The Untitled Book

Мой новый начальник назначил брифинг на 9 часов вечера, в ресторане “Сигнатуры”, расположившийся в здании одной из престижных школ высокой кухни, в тоже время недалеко от службы. Предстояло узнать, что он имеет в виду на мой счет. Когда я вошел в холл ресторана, шеф, заканчивал разговор с седовласым господином, рыхлого телосложения, невысокого роста, больше похожим на политика, чем на представителя какой-либо другой сферы деятельности. Начальник махнул мне рукой, и повел через главный зал к столу в уединенном уголке сомелье, у винной стены. Чувствовал здесь он себя весьма уверенно.

У стола мы пожали руки, и обменялись комплиментами в связи с возобновлением знакомства. Значит хотя бы помнил, что мы уже были представлены друг другу. Шеф предложил мне выбрать место, я сел лицом в сторону зала, что вызвало у него еле заметную улыбку. Он сел спиной. Подошел официант, мы заказали сразу горячее: он – мраморный тунец в корке черного трюфеля, а я – телятину из Альберты в слоеном тесте. Начальник не стал эстетствовать и заказал красное – Каберне совиньон из долины Хана 2001 года, показав официанту на ячейку в стене с этой бутылкой. Заметив удивление официанта, он прокомментировал: – белое для девушек, а не под рыбу. Хотя этого вина не было в винной карте, официант не ушел уточнить у сомелье относительно нашего выбора, а беззвучно открыл бутылку, положил пробку на блюдце перед шефом, сцедил на дно его бокала пробу, и застыл в ожидании решения. Шеф и тут обошелся без пафоса, не стал нюхать пробку, гонять вино по стенкам и закатывать глаза сглотнув пробу. Махнув рукой – можно разливать, – он начал нашу неспешную беседу. Тем временем, официант перелил вино в декантер с широким дном, разлил по бокалам и на время оставил нас.

– Я слышал, что в Египте у тебя, что-то пошло не так, но скажу честно, для нынешней ситуации в мире, это эпизод на последнюю страницу. Хотя там предстоят тектонические сдвиги, но судьбы мира не решаются на Ближнем Востоке.

– Вероятно центр торнадо в России?

Шеф оценил мою иронию улыбкой.

– Скорее совсем рядом с нами. Но это не имеет отношения к нашей встрече. – Он о чем-то задумался, и сделав глоток вина продолжил: – Не буду заходить издалека. Мне нужен свой человек в России, но не в статусе сотрудника службы, а своего рода неофициальный офицер связи.

Увидев мое молчаливое удивление, он продолжил менее интригующе: – Предстоят большие изменения в отношениях с Россией. Политика будет ужесточена. И чтобы не оказаться в темной комнате с сжатыми кулаками, нам предстоит найти способ вести авторизованный диалог с русскими по неофициальным каналам. Тебя скоро переведут в запас, поэтому ты не будешь представлять позицию службы, а только выражать частное мнение.

– Мое или каких-либо иных лиц?

– Хороший вопрос. Но на него не будет однозначного ответа. Ты же можешь основывать свое мнение на информации, полученной от других лиц, не ссылаясь на них?

– Разумеется. Я именно так и буду поступать, в оговоренных случаях.

– Мне нравится твоя понятливость. Тебя не смущает такая роль?

– Думаю это важная работа. Главное не перепутать свое и правильное мнение. Но думаю, я справлюсь.

Дальнейший разговор носил технический характер. Из него стало понятно и то, почему наша встреча проходила в столь неформальной обстановке. Для службы я перестану быть действующим сотрудником, и больше не смогу использовать ее ресурсы. В частности, исключалось взаимодействие и с московской резидентурой. Взаимодействие с шефом тоже не может быть прямым, только через куратора, которого еще не утвердили, но он выйдет на меня непосредственно перед отъездом. Все это означало, что я стал “тенью”.

Еще во время стажировки в марокканской резидентуре, я познакомился с "тенью". Так неофициально у нас называют ушедших с оперативной службы сотрудников, но продолжающих оказывать услуги своим бывшим коллегам. Формально они уже никому ничего не должны, но имея опыт и связи, иногда бывают незаменимы в нашей работе. Тот парень жил в Танжере, но по бизнесу часто гонял через Гибралтар, попутно выполняя курьерские функции для резидента. Не безвозмездно естественно.

Моя предстоящая деятельность тоже будет оплачиваться, но эти деньги я буду получать не от службы, а как гонорар за консалтинговые услуги нескольким фирмам. Никакой разведывательной информации я передавать не должен, да и не смог бы, поскольку не готов к работе на этой новой для меня территории. Моя негласная деятельность – поддержание канала связи между начальником русского отдела нашей службы и его визави в аналогичной российской службе. А официальную постоянную работу по найму мне еще предстояло самому подобрать в Москве. В общем это почти тоже, чем я занимался последние десять лет, но в непонятном новом качестве – вроде легализованного нелегала.

– 25

До вылета в Москву нужно было завершить личные дела. Вернувшись от отца, первым делом, я встретился с адвокатом по разводам, и отправил его к Эмме. Мой предупредительный звонок не стал для нее сюрпризом, она ждала его уже неделю. Эмма была непривычно тиха, говорила медленно, как бы обдумывая каждое слово. Про причины развода не спрашивала, не изображала невинность. В какой-то момент ее прорвало на рыдания, и она бросила трубку. Перезванивать я не стал, и она тоже не перезвонила.

Потом закрутилось с расследованием в службе, и я даже подзабыл про развод. Напомнил о нем звонок моего адвоката. Он предварительно обсудил условия с адвокатом Эммы, и подготовил драфт соглашения. Требовалось мое согласование. Перед сном, я расположился в кресле своего номера в отеле. Прочитав договор, я переключился на воспоминания прожитых с Эммой пяти лет. И тут на меня накатило.

Я начал вспоминать все с самого начала, когда мы познакомились на выставке Джейсона де Граафа. Мы с Эммой оказались ценителями стиля суперреализма в живописи. Она неплохо владела материалом, и имела свой взгляд на это течение. Это контрастировало с ее специальностью – финансового аналитика сетевой ритейловой компании. И тут мы тоже оказались близки, первое образование я получил в данной области. В тот год я уже работал в поле, и редко бывал дома. Но мы часто созванивались, а когда я возвращался, то много времени проводили вместе. Полагаю она уже тогда догадывалась, что я работаю не инженером, но вопросов не задавала, и своего отношения к моему образу жизни не выказывала. С ней всегда было легко.

В какой-то момент, я пригласил ее в свою квартиру, и она осталась в ней навсегда. Мы стали снимать ее вместе. Эмма не задавала вопросы про наши отношения и как я вижу их продолжение. Она не обустраивала общее жилище под себя и не говорила о детях. Иногда я ловил себя на мысли, что не чувствую ее привязанность ко мне, тем более зависимости от меня. Она просто заполняла собой свободное пространство моей жизни, не вытесняя собой имеющее для меня значение. Казалось, она может исчезнуть в любой момент, так же внезапно, как появилась. Я ценил близость с ней и создаваемый ею уют. Она сняла с меня всю тяжесть бытовых проблем, даже управление общими финансами. Я не хотел ее потерять. Я сделал Эмме предложение, и она сразу согласилась.

Сейчас, по прошествии стольких лет в браке, я не могу понять, что нас объединяло. До знакомства, у нас были абсолютно разные не только образы, но и ритмы жизни, различался круг общения. Я вдруг осознал, что даже не знал ее жизненные цели. Но после того, когда мы стали жить вместе, всюду, куда бы я ни шел, она была со мной рядом. В этом не было безропотности, скорее иллюзия совпадения жизненных смыслов. Ведь такого полного совпадения просто не бывает. Может я глупец, и это была такая ее хитрость? Но в чем смысл? Она самодостаточная сильная женщина. Уверен, она даже ни минуты не почувствует осложнений после развода. Я не создавал добавленной стоимости ее жизни, а развод ее не обесценит. С ее внешностью и умом от мужчин не будет отбоя, а ее страстность будет залогом привязанности к ней любого ее избранника.

Я вспомнил систематизацию отца. Неужели основой наших отношений был только секс? Совпадения в хобби и увлечениях нельзя считать общими жизненными ценностями. А про них мы никогда не говорили. Почему? Я не находил ответа. Было уже поздно, я устал и очень хотелось спать. Обо всем этом я подумаю завтра.

