The Untitled Book

Новые изменения в его жизни произошли как всегда нежданно. Ева умерла при родах. Джек принял очередной удар и одиночество стойко. Но вместе с обильной сединой, всего за пару месяцев покрывшей его голову, пришло к нему желание взорвать свой мир, и превратиться в вольную птицу. Он снова нашел своих государственных работодателей. Программа, кормившая его раньше, была закрыта, но в сотрудничестве со службой другой страны, было чем заняться в Африке. Он принял предложение, вместе с подъемными в виде Цессны 404 Титан II. Облетав машину на нескольких заданиях, и поднакопив денег, он навесил на нее дополнительные баки от 152-й, став практически всепроникающим на африканских просторах. В этой жизненной фазе Джек Джонсон предстал на моем пути.

– 13

Джек, не перебивая, выслушал постановку задачи. Задание не могло напугать его своей сложностью, Джеку уже доводилось несанкционированно вторгаться в ливийское воздушное пространство, и садиться на их территории. Но интересантами тех визитов были влиятельные люди, и со стороны ливийских спецслужб угрозы не было. В этот раз, очевидно не стоило рассчитывать на безразличное отношение к его прилету.

Самолет – единственное, что было дорого его сердцу, представлялся Джеку совсем беззащитным в этой операции, он с ностальгией вспомнил рельеф Южной Америки. Чувство безысходности звучало в словах пилота: – И чего вы не едете туда на машинах, как было запланировано? Лучше бы я сам поехал, нежели гробить самолет!

Контроль воздушного периметра у Ливии был организован русскими, в давние времена, и хорошо продуман. Но в нем были и дыры, прежде всего в южной гористой местности. Войти в Ливию там не представляло труда, но сложно было остаться незамеченным во время полета над равнинной территорией. В мою голову пришла шальная мысль – маскироваться под автомобиль, ей я поделился с Джеком. Он должен был вести Цессну на предельно малых скорости и высоте, чтобы радары воспринимали его как машину. Выпустив всю механизацию крыла, можно снизить скорость до 90 – 100 километров в час. В принципе эта скорость вполне подходит для автомобиля. Но ниже двадцати метров опускаться очень рискованно. Хватит ли этого для маскировки?

Джек молчал, видимо пребывая в глубокой задумчивости. Оставалось совсем мало времени, но я не хотел на него давить. Он и так понимал, что я не оставляю ему выбора. Лучшего решения я предложить ему не мог, но опасность была слишком велика, и он должен был принять изменение задачи добровольно.

Молчание затянулось… Я решил его прервать: – У нас нет хорошего решения, капитан, только это или сдаться. Если ты откажешься, мы возвращаемся домой. Но я надеюсь на твой опыт и везение, а главное на твою смелость.

– Есть, сэр, приступаем к выполнению – ответил мне Джек, и окончательно погрузился в тяжелые размышления. Я отключил связь.

– 14

Наш агент (буду называть его Назир) выехал из Адждабии позавчера рано утром, за пять часов доехал до Джалу, перекусил там, и уже в ночи был в Эль-Джауфе. Официальной причиной поездки была инспекция Сельскохозяйственной службы. Главный агроном – его старый приятель – Мустафа Аль-Фаради, поселил Назира у себя дома. Коротко поужинав, без особых рассуждений, они отправились спать. Утром предстояло много работы.

На утро Назир чувствовал себя абсолютно разбитым и невыспавшимся. В его возрасте тысяча километров за день была непозволительной дистанцией, даже в комфортабельном автомобиле. Но нервное напряжение, не покидающее его в последнее время, спало. Пришла уверенность в благополучном завершении намеченного. Оставалось собрать силы, и сосредоточить внимание на деталях, чтобы не испортить все в самом конце.

Назир и Мустафа неспешно позавтракали блюдами, заботливо приготовленными женой хозяина, и выставленными на столе, перед ее уходом на работу. Их разговор нельзя назвать содержательным, но в какой-то момент Мустафа понял, что видит своего приятеля в последний раз. – Уж не болен ли он тяжело? – подумалось ему. Но из тактичности, спросить не решился. Да и смиренность перед судьбой не давала ему забегать вперед: – Что будет, то будет. На все воля Аллаха!

