Бессмертная тьма

– У меня неплохие информаторы.

Брови дранаика сдвинулись. Наверное, от тревоги. Он глянул на закрытую дверь. Да, конечно, декан Фэрис.

– Тогда почему университетские власти не арестовали меня? Почему мы не в суде?

Кидан могла только буравить его ненавидящим взглядом. Если раскрывать информаторов, то лишь в подходящее время, с гарантией безопасности Джун, не то доказательства погубят саму Кидан.

Как ребенок, нашедший сокровище, Сузеньос подался вперед, сверкая глазами.

– Ты не первая меня обвиняешь. Наверное, у меня просто лицо такое, навевающее подозрения. Раскрою тебе одну истину, которую не понимают мои враги. Мне нравится брать на себя ответственность за свои проступки, потому что они сами по себе неординарны. Однако похитить твою сестру… Что в этом сложного?

Кидан потянулась к стакану с напитком, удерживая себя от соблазна швырнуть его в самодовольное лицо вампира. Вместо этого она проглотила жидкий огонь. Напиток оказался неожиданно горячим, но Кидан взгляд не отвела.

Дранаик проследил, как она ставит опустевший стакан на стол.

– Ну что, обсудим, во сколько ты мне обойдешься? Миллиона должно хватить.

Кидан встала и принялась рассматривать роскошный кабинет. Во всем вокруг чувствовалось родовое богатство – мебель из дорогого дерева, мягчайшие бархатные подушки. Кидан провела по ткани пальцами.

– Это подушка Сауи, – проговорил дранаик рядом с Кидан, и на нее легла его тень. У Кидан свело спину от беззвучности его движений. – Видишь, какие изящные строчки? Мастер успел сшить лишь три таких подушки, прежде чем ушел из жизни. Я мог бы подарить тебе ее в знак нашей новой договоренности.

Дранаик высоко ценил вещи. Кидан чувствовала это по модуляции его голоса. Вещи для Сузеньоса имели больше важности, чем упоминание ее сестры. Кидан подцепила стежок ногтем.

– Осторожно! – предупредил дранаик.

Чувствуя, что он за ней наблюдает, Кидан искривила рот. Она потянула за тонкую красную нить, выпутывая ее из строчки.

Резкое шипение дранаика щекотнуло Кидан затылок прежде, чем она услышала его голос:

– Не надо.

Кидан медленно повернулась лицом к дранаику, оглядывая подернутые гневом черные глаза и напряженное тело: ему явно стоило усилий держать ладони со стиснутыми кулаками по швам, а не у нее на горле.

Кидан бросила нить между ними – красный цвет на миг отразился в глазах Сузеньоса, оживив их. Дранаик шагнул к ней, и Кидан стало нечем дышать.

Он убьет ее прямо здесь?

Низкие каблуки декана Фэрис застучали по полу, извещая о ее возвращении. Сузеньос тотчас отступил, Кидан выдохнула.

– Ну, Кидан, где ты сегодня будешь спать?

Кидан впервые улыбнулась Сузеньосу настоящей жизнерадостной улыбкой. Дранаику хватило ума насторожиться, его брови сошлись на переносице.

– Пожалуй, я займу главную комнату.

Сузеньос Сагад – последний оставшийся вампир, присягнувший на верность нашему Дому. Говорит он мало, но, кажется, достиг понимания с твоими родителями. Думаю, он ждет моей смерти, чтобы присвоить наш дом. Я чувствую на себе его взгляд, его темная персона всегда неподалеку. Не знаю, почему моя сестра и твой отец оставили наследство ему, но это их последняя воля. Они обожали свои тайны. Боюсь, это их в итоге и убило.

Я оставляю дом ему, но если он тебе нужен, забирай его. Он защитит тебя так, как я не смогу.

Четыре Дома восстали против Дома Адане. Остерегайся этих семей – Аджтаф, Мэкэри, Кварос и Умил. Подозреваю, что Сузеньос работает на них. Берегись.

Законы Укслея

Всеобщий закон:

Никто – ни вампир, ни смертный – не может проникнуть в Укслей без разрешения или даже обнаружить его территорию.

Рейтинг Домов

Согласно числу дранаиков, верных каждому из Домов и текущему состоянию бизнеса

1. Дом Аджтафов (234 дранаика)

2. Дом Фэрисов (124 дранаика)

3. Дом Мэкэри (100 дранаиков)

4. Дом Кваросов (98 дранаиков)

5. Дом Темо (97 дранаиков)

6. Дом Деларусов (81 дранаик)

7. Дом Роджитов (65 дранаиков)

8. Дом Пиранов (55 дранаиков)

9. Дом Горо (33 дранаика)

10. Дом Луросов (23 дранаика)

11. Дом Умилов (10 дранаиков)

12. Дом Адане (1 дранаик)

Йоханнес Афера. История Домов акторов

10

Кидан не раскладывалась. Чемодан и сумку она оставила в углу просторной комнаты, рассчитанной на троих. После часа громких споров с деканом Сузеньос в гневе бросился вон из дома. Кидан смотрела, как развевался его длинный пиджак, когда он бежал по ступенькам крыльца; следом ушла и декан. Кидан не стала терять ни секунды. Она быстро обыскала каждую комнату, начиная с этажа, на котором находилась. Комнат было всего четыре, обставленных одинаково, за исключением этой.

Его комнаты.

Кидан невольно сравнила ее с душной квартирой, из которой она, к счастью, съехала. Ее шторы вечно были сдвинуты, чтобы солнце не разбавляло тьму. Тьма снова и снова склоняла ее к зловещим размышлениям, заставляя предаваться разъедающим плоть думам.

А вот Сузеньос Сагад солнце приветствовал, и за целой стеной из стекла виднелся далекий лес и сгущающиеся сумерки. Кидан безмерно раздражало, что дранаик в принципе считает себя достойным света.

Запах книг и чернил был сильнее всего в центре комнаты. Кидан хорошо знала, что такое мятая, в беспорядке разбросанная бумага, но если ее чтиво ковром покрывало пол, раскиданное и выпавшее из ящиков, здесь листы, аккуратно свернутые в свитки и запечатанные, тысячами покрывали стены. Досада снова кольнула девушку. Как здесь все аккуратно, чисто и опрятно!

Кидан взяла один свиток, развязала ленту и пробежала глазами красиво написанный текст:

Письмо бессмертному.

Пишу вам и чувствую себя очень глупо. Мои друзья считают, я слишком много фантазирую и верю, что в трещинах нашего мира скрывается невиданная магия. Только как жить иначе? Мы наверняка могли бы существовать по-другому. Зачем людям способность создавать и удивлять, если они вынуждены крутиться в бесконечном колесе денег и работы?

Надеюсь, я все правильно делаю. Вы просите указать имя, страну проживания и дату.

Пожалуйста, ответьте мне. Не потому, что мне грозит опасность или нужна помощь, а потому, что уверенность в том, что вы существуете, спасет мое воображение, а это все, что мне нужно изменить в жизни.

Роза Томас

г. Луанда, Ангола, 1931.

Кидан нахмурилась и взяла еще пару свитков. Все они оказались письмами из разных стран и разных лет, начиная с 1889 года. Пергамент был свернут в свитки. Кидан не понимала, что к чему. Лучшей догадкой было то, что Сузеньос занимался каким-то бизнесом, и письма были просьбами, но поди отгадай, что он предлагал взамен, ведь в каждом письме просили о чем-то своем. К пятому письму Кидан опостылело отчаяние пишущих. Они умоляли чудовище их спасти. Кидан обвела глазами комнату. Таких писем здесь было как минимум тысяча.

В шкафе дранаика скрывались дорогие пальто, рубашки свободного кроя, черные и коричневые брюки. На тумбочке лежала книга, которую он читал при их первой встрече, – с разрезанным, истекающим соком красным грейпфрутом на обложке

Кидан копалась в ящиках тумбочки и вытаскивала их содержимое – кольца, пенал с ручками, переплетенную рукопись, золотые фляги.

Она уже собралась сдаться и выйти из комнаты, когда на ярком солнце заблестел браслет, засунутый в самый угол. Все звуки стихли. Щебетание птиц на улице, легкий шелест ветра, скрип и стоны старого дома. Сердце у Кидан громко застучало.

Дрожа, Кидан потянулась за цепочкой. На ней висел шарм-бабочка.

С губ девушки сорвался всхлип, и она зажала себе рот. Когда-то она сделала два таких браслета – для Мамы Аноэт и для Джун. В этот браслет она вложила особый смысл, повесив трехконечный шарм в знак Трех Запретов, наложенных на вампиров. Чтобы сестре больше не снились кошмары.

– Джун! – У Кидан сорвался голос.

– Какого черта ты делаешь в моей комнате? – холодно спросили откуда-то от двери.