Я провалился в беспокойный сон, в котором оказался посреди пустыни. Я пытаюсь забраться на вершину дюны, чтобы увидеть куда нужно идти, но постоянно сползаю по ее склону, не достигнув цели. Выбившись из сил и потеряв надежду, я падаю на песок. Поднимаю голову, и вижу, что пустыня превратилась в океан с высокими волнами. Пустыня замедляла время, а океан его ускоряет. Я лежу на плоту, вцепившись в его края, даже не пытаясь грести. А куда и зачем? Вдалеке высокой стеной появляется берег. Мой плот несет на него, я неизбежно разобьюсь об эти скалы. В последний миг волна подхватывает меня, вознося выше скал.

Я иду по странному лесу, в котором деревья растут вверх корнями. Впереди меня идет женщина. По походке и волосам я узнаю в ней Эмму. Пытаюсь догнать ее, чтобы убедиться в этом, но чем быстрее бегу, тем она дальше. Я вижу следующую за ней тень, замечаю, что она двигается независимо, чувствую в этом угрозу для Эммы. Пытаюсь кричать, предупредить Эмму об опасности, но она то ли не слышит, то ли не слушает. Я теряю Эмму из виду. Выбравшись из этого ужасного леса, оказываюсь возле неестественно красивого дома, вхожу в него. Везде пустые комнаты и сквозняки. В нем нет уюта, и никто не живет. Я хочу уйти из него, спускаюсь вниз по лестнице, и у входа вижу траурный портрет. Как я его не увидел, когда входил? Подхожу ближе и вижу, что это портрет Эммы. Просыпаюсь в испуге посреди ночи.

Утром позвонил своему адвокату: – Я хотел бы внести сутевые изменения в договор. – На той стороне повисла напряженная тишина. – Не волнуйтесь, это только облегчит Вашу работу. Все совместное имущество, а это в основном акции и счета, должно перейти в собственность моей бывшей жены.

– 26

В день вылета я закрыл счет в отеле и отправил вещи в аэропорт. Шел нудный мелкий дождь, нагоняющий на меня хандру. Мой маршрут предполагал стыковочный рейс с тремя сегментами. Встречу с куратором мне назначили в ресторане первого пересадочного хаба. Далее я предпочел лететь не прямым рейсом, а через Париж, чтобы не торчать в кресле лайнера десять часов, и прибыть в незнакомое место в разобранном состоянии. Кроме того, хотелось воспользоваться случаем и провести день на родине предков, где я не был с самого детства. На следующий день я планировал вылететь в Москву код-шеринговым рейсом Эйр Франс.

Когда я закончил все дела с отелем, до первого вылета оставалось чуть больше четырех часов. Свою машину я вчера отогнал на стоянку продавца, а убивать время в ожидании трансфера отеля в аэропорт не хотелось, поэтому вызвал такси. Но уже садясь в него, спонтанно решил ехать не в аэропорт, а выпить кофе возле дома, где прожил с Эммой последние два года. Меня влекла тайная надежда увидеть ее перед отъездом. В наших окнах не было жизни, наверное, Эмма уже ушла на работу. Пока пил кофе, не покидало чувство незавершенности в отношениях с Эммой, но я решил больше не думать об этом, не оставлять ей места в своей новой жизни.

Первый контакт с куратором был назначен в аэропорту пересадки непосредственно перед моим вылетом в Париж. Так оказалось удобнее обоим. Он должен был прилететь за пару часов до этого, и вернуться назад после нашей встречи. Для встречи я предложил ресторан лаунча “Плаза Премиум”. В моей жизни было много перелетов, в результате я стал обладателем бонусных карт высокого уровня в двух альянсах. Это делает путешествия менее утомительными – меньше ждешь, комфортнее летишь. Одна из привилегий – доступ в бизнес залы аэропортов. Это и определило мой выбор. Я сидел у бара, дожидаясь встречи с куратором, гадая о том, кто им будет. Подошло время. …Я увидел отца. В совпадения такого рода я не верю. Из этого следовало, что отец тоже имеет отношение к службе, и что куратором назначили его. Это вызвало бурю противоречивых чувств. Но остыв, я понял, что это сильно облегчит мою миссию.

Глава 3.

– 27

Самолет идет на посадку. Сбрасывая скорость, пилот переводит турбины на малые обороты, в салоне становится тише… Вдалеке громады облаков в отблесках заходящего солнца подобны горам из розового нефрита. Из-за одной из них выплывает полная Луна, и желтым колесом катится по краю облачного покрова. Перистые облачка словно дым сигареты или призрачный НЛО, пролетают совсем рядом, размывая образ луны, превращая ее в светлое мерцающее пятно.

Приближается верхний край облачности, все чаще он облизывает крыло. Цвет облаков из светло-молочного постепенно становится стальным. Вокруг быстро темнеет, то ли от внезапного прихода ночи, то ли от облачной тени. Крыло срезает ватную вершину, и мы ныряем в кромешную мглу густого тумана.

Пятница, тринадцатое, Московский международный аэропорт Шереметьево. Подходящее место и время для начала новой главы жизни.

На паспортный контроль тянулся длинный хвост усталых людей. Армия соскоблила индивидуальность с лиц девушек, восседавших в стеклянных кабинках. Периодически слышно, как они штампуют паспорта прилетевших. Подошла моя очередь. Долгий взгляд на мою фотографию в паспорте, пристальный на меня. Улыбкой сопровождаю ее неспешное пролистывание страниц моего паспорта.

– Вы впервые в России? – Исследует мою свежую визу пограничница.

– Вроде так. – Пытаюсь шутить.

Девушка не реагирует, сурово смотрит в монитор. Через мгновение ставит штамп: – Добро пожаловать в Москву!

Прохожу по зеленому коридору таможню и попадаю в здание шереметьевского терминала, ничем не отличающегося от сотен в других странах. Улица встречает меня назойливыми таксистами и вечерней прохладой.

Дорога до гостиницы оказалась долгой. Даже в это позднее время был плотный трафик, но все же без пробок. Глядя в окно, я пытался выловить какие-то принципиальные отличия от городских пейзажей других стран, и не находил их, за исключением надписей на кириллице. Чем ближе мы подъезжали к центральной части города, тем более яркими становились улицы, появились подсветки ампирных фасадов и цифровые билборды. Широкие улицы были забиты машинами со всего света, и заметно более новыми, чем в Париже, сравнение с которым было актуально. Первое впечатление от Москвы – богатый и эклектичный город, что в общем-то логично для имперской столицы.

Я выбрал для временной обители отель Лотте, на пересечении Нового Арбата и Садового кольца. В начале службы, во время случайной командировки в Сеул, мне довелось жить в отеле этой сети. Сервис оставил благоприятное впечатление, умноженное в памяти на азиатскую экзотику. Это воспоминание создавало основу для безмятежного начала чего-то неведомого.

– 28

Утром я отправился на завтрак в ресторан отеля. Из разнообразия шведского стола выбрал немного омлета и кофе, организм еще не перестроился на другой часовой пояс, и есть не хотелось. Из-за спины к моему столу подошел коротко стриженный седовласый господин, чисто выбритый, с легким запахам дорогого парфюма. Широко улыбнувшись, он поприветствовал меня на русском: – Привет, шпион! – Довольный произведенным эффектом, плюхнулся в кресло напротив. Протянув через стол ладонь, представился: – Я Ваш контакт, Крис, со стороны известной Вам организации. Меня зовут Константин Андреевич. будем работать вместе.

Был ли он Константином и тем более Андреевичем, я не знал. Как не знал тогда и его фамилию. Но то, что он был в своем праве сомнений не было. Дорогой и элегантный костюм с галстуком, часы толщиной с пол руки, демонстративная выправка – все это было не главное. С давних пор опознаю коллег по цеху по прическе. Точнее по тому, как подстрижены волосы над ушами. Люди моей профессии в любой стране палятся на том, что, даже выйдя в отставку, не позволяют волосам пересекать верхний край ушей. Не все, я, например этим правилом пренебрегаю, как только начал работать под прикрытием. Константин Андреевич был подстрижен по уставу, а своими гусарскими замашками больше походил на представителя контрразведки.

Мы дружески потрепались около часа, обсуждая предстоящее сотрудничество. Коллега продиктовал свой телефон, дал мне местную симку для связи, и убыл, обещав вернуться. Уже уходя спросил, нужна ли помощь в организации быта и трудоустройстве. Получив благодарственное нет, растворился в нарождающемся дне.

На первый день у меня были назначены визиты в три хэдхантерские агентства по подбору топ-менеджмента. По легенде, я искал позицию финансового директора в крупной компании на развивающемся рынке. Моя мотивация – быстрая карьера и подготовка материала для научной работы по теме “Психология финансов на развивающихся рынках”. А искать место в отсталых странах имея хороший русский было бы странно.

Собеседования проходили на русском, с переходом на английский, когда обсуждались профессиональные вопросы. Меня сильно удивила глубина понимания рекрутерами профессиональных задач си-эф-о. Но впечатление о себе, как опытном специалисте в области управления финансами мне удалось создать. Помогало преимущество в свободном владении английской терминологией. По итогу можно было ожидать вакантных предложений. В качестве контактного телефона я дал тот, что был на симке от Константина Андреевича.

Вечер я посвятил театру, купив билет в театральной кассе, попавшейся в центре. В Москве, наряду с интернет-тикингом, сохранилась и эта архаичная форма доступа к искусству. С трудом досидел первый акт, и отправился ужинать. Все же мое знание языка пока не позволяло воспринимать русскую культуру в не адаптированном виде.

Примерно в таком же ритме пролетел остаток недели. Пару раз созвонились с Константином, по его предложению перешли на ты, несмотря на разницу в возрасте. Передали тестовые сообщения в оба конца. И я завис в межвременье.

Ничего не происходило. Совсем. Вначале это радовало, такого полноценного отдыха у меня не было со школы, наверное. Я даже вовсе перестал употреблять алкоголь. Было много впечатлений, я тратил все свое время на погружение в культурную среду, и абсолютно не было стресса. Москва оказалась весьма дружелюбным городом. Слыша мой акцент, люди старались помочь, даже если торопились. А торопятся здесь все и всегда, даже ночью. Как не банально это звучит, Москва – неспящий город. Я это отчетливо осознал, когда стоял в пробке на Тверской в два часа ночи!

В одном из разговоров, Константин, почувствовав мою отрешенность и расслабленность, спросил: – Ты на работу-то устроился? – И получив отрицательный ответ, порекомендовал: – Раз ты пока бездельник, познакомься с себе подобными – буржуями. Легче будет адаптироваться к тяжелой российской действительности.

По его совету, я стал проводить вечера на Патриарших Прудах и в Москва-Сити. Это традиционные места тусовок экспатов. У москвичей принято фривольное отношение к топонимам. Я редко слышал в разговорах официальные названия этих мест, чаще – Патрики и Сити. Но иногда в отношении Москва-Сити еще употребляли – Сидней, башни или стаканы. Также чаще Кутузовский проспект именовали Кутузой, а Новый Арбат – книжки, особенно если речь шла о нечетной стороне.

– 29

Одно из первых моих знакомств в Москве было с Ниной. Друзья ее звали на грузинский манер Нино, отдавая должное ее яркой внешности и темпераменту. За глаза ее иногда называли Нано, имея ввиду ее миниатюрность и креативность. Я пришел поужинать в “№13”, идя по проходу, встретился с ней взглядом, и завис на мгновение, очарованный ее красотой. Этого хватило, чтобы неловко столкнуться. Улыбнулись, я извинился, разошлись. Я проводил ее взглядом, выбрал стол поближе к ее компании, и наблюдал за ней весь вечер. У нее были очень женственные движения, особенно когда она поправляла свои темные кудри. Когда ее застолье начало разбредаться, поймал Нино на выходе и предложил выпить кофе. Она согласилась. По ее выбору пошли в Кофешоп, дальше по Малой Бронной, на углу у Патриарших.

Нино работала в сетевом рекламном агентстве креативным директором. Именно она была на острие привлечения клиентов. Бизнес в России очень мужской, руководители ключевых бизнес-направлений крупных компаний как правило мужчины репродуктивного возраста. А на решения, принимаемые серебряными лисами, весьма позитивно влияют сиськи и милое личико напротив. Это ни в коей мере не умоляет талант и трудолюбие Нино. Она обладала по-мужски жестким умом, и в бизнесе действовала, как бульдозер – опускала ковш и гребла, пока не кончится топливо, а у нее оно не заканчивалось никогда. Но то, что она еще и сексуальная женщина с фантастическими лицом и фигурой делало ее оружием массового поражения в рекламном бизнесе.

Ах, какие рекламные кампании разрабатывали ее креативные команды! Даже не будучи специалистом в этой области, я понимал их незаурядность. На фоне сплошного потока рекламы “дебилов о дебилах и для дебилов”, кампании Нино отличались высоким вкусом, метафоричностью и аллегоричностью. Ее ведущая команда редко занималась товарной рекламой, но как только речь заходила о продвижении значимого бренда, все пути приводили к ним. В тот вечер, когда мы познакомились с Нино, они отмечали победу в одной из номинаций международного рекламного конкурса.

На третий день знакомства с Нино, мы проснулись вместе в моем номере Лотте, и весь день не вылезали из постели. Нино, чтобы не идти на работу. сказалась больной, и в каком-то смысле не соврала. Мы стали много времени проводить вместе, но в дальнейшем спать она предпочитала у себя дома, уезжая иногда далеко за полночь.

А в башнях я познакомился с Лукой. Точнее он познакомился со мной. Его настоящее имя Лукас, но он всем представлялся на русский манер Лукой. Я зашел в магазин купить еще десяток рубашек, чтобы не морочиться стиркой каждую неделю. Он подошел широко улыбаясь, и протянул руку для знакомства, чем весьма меня озадачил.

– Привет! Меня зовут Лука. Ты недавно в Москве? Американец? – Заговорил он на хорошем английском с немецким акцентом. Увидя мое недоумение, сдал назад. – Ты извини за назойливость. Просто некому нас тут представить друг другу. У меня глаз наметан на экспатов, и люблю заводить друзей среди неофитов. А я работаю в башне Федерация. – Он назвал компанию, и начал тараторить про то, чем он там занимается.

– А с чего ты решил, что я американец и недавно в Москве? – заинтригованно ответил я ему на русском.

– Вау! У тебя шикарный русский! Но у тебя лицо и манеры американца – На русском его немецкий акцент был менее заметен.

– Становиться интересно. А можно конкретнее?

– Без проблем. – Рассмеялся Лука. – Последи за своими руками. Одна в кармане, второй, когда показываешь, то открытой ладонью. А лицо вообще никуда не годиться. Что ты лыбишься продавцу? Он что твой друг? Ну и одежда не нашего пошива, “дюймовая”.

– Ты забавный! – Уже смеялся я. Этот парень определенно мне нравился. Я пригласил его выпить кофе, и мы очень быстро подружились. Лука ко всему относился легко, он улыбался миру, а мир улыбался ему. В его обществе всегда царил позитивный настрой.

Лука жил в России почти два десятка лет. За это время успел дважды жениться, и оба раза на русских девушках. У него было трое детей. Первая жена с сыном уехала в Германию. А вторая даже думать об этом не хотела. Он и сам уже давно ощущал себя русским, и лучше понимал, что твориться в России, чем где-либо в Европе. Он был полностью доволен своей жизнью. Счастливая семья и хорошая работа. – Я ведь специально не избавляюсь от акцента. За него мне платят чуть больше, чем моим русским коллегам.

Я рассказал Луке о своих намерениях найти работу в Москве, и собрать материал для научной карьеры. Он с энтузиазмом взялся мне посодействовать, и в тот же день позвонил: – Крис, я нашел тебе дело в своей компании. Это временный контракт консалтера, но деньги хорошие. А там как пойдет. – Я с благодарностью согласился.

– 30

Лука был партнером в консалтинговой компании, как он изящно выразился “из большой десятки, без большой четверки”. Компания была формально российской, но ее глобальные корни легко гуглились. В ведении Луки был аудит. Встречу с партнером, отвечающим за слияния и поглощения, он организовал на раннее утро. Пришлось перестраиваться, отвыкать от вольного режима и кэжуал. К назначенному часу я был на ресепшн их компании, откуда меня проводили в переговорную.

Окно в пол на шестидесятом этаже восточной башни открывало великолепный вид на Дом Правительства, Кремль и на бесконечность московских кварталов. У меня захватило дух от этого заоблачного обзора. Неслышно зашел партнер: – Вот за этот вид с нас и дерут запредельную стоимость аренды. Но мы не жалуемся, а перекладываем ее на клиентов. – Мы пожали руки и представились. Партнера звали Алекс, он имел восточные черты лица, но родился в Москве. Это частое явление в России – дети Советского Союза. Во времена СССР произошло большое кровосмешение и миграция народов.