вы, кстати обратились за помощью вовремя.

– Огромное вам спасибо, Освальд Валентинович за помощь и поддержку. Нам нужно будет принимать какие-нибудь таблетки или лекарства?

– Нет конечно! Что вы! Никаких лекарств от АПД в столь юном возрасте еще не придумали. Только профилактика, забота и любовь. Но, в любом случае, если вы заметите какие-либо обостроения, например, необоснованные приступы смеха или агрессии, то немедленно сообщите мне об этом. А так, мы с вами будем встречаться один, два раза месяц для консультативного общения и наблюдения за мальчиком. Договорились?

– Хорошо. Спасибо. А как быть с детским садиком?

– Замкнутый ребенок – это конечно, не совсем … стандарно, – подытожил Штурман, – но, тем не менее, на данный момент никаких ограничений на контакты с другими детьми у Серёжи не будет. Да и помещать его в специнтернат для детей, с … отклонениями так сказать, я бы не рекомендовал вам. Ему как раз показано общение, пускай и безконтактное, но с обычными детьми. Условно, даже если он будет просто находиться с ними рядом целыми днями, но не общаться, это все же лучше, чем просто сидеть в четырех стенах без возможности общения в принципе. Согласны со мной?

– Да конечно, я много думала об этом. Спасибо, что успокоили и поддержали. Теперь хотя бы какая то определенность появилась…

– Вам спасибо за то, что привели ко мне на прием такого чудесного мальчика. Надеюсь, что АПД у него не подтвердится и он вырастет здоровым человеком.

– Спасибо за помощь еще раз, Освальд Валентинович. Сколько я вам должна за прием?

– Ну что вы, Ольга Николаевна! Вашего сына я готов лечить бесплатно! – Замахав руками, заявил доктор и даже немного сердито посмотрел на женщину.

– Спасибо! Вы не представляете как помогли нам! Спасибо! – Почти прорыдала Ольга Николаевна и встала с кушетки. – Серёжа, пойдем, – обратилась она уже к сыну и повела его к выходу из кабинета. – Всего доброго, Освальд Валентинович!

– До свидания. Жду вас через две недели, запись вне очереди.

– Хорошо. Мы обязательно придем.

Глава 5. Отныне только с главного входа!

После акта вандализма (учиненного бывшим студентом), который к слову оказался отличной рекламой для главного музея Санкт-Петербурга, потому что в него толпами ломанулись желающие посмотреть на те самые пострадавшие картины, руководство Эрмитажа тем не менее обратилось к мэрии города с просьбой о выделении средств на модернизацию системы охраны музейных экспонатов и самого комплекса зданий в целом. В частности, встал вопрос об установке на особо ценные и редкие картины антивандальных стекол, которые защитили бы их от рук хулиганов и других представителей маргинальных сообществ.

Тогдашний мэр города Анатолий Булчак пообещал взять вопрос по охране Эрмитажа под свой личный контроль. В августе того года было даже назначено заседание городской экспертной комиссии, для которой директор музея Лилиана Стрельцова подготовила целый доклад о новейших охранных системах, представленных на мировых рынках. На этом заседании должно было присутствовать как руководство музея, в том числе его лучшие реставраторы, так и видные городские общественные деятели, ученые санкт-петербургской академии наук, члены законодательного собрания Санкт-Петербурга, в том числе и сам мэр, а так же пообещал даже прилететь из Москвы первый заместитель министра культуры России Николай Кузнецов.

Но судьбоносного для Эрмитажа и всего города события не случилось. Буквально за три до заседания комиссии, 17 августа 1998 года в России был объявлен дефолт, после чего курс рубля по отношению к иностранным валютам начал свое стремительное падение. В связи с резким ухудшением экономической ситуации проблемы городских музеев, и в частности Эрмитажа, отошли на второй, а то третий план. Политикам стало не культуры.

Спасение пришло казалось оттуда, откуда его совсем не ждали. Андрей Валентинович Сураев – крупный бизнесмен, владелец частного банка «Геркулес», предложил директору Эрмитажа свою финансовую помощь. В то время как в стране стремительно нарастал экономический кризис, поддержка независимого спонсора оказалась для музея как нельзя кстати. Лилиана Стрельцова получила добро от городских властей и заключила с банком «Геркулес» в лице его генерального директора, спонсорский рекламный контракт сроком на 5 лет. Согласно условиям этого контракта, банк «Гермес» обязан был оказать финансовую помощь Эрмитажу в размере 500 000 условных единиц, с учетом актуального курса валют на момент исполнения обязательств. В обмен на это логотип банка-спонсора должен был быть напечатан и размещен на всей рекламной продукции музея рядом с его собственным логотипом. А так же на всех постерах, билбордах, афишах, в коллекционных изданиях и музейных каталогах, фото и видеоматериалах и так далее.