Закончив трапезу, коллеги уехали на работу. Обычная инспекторская поездка, почти ритуальные действия… Много бумаг, посещение объектов, беседы со специалистами… И вот опять! Мустафа поймал себя на мысли, что его друг сегодня невнимателен, и напрочь лишен интереса к своей миссии. Он постарался не придавать значения своим ощущениям, но в отношении Назира стал проявлять больше тепла и заботы.

Работа была закончена, когда солнце вошло в зенит. Друзья вернулись домой. Чай со сладостями, а затем короткий сон, расслабили обоих. Вечером планировалось встретиться за ужином с главой муниципалитета Куфры. Ничего не значащая встреча, на которой местный чиновник будет сверяться с веяниями власти, но все будет обставлено, как проявление гостеприимства.

Уже стемнело, когда два немолодых человека вышли из дома, и неспешным шагом направились в центральную часть города. За ними на значительном удалении следовали два неприметных человека. То один, то другой совсем пропадал из виду, но Назир в середине пути срисовал эту парочку, когда, попав в темноту, дежурно осмотрелся, и дальше не выпускал их из виду. Это погрузило его в задумчивость. Он успокаивал себя тем, что эта слежка (а что слежка он не сомневался) вызвана приездом чиновника высокого ранга в провинцию. И местные органы не хотят рисковать своей репутацией из-за случайных неприятностей, которые могут возникнуть на улицах любого даже самого безопасного города. Но, во-первых, он ранее неоднократно бывал в Эль-Джауфе и Аль-Куфре, и подобного рвения за местными не отмечал. Или не заметил? Во-вторых, эти парни были слишком хорошо обучены, и действовали предельно скрытно, что не характерно для дежурного сопровождения.

Ужин запланировали на девять вечера в ресторане “Касабланка”, недалеко от мечети Шура. Друзья подошли в начале десятого и практически в дверях встретились с чиновником. Обменявшись пышными приветствиями, вошли в заведение, и прошли в отдельный кабинет.

Назиру, как гостю, предложили первым сделать заказ. Он выбрал тажин по-мароккански, Мустафа – кускус с бараниной, а пригласивший их глава ограничился заалук.

Когда ужин уже подходил к концу, и содержательная часть беседы была исчерпана, разговор повернул в неожиданное русло. Разливая горячий крепкий чай с мятой по исфахани тонкого стекла, украшенным узорами с позолотой, чиновник сообщил:

– Я слышал правительство хочет развивать туризм в нашем оазисе. Вам что-нибудь известно об этом?

Назир порылся в памяти, но ничего подтверждающего или опровергающего это утверждение вспомнить не смог. – Не думаю, что я компетентен в области туризма, знаю только, что наш лидер уделяет много внимания развитию провинций. Однако полагаю, что эта задача не из простых. Дорога из столицы к Вам долгая, а современные туристы избалованы и нетерпеливы.

– О, да! Вы безусловно правы. – придвинулся поближе глава – Поэтому начинать нужно с восстановления гражданской части аэропорта.

– Поправьте, если ошибусь. Аэропорт Куфра, построен итальянцами в 30-х годах прошлого века. Тогда он, кажется, назывался аэродром Бума?

– Ты, как всегда, точен, мой друг. – вставил слово Мустафа – До 2004 года сюда летали Боинги Ливийских авиалиний. А в августе 2008 года здесь приземлился угнанный суданский Боинг 737, летевший рейсом Дарфур – Хартум, после того как ему отказали в посадке власти Египта.

– Что стало с угонщиками? – спросил Назир.

– Думаю они пополнили ряды заключенных нашей тюрьмы. – ответил глава.

– Возможно я что-то путаю, но в Вашем городе нет тюрьмы.

– Поверьте есть, и вполне вместительная. В основном ее используют для содержания нелегальных беженцев из Судана, Эфиопии, Чада… Наш оазис на пути эмиграции. Но вообще-то это секретная тюрьма, я не удивлен, что Вы про нее не слышали. О ее существовании официально не сообщается.

Местные продолжили обсуждать случай с угоном самолета, а Назир задумался о судьбах нелегальных мигрантов. Десятки тысяч несчастных людей, лишенных элементарных благ, в попытке хотя бы сохранить жизнь, устремляются в неизвестность. На этом пути их ждут несправедливости и опасности, но и потом жизнь не превращается в рай. Они попадают в современное рабство, но более сытное, чем их прошлая жизнь. А что предстоит ему самому? По условиям сделки его жену и сына должны были сегодня забрать во время их поездки в Египет. А его самого – завтра в районе круговых орошаемых полей. Он участвовал в их создании в молодости, там начиналась его карьера. “Где все началось, там все и закончится”.

