Пятое время года

– Что будет, если я откажусь?

– Вашу охрану придётся проводить по какой-нибудь хитрой статье расходов, – Совье начал загибать пальцы. – Её Величество выскажет мне своё фи, начальник Службы станет каждый день пилить меня за негибкий подход, жители соседних с вашим домов начнут сплетничать о том, что к вам постоянно ездит шикарный экипаж. Ах да, в ближайшее время вас посетят представители как минимум трёх основных служб Съера с аналогичными предложениями. И самое главное – я искренне расстроюсь.

– И никаких последствий? Преследования, притеснения, запугивания?

– Госпожа Мур-Мур, я похож на идиота? – обиделся Совье. – Или на безумца, подобного Стефану Второму?

Имя оглушило и обожгло болью. Смешно: я спокойно воспринимала слова «король», «государь», «узурпатор». Но имя, которое коронованный палач собственноручно выжег на моём плече, до сих пор не могла ни произносить, ни слышать. Только, вопреки расхожему мнению, приёмный сын Его Величества Филиппа Третьего не был безумцем. Он получил прекрасное образование, обладал холодным и ясным умом, питал слабость к естественным наукам и лично препарировал мышей и лягушек. К несчастью, его любознательность потребовала более крупных подопытных, нежели лягушки.

«Смотрите, госпожа Веррен, сердце ещё бьётся. Неужели вы не хотите лёгкой смерти этой ведьме?..»

– Светлые Боги! – резкий скрип стула вернул меня в реальность. – Госпожа Мур-Мур, вам плохо?! Выпейте воды!

Зубы клацали о край стакана, отпила я с третьей попытки.

– Пожалуйста, – чтобы унять дрожь, пришлось сделать глубокий вдох. – Если вас не затруднит, по возможности не упоминайте при мне имя нынешнего короля Шерры. На моих глазах он лично до смерти запытал женщину. Ведьму. Вскрыл ей грудь и смотрел, как она умирает.

Совье наполнил другой стакан и осушил залпом.

– Каюсь, раньше я не верил этим слухам. При дворе много болтают… Простите, госпожа Мур-Мур.

Я перевела взгляд на договор, который всё ещё держала в руках. Всё-таки ужасно жаль, что Пряхи не видят своего будущего! Как бы невзначай Совье положил на край стола вечное перо. Намёк я поняла правильно.

– Что ж, господин Совье, никто вас за язык не тянул. Вы оставили для особых условий всего половину страницы, но я постараюсь уместиться.

Он изящно повёл рукой, приглашая меня в кресло за столом:

– Прошу вас, располагайтесь.

Глава 6

– Вы серьёзно? – Совье оторвал недовольный взгляд от вписанного мной текста. – Возможность оказывать услуги помимо служебных обязанностей? Вам мало жалования, госпожа Мур-Мур?

– Не всё в мире измеряется деньгами, – повторила я слова учителя. – Иногда только помощь Пряхи спасает людей от трагедии. Пропавшие дети, лживые обвинения, самоубийства от отчаяния. На позапрошлой неделе оклеветали механика с суконной фабрики, и лишь вмешательство ведьмы спасло его от тюрьмы.

– Какая из вас ведьма, – хмыкнул Совье. – Кстати, давно хотел узнать: почему именно Пряхи? Не Пророчицы, Предсказательницы или, к примеру, Вещуньи?

– Наша вселенная состоит из энергии, свёрнутой в нити. Мы вытаскиваем эту нить и тянем на себя, – я изобразила пальцами движение, словно скручивала нечто невидимое. – Очень похоже на то, как прядут пряжу. Отсюда и Пряхи.

– Но вы не прибегаете к жестам, я вчера внимательно следил.

– Мне они не нужны, – нехотя призналась я.

– Высший уровень? – понимающе протянул Совье.

– Что-то вроде.

