Бессмертная тьма

В ответ Инико оскалилась на них. Точнее, на Рамин.

– Ты ее знаешь? – спросила Кидан.

Рамин отвела взгляд.

– Она один из дранаиков моего дома. Это она посадила меня на дерево.

– Ты могла серьезно пострадать,

– Я сама виновата, – проговорила Рамин, быстро шагая к башне отделения философии. Кидан шла следом. В определенные моменты Рамин сильно напоминала Джун – слабенькая, так и напрашивающаяся, чтобы ее похитили. Кидан стиснула зубы. Смертные в Укслее были окружены волками.

Башня философии блестела в полуденной дымке, когда студенты поднимались по ее ступеням. Кидан поднялась на лифте с нервными сокурсниками, но по дороге до аудитории 31 держалась от них в отдалении. Какие-то улыбающиеся девушки подозвали Рамин, и та исчезла, оставив Кидан входить одной.

Аудитория казалась мертвой, как старая фотография. В ней было семь окон, затонированных сепийным цветом, затемненных, словно в трауре. Как минимум сорок столов составили концентрическими кругами, а в центре аудитории ждал живой труп.

Единственным признаком жизни в профессоре Андреасе были его афрокосы. Четыре широких ряда кос аккуратно тянулись вдоль черепа и крепились черной заколкой. Волосы подразумевали рост, что-то человеческое. Впрочем, студентов он созерцал с невозмутимым достоинством монарха со старой картины, и Кидан изменила свое мнение. Ничего человеческого в этой аудитории не было.

– Вижу, многие из вас не прислушались к моему совету выбрать другой предмет. – В голосе профессора отчетливо слышалось недовольство.

Все стулья были заняты, а сидевшие на них ежились и ерзали.

Кидан хотелось исчезнуть за задним столом, но его уже заняли. Высокие окна и их неяркая коричневая тонировка глушили солнечный свет, делая столы холодными на ощупь.

Кидан пригляделась к учебнику. Слово «дранактия» складывалось из двух корней: от слов «дранаики», что значило «вампиры», и «акторы», что значило «люди».

– Несколько правил, – предупредил профессор. – Курс дранактии не следует традиционным методам преподавания, расписанию и системе оценок. Расписание и время наших занятий будет различаться в зависимости от событий дня. Каждому из вас позволяется по два пропуска по медицинским показаниям или немедицинским, угрожающим жизни обстоятельствам. Более двух пропусков будет означать немедленное отстранение от занятий.

Никто не возразил. Кидан вертикально подняла карандаш, протыкая блокнот. Она надеялась продержаться дольше, но от командного тона профессора и бесхребетности однокурсников ее бросило в жар. Целый семестр придется такое терпеть?

– В глубине аудитории вы найдете номера телефонов психологической помощи. Призываю вас пользоваться ими в случае необходимости. Потери жизней следует предотвращать, когда это возможно, чтобы они не затрудняли нас в будущем.

Кидан скривила губы. Даже их благие намерения в итоге служат их собственным целям.

– «Введение в дранактию» предлагает теорию и практическую работу по сосуществованию дранаиков и акторов, – продолжал профессор. – Основы курса были написаны Демасусом и Последним Мудрецом во времена древней цивилизации Аксума. Один из вас этот курс окончит. На церемонии вы сможете выбрать в компаньоны не более двух дранаиков и на следующий год сможете изучать «Закон дома: мастерство владения», чтобы завершить вступление в укслейское общество.

– Простите, сэр, – сказал один из студентов. – Кажется, я ослышался. Вы сказали, что только один из нас окончит курс дранактии?

Вопрос задал паренек с нежным веснушчатым лицом, который казался самым младшим в аудитории. Он из какого-то дома, упомянутого тетей Силией? Чтобы больше узнать о Сузеньосе, Кидан следовало подружиться с кем-то из студентов. Но ей не хватало терпения для поверхностных разговоров, помогающих незнакомым людям расслабиться. Кидан сразу переходила к расспросам, чем смущала людей. В этом она была специалист.

– Университет не позволяет мне не аттестовать всех вас. Как минимум один студент должен сдать экзамен, чтобы этот курс продолжал существовать.

Паренек нервно сглотнул, с беспокойством глядя на своего приятеля.

– Не считайте друг друга конкурентами. «Дранактия» написана сложным языком, с которого нужно аккуратно переводить. Вы разобьетесь на рабочие группы, члены которых компенсируют пробелы в ваших знаниях. – Профессор взял мел с доски. – Так, моральное учение дранактии можно разделить на три части. Если кому-то из вас известно, как они именуются, осчастливьте нас своими познаниями.

Из глубины аудитории послышался нежный, но до ужаса монотонный голос:

– Релятивизм, квадрантизм и конкордия.

Кидан повернулась посмотреть на девушку, но до нее было три круга столов, и разглядеть удалось лишь жакет-оверсайз.

– На ааракском, если можете, – попросил профессор.

– Sophene, Aarat и Koraq, – ответила та же девушка.

Профессор присмотрелся к ней с интересом.

– Sophene, Aarat и Koraq. Прозванные тремя отравами. Во время нашей работы одна из этих тем станет для вас непостижимой. Когда это случится, я вас отчислю.

Профессор подошел к изогнутым стенам и записал три темы для изучения.

– Чуть легче или, наоборот, сложнее должно быть оттого, что я не оцениваю никого по письменным работам. Ваше понимание будет измеряться неформальными вопросами, формальными обсуждениями и индивидуальными зачетами. На наших встречах вы будете рекомендовать, защищать свои идеи и оспаривать чужие. Тишина в этой аудитории подобна смерти – всеми силами старайтесь ее избегать. Рекомендую вам читать, чтобы расширять кругозор, но, если вы не в силах справиться с этим минимальным требованием, я с интересом посмотрю, насколько глубокую могилу у вас получится для себя выкопать. – Профессор следил за нами, как ястреб за добычей. – Приступим?

Тишина стояла такая, что Кидан слышала звук своего дыхания.

– Вот ваше первое задание, акторы. – Профессор сел на краешек своего стола, его кожа цвета красного дерева бронзовела в свете, льющемся из окна. – Каждый из вас знает, почему хочет окончить этот курс. Я не имею в виду ваши семьи и бремя наследия, речь о вас самих – чего вы надеетесь достигнуть? Напишите это на листе бумаги. Выразите одним словом, утомительно длинные предложения не нужны.

Залетали листочки: студенты бросились выполнять задание. Кидан даже ручку не взяла. Она не знала, какое слово объясняет ее пребывание здесь. По крайней мере, объясняет лично ей. Ответом всегда была Джун. Чего Кидан надеялась достичь на курсе сосуществования людей и вампиров? Неплохо было бы выяснить, как убивать дранаиков. Убийство. Месть. Поджог. Все, ведущее к смерти. Будущего у нее так и так не было, и Кидан не написала ничего.

Профессор Андреас попросил подписать листочки со словами, собрал их, а потом разбил студентов на пары, исходя из ответов, которые они дали. У Кидан заболело в груди. Она останется без партнера?

– Кидан Адане и Рамин Аджтаф! – объявил профессор Андреас.

Кидан насторожилась, глядя, как знакомая девушка в юбке в красную клетку и простой белой блузке направляется к ней, потому что все вокруг подсаживались к своим партнерам.

Аджтаф.

Дом Золота. Один из домов, о которых предупреждала тетя Силия.

– Еще раз привет. – Голос Рамин звучал серьезно.

Кидан внимательно осмотрела ее:

– Привет.

– Ты тоже ничего не написала? – шепотом спросила Рамин, и когда Кидан кивнула, в ее голосе появилась капелька грусти. – Нашего полку прибыло.

Кидан вопрошающе насупила брови и всмотрелась в винтажные часы Рамин. На ремешке красовался золотой пин, которого она прежде не замечала: тонкая золотая башня. Эмблема Дома Аджтафов.

– Над темой «релятивизм» вы будете работать с партнером. Друг без друга работу не сдадите, и нет, партнеров менять нельзя, – предупредил профессор. – Я дам вам минуту познакомиться.

Кидан была в полном замешательстве. Как нормальные люди справляются с такими ситуациями? Наверное, болтают ни о чем. «Ты рада новому учебному году? Какой у тебя любимый цвет? Какого дьявола ты делаешь на курсе, который навсегда привязывает тебя к вампирам?» Пожалуй, последний вопрос не подойдет.

Рамин наблюдала за Кидан, чуть ли на забавляясь, и ждала, когда она заговорит.

«Да пошло оно!» Спросить Кидан хотелось лишь об одном.

– Что тебе известно о Сузеньосе Сагаде?

Рамин разом помрачнела.

– О нем всем известно. – Девушка убрала вьющуюся прядь за ухо.

Кидан понизила голос,

– Я слышала, он творит что-то ужасное с девушками.

Рамин вытаращила и без того огромные глаза:

– Кто тебе это сказал?

– Никто, это так, сплетни.

– Ну, это неправда, – быстро отозвалась Рамин, оглядываясь, дабы убедиться, что никто не слышал, потом села поудобнее, случайно обнажив ключицу. Там на коричневой коже краснела точка укуса.

Кидан насторожилась:

– Эй, ты в порядке?

– Что? – Рамин проследила за ее взглядом и поправила блузку, спрятав гусиную кожу. – Да, я в порядке.

Кидан вспомнились девушки с повязками на глазах и укусами на плечах. Спина у нее покрылась холодным потом.

Голос Кидан зазвучал, как из ада:

– Это Сузеньос тебя так?

Рамин замерла, потом в ее глазах мелькнула злость.

– Он ничего мне не сделал, и не стоит верить всему, что слышишь. – Дрожащими пальцами Рамин потянулась к учебнику. Тревожный звоночек зазвенел еще громче. Кидан бездумно протянула руку, чтобы успокоить ее нервы, и удивилась до глубины души: кожа напарницы была холодной как лед.

– Тебе нужно носить что-то потеплее, – сказала Кидан, показывая на наряд Рамин.

– Да, – шмыгнула носом та. – Вечно я забываю.

Девушки погрузились в странное молчание: ни та, ни другая не понимали, как перейти к обсуждению, которое им следовало вести. Рамин и Сузеньос как-то связаны?

Согласно дневнику тети Силии, в Доме Аджтафов было более двухсот дранаиков. Тут в глубинах сознания Кидан возник навязчивый вопрос. Что случилось с дранаиками, прикрепленными к Дому Адане? Почему остался лишь Сузеньос Сагад?

Не успела она задать другие вопросы, как профессор Андреас снова привлек к себе внимание.

– Давайте начнем с основного вопроса. Мораль – это нечто врожденное или же она возникает под влиянием?

Руку не поднял никто.

– Если продемонстрируете смелость, я, возможно, воздержусь от того, чтобы отчислить вас всех на первом же занятии. – От его снисходительного тона у Кидан закололо кожу. – Нет желающих? Надо же, как мало у вас мыслей!

Рамин съежилась, когда старые глаза профессора остановились на ней. Не успев осознать, что делает, Кидан заговорила:

– Люди – продукт влияния. Мы во власти нашей семьи, тех, кого любили и потеряли. Мир решает, кем мы становимся вне их контроля. Так что мораль возникает под влиянием.

Тень профессора упала на ее стол.

– Получается, ты ничем не отличаешься от животного.

Кидан подняла голову и заглянула в неподвижные глаза, от их близости в ней так и бурлила ненависть.

– Животное убивает, не чувствуя ни раскаяния, ни презрения, – проговорила она. – Единственная человеческая мораль – размышление и раскаяние.

– Интересная гипотеза. Что у тебя за источники?

Кидан потупилась. Источников у нее не было.

– Без критического анализа и доказательства мысли ничтожны. Прежде чем озвучивать свои идеи, найдите тех, кто их поддерживает.

Язвительность слов профессора росла с каждой секундой. Мгновение спустя раздался монотонный голос девушки, которая говорила раньше:

– Я согласна. Мораль возникает под влиянием.

– Источник? – Профессор Андреас поднял подбородок.

– Первый суд над Оджираном.

– Интересный временной период. Продолжай.

– Оджирана посадили в тюрьму, обвинив в том, что он соблазнил и убил жену своего друга. Прежде чем умереть, он оставил другу стихотворение.

– Ты знаешь это стихотворение?

– Знаю.

Голос у девушки был совершенно бесцветный – ни интонации, ни ритма. Таким даже книгу нельзя вслух читать, не то что стихотворение. Взгляд Кидан переместился на деревья за окном, но далеко ускользнуть не успел. На первой же строчке стихотворения ее внимание вернулось в аудиторию.

– Если источник ненависти – мой глаз, выколи его. Если ненависть останется, выколи второй. Если она и тогда не замолкнет, отрежь мне язык. Если она и тогда не застынет, переломай мне кости. Если она и тогда не погибнет, взгляни на свои руки. Если она под кожей не у меня, а у тебя; если она в глубинах твоей души, очистись. Очистись, мой друг. И надеюсь, ты присоединишься к нам на небесах.