Из размышлений его вывел вопрос чиновника: – какие у Вас планы на завтра?

– Я еще должен проинспектировать центральную оросительную систему круговых сельскохозяйственных проектов Вашего оазиса. А потом поеду домой.

– Если смогу чем-то быть полезен обязательно сообщите. Либо сами, либо через уважаемого Мустафу Аль-Фаради. Я буду бесконечно этому рад.

Расставшись по-дружески с главой муниципалитета у дверей ресторана Назир и Мустафа отправились домой. Перед сном они обсудили завтрашний день. Мустафа предложил свою помощь в инспекции, но Назир, сославшись на ее рутинный характер отказался. Условились, что после завтрака Мустафа пойдет на работу, а Назир поедет сразу на своей машине, чтобы потом напрямую отправиться домой.

Наутро так и поступили, крепко обнявшись на пороге, перед расставанием. Грусть осталась в сердцах обоих друзей. Назир, проехал пару кварталов и выбрался на улицу Сусси в сторону восточной окраины Эль-Джауф. На круговой развязке он планировал повернуть в сторону мечети Омар ибн аль-Хаттаб, а дальше обогнув с севера аэродромную территорию, добраться до своей цели – администрации угодий. Все эти места ему были хорошо знакомы, но он машинально включил навигатор. Нельзя сказать, что изменение точки встречи его напугало, но определенно создало дискомфорт. Теперь ему предстояло отправиться на юг, и в три часа пополудни ждать встречи. Он понимал, что все это как-то связано со вчерашней слежкой. А кто сказал, что ее нет сегодня? И как они отреагируют, на его метания? Но время встречи подразумевало возможность не менять официальную цель поездки. Тем более, что дорога за аэродромом хорошо просматривалась, и можно было засечь наблюдение.

Уже после посещения администрации, Назир по объездной дороге уехал на юг, по дороге в пустыне в сторону Чада. На удалении сотни километров от Эль-Джауф, он начал пристально вглядываться в зеркало заднего вида, но ничего, кроме пыльного следа разглядеть не смог. Достигнув отмеченной навигатором развилки, он повернул влево, в сторону египетской границы. На этом участке еле обозначенной дороги в районе Кюр Зувайях, он должен был бросить машину, уйти в сторону от дороги и ждать нашего прилета.

– 15

Пещеру Пловцов, со времени ее открытия в прошлом веке, посещает много туристов. И она того заслуживает, это возможность своими пальцами коснуться пальцев своих прародителей, через созданные ими рисунки. Непередаваемое ощущение. Но в этот раз, я здесь не за этим.

Пещера находится в долине высохшей реки Сора, у подножия каменистого плато Гильф-эль-Кебир. Поблизости есть небольшая ровная и твердая площадка, используемая в качестве необорудованной взлетно-посадочной полосы для самолетов малой авиации. Она в нашем маршруте вторая контрольная точка. От первой контрольной точки мы добрались сюда быстрее намеченного графика. Джек уже был на подлете, а до встречи с агентом оставалось более трех часов. Крыса и Андроид порывались сбегать в Пещеру Пловцов, но Вождь сказал твердое нет, и добавил: – купите на Амазоне сувенирку, и рассказывайте, что были там.

Цессна подлетела низко с юго-запада, из-за солнца я сначала услышал ее, и только потом увидел. Джек сделал круг, рассмотрел площадку, и на втором заходе, после резкого снижения мягко подкатил машину к месту, где мы его ждали.

На охране площадки остались Крыса и Шахир, а мы с Кайлом и Андроидом погрузились на борт, и Джек дал газу. Правое кресло было захламлено – Джек летал без второго пилота. Но он разрешил мне скинуть этот бардак в мешок и занять место пилота, со словами: – Только ничего не трогай, иначе руки оторву.

Полет занял чуть более часа. По прямой была сотня километров, но Джек обходил горы, чтобы остаться незамеченным для радаров и зайти на посадку с юго-востока. Под нами был отчетливо виден песчаный поземок, настолько четко, что казалось вот-вот он ударит в остекление фонаря кабины пилотов. Высота полета была десятки метров, и Джек постоянно работал штурвалом. К концу полета он был весь мокрый. Машина хорошо откликалась на его команды, поэтому нас сильно трясло.