«Ты отклонение, – посмеивался учитель. – Большая сила и грубые пальцы. Грубые для Пряхи, девочка моя, не обижайся. Дар нашёл выход – взаимодействовать с энергией напрямую. Изъян стал преимуществом. Были бы у тебя такие гибкие пальчики, как у Рена, ты не стала бы уникальной».

Будь у Рена мои грубые пальцы, он сохранил бы дар.

– Невероятно интересно, – Совье сложил листы договора и припечатал их рукой. – Госпожа Мур-Мур, поздравляю с поступлением на государственную службу.

Я поморщилась и тут же постаралась улыбнуться:

– Какие будут распоряжения?

– Пока никаких. Отдыхайте, вчера вы выложились полностью. Единственное, что бы я посоветовал – не приказал, госпожа Мур-Мур, а именно посоветовал из соображений целесообразности! – поищите квартиру поближе к центру. Каждый раз добираться сюда с окраины затруднительно.

И в этом он был прав, поэтому по пути домой я завернула в ближайшую контору по найму жилья. Комната в доме госпожи Ловен имела лишь одно достоинство – низкую цену. Об отсутствии нормального отопления и ледяной воды я точно плакать не стану. Предприимчивый клерк разостлал передо мной карту Тангера, внятно обрисовал преимущества и недостатки отдельных кварталов и выдал карточки с адресами тех домов, что мне приглянулись.

Обедала я опять у госпожи Ливью. По случаю субботы в зале было не протолкнуться, стоял невообразимый шум, то и дело разносился громкий хохот.

– Иду я туточки со смены, – раскрасневшийся рабочий с широченными плечами и огромными кулаками, молотобоец или камнетёс, жестикулировал так, что его соседи по столу опасливо отодвигались, – иду себе, значица, иду, и вдруг – бабёнка! Нагишом! Вылетает из двери як пробка из бутылки! Ей-ей, не вру!

– Прям вся голая? – ахнул кто-то.

– Ну! А за ней ейный супружник выскакивает с выбивалкой. Кричит: «Чтоб ноги твоей в доме не было, поганая потаскушка!» И выбивалкой – хлясть, хлясть её по заду!

– А она?!

– Помчалась с визгом, аж пятки сверкали. До дома Барьé доскакала, дальше я не видел.

– Тю! – фигуристая подавальщица в цветастом переднике принесла поднос с дымящимися тарелками. – Так то господин Ферье шелудивую жёнку с полюбовником поймал!

Девушка нагнулась так низко, что молотобоец уткнулся носом в её пышную грудь и одобрительно крякнул.

– Вчерась госпожа Мур-Мур в булочной этой фифе нагадала: муж тебя застукает, будешь, мол, бегать в чём мать родила! Другая бы после этого сидела тише воды ниже травы, а Ферье всё нипочём! Муж на службу, полюбовник в дом, а муж возьми да и вернись!

Я спрятала горькую улыбку. Самое распространённое заблуждение – то, что увиденного Пряхой можно избежать. Допустим, я предскажу клиенту, что он утонет в реке. Казалось бы, сиди в этот день дома, запрись на все запоры и никуда не выходи, но нет. Бедолагу позовёт «на минуточку» посмотреть новую лодку сосед, предложит порыбачить лучший друг или подвернётся ещё какая-нибудь оказия. Предупреждение в этот момент словно стирается из памяти, и человек совершает именно то, что увидела Пряха.

«Будущее нельзя изменить» – было высечено на фронтоне главного корпуса школы. К счастью, таких, кто вытаскивает нити из верхней части узора вселенной, в разы меньше тех, кто тянет их из нижнего слоя. Где-то одна Пряха на двадцать-тридцать одарённых. А то, что мы не видим своего будущего или будущего самых близких нам людей, – благо, дарованное Богами. Страшно жить, с точностью до секунды зная, когда потеряешь родителей, мужа, ребёнка…

– Наша Мур-Мур всем ведьмам ведьма! – молотобоец стукнул пустой кружкой по столу. – Принеси-ка ещё медовухи, милая.