Воздействие слов было невероятным. Буквально на доли секунды у голоса девушки появилась другая каденция. Он стал запоминающимся, дрожащим, будто девушка излагала собственное дело в суде.

– Сомневаясь в том, не зря ли отправил Оджирана на смерть, его друг обезумел, не в силах узнать правду о том, кто соблазнил и убил его жену. Посвятив дальнейшую жизнь тому, чтобы избавить мир от блудниц и прелюбодеев, он стал известен как Длань Неверности. Таким образом, его мораль оказалась под огромным влиянием оставленного ему письма.

Грифель карандаша Кидан сломался на мелкие кусочки. Она украдкой оглянулась, медленно-медленно ведя глазами по полу. На ногах у девушки были берцы с черными шнурками. Кидан осмотрела их, представив, что жесткие выступы подошв давят, словно дорожный щебень.

По крайней мере, девушка не казалась хрупкой. Хрупкость для Кидан была болезнью. Она заражала изнутри, сводя с ума, пока не находился способ ее излечить.

С неожиданным грохотом около берцов упала ручка. Кидан увидела и отложила в памяти кое-что еще – полуперчатки, красивые кисти.

– Кто это? – шепотом спросила она Рамин.

– Ой, это Слен.

Слен. Само имя резало язык так, что Кидан хотелось коснуться губ и проверить, нет ли на них крови. Или так подействовали слова Слен, то стихотворение.

– Она из семьи Кварос, – сообщила Рамин. – Они владеют консерваторией.

Кварос. Еще одна важная семья, о которой предупреждала тетя Силия.

Кидан понизила голос, скользнув взглядом к ушибленному плечу Рамин. Ей требовались ответы на другие вопросы.

– Давай завтра поработаем над нашим проектом в кофейне «Уэст корнер»? Встретимся около полудня?

После недолгих колебаний Рамин кивнула. Когда профессор Андреас завершил лекцию, дав задание изучить историю о Весах Совейна, Рамин первой выскользнула из аудитории. Казалось, ей не терпится избавиться от Кидан.

Кидан выдохнула. С навыками общения у нее проблема. Но так бывает, если целый год разговаривать только с мебелью.

Она стала обдумывать новый план. Создать рабочую группу с Рамин Аджтаф и Слен Кварос и постараться выяснить, какую роль их Дома сыграли в упадке ее Дома. И, что важнее, почему они способствовали упадку. Из ревности, мести, желания присвоить собственность? Каким богатством обладал Дом Адане, чтобы вызвать такую ненависть?

Тетя Силия, наверное, посоветовала бы держаться от них всех подальше. Остаться в живых. Если эти именитые Дома поймут, что она вынюхивает, им не составит труда сделать так, чтобы Дом Адане вымер окончательно. Кидан медленно выдохнула. Ей нужно было лишь сблизиться с парой студенток, улыбаться, а не морщиться, поработать над своим тоном. С ее губ сорвался стон.

Если те Дома не убьют ее по каким-то своим причинам, то наверняка прикончат за отсутствие всякого обаяния.

«Дом Кваросов, шерстянники, скромные пастухи, согревавшие другие Дома одеялами.

Семья фермеров, знавшие землю как свои пять пальцев, они трудились в поте лица, борясь с голодом в Укслее. Это Дом Фермы».

Йоханнес Афера. История Домов акторов

«За последние десять лет Дом Кваросов поднялся в рейтинге семей быстрее, чем любой другой. Целыми поколениями они плелись в хвосте, но недавно переключили бизнес на музыку, разорвали партнерство с Домами-аутсайдерами и понемногу выбиваются в лидеры. Кваросы амбициозны, а амбиции опасны.

Крысы-Кваросы воруют. Известно, что они уводят дранаиков из других домов. За последние годы несколько наших вампиров переметнулись в Дом Кваросов. Внимательно следи за Кваросами. Вероломство у них в крови».

15

Рамин Аджтаф перенесла встречу в большую библиотеку Соломона. Кидан пришла пораньше, радуясь возможности оказаться подальше от пугающего дома и от Сузеньоса. Стоило ему на нее взглянуть, Кидан начисто теряла здравый смысл и сходила с ума от желания напасть. Судя по тому, как дранаик стискивал зубы и избегал ее, он чувствовал то же самое.

Библиотека напомнила Кидан туннель, очень богатый и напыщенный. Вместо растрескавшегося бетона под ногами было гладкое золотое покрытие, отполированное так, что, глядя в отражение, можно было чистить зубы. Вместо неприятных запахов было полное их отсутствие, не нарушаемое ни ароматом чернил, ни бумаги. Словно каждая из книг затаила дыхание и напрягла легкие, чтобы втиснуться в кожаный переплет. И наконец, в каждом уважающем себя туннеле водятся крысы. В укслейской библиотеке Соломона они словно застыли и увековечились в камне – на каждом углу стояли статуи мужчин и женщин с широко раскрытыми глазами. В них боготворилась красота бессмертных. В центре библиотеки, над гербом Укслея, выгравированном на полу, парила трехъярусная люстра. На знамени вокруг львов и двух мечей было написано: «Разум превыше крови, а если кровь пролита, используй ее как чернила».

Кидан сняла с полки книгу под названием «Орудия тьмы: рассказ о войнах и битвах против дранаиков» и узнала о двух вещах, способных убить вампира: серебре, которое дранаик лизнул окровавленным языком, и роге импалы. Первый вариант ее заинтриговал: кровь вампира вступала в какую-то реакцию с серебром и делала его смертельно ядовитым. Так что, если окровавленное серебро зацепит важную артерию, дранаик умрет. Второй вариант заставил ее содрогнуться: рог напоминал о жизни, которой больше не существовало. Он был реликвией, сокровищем жестокого деяния.

Устроившись на жестком сиденье, Кидан перелистала книгу «Миграция: история дранаиков» Нардоса Тесфы.

Обряды компаньонства

Кровь человека-актора ядовита, если не передается добровольно на церемонии компаньонства. Если дранаик выпьет кровь непосвященного ребенка или взрослого, он три дня будет ходить с покрасневшими глазами и должен предстать перед судом.

Церемония компаньонства с дарением крови проводится только по окончании актором курса дранактии.

Кидан коснулась вен на запястье. Ее кровь впрямь ядовита? По крайней мере, до тех пор, пока не отдана, что бы это ни значило. Вместо облегчения в ней запульсировал страх. Улыбающееся лицо Джун появилось на книжной странице, потом раскололось от боли. Джун пытали, вынуждая отдать кровь? Кидан нацарапала поверх слов треугольник, силой изгоняя образ сестры, в челюсти заходили желваки. Обряды и церемонии. Такие потуги на дипломатию действовали ей на нервы. Кидан ненавидела все, что пряталось от своей сущности, не в силах смотреть на себя в зеркало.

Кидан пролистала статьи под другими заголовками: «Западноафриканское влияние», «Первая война с дранаиками», «День Коссии».

Знаменуя согласие, которое достигалось годами, беззаконный День Коссии сыграл важную роль в приобщении безнравственных дранаиков к традициям Укслея. В День Коссии чествуется природа дранаиков и жертвы, которые они принесли во имя мира. В полночь смертных эвакуируют с территории Укслея, и дранаики получают право предаваться бесчинствам.

Кидан перечитала статью дважды. Беззаконный День Коссии. Целое мероприятие, когда чудовища не несут ответственность за свои действия. Чем в последний День Коссии занимался Сузеньос? Выбрался из Укслея, чтобы похитить Джун?

Кидан подняла всю публично доступную информацию о Днях Коссии, в которой перечислялись вампиры, пострадавшие, защищенные и погибшие. Она охнула, под конец обнаружив имя Сузеньоса. За последние пять лет Сузеньос Сагад убил почти всех вампиров Дома Адане.

Откровенная жестокость и расчет, скрывавшиеся за этим фактом, заставили кулаки Кидан сжаться. Каждый День Коссии Сузеньос медленно уничтожал всех, кто ему угрожал. Остаток года он вел себя так примерно, не нарушая закон, что декан Фэрис считала его невиновным в других преступлениях.

Мобильный пискнул, прерывая размышления Кидан. Размяв шею, она прочитала сообщение от Рамин: «Встречу вынуждена отменить. Извини».

Кидан поджала губы. Ей нужно было спросить Рамин про укусы.

Собираясь уходить, Кидан попросила у библиотекарши еще одну книгу:

– У вас есть «Ebid Fiker»?

Так называлась книга, которую вечно носил с собой Сузеньос Сагад.

Библиотекарша улыбнулась попытке Кидан произнести название на амхарском.

– Ты имеешь в виду «Безумных любовников»?

«Безумные любовники»?

– Эта книга существует в переводе? – спросила Кидан.

Библиотекарша, двинувшись между стеллажами, кивнула:

– В переводе она очень популярна.

Взяв книгу, Кидан вышла из библиотеки и нашла уединенное место с фонтанчиком. В нем не было ни грязи, ни опавших листьев – вода текла плавно. Просматривалась даже мерцающая мозаика на дне бассейна. Кидан теребила браслет, думая о сестре. Джун понравилось бы такое милое местечко. Потом журчащая вода медленно покраснела, кровь покрыла мозаику и полилась через край. Кидан отшатнулась, почувствовав резкую боль в груди, затем моргнула – вместо крови в фонтане снова была нормальная, прозрачная вода. Дрожащими пальцами Кидан открыла застежку и легонько коснулась голубой таблетки.

«Я тебя найду».

– Ты ведь Кидан, да?

Кидан вскочила, мгновенно узнав голос: бесцветный, отрешенный, пока им не читали поэзию.

– Я здесь!

Слен Кварос устроилась на верхней ступеньке широкой лестницы. Ее черный жакет доходил до бедер, но казался модным, а не странным. Между пальцев Слен зажимала сигарету. На ветру пепел покраснел и ярко вспыхнул, озарив зрачки Слен. Кидан моргнула, и ветер унес то, что подсвечивало темные глаза девушки.

Кидан поднялась по ступеням на солнце, лучи которого грели ее озябшие ноги. Ее взгляд скользнул на бронзовый пин Слен. Ей понравилась эмблема Дома Кваросов – затейливый перевернутый кубок, из горла которого бурной золотой рекой вываливались три музыкальных инструмента.

– Все думали, что Дом Адане отойдет Сузеньосу Сагаду, но тут появилась ты. – В голосе Слен не звучало никаких эмоций – она сухо излагала факты.

Кидан постаралась расслабиться, радуясь естественной наводке для своего вопроса.

– Ты с ним знакома?

– Лично – нет. Мне известно лишь, что на Коссию он перебил всех дранаиков своего Дома, по крайней мере, тех, кому хватило глупости остаться. Поэтому ни одна другая семья в компаньоны его не возьмет. Сузеньос Сагад всегда выживает. По крайней мере, так говорит мой отец.

Кидан глянула на девушку:

– Я слышала, большинство уцелевших дранаиков моего Дома переметнулись к вам.

Если быть точным, к Кваросам переметнулось десять дранаиков Дома Адане.

Слен пожала плечами:

– Чем больше дранаиков присягают на верность твоему Дому, тем больше веса и влияния у тебя на политику Укслея: они голосуют за твою повестку и расширяют твой бизнес. Ничего личного.

– Ясно.

Слен наклонила голову набок:

– Ты ходишь на «Восточную Африку и нежить».

– Да.

– Этот курс навел тебя на мысли? «Единственная человеческая мораль – размышление и раскаяние». Мало кто выражает идеи дранактии таким образом.

– Да, – ответила Кидан, потому что это было легче, чем объяснять, что ей доводилось убивать.

– Ясно.

Кидан глубоко вздохнула:

– Мы могли бы создать рабочую группу.

– Я не создаю рабочие группы с кем попало.

– И у тебя, и у меня шансы сдать дранактию ничтожно малы, – заметила Кидан, меняя тактику. – Говорят, философия зиждется на четырех столпах: искусстве, литературе, истории и прорицании. Я хочу создать рабочую группу с теми, кто подкован в этих дисциплинах.

Слен обдумала услышанное:

– Образовательный цикл Резара… интересно.

– Рамин Аджтаф специализируется на литературе. Уверена, она захочет к нам присоединиться. Могу вас познакомить.

– Рамин знают все. – В голосе Слен звучало что-то непонятное Кидан.

– Ладно, хорошо. Еще нам нужен студент искусств. Насколько мне известно, укслейским отделением искусств руководит Дом Умилов, так что если ты знакома с кем-то из Умилов, это очень здорово, – сказала Кидан, вспоминая тетины записи и портрет кисти Омара Умила.

– Одного из Умилов я, к сожалению, знаю.

Отлично. Все срасталось.

– Остается самое сложное – прорицание, – продолжала Слен. – Тебе стоит привлечь мот зебейю, который, я заметила, за тобой следит.