Я взял у Кайла бинокль и стал вглядываться в сторону предполагаемой точки встречи. Когда разглядел машину агента, дал Джеку ориентир и команду на посадку. Кайл подал сигнал Андроиду – приготовиться. Я тоже снял с предохранителя короткоствольный Пара, который мне утром выдал Кайл, и взвел затвор.

Садились с первого захода, понимая риск поймать камень. Как только самолет коснулся земли, Джек мягко включил реверс, не задействуя тормоза. Через мгновение скорость упала до минимума, и он развернул машину на 180 градусов, не глуша двигатели.

Я и Кайл выпрыгнули из кабины и побежали к стоящей невдалеке машине. У самолетной двери присел Андроид, поворачиваясь в разные стороны, контролируя периметр. Навстречу нам из-за бугра поднялся и пошел на встречу агент. Узнав меня, он ускорил шаг. Я подхватил его под руку и поволок к самолету, Кайл спиной вперед двигался за нами. Я с разбега закинул агента в кабину и запрыгнул сам, за мной Кайл. Джек включил форсаж, а Андроид загрузился уже на ходу. Отрыв шасси произошел одновременно с закрытием двери. Уходили коротким путем, через хребет, с резким набором высоты.

Вся операция на сопредельной территории заняла меньше двух часов, но когда садились, солнце уже клонилось к закату. На подлете к месту посадки, на борт пришло сообщение для Кайла – вторая группа благополучно эвакуировалась.

Джек сделал круг, осмотрелся и посадил борт практически по своим же следам. Мотор не глушил и в этот раз. Мы вчетвером быстро выгрузились, я махнул – Улетай! Набрав небольшую высоту, Джек помахал крыльями прощаясь. Его Цессна уходила так же низко, как и прилетела в первый раз.

Назир невдалеке присел на камень. Кайл и Андроид закинули стволы за спину. Вдруг пришло осознание, что самое рискованное позади, осталась рутина, и меня отпустило.

К нам подошли Крыса и Шахир. Крыса интересовался у Кайла деталями, как все прошло. А Шахир спросил меня: – Сэр, а кто этот человек, которого Вы привезли?

– Это человек, которого мы защищаем.

– Зачем?

– Он помогает нам, мы – ему.

– Он отдал Вам секреты Ливии?

– В некотором смысле да. Они у него в голове.

Я несколько исказил действительность. Назир на прошлой неделе отправил информацию через закладку нашего нелегала в Ливии, а его самого и его семью мы эвакуировали, обеспечивая их безопасность.

Шахир отошел в сторону, а спустя некоторое время я увидел, как он беседует с Назиром. Почти между нами стояли оперативники, и я не мог толком разглядеть их общение.

Пистолет тер спину, я достал его и отщелкнул затвор, проверяя патрон в стволе. Кайл на звук повернул голову в мою сторону: – Нам пора в путь. Агента я забираю в свою машину или тебе нужно что-то с ним обсудить по дороге?

Я не успел ответить. Следующие три секунды перевернули мою судьбу, и будут вспоминаться, как в замедленном кино, всю оставшуюся жизнь. Шахир выхватил из складок одежды маленький пистолет и выстрелил в голову Назира. Голова откинулась, и тело повалилось на спину, но еще до того, как оно коснулось земли, Шахир повернул ствол в сторону Кайла. Раздался второй выстрел. Мой. Пуля вошла в щеку Шахира и он потерял координацию, а его выстрел не нашел цель.

Что было дальше я толком не помню. Все было как в тумане. В ушах звенело.

Глава 2.

– 16

Возвращение домой было психологически мучительным, но недолгим. Рано утром по прилету, меня сопроводили в службу, где сняли первичные показания, взяли подписку о невыезде из страны, и зафиксировали все предполагаемые места пребывания. Я сдал имевшиеся документы и пропуск, после чего был отпущен домой.

Эмма – моя жена была на работе. Я приготовил поесть, и пытаясь преодолеть джетлаг, завалился спать не раздеваясь.

Мне снится бесконечность пустыни. Голые ступни вязнут в горячем песке. Раскаленный шар солнца плавит очертания дюн. Воздух сжигает ноздри. Легкий ветер неожиданно замирает, уши затыкает тишиной. Оборачиваюсь. Стеной накатывает хамсин, закрывая небо. Песок выжигает глаза, забивает уши. От него невозможно спрятаться, он везде. Я сам превращаюсь в песок, и создаваемый им хаос. Как молнии вспыхивают знакомые лица в неожиданных, не запоминаемых обстоятельствах. Все это создает ощущение грядущей гибели. И вдруг – тишина. Хамсин уходит так же быстро, как пришел. Я лежу в песке на спине под безмерной глубиной неба. Ощущение парения. Внутри – пустота. Но не та, что была раньше. Теперь она легкая. Как будто ветер выдул все лишнее, оставив только что-то очень важное.

Когда проснулся уже темнело. Болела голова, была полная апатия, ничего не хотелось делать. Чтобы отвлечься, я решил проверить систему безопасности дома. Уж и не помню зачем, я ее собственноручно соорудил, между командировками. Но чтобы не получить обвинение в паранойе, никому о ней не говорил, даже Эмме. Система отработала без сбоев и инцидентов. Видео записалось со всех камер без пробелов. Отключать я ее не стал, предстоял непростой период моих отношений со службой. Если они попытаются установить наблюдение, лучше мне об этом узнать.

Для того, чтобы отбросить тягостные мысли, я решил посмотреть записанное видео в ускоренном режиме. За время моего отсутствия ничего особенного не происходило. Эмма с работы приходила поздно, принимала душ, и ложилась спать. Утром наспех завтракала, и то не всегда, затем уходила на работу. Так изо дня в день. Только на выходных она отсыпалась, читала и смотрела фильмы, иногда днем уходила, ночевала всегда дома. Я уже хотел выключить просмотр и очистить диск, но вспомнил, что пропустил ее день рождения, а она отмечала его дома. Нашел и включил тот вечер. Было грустно наблюдать это веселье, понимая, что причина моего отсутствия в итоге оказалась никчемной.

Закончился вечер, постепенно разошлись гости. Эмма убрала со стола… Звонок в дверь, она открыла, вернулся ее приятель с работы. Как его зовут? Он что-то забыл? Эмма обхватила его за шею, он ее за талию. Они слились в длинном поцелуе. У меня в глазах потемнело! Я остановил видео, нужно было прийти в себя.

Выпив полстакана виски, я снова включил видео. Очень странное ощущение, когда видишь, как трахают твою жену в твоей постели. От негодования кровь приливала в голову, в ушах звенело. Тянуло блевать и одновременно виденное возбуждало. Я вдруг оказался в новой реальности, чуждой и непонятной.

Придя в себя, я демонтировал оборудование и собрал все свои вещи. Получилось уместится в два чемодана и пять коробок. Загрузив свое имущество в машину, вернулся, написал записку и оставил ключи.

Я не стал устраивать скандал или объяснения не потому, что был холоден или безразличен. Напротив, нанесенная мне рана была столь глубока, что любое прикосновение к ней грозило тотальным разрушением моей личности. Мой молчаливый уход был не бегством, а актом радикального самосохранения, спасением чувства собственного достоинства.

Сам факт измены перечеркнул все общее прошлое и сделал ненужным любое будущее. Каждое слово, сказанное после, стало бы ложью, а любой исход, кроме расставания – бессмысленной агонией. Между нами, теперь пролегла бездна, через которую бесполезно перекидывать хлипкие мостики объяснений и оправданий. Мой отъезд был не порыв, а приговор, вынесенный без права на обжалование.

– 17

Моя жизнь продолжала стремительно катиться под откос. Нужно быстрее найти опору, чтобы не наделать глупостей или не свихнуться в тихую. Первоначальный план был заселиться в гостиницу, но желание успокоения определило мой единственно возможный выбор – я еду домой.

Какой образ всплывает в Вашем сознании, когда Вы говорите – мой дом? Для меня дом всегда ассоциировался не с жилищем, которое мы делили с Эммой, а домом отца, местом, где я провел детство. Долгая дорога располагает к размышлениям.

Я выскальзываю из марева вечерних городских огней, фары прорезают наползающую темноту шоссе. Первая остановка на заправке с ярким неоном. Чашка кофе согревает, освобождая от зябкости ночи. Вокруг тишина и редкие фары машин. Дорога становится монотонной, под стать моим размышлениям, разворачиваясь длинной лентой сквозь темноту высоких лесов. Еще пара остановок, и с рассветом меня встречает стальная дуга моста через залив, с холодной и безразличной ко всему мирскому морской глубиной. На острове утро уже в разгаре. Дорога сужается, петляя между полями и фермами. Снижаю скорость под стать местному ритму жизни. Город моего детства обнимает меня уютными улочками и запахом соленого ветра.

Первым делом я зашел в отделение полиции, сообщить, как полагается поднадзорным, о своем месте пребывания. После чего, отправился домой. Отец не стал приставать с расспросами о причине моего нежданного приезда. Дал постельное белье и предложил принять душ, перед сном. Спросил, когда разбудить, и что я буду есть.

Спал я как убитый. Отец растолкал меня в означенный час, и мы пошли обедать. Он забронировал столик в “Кладдах”, хозяином которого был его приятель. На закуску мы заказали устрицы, и пока их несли, я вывалил на отца всю свою текущую ситуацию.

– Отец, у меня проблемы на службе. Последняя командировка оказалась провальной, думаю в ходе разбирательства, в этом будет признана моя вина. А еще я развожусь с Эммой.

Он посерьезнел и на минуту ушел в себя. После этого позвал официанта, и заказал водку. Нам налили в стопки по 50 грамм, и мы выпили, закусив комплиментом от шефа. Воцарилось непродолжительное молчание, после чего отец начал задавать вопросы.

– Эмма уходит от тебя из-за проблем на работе?

– Нет, я ухожу от нее. Она мне изменила. Про мои проблемы она не знает. И тебе я о них не должен был говорить.

Нам принесли дюжину устриц на льду с лимоном и соусами.

– Что ты собираешься делать? – продолжил расспросы отец.

– От меня сейчас ничего не зависит. Будет расследование. В худшем случае я пойду под суд. Но это вряд ли. А вот со службы меня скорее всего попрут.

– Ты думал, о том, что делать после отставки? Ты же знаешь, я не рад происходящему, но всегда мечтал передать свой бизнес тебе.

– Ты торопишь события, отец. Я не был бы так уверен, что меня отпустят в отставку. Даже в случае негативной оценки результатов, высока вероятность, что меня просто задвинут в дальний угол на бумажную работу. И я еще пару лет не смогу распоряжаться собой, по собственной воле. Нужно будет отсидеться, пока пыль не уляжется.

Отец снова впал в задумчивость, а затем спросил: – Как твое здоровье? Ты плохо выглядишь.

– Не переживай. Просто очень устал.

На горячее мы оба заказали омары. Водка разошлась по организму, сделав беседу менее напряженной. Мы постепенно перешли на местные сплетни. Отец рассказал про моих сверстников, с которыми я много лет не поддерживал отношения, прикрываясь условиями службы. В действительности они давно стали мне чужими, а их жизнь не более интересной, чем сюжет скучной мыльной оперы.

Закончив обед, мы переместились буквально через дверь в ирландский паб “Старый Дублин”. Там за кружкой пива мы погрузились в личные воспоминания, окончательно согревшие мою душу.

– 18

Мой отец французского происхождения, эмигрант и сын репатрианта. Мой дед Жан Алдер перед второй мировой приплыл с семьей из Англии, как французский репатриант. Они поселились в Бордо, для французов они были англичанами, а в тамошней английской общине их признавали за французов. В какой момент дед подхватил английскую фамилию история семьи умалчивает, может быть ее дали родители по рождению, ведь он появился на свет в лондонском Сохо. Отец говорил, что ему попадались какие-то бумаги деда, в которых была фамилия то ли Олье, то ли Ольяр. Я несколько раз пытался разобраться в этой путанной истории, но в итоге бросил. Что знаю точно, дед был участником сопротивления. Наград не заслужил, но и сотрудничеством с оккупантами честь не опорочил. Я его не помню, он умер до моего рождения.

Моя бабушка – Анна, русская по происхождению, дочь эмигрантов первой русской волны, француженка по рождению. Единственный раз, когда мне еще ребенком довелось расспросить ее о деде, она почему-то называла его Джоном. В общем истоки моей семейной саги очень запутанные. Чуть понятнее мне история родителей.