Меня пока не замечали. Госпожа Ливью в кокетливо повязанной косынке сама принесла мне обед, я сразу же отдала ей осьмушку. Густая мясная похлёбка с пирожками и тыквенная запеканка подняли настроение, а когда удалось выскользнуть из ресторанчика неузнанной, оно вообще вознеслось на недосягаемую высоту. Переменчивая погода Тангера напомнила о себе накрапывающим дождиком, переходящим в ливень, благо пройти оставалось всего две улицы.

Тёмное пятно на фоне светлой стены насторожило. Госпожа Ловен каждую весну красила дом в бледно-салатовый цвет – не сама, понятное дело, нанимала маляров. За лето краска ещё и выгорала, и съёжившаяся фигурка бросалась в глаза издали. Я ускорила шаг. Не от хорошей жизни кто-то мокнет под дождём. Внутри заворочалось дурное предчувствие, которое усилилось, когда фигура зашевелилась. Закутанная в шерронский плащ девушка обожгла меня взглядом блестящих чёрных глаз.

– Вы же не прогоните меня, госпожа Андея?

Честно – именно это мне и захотелось сделать: велеть ей немедленно убираться куда подальше. Но губы незваной гостьи посинели и дрожали, с плаща стекала вода, а тонкие замшевые сапожки промокли насквозь.

– Проходи. По лестнице наверх и направо, вторая дверь.

– Вы всё так же великодушны, – прошептала она и скользнула внутрь.

Было в ней что-то змеиное, недаром среди слуг она держалась особняком. Только я, наивная и счастливая, десять лет ничего не замечала. Теперь я не рискнула бы повернуться к ней спиной даже на секунду и жестом велела идти вперёд. Сердце заныло. Мало мне кошмаров?!

Войдя, гостья остановилась и огляделась. Я попыталась взглянуть на свою комнату её глазами: тесная, холодная, обставленная обшарпанной разномастной мебелью. Облезлый буфет совмещал функции кухни и столовой, единственное окно стыдливо прикрывали простенькие кисейные занавески, покрывало на кровати я раньше постеснялась бы постелить собаке. Ко́ра Эльрéн, которую я помнила, не преминула бы съязвить. Но плачевный вид моей бывшей горничной свидетельствовал о том, что для неё тоже настали трудные времена.

– Что тебе надо? – в лоб спросила я.

Она откинула капюшон, волна густых смоляных волос рассыпалась по плечам.

– Я сбежала из Шерры.

– Мне плевать. Я спросила: что тебе надо от меня?

За год, что мы не виделись, Кора изменилась не в лучшую сторону: не то чтобы похудела или осунулась, но как-то посерела и утратила прежний лоск. Она потянулась к завязкам плаща, я остановила её жёстким взглядом:

– Тебе не предлагали раздеваться. Отвечай на вопрос и можешь уходить.

– Мне… некуда идти, – Кора опустила голову. – Господин прогнал меня.

– А ты рассчитывала стать второй госпожой Веррен? – я усмехнулась. – Крайне опасное занятие, можешь мне поверить.

– Госпожа Андея, конечно, вы вправе меня упрекать, – в её голосе прорезались слёзы. – Однако, кроме вас, я никого здесь не знаю, мои сбережения закончились, мне не на что жить…

Без предупреждения я схватила её за руку. После вчерашнего резерв восстановился дай Боги на треть, нить быстро выскользнула, но кое-что я увидела. Как ни странно, Кору действительно выставили чуть ли не пинком. Надоела, поблёкла. В остальном она, разумеется, лгала, только я и так в жизни не поверила бы, чтобы Кора бежала в чужую страну без денег, без вещей, без связей, надеясь исключительно на моё великодушие.

– Откуда ты вообще узнала, что я жива?