Кидан замерла. На пороге стоял Сузеньос – руки скрещены на груди, прищуренные глаза впились в браслет-цепочку и содержимое ящиков его тумбочки, разбросанное по полу.

Кидан нужно было сматывать удочки. Добраться до декана Фэрис.

Не успела она сжать руку в кулаке, Сузеньос с невероятной скоростью оттолкнул ее и схватил браслет салфеткой.

– А ну отдай! – зарычала Кидан, вскочила на ноги и налетела на него.

Дранаик легко схватил ее за запястья – рукав свитера задрался, обнажив точно такой же браслет. Меж темными глазами вампира появилась морщина.

– Где она? – Кидан буквально дышала огнем. – Что ты с ней сделал?

Темные глаза дранаика были похожи на океанское дно.

– Боюсь, я не понимаю, о ком ты.

В уголках рта Кидан появилась слюна, когда она проревела:

– Где она, мать твою?!

Сузеньос потащил ее к порогу с пугающей силой.

– Пожалуй, стоит обозначить определенные границы. Если снова обнаружу тебя в своей комнате, деликатничать не буду.

Сузеньос выбросил ее за дверь, как мусор. Кидан попыталась забежать обратно, но дверь захлопнулась. Она колотила в нее, пока не расшибла кулаки, и дверь не открылась. Девушка бросилась в комнату. Окно было распахнуто. Сузеньос вместе с браслетом исчезли.

Ее единственный шанс. Доказательство, необходимое, чтобы декан Фэрис ей поверила, исчезло.

Кидан закричала так громко, что птицы, гнездившиеся на деревьях Укслея, разлетелись прочь.

11

Кидан пронеслась сквозь другие комнаты, переворачивая их вверх дном, отважилась спуститься в жуткий винный погреб и широкое пустое помещение, где хранились тренировочные маты и прочие спортивные принадлежности, казавшиеся неиспользованными. Когда она передвигала их, всюду летала пыль.

На втором этаже, по соседству с кабинетом, в котором потрескивал камин, обнаружилась одна запертая дверь, на которой висел красный гобелен со львом.

На кухне девушка застала повариху, пожилую женщину с седыми завитками в высокой прическе-афро, пахнущую кислым хлебом.

– А-а, вот ты где! – Женщина улыбнулась. На щеке у нее белела мука. – Я Рут, но все зовут меня Этете. Я очень рада, что ты здесь.

Кидан потерла подбородок. Что эта женщина делает в таком месте?

– Я хотела бы войти в комнату со львом на двери, но она заперта. – Голос Кидан звучал недружелюбно.

– К сожалению, у меня ключа нет. – Этете нахмурилась. – Он у Сузеньоса.

– А что в той комнате?

– Даже не знаю.

– А где Сузеньос держит ключ?

– Носит на шее.

Кидан беззвучно выругалась. Даже если бы она сжалась до размеров мошки и попробовала снять ключ с дранаика, он почувствовал бы и свернул ей шею. Кидан вернулась к рифленым дверным ручкам. Она могла поклясться, что слышит, как Джун колотит в деревянную раму двери и кричит от ужаса.

Ее терпения хватило ровно на две минуты.

Бросившись в заросший сорняками сарай, она вытащила топор и приволокла его к двери с красным львом. Кидан выдохнула, собрала брейды в хвост и взялась за топорище.

К ней подбежала Этете:

– Актор Кидан, что ты делаешь?!

– У меня нет ключа.

– Погоди, нельзя же…

Кидан замахнулась – сила тяжести быстро и сильно потянула ее вниз, и вот уже плечи задрожали от сильного сопротивления. Лезвие топора вонзилось в красно-коричневое дерево пола.

Кидан оглянулась. Этете смотрела на нее слегка шокированно, прижав руки к груди.

– Вам лучше уйти, – посоветовала ей Кидан, выдирая топор из пола. Если она обнаружит что-то связанное с Джун, топор найдет выход ее эмоциям. Кидан не хотелось, чтобы на руках у нее была кровь этой женщины.

Этете покачала головой и, бормоча молитвы, ретировалась на кухню.

На сей раз Кидан снесла дверную ручку со звучным хрясть! Золотой металл пролетел мимо ее уха и приземлился где-то в кабинете. Кровь забурлила от острого чувства удовлетворения. Руки болели, дыхание участилось, но Кидан тянуло ударить топором снова.

Последние несколько дней Кидан не контролировала свою жизнь, словно ее вынесло в открытое море без весла. Ну, теперь весло у нее появилось.

Пинком открыв дверь, Кидан затащила в комнату свое оружие. Нос тотчас защипало от мороза, изо рта повалил пар. В комнате стояла кромешная тьма. Впопыхах Кидан сделала наихудший из возможных выводов. Это морг. Зачем еще поддерживать такую низкую температуру? Она увидит тело Джун таким же, каким оно было в ночь похищения? Шоколадная кожа сестры поблекла, нежные губы испачкались кровью?

С бешено стучащим сердцем Кидан потянулась к выключателю, собираясь с духом. Из темноты проступили стеллажи, тянущиеся вдоль стен и до потолка. Ломились они не от тел, а от предметов, когда-то им принадлежавших.

Кидан прошла мимо изящного браслета с древней надписью, короны, смятой так, будто ее владельца обезглавили; отрезанной косы. На стеллаже напротив хранилась королевская одежда, расшитая крестами и ромбами. Сандалии из другой исторической эпохи, музыкальные инструменты из звериных шкур, какие Кидан прежде не видела.

Артефакты.

И это секрет дранаика? При любых других обстоятельствах Кидан взяла бы несколько вещиц, чтобы восхититься их замысловатостью и понять, как превратить их во что-то еще.

Только Джун здесь не было. Весь интерес превратился в гнев. Кидан подняла топор и разбила коллекцию керамики с изящным узором. Осколки разлетелись по просторной комнате, словно конфетти. Кидан замахнулась снова. Безделушки, выставленные на полке в ряд, столкнулись друг с другом и слетели на пол. Кидан снесла еще две полки, крича и кряхтя от напряжения.

Мятая корона покатилась Кидан под ноги. Девушка подняла ее и водрузила себе на голову. Корона была металлическая, неудобная, зато зубцы красивые – золотые кресты с рубинами. Кидан поймала свое отражение в зеркале с красивой рамой и увидела слабую улыбочку.

А потом она застыла. В конце комнаты висел потрясающий портрет богини – темнокожей женщины в треснутой маске с двумя мечами за спиной. От нее исходил свет, яркий и ослепительный. Глаза женщины пронзали деревянную щель и будоражили Кидан. Богиня словно отражала всю боль и ярость, бурлящие у нее под кожей. От души размахнувшись, Кидан полоснула холст, раздирая его.

Ее действия были мелкими, даже мелочными, но Кидан наслаждалась погромом в комнате. Погром – ничто в сравнении с тем, что забрал у нее дранаик, и если что-то из разгромленного было ему дорого, это удовлетворяло ее жажду.

Корону Кидан забрала с собой. В короне ощущалось нечто личное, с ней была связана какая-то история, к тому же Кидан всегда нравилось собирать вещи, ассоциирующиеся с жизнью.

Потом Кидан позвонила декану Фэрис и рассказала о браслете Джун.

– Я разберусь, – сказала декан Фэрис после долгого молчания.

Всего час назад эта женщина отказывалась верить, что Сузеньос похитил Джун. Чувствовался прогресс.

Корону Кидан положила на свой туалетный столик и начала утомительный процесс отрезания металлических крестов ножницами. Золото было прочным, местами пришлось перепиливать, в процессе раня себе руки, но когда кресты ломались, губы Кидан трогала улыбка.

Растерзав корону, Кидан нашла цепочку и повесила на нее каждый из крестов. Она продолжит забирать то, что дорого Сузеньосу, и подарит трофеи своей бедной сестре, когда ее найдет.

Кидан сходила в душ и впервые за долгое время расслабилась. Она даже напевала себе под нос, когда, достав тетин дневник, подкреплялась чечебсой[2]. Вместо того чтобы уйти, как велела Кидан, Этете, сделав строгое лицо, принесла миску с жареными кусками лепешки, лоснящимися от пряного масла.

– Если собираешься здесь выжить, тебе понадобится сила. Ешь!

Кидан собиралась отказаться, но от богатого перечного запаха потекли слюнки. Ее вкусовым рецепторам требовалось что-то помимо лапши. Так она и сидела с обожженным острой едой ртом, испытывала ненужное чувство вины и благодарности и читала тетин дневник. До начала университетского семестра нужно было отследить отдельные связи, особенно то, как дома способствовали исчезновению Джун. То, как они сотрудничали с ним.