Таким образом, в начале 1999 года, в самый разгар экономического кризиса в стране, в Эрмитаже впопреки всему началась полномасштабная реконструкция охранной системы. На самых знаменитых картинах, таких как: «Мадонна Конестабиле», «Мадонна Бенуа», «Мадонна Литта», «Благовещение», «Даная», «Юноша с лютней», «Завтрак», «Возвращение блудного сына», «Портрет дамы в голубом», «Бульвар Монмартр в Париже», «Две сестры», «Танец» и «Музыка», «Композиция VI», ну и конечно на пострадавшей картине Джованни Беллини «Кудри Авроры», были установлены защитные антивандальные экраны.

Некоторые особо ценные скульпторы, статуи и другие элементы прикладного изобразительного искусства были спрятаны в прозрачные стеклянные саркофаги, которые выполняли сразу несколько функций. Они защищали эти артефакты и от рук вандалов и любопытных туристов, а так же от потенциальных воров. Так же были спрятаны: скульптура «Скорчившийся мальчик», знаменитые Часы «Павлин», Колыванская ваза, Мумия жреца Па-ди-иста. Возникла даже идея закрыть и большинство мебельных гарнитуров, но от нее сотрудники музея были вынуждены отказаться, ибо этот замысел оказался слишком нереалистичным. К тому же к мебели необходим был постоянный доступ для ее очистки от пыли или для реставрации, а это стало бы проблематично из-за наличия стеклянных саркофагов. Да и с эстетической точки зрения мебель, закрытая под стекло смотрелась бы не столь презентабельно. Поэтому ограничились датчиками сигнализации.

В ходе данных работ удалось обновить каталог всех музейных ценностей и провести внутреннюю масштабную ревизию, во время которой, все музейные эскпонаты, включая картины были пронумерованы и проштампованы специальным составом, чтобы при возникновении вопросов музейные сотрудники всегда могли бы определить является ли той или иной предмет – музейным экспонатом или нет. Об этих секретных новшествах естественно никто извне не знал, даже руководство банка-спонсора. Таково было условие директора Эрмитажа.

Впервые в истории главного музея Санкт-Петербурга в его залах, где располагались основные экспозиции, установили аналоговые видеокамеры. Теперь смотрители этих залов могли спокойно сидеть на своих местах и наблюдать на экранах мониторов за всем происходящим на своей территории. Правда, записи с этих видеокамер хранились всего сутки, до начала записи новых данных. На тот момент технической возможности хранить весь отснятый материал у музея не было. Тем не менее уже само появление этих видеокамер казалось настоящей революцией. Поэтому на эту маленькую деталь никто не обращал внимание. В залах музея даже появились специальные таблички, предупреждающие посетителей, что ведется скрытая видеосъемка. Не всем сотрудникам музея это нововведение пришлось по душе, но они ничего поделать не смогли.

Главным же подарком и самому музею и городу (в предверии масштабной реставрации Эрмитажа, намеченной на начало 2000-х годов), стало выделение средств на реставрацию парадного въезда и внутреннего двора Зимнего дворца, (который после революции 1917 года по идеалогическим соображениям был закрыт и заброшен). Именно поэтому, после того как резиденцию российских императоров новая власть превратила в главный государственный музей, посетители Эрмитажа попадали в него не с Дворцовой площади, через главный вход, как императоры, а с Дворцовой набережной, через маленькую дверь, по сути с черного входа, который был расположен на цокольном этаже здания. Парадный же въезд в советское время использовали только в качестве служебного, в частности для проезда иностранных делегаций и зарубежных дипломатов.

В 2003 году, в год 300-летия Санкт-Петербурга, историческая справедливость была восстановлена и парадный въезд (после окончания реставрации всех зданий Зимнего дворца) вновь стал доступным для всех гостей Эрмитажа. Теперь посетители главного городского музея могли попадать в бывшую императорскую резиденцию так же как и в свое время российские императоры, со стороны Дворцовой площади. А летом во внутреннем дворе музея их встречали не только приветливые сотрудники музея, одетые в новую парадную униформу, и но знаменитые эрмитажные коты, о которых вы узнаете в следующей главе!

Глава 6. Проблемы только начинаются

К сожалению, радужные перспективы, которые нарисовал психотерапевт Освальд Валентинович Штурман, не оправдались. Правда, понятно это Черняевым стало не сразу.

В 3 годика Серёжу отвели в детский садик, в надежде на то, что все таки через некоторое время начнет общаться с другими детьми и как-то социализируется среди них. Но этого не произошло. Зато адаптация к новому месту прибывания у мальчика, в отличие от большинства его сверстников, прошла на «ура». Точнее, в обычном понимании этого слова, ее не принципе как таковой не было вовсе.

Когда маленьких детей родители впервые приводят в детский садик, то оставляют их там на целый день не сразу, а постепенно. Начиная с одного часа и так далее, постепенно увеличивая временные интервалы.

Для обычного ребенка новая обстановка и отсутствие матери рядом – это настоящий стресс, к которому он должен адаптироваться постепенно. Кто-то из детей это делает быстро, кто-то медленно. А кто-то и вовсе не адаптируется. В этом плане с Серёжой Черняевым никаких проблем у его матери не возникло. Когда она привела его в садик, то так же как и все остальные мамы сильно волновалась по этому поводу, скорее даже сильнее, чем обычно. Но у нее на это были свои, особые причины. Тем не менее, она так же как и все пришла в садик через час после ухода. Но как выяснилось потом, ее сын даже не заметил отсутствие матери. Он спокойно играл со своими любимыми игрушками, как всегда в полном одиночестве, даже головы не повернул в ее сторону, когда она вошла в группу.

Лидия Михайловна Коваленко, воспитательница младшей группы, в которую попал Черняев, даже немного удивилась такому поведению мальчика, посчитав, что его матери крупно повезло, что ее сын не закатывает истерики, как большинство обычных детей, а ведет себя спокойно. Вместе с тем, она была уверена, что новичок рано или поздно проявит себя более открыто и будет вступать в контакт с другими детьми, после так сказать своей «адаптации». Его замкнутость она по началу посчитала как часть защитной реакции детского организма. Таких особенных детей Лидия Михайловна за свою долгую карьеру уже повидала и не мало, и ни чуть не удивилась появлению нового. Но на этот раз она ошиблась.

Шли недели, месяцы, а Серёжа в садике по-прежнему вел свой обособленный от всех остальных детей образ жизни. Нет, он не был полностью замкнутым, вел себя вполне адекватно, слушал воспитательниц, ел, спал, гулял и играл расписанию. Но выполнял все это скорее автоматически. Другие малыши по-началу пытались как-то завязать с молчуном общение. Подходили к нему, пытались предложить поиграть вместе, но тот никак не реагировал на их предложения. Некоторые особенно настойчивые просто подходили к нему и отбирали игрушки, чтобы спровоцировать на какое-то ответное действие. Но и этого не происходило. В свои три года Серёжа (по мнению воспитательницы) вел себя как взрослый, 10-летний школьник, спокойно, скорее выдержанно, что не свойственно было для такого юного возраста, когда большинство детей, наоборот, были не упраляемыми и буквально стояли на головах от переполняющей их энергии.

Вскоре от него отстали и эти мальчишки, понял, что ничего от него добьются. Они продолжили находиться все в одном коллективе, в одной группе но при этом как бы на разных полюсах.

С одной стороны, этот спокойный и покладистый ребенок, который слушал и выполнял все указания, не капризничал, не дрался с другими мальчишками, соблюдал дисциплину – не мог не радовать Лидию Михайловну Коваленко. Просто потому, что не доставлял ей никаких проблем. Дашь ему набор раскрасок или конструктор и все, на целый день о нем можно позабыть.

С другой стороны, излишняя замкнутость и нелюдимость мальчика стали постепенно напрягать и ее. Про него уже знали другие воспитатели в садике. На прогулке такого персонажа невозможно было не заметить, он выделялся даже среди других молчунов. По садику даже поползли слухи и сплетни о том, что якобы «дома несчастного ребенка избивают и мучают, поэтому он и молчит», и тому подобные бредни.

Лидия Михайловна Коваленко как могла старалась присекать эти россказни, но и сама много думала об данной ситуации. Тем не менее, до поры, до времени ничего необычного не происходило. Все таки Серёжа в их садике был не единственным молчуном, поэтому вскоре и к нему привыкли и остальные воспитатели. Пока не грянул гром…

Когда ему исполнилось 5 лет, мать была вынуждена забрать сына из садика домой. Навсегда.