– Кáрел проговорился. Вы приходили тайком, он вас видел.

– И не сказал господину?

– Нет, – Кора помотала головой. – Слуги любили вас, госпожа.

– Не все, – я порылась в кармане и вытащила злотый. – Возьми и убирайся. Этого с лихвой хватит на еду и ночлег.

– Но я думала… я надеялась… Госпожа, я могла бы прислуживать вам!

– Прислуживать? – хотелось рассмеяться, но побоялась, что сорвусь в истерику. – Ты забыла свои слова, Кора? Что ты – благородная дама, а я – трущобная девка? Вот, всё вышло по-твоему: я живу в фабричном квартале, как мне и положено. Здесь не держат прислугу. Но даже если бы и держали, я скорее гадюку впущу в дом, чем тебя.

– Госпожа! – она бросилась в ноги. – Простите, простите! Пожалейте меня, я совсем одна, мне не на кого опереться, некуда идти! Я не сказала господину, что вы живы, я разыскивала вас и наконец нашла!

– Как правдоподобно, да? – прищурилась я. – Одна-одинёшенька ты зачем-то перебралась в Съер, каким-то чудом угадала, что я в столице, а к моему дому тебя привели Светлые Боги! Неужели ты рассчитывала, Кора, что я осталась такой же наивной дурочкой, какой была? Той, которая десять лет не подозревала, что ты спишь с моим мужем и высмеиваешь меня за моей спиной? Уходи и забудь обо мне навсегда.

Её глаза злобно сощурились, и я добавила:

– Тебе нечем пригрозить. Веррен официально развёлся со мной, так что я свободная женщина. Вольна устраивать свою судьбу, как хочу и где хочу. В Съере я легально. Её Величество королева Ифéния привечает и ведьм, и Прях, лишь бы они не нарушали законы и платили налоги.

– Я могу донести государю, что вы живы, – прошипела она, поднимаясь.

– Доноси, – я равнодушно пожала плечами. – Сильно сомневаюсь, что ради одной недобитой Пряхи он нарушит и без того хрупкий мир между Съером и Шеррой. Да и не в интересах короля объявлять о том, что кто-то вырвался из лап его палачей. Он же могущественен и непогрешим.

Кора растерялась. Очевидно, она ожидала встретить иную реакцию. Панику или хотя бы страх. Её прежняя госпожа боялась слишком многого. Попасть в глупое положение, показаться недостаточно воспитанной, подвести мужа… Какие мелочи имели для меня тогда значение, стыдно вспоминать! Я пинком распахнула дверь:

– Убирайся. Не знаю, что ты задумала, но ко мне даже не приближайся. Это не Шерра с продажными околоточными, здесь правосудие для всех едино. Подам жалобу в участок – там живо проверят твои документы и отправят в исправительный дом. Нищих и попрошаек в Тангере не жалуют. Работы полным-полно, у биржи каждый день вывешивают новые объявления о найме.

Она прошла мимо, в коридоре обернулась. На её лице отражалась внутренняя борьба: продолжать разыгрывать из себя несчастную и обездоленную или дать волю ненависти.

– Вы изменились, госпожа. Вместе с красотой лишились сердца.

Я не выдержала – всё-таки рассмеялась. Кора говорит мне о сердце! Светлые Боги, неужели когда-то я искренне считала эту особу своей подругой? Глупая доверчивая Дея! Шаги внизу затихли, хлопнула входная дверь.

Нужно сегодня же переехать на новую квартиру.