По длинной цепочке иностранных ругательств, долетевшей до ее комнаты, Кидан поняла: Сузеньос Сагад увидел, как была осквернена его комната с артефактами. Улыбка Кидан стала искреннее, она убрала свои вещи и спустилась вниз. Такое представление она ни за что не пропустит.

Пробираясь по разгромленной комнате, Сузеньос скинул пиджак и закатал рукава рубашки. Кидан прислонилась к лестничным перилам, наблюдая за всеми оттенками недовольства у него на лице. Сведенные брови, едва сдерживаемый оскал. Все это было так прекрасно!

Обхватив рукой сломанный кубок, дранаик поднял глаза и уперся взглядом в Кидан. Со вздымающейся грудью вампир подошел к лестнице. Девушка устроилась на ступеньках и, качая головой, смотрела на разгромленную комнату.

– Кто бы мог совершить такое? – захлопала ресницами Кидан.

Дранаик возвышался над ней, на его темном лбу пульсировала жилка. Кидан видела, как легко он сминает пальцами кубок. Ей хотелось, чтобы он так же смял ее тело, – тогда у нее будет повод вышвырнуть его из дома, чтобы он сгнил в тюрьме.

– Ты не представляешь, что разрушила, – выдохнул Сузеньос. – Тот портрет был бесценным.

Кидан не преминула взглянуть на комнату – пусть дранаик бесится. Чем дольше девушка игнорировала Сузеньоса, тем сильнее сбивалось у него дыхание, а потом раз, и выровнялось.

– Твоим родным было бы за тебя стыдно.

От таких слов Кидан резко развернулась и зло уставилась на его волевой подбородок.

– Дочь Адане, которая не ценит историю. Позоришь свою семью, да?

Кидан вскочила на ноги и плюнула.

– Не смей говорить о моей семье, мать твою!

Яд ее слов ничуть не навредил Сузеньосу. Его глаза стали яркими, жестокими.

– Правда, я рад, что они все умерли и не видят, в кого ты превратилась.

Кидан влепила ему пощечину. От прикосновения к дранаику в груди у нее что-то надломилось, пробуждая спрятанное внутри чудовище.

Он сказал «все». Они все умерли, включая Джун. Это признание? Сузеньос убил Джун?

Дранаик прикоснулся к своей щеке и облизал губы. Кидан перестала чувствовать себя победительницей. Он вынудил ее ударить его первой.

– Где корона? – потребовал Сузеньос.

Как он так быстро заметил отсутствие короны?

– Где браслет Джун? – Снова, снова и снова Кидан сжимала и разжимала кулаки, стараясь стряхнуть бурлящую в них энергию.

Рука Сузеньоса метнулась вперед, и Кидан вздрогнула. Но он сдержался, заставил себя схватить перила и, подавшись вперед, зашептал:

– Декан говорила мне, что девушка сбежала, и теперь я понимаю. Иметь тебя сестрой – кромешный ад.

Кидан открыла рот, но не издала ни звука. Язык словно высох. Дранаик выпустил на свободу кошмар, который она прятала за семью замками, и заставил спросить себя, почему в ту ночь Джун собрала вещи.

От ненависти Кидан дрожала всем телом. Лампочка у них над головой замигала.

Взгляд Сузеньоса скользнул к точке на ее шее, темнея от голода. Кидан невольно коснулась этого места, разорвав зрительный контакт с дранаиком. Он вытащил из нагрудного кармана золотую флягу и выпил. Раз, и черты его лица изменились: концы волос покраснели, зрачки вспыхнули, рассеивая свет так, что смотреть прямо на него стало больно.

Кидан отшатнулась и сдавленно спросила:

– Что… это?

– Твое спасение. Пока у меня есть это, я не стану кусать твою очаровательную шейку. – Сузеньос взглянул на ее ключицу, вызывая у Кидан дрожь.

Она учащенно задышала.

Наконец Сузеньос отступил на шаг, широко улыбаясь.

– Хочешь поиграть в кто кого уничтожит? Давай поиграем. Прежде я никогда не проигрывал.

Указательный палец Кидан спешно начертил на бедре четыре угла квадрата.

Страх.

Страх за кого? То, что Кидан еще была способна бояться за свое тело, стало невероятным открытием. Девушка до боли сжала кулаки, словно стремясь изгнать из себя эту эмоцию. Не может она бояться. Кидан должна была искоренить все зло. Это моральное убеждение позволяло ей просыпаться по утрам и жить с весом того, что она совершила. Искоренить все зло, включая себя.

Только компаньоны предлагают свою кровь вампирам. У Сузеньоса был компаньон в другом Доме? Кидан точно не знала, ей нужно лучше изучить их обычаи.

Остаток ночи Сузеньос провел в перчатках, работая с сильно пахнущим химикатом – с хирургической точностью пытаясь собрать воедино каждый разбитый артефакт. У Кидан кровь кипела от усердия, с которым он восстанавливал каждый предмет. Ей претило то, как трепетно он пытался сберечь неодушевленные вещи. Касаясь браслета своей жертвы, Кидан понимала, что это признак злого разума. Предметы радуют злодеев больше, чем те, кто их носил. Кидан прогнала эту мысль. Не хотелось проводить параллели между ним и собой, но следовало. Сузеньос забрал Джун, она забрала жизнь того человека. Ненавидеть его значило ненавидеть себя, убить его будет значить убить себя. Так что когда настанет время, Кидан придется набраться сил. Они оба должны будут умереть.

В своей комнате Кидан расслабила плечи и уснула, едва опустившись на кровать.

Ровно в двенадцать дом содрогнулся. Кидан распахнула глаза. Телефон на тумбочке дрожал, словно двигались тектонические плиты. Кидан вскочила.

Из щели под дверью донесся отчаянный крик:

– Помогите!

12

Ковер в коридоре вибрировал, как язык, залитый слюной, в предвкушении того, что Кидан сейчас приблизится, а там, что… это глаза на нее таращатся? У Кидан душа ушла в пятки, она схватилась за дверь, готовая ее захлопнуть, когда крик повторился. Кто-то мучился от боли.

Кидан стиснула зубы и вышла во мрак, кожу тотчас закололо. Загривок овеяло пугающим теплым дыханием, и волоски у нее на спине встали дыбом. Тело содрогнулось. Кидан знала это чудовище. После гибели ее родителей оно наведывалось к ней из ночи в ночь, пока Мама Аноэт его не убила. Как оно нашло ее снова? Кидан развернулась, и зловонное дыхание исчезло.

– Кто здесь? – крикнула она.

В коридоре слышалось только эхо ее голоса.

– Соберись! – шепотом велела себе Кидан.

Болезненный крик раздался снова, на сей раз кричал мужчина, сдерживая ругань. На этот звук Кидан спустилась в комнату, которую обследовала ранее и выбросила из головы, потому что в ней не было ничего, кроме драпированной мебели, сдвинутой в сторону. Выделяло ее то, что она находилась в отдельном крыле и имела стеклянный купольный потолок. Кидан предположила, что это обсерватория.

В этот час луна была в зените, заливая дом голубоватым светом.

Темная фигура стояла на коленях – Сузеньос с голой грудью, ртом, разинутым в беззвучном крике, и затуманенными глазами смотрел на ночные звезды. Кидан шагнула к нему, вытаращив глаза.

Какого черта…

– Нет! – Этете появилась откуда ни возьмись, заставив Кидан вздрогнуть. – Не ходи туда.

Кидан прижала ладони к бешено бьющемуся сердцу. Повариха торопливо накрыла Сузеньоса одеялом, которое принесла с собой, и помогла ему выбраться в коридор.

– Я принесу воды, – сказала она и скрылась за углом.

Лоб Сузеньоса усеивали бусинки пота, а когда он взглянул на часы, у него дрожали плечи. Сообразив, что рядом Кидан, Сузеньос замер. Его глаза вновь стали обычными, горящими, как ночной костер.

– Ты заходила в комнату? – спросил он.

По-прежнему озадаченная происходящим, Кидан скрестила руки на груди.

– А что, если заходила?

Сузеньос шагнул к ней, и одеяло упало с его мускулистых плеч. Он прижал руки к стене по разные стороны от головы Кидан, отрезав ей пути отступления. Грудь Кидан поднималась и опускалась в такт затрудненному дыханию Сузеньоса.

– В этой комнате я не в состоянии контролировать свою жажду крови. Если застану тебя там, – дранаик наклонился к шее Кидан и сделал глубокий вдох, заставив девушку замереть, – ты умрешь.

Пахло от него слишком остро – летним дождем и сырой землей. Лунный свет играл на его темных, перекатывающихся мышцах, источающих невероятную силу и угрозу. Кидан почувствовала уязвимость и слабость своего тела. Какие шансы были у Джун? У Джун, что рыдала, когда при ней убивали паука? Пальцы Кидан отбивали жалкий ритм. Сузеньос глянул на нее и отступил, довольный, что напугал ее.