«Черный Дракон на моей коже»

Я прикоснулась пальцами к татуировке на запястье. Чернильный дракон был неподвижен, холоден. Неживым куском чернил под кожей. Но я помнила, как он оживал. Как защищал. Чья это была воля? Моя? Или Её? Может, всё, что я считаю своими порывами, своими решениями – лишь иллюзия? Тонкая нить, которую дергает та, что стоит за завесой миров?

Самое ужасное было даже не это. Самое ужасное – это предательское облегчение, которое я почувствовала, когда Рейвен сказал: «Только ты можешь остановить её.»

Облегчение от того, что кто-то – даже этот высокомерный дракон – увидел во мне не просто монстра, орудие смерти или последний рудимент вымирающего вида. Увидел потенциал. Силу, которая может быть направлена не только на разрушение.

И это было хуже любой ненависти. Потому что надежда – это самый болезненный яд. Она заставляет сомневаться. Меняться. Чувствовать ответственность. А я не хотела чувствовать ответственность за этот сломанный мир! Я едва справляюсь с ответственностью за свой город, за своих людей. Взвалить на себя ещё и судьбу реальности? Это путь в безумие.

Я с силой сжала раму зеркала, пока костяшки пальцев не побелели.

«Нет, – прошептала я своему отражению. – Нет. Я не твой ключ. Я не твой сосуд. Я – твоя тюремщица. Или твоё забвение. Но я не орудие».

Но даже протестуя, я чувствовала, как тьма внутри меня шевелится в ответ на мои мысли. Она была голодна. Она помнила вкус силы, которую поглотила у ангела, у Рейвена. Она хотела больше. И часть меня – та самая, темная, глубинная – тоже хотела этого.

В этом и заключался главный ужас. Я боялась не только Матери Тьмы. Я боялась самой себя. Той части, которой нравилась эта сила. Нравилось чувствовать, как трепещут враги. Нравилось видеть страх в глазах таких, как Рейвен, когда моя мощь вырывалась наружу.

Разорвать этого внутреннего демона было куда сложнее, чем сразить любого внешнего врага.

С грохотом я отшатнулась от зеркала, схватила с туалетного столика хрустальную флакон духов и швырнула его в отражение. Стекло треснуло, осколки посыпались на пол, а аромат жасмина и крови мгновенно заполнил комнату.

Дверь распахнулась. На пороге застыла Север с ножом наготове, её глаза мгновенно оценили ситуацию: я, бледная, дрожащая, среди осколков и резкого запаха.

– Кого убивать? – спросила она без тени сомнения.

Её простой, чёрно-белый взгляд на мир был таким соблазнительным. Враги. Друзья. Тех, кого нужно защищать. Тех, кого нужно устранить. Никаких полутонов. Никаких экзистенциальных терзаний.

Я сделала глубокий вдох, выравнивая дыхание. Запах крови – пусть и духов – успокаивал, возвращал к реальности.

– Пока никого, – выдохнула я, голос снова приобрёл привычную твёрдость. – Просто… профилактика нарциссизма.

Север кивнула, вполне удовлетворённая таким объяснением.

– Поняла. Убью позже.

Она развернулась и ушла, оставив меня наедине с осколками моего отражения, разбитого на десятки кусочков. Каждый осколок показывал меня с нового ракурса. Где-то – лишь взгляд, полный ярости. Где-то – отблеск страха. Где-то – тень сомнения.

Я не была сосудом. Я была этим осколком. Хаосом из противоречий, силы, страха и ярости. И будь что будет, но эту бурю внутри я буду направлять сама. Не по воле забытых богов, не по плану Матери Тьмы.

А тот, кто попытается использовать меня как ключ – будь то дракон или сама Тьма – рискует обломать его в замочной скважине.

Решимость вернулась, горячая и знакомая. Не уверенность, нет. Но яростное, упрямое отрицание предначертанной судьбы. Этого пока было достаточно.

Я пнула самый крупный осколок зеркала ногой и направилась в душ, чтобы смыть с себя остатки озера, крови и чужих ожиданий. Предстоящий день явно не предвещал ничего хорошего, и встречать его нужно было во всеоружии. Даже если единственным оружием против всего мира пока было моё собственное, ни на что не годное упрямство.

Ледяная вода душа не смогла смыть тяжесть с плеч. Она лишь заставила кожу онеметь, притупив остроту чувств, но не дотянувшись до того холодного узла из страха и ярости, что затянулся где-то под рёбрами. Я рухнула на кровать, и тёмная вода сна поглотила меня мгновенно, без борьбы.

И кошмар пришёл сразу. Не как туман, а как падение с высоты.

Я снова стояла на краю причала. Но вода под ним была не чёрной, а густо-багровой, как запекшаяся кровь. И она не отражала луну – она поглощала свет, втягивая его в свою липкую густоту.

«Дитя моей крови…»

Голос был повсюду. Он исходил из самой толщи кровавой воды, из трещин в старых досках, из моего собственного рта.

«Ты носишь в себе ключ…»

Я попыталась отступить, но ноги приросли к прогнившему дереву. Из багровой воды медленно поднимались фигуры. Не тени, а нечто более плотное, более реальное. Они выходили на причал, и с них стекали струйки той самой жидкости. Это были люди из моего города. Пекарь с улицы Слез. Старая цветочница. Дети, что всегда играли у фонтана. Их глаза были пусты и темны, а рты растянуты в одинаковых, неестественных улыбках.

Они молча окружили меня, протягивая руки. Не для того, чтобы схватить. А будто умоляя. Или приглашая.

«…что отпирает дверь между мирами.»

И тогда я увидела его. Рейвена. Он стоял в самом центре толпы, его драконья стать казалась чужеродной среди этих обывателей. Но его глаза… его золотые глаза были такими же пустыми, как и у них. На его груди алела рваная рана, и из неё сочился не кровь, а тот самый густой багровый свет.

Он шагнул ко мне, и его рука поднялась. Не с угрозой. С печалью. С упрёком.

«Ты могла предупредить,» – сказал он, и это был его голос, но звучал он из тысяч глоток вокруг. – «Ты знала.»

«Нет!» – попыталась крикнуть я, но голоса не было. Только беззвучный стон.

Рейвен коснулся моего лица. Его пальцы обжигали холодом багровой воды.

«Ты – дверь, Мериана. И через тебя войдёт она.»

За его спиной багровая вода начала вздыматься, формируя гигантскую фигуру. Женскую. Изящную и ужасающую. Матерь Тьмы. Её лицо было скрыто вуалью из сплетённых теней, но я чувствовала её взгляд. Он прожигал меня насквозь, выжигая душу.

Она протянула руку, и её пальцы, длинные и острые, как шила, обвили шею Рейвена с нежностью любовника.

«Спаси меня,» – прошептал он, и его глаза наполнились ужасом, настоящим, его собственным. – «Пожалуйста…»

И тогда её пальцы сжались.

Хруст ломающейся кости прозвучал оглушительно громко.

Я закричала. Наконец обретя голос, я закричала так, что, казалось, порву собственные связки. Я рванулась вперёд, но руки мёртвых горожан схватили меня, холодные и липкие, держали с нечеловеческой силой.

А она, Матерь Тьмы, повернула ко мне скрытое тенью лицо. И из-под вуали донесся шёпот, который впился в мозг, как раскалённая спица:

«Спи, дитя мое. Копи силы. Скоро тебе предстоит большая работа.»

Я сорвалась с кровати с таким воплем, что у меня перехватило дыхание. Сердце колотилось где-то в горле, выбивая дикий, панический ритм. Простыни были мокрыми от пота, волосы прилипли ко лбу и щекам.

Комната была погружена в предрассветную тьму, но она казалась неестественно густой, душной. Каждый уголок таил в себе отзвук того багрового света, каждый шорох за окном был похож на шелест её обещаний.

Я обхватила себя руками, пытаясь унять дрожь. Но это была не просто дрожь от страха. Это была ярость. Горячая, слепая, всепоглощающая ярость.

Она посмела. Посмела прийти в мой сон. Посмела использовать его образ. Посмела угрожать им – тем, кто… кто стал важен? Нет. Тем, кто был моим. Моей проблемой. Моей головной болью. Моей собственностью.

Никто не имеет права угрожать тому, что принадлежит мне. Ни боги, ни праотцы, ни сама incarnate Тьма.

Я встала, и ноги сами понесли меня к зеркалу – к тому самому, что было разбито. Я собрала самый крупный, самый острый осколок. Холодное стекло впилось в ладонь, и капля крови, тёмная и почти чёрная в этом свете, упала на полированную поверхность комода.

Я посмотрела на своё отражение в осколке. Искажённое, разбитое. С глазами, полными не сна, а решимости, выкованной в самом пекле кошмара.

– Нет, – прошептала я своему раздробленному лицу. Голос звучал хрипло, но твёрдо. – Это тебепредстоит работа. Работа на забвение. Я не твой ключ. Я – замок. И я захлопнусь прямо по твоей руке.

Предрассветная мгла за окном уже начала сереть. Скоро придёт утро. Скоро начнётся новый день войны.

И на этот раз я была готова не просто обороняться. Я была готова наступать.

Спать уже не было смысла. Адреналин от кошмара и ярость, что пришла ему на смену, требовали выхода не в словах, а в боли. В дисциплине. В железе.

Я собрала волосы в тугой, безжалостный хвост, чувствуя, как кожа на висках натягивается. Надела черные леггинсы и топ, игнорируя свежие синяки – они были моими боевыми красками.

Тренировочный зал в восточном крыле встретил меня запахом пота, металла и старого дерева. Я не щелкнула выключателем. Предрассветный мрак и тени были моими союзниками. Достаточно было того света, что пробивался из высоких окон – холодного, слепого, как взгляд мертвеца.

Разминки не было. Была разгонка. Резкие, рвущие связки выпады. Махи ногами, которые должны были бы сломать неподготовленному человеку шею. Скручивания корпуса до хруста в позвоночнике. Я гнала из тела остатки слабости, остатки страха. Выжигала их кислотой молочной боли в мышцах.

Первой приняла на себя удар тяжелая, кожаная груша, набитая песком и ненавистью. Я не била ее – я уничтожала. Первый же прямой удар влетел в нее с таким треском, будто лопнула доска. Джеб, кросс, хук. Не комбинации – казнь. Костяшки в бинтах мгновенно стерлись в кровь, но боль была лишь топливом. Я вкладывала в каждый удар вес всего тела, всю ярость, всю накопленную горечь.

Удар.«Я не…»

Удар.«…твой…»

Удар.«…КЛЮЧ!»

Груша отскакивала, я ловила её на возврате, вгрызаясь локтями, коленями. Дыхание стало сиплым, горло пересохло, но я не останавливалась. Пятка врезалась в бок груши, и с глухим стоном лопнул один из внутренних швов. Из раны посыпался песок.

Я бросила изуродованную грушу и двинулась к манекену. Он был следующим. Здесь нужно было не бить, а калечить. Горло, пах, глаза, колени. Я отрабатывала не приёмы, а убийство. Ребро ладони – в воображаемый кадык. Пальцы, сложенные в «гладь дракона» – в основание черепа. Колено – в пах с такой силой, что металлический каркас манекена скрипел и гнулся. Я представляла её лицо. Багровые глаза. И рвала их.

Затем – оружие. Я схватила не тренировочный, а боевой нож с полированной сталью. Его холодная рукоять была единственным утешением. Отработка движений превратилась в спонтанный, яростный танец смерти. Блоки, подныривания, перехваты. Лезвие свистело в полумраке, рисуя в воздухе серебряные дуги, готовые вспороть плоть.

Магия пришла сама, подчиняясь ярости. Ареол был пуст, но по его дну уже сочилась чёрная, едкая жижа силы. Я не формировала заклятья – я вплетала тьму в каждый удар. Тонкие щупальца тени хлестали из-за спины, усиливая инерцию, придавая движениям нечеловеческую резкость и силу. Нож в моей руке оставлял в воздухе не просто следы, а чёрные, дымящиеся шрамы.

Внезапно я ощутила присутствие. Не оглядываясь, на полном ходу развернулась и послала в дальний угол зала сгусток спрессованной тьмы, который со свистом рассек воздух.

Из тени вышел Рейвен. Он не поймал его – он рассек удар ребром ладони, и сгусток с шипением рассеялся. Он был без майки, лишь в простых штанах. Мускулы на его торсе играли при каждом движении, на бледной в полумгле коже блестели капли воды или пота. Его глаза горели в полумраке, как у хищника.

Мы молча смотрели друг на друга. Дыхание моё было тяжёлым, хриплым. Его – ровным, будто он не двигался с места.

– Выпускаешь пар? – его голос был низким, без насмешки. Констатация факта.

– Готовлюсь, – выдохнула я, возвращая тьму обратно в себя. Рука с ножом не опустилась. – К тому, чтобы перерезать глотку следующему, кто решит поучать меня.

Уголок его рта дрогнул. Не улыбка. Оскал.

– Уже теплее.

Он сбросил с подставки другую, ещё не тронутую грушу и встал перед ней, приняв устойчивую стойку.

– Покажешь, к чему ты готова.

Это был не вызов. Это была проверка. Испытание на прочность.

Я отбросила нож. Он звякнул о маты. Моим оружием теперь были только руки, ноги и та тьма, что клокотала внутри.

Я атаковала. Не человека – силу. Удар ногой в грушу, которую он держал. Он принял его, лишь чуть подавшись корпусом. Отдача всколыхнула воздух. Второй удар. Третий. Я вкладывала в них всё. Каждый удар был молотом по дверям моего собственного страха. По её лицу. По его высокомерной уверенности.

Он не уворачивался. Он принимал. Его тело было как скала. Но я видела, как напрягаются мышцы на его руках, как сжимаются пальцы, впиваясь в кожу груши.

– Сильнее! – рыкнул он сквозь стиснутые зубы.

Я вскрикнула от ярости и выпустила тьму. Не щупальцами, а чёрным кулаком, обрушившимся на грушу. Кожа лопнула с громким хлопком, песок хлынул на пол.

Рейвен отшвырнул остатки груши и выпрямился. На его груди и животе краснели свежие ссадины от разлетевшихся как осколки песчинок.

Мы стояли друг напротив друга, тяжело дыша. Воздух между нами трещал от напряжения, пах озоном и пеплом.

– Ненависть – хорошее топливо, – сказал он наконец. Его голос снова был глухим. – Но его хватает ненадолго. Оно сжигает тебя изнутри.

– Меня уже ничто не может сжечь сильнее, чем то, что уже было, – прошипела я, вытирая окровавленные костяшки о леггинсы.

Он посмотрел на меня – долгим, пронизывающим взглядом.

– Тогда используй это, – он развернулся к выходу. – Выжги ей всё нутро, когда встретишься. Не оставь даже на пепел.

Он уже уходил, его спина – широкая, испещренная старыми шрамами и новыми царапинами от песка – была мне ответом. Словно я была просто очередной помехой, которую он уже оценил и отбросил.

Ярость, едва утихшая, вспыхнула с новой силой. Белая, обжигающая. Он пришёл, влез в мое пространство, дал свою драконью оценку и… уйдёт? Как будто я – открытая книга, которую он прочитал за пару минут?

– Куда собрался, чешуйчатый? – мой голос прозвучал хрипло, но ледяно. – Испугался, что следующая груша – это будешь ты?

Он замер в дверном проеме, медленно, почти лениво обернулся. В его глазах плескалось не раздражение, а… азарт. Тот самый, хищный, что я видела в бою.

– Ты и так вся в крови и поту, Крафт. Думаешь, тебе ещё одного избиения надо?

– Это не избиение, – я пнула отброшенный нож, и он со звоном подлетел к его ногам. – Это спарринг. Или драконы только на груши бросаются, когда никто не видит?

Его губы растянулись в том самом оскале, который уже не был усмешкой. Это было обещание. Он наклонился, поднял нож, взвесил его в руке и швырнул обратно. Лезвие воткнулось в мат в сантиметре от моей стопы.

– Оружие – это слишком быстро и милосердно для того, что у тебя на уме, – произнёс он тихо. – Покажи, на что действительно способна. Без лезвий. Без твоей тьмы. Только ты и я.

Вызов. Чистый, неразбавленный. Именно то, что мне было нужно.

Я не стала ничего отвечать. Ответом был молниеносный низкий подсекающий удар по его опорной ноге. Он не упал – он сделал шаг навстречу, приняв удар на крепкую голень, и его рука метнулась, чтобы захватить мою шею.

Я ушла в нижний уровень, проскользнула под его рукой и нанесла два жёстких апперкота в корпус. Воздух с шумом вышел из его лёгких. Хорошо.

Но он не отступил. Его тело было как из стали. В ответ он развернулся и нанёс ладонью в грудь. Это был не удар, а толчок. Но такой силы, что меня отбросило на несколько метров. Я перекувыркнулась в воздухе, приземлилась на маты в низкую стойку, едва сохранив равновесие.

Мы замерли, оценивая друг друга. Дыхание стало частым. В зале пахло теперь не только потом и металлом, но и озоном, и дикой магией, что висела между нами незримым облаком.

Он атаковал первым. Его движения были нечеловечески быстрыми и точными. Серия ударов – в голову, по рёбрам, снова низкий кик. Я парировала, уворачивалась, чувствуя, как воздух свистит у самого лица. Каждый блок отдавался болью в костях. Он был не просто сильным. Он был невероятно техничным. Изучал меня. Вычислял.

Я пропустила хук в корпус. Боль пронзила всё тело, потемнело в глазах. Но я использовала его импульс, вцепилась в его руку, провернулась вокруг своей оси и попыталась бросить его через бедро.

Он не полетел. Он словно врос в пол. Его свободная рука обхватила мою талию, и он просто поднял меня, сжав так, что хрустнули рёбра, и швырнул на маты.

Я приземлилась на спину, от удара звёзды поплыли перед глазами. Он уже был надо мной, его колено опустилось мне на грудь, прижимая к полу. Его лицо было в сантиметрах от моего. Золотые глаза пылали.

– Сдаёшься? – его дыхание обжигало губы.

В ответ я плюнула ему в лицо и со всей силы ударила головой в переносицу.

Он ахнул от неожиданности, ослабив хватку на долю секунды. Этого хватило. Я вывернулась, залезла на него, вцепившись ногами в торс, и начала наносить короткие, жёсткие удары в голову – локтями, основанием ладони.

Он рыкнул – по-настоящему, по-драконьи, – схватил меня за бёдра и с силой оторвал от себя, припечатав к матам сверху. Вес его тела придавил меня. Мы были покрыты кровью, потом, дыхание сплеталось воедино.

– Я не… – я извивалась под ним, пытаясь высвободить руку, —… не сдамся… Никогда…

– Я знаю, – его голос прозвучал прямо у уха, низко и хрипло. – Поэтому это так весело.

Он не стал добивать. Он откатился от меня и встал, протянув руку. Я лежала, пытаясь отдышаться, глядя на его протянутую ладонь. На ссадины на костяшках. На капли крови, смешавшиеся с моими.

Я не приняла его руку. Я сама поднялась на дрожащих ногах. Голова кружилась, всё тело горело огнём, но внутри пела та самая ярость. Чистая. Очищающая.

Мы стояли друг против друга, два избитых, запыхавшихся воина. Ни победителей, ни побежденных.

– Завтра, – выдохнула я, вытирая кровь с губ. – Снова.

Он кивнул, и в его глазах мелькнуло нечто, что можно было принять за уважение.

– Завтра.

Он развернулся и ушёл, оставив меня в разгромленном зале. Но на этот раз я не чувствовала себя опустошённой. Я чувствовала себя… живой. Собранной. Заточенной.

Боль была всего лишь напоминанием. О том, что я могу чувствовать. О том, что я могу драться. И о том, что у меня появился спарринг-партнёр, который не боится бить в полную силу.

Рассвет окончательно разогнал тени. Война ждала. Но теперь у меня был союзник в самой её гуще. Пусть и самый невыносимый, заносчивый и чешуйчатый из всех возможных.

Глава 6

Предрассветная мгла окончательно сдалась, уступая место яркому утреннему солнцу, которое нагло заливало светом коридоры особняка. После спарринга с Рейвеном всё тело приятно ныло, а на душе было светло и яростно.

Я накинула шелковый халат поверх спортивного топа – не ради скромности, а чтобы лишний раз не дразнить гусей, – и босой направилась в столовую. Оттуда уже доносились знакомые голоса и соблазнительный аромат кофе, жареного бекона и чего-то сладкого.

Картина, открывшаяся мне, была достойна кисти какого-нибудь безумного художника, специализирующегося на хаосе.

За огромным дубовым столом, ломящимся от яств, царила привычная неразбериха. Доминик, уже одетый с иголочки в свой фирменный стиль «мафиозный денди», пытался однорукой намазать масло на тост, второй рукой листая утреннюю газету с кричащим заголовком «ПОДЖОГ НА ТЕМНОМ РЫНКЕ: НОВЫЕ ПОДРОБНОСТИ».

– Север, ради всего святого, это варенье, а не орудие пыток! – взмолился он, увидев, как девушка с мёртвенно-серым лицом накладывает себе на тарелку желе из бузины с таким сосредоточенным видом, будто собирается не есть его, а проводить над ним алхимические опыты.

– Варенье убило моего деда, – безразличным тоном заявила Север, тыча ножом в стеклянную банку. – Слишком сладкое. Он подавился. Это месть.

– Твой дед умер в сто лет от того, что перепутал снотворное с виагрой! – напомнил Доминик, отбирая у неё нож.

– Подробности не важны.

Бьена, уткнувшись носом в три разных гаджета одновременно, что-то яростно печатала, периодически заливая клавиатуру апельсиновым соком.

– Они снова взломали мой фикбук! – внезапно возопила она. – Опубликовали от моего имени сонет, посвящённый… о боги… пушистости котят! Это война! Крис, мне нужен твой «фирменный метод убеждения» для этого хакера!

Крис, невозмутимо уплетающий стейк с кровью, лишь мотнул головой:

– Цена выросла. После вчерашнего с Ламборджини. Плюс моральный ущерб. Я теперь при виде жёлтого цвета вздрагиваю.

В дверях замер Рейвен. Он был уже одет – черные брюки и просторная серая рубашка с закатанными до локтей рукавами, открывающими мощные предплечья. Его взгляд скользнул по мне, от мокрых от душа волос до босых ног, и в уголках его глаз залегли смешинки.

– Кажется, я попал на заседание клуба сумасшедших, – прокомментировал он, подходя к буфету и наливая себе кофе в огромную кружку.

– А ты думал, тут сервиз «Веджвуд» и тихая беседа о погоде? – фыркнула я, плюхаясь в кресло во главе стола и отбирая у Доминика кофейник.

– Я уже почти привык, – он разлил по тарелкам омлет с трюфелями и беконом, с ловкостью жонглёра избегая летящих со всех сторон предметов. – Хотя нет. Не привык. Твоя подруга, – он кивнул на Бьену, которая теперь пыталась засунуть ноутбук в тостер, – только что предложила взломать Пентагон, чтобы «подсмотреть дизайн их новых дронов для украшения ёлки».

– Это гениально! – возразила Бьена. – Они такие блестящие!

Внезапная тишина заставила всех замолчать. В дверях стояла Серафина. Она была одета в платье цвета рассвета, которое, должно быть, стоило больше, чем весь наш завтрак вместе взятый. Её взгляд, полный холодного презрения, скользнул по обшарпанным стенам, по беспорядку на столе и наконец остановился на Рейвене, который спокойно доедал омлет.

– Какие… душевные посиделки, – произнесла она, и каждое слово капало ядом. – Я ожидала увидеть нечто подобное в свинарнике, но явно переоценила ваши стандарты.

Север медленно повернула к ней голову.

– У нас есть свинарник? – с искренним интересом спросила она. – Можно его посмотреть?

– Это был сарказм, милая, – процедила Серафина.

– А, – Север наклонилась к Доминику. – Можно её отвести в свинарник и скормить хрюшкам?

Доминик простонал и уткнулся лицом в газету.

Рейвен вздохнул и отодвинул тарелку. – Серафина, сядь и поешь.

– Я не притронусь к этой… пище, – она брезгливо сморщила нос. – Это же готовили люди. Без магии. Сомневаюсь, что они мыли руки.

– О, мыли, мыли! – жизнерадостно встряла Бьена. – Я виде… то есть, я проверяла камеры на кухне! Вода и мыло были задействованы в 70% случаев! Это отличный показатель!

Серафина посмотрела на неё так, будто та была насекомым, и медленно, с невероятным чувством собственного превосходства, присела на краешек стула рядом с Рейвеном.

Я наблюдала за этой сценой, попивая кофе. Моя команда. Мои безумцы. Мой ненавистный высокомерный дракон и его невыносимая невеста. Идиллия.

– Так, – я поставила чашку с лёгким стуком, привлекая всеобщее внимание. – Пока вы все тут решаете свои высокие материи, напомню, что у нас в городе кто-то устроил фаершоу, Культ Света активизировался, а по зеркалам бегают тени из кошмаров. Есть какие-нибудь идеи, кроме взлома Пентагона?

– Я отслеживаю финансовые потоки всех известных подразделений Культа, – сразу же отозвалась Бьена. – Кто-то сделал огромные вливания за день до пожара. Деньги шли через офшоры, но я уже почти добралась до источника. Пару часов, и я дам имя.

– Молодец, – я кивнула. – Доминик, как с восстановлением района?

– Работаем, – он отложил газету. – Люди обеспечены жильём, начинаем расчистку. Но народ напуган. Ходят слухи о «каре Господней» и прочей ереси. Нужно показать силу. Наше присутствие.

– Крис, – я повернулась к нему. – Организуй патрули. Удвой посты у границ района. Чтобы каждый житель видел – мы здесь. Мы контролируем ситуацию. И чтобы ни один жрец Культа Света не сунулся туда без нашего разрешения.

– Уже делаю, – Крис доел стейк и достал телефон. – У меня там парочка «добровольцев» из городской стражи уже согласилась помочь. Очень отзывчивые ребята. Особенно после того, как я показал им фотографии их любовниц.

– Север, – моя убийца подняла на меня глаза, перестав ковырять ножом в варенье. – Твоя очередь. Сходи в библиотеку, посмотри, не осталось ли там после вчерашнего… визита… чего-нибудь полезного. Свитки, книги, карты. Всё, что может быть связано с Матерью Тьмы или с теми тварями, что полезли из-под земли.