Глава 7

Знакомый извозчик согласился за два четвертака возить меня от адреса до адреса, но мне повезло с первым же доходным домом. Он располагался прямо на берегу Тейры, чуть в стороне от Золотого моста. Апартаменты с видом на набережную были мне не по карману, ненамного дешевле просили за не менее шикарные, но расположенные на противоположной стороне, откуда открывалась захватывающая дух перспектива Морского проспекта с великолепным зданием Коллегии в конце. Зато торцевые квартиры первого и второго этажей, окна которых выходили на стены соседних домов, сдавали практически даром. Даром для центрального района, разумеется. Пятьдесят злотых при жаловании в пятьсот можно себе позволить, и я стану хозяйкой двух крошечных комнаток, прихожей, кухни, кладовки размером со шкаф, уборной и личной ванной комнаты, где – о чудо! – текла горячая вода. А главное – в дом недавно провели газ, установили газовые плиты и современные лампы, загорающиеся от простого поворота вентиля. Квартиру сдавали с вполне приличной мебелью, новенькие чугунные батареи неплохо грели, стоимость отопления и газа входила в ежемесячную плату.

Госпожа Ловен не удивилась, узнав, что я съезжаю. Эта незаурядная дама не удивлялась вообще ничему, потому и дожила до девятого десятка в добром здравии. Мы немного поспорили о расчёте, в результате я победила и заплатила только за три последних недели. Вещей у меня набралось на небольшой саквояж, остальное было настолько жалким, что забирать его с собой не имело смысла. Вечер всё равно прошёл в разъездах. Сначала в контору по найму, оформить договор и внести аванс, затем в участок Прибрежного квартала – зарегистрироваться по месту жительства, после в старый участок – сообщить, что выбыла… С наступлением темноты дождь утих, фонари превратили город в бесконечный загадочный лабиринт из мерцающих огней. На Сермяжной я отпустила извозчика.

– Эх, госпожа Мур-Мур, – вздохнул он. – Покидаете нас, стал быть.

– Вы запомнили адрес? – я заговорщицки подмигнула. – Речная, дом двадцать семь.

– Дык у вас таперича расценки повырастают – вона какие хоромы содержать надо.

– Передайте всем: для моих знакомых цена останется прежней – четвертак за вопрос.

Извозчик просиял и укатил. Мне тоже стало грустно: за год в Сытном квартале я привыкла к его размеренному ритму. Пусть ни с кем особо не сдружилась, но и не чувствовала себя совершенно чужой. Дежурный у входа, совсем молодой парень, из новичков, распахнул передо мной дверь:

– Шикуете, госпожа Мур-Мур?

– Переезжаю.

– Жаль, – пригорюнился парень. – Не видать нам больше премий.

– Вы и без меня прекрасно справитесь, – улыбнулась я.

Заполнение документов заняло четверть часа – не потому, что я долго возилась. Каждый в участке счёл своим долгом подойти и пожелать удачи на новом месте, под конец я окончательно растрогалась. А затем дверь распахнулась, и влетел Рен, без долгих предисловий ухватил меня за руку и поволок к выходу. Я еле успела подхватить шарф и перчатки.

– Ты что творишь, Мур-Мур? – зло выпалил он. – Прихожу к тебе домой, старая карга говорит: ты съехала! Ни записки, ни-че-го!

– Тебе бы обязательно доложили, господин капитан, – съехидничала я. – Как порядочная ведьма я уже известила службу о перемене адреса.

– Зараза ты, а не ведьма, – проворчал Рен. – Ловен сказала, к тебе приходила подозрительная девица, после чего ты пропала. Неужели так сложно было черкануть пару строк?

Оглянувшись на улыбающихся участковых, я сама потащила Рена на улицу. Не люблю разговаривать там, где полно любопытных ушей.

– Ого, какая прыть! – поддел меня он. – Ты так торопишься со мной уединиться?

– Прямо в точку! – восхитилась я. – Приглашаю тебя на свидание в ресторан Крузо́, возражения не принимаются. Ты же у нас завидный жених, чего бы за тобой не поухаживать?

– Обожаю, когда за мной ухаживают, – Рен изобразил улыбку от уха до уха и шутовски выставил локоть. – Проматываешь деньги мутного типа?

– Попрошу повежливее отзываться о моём непосредственном начальнике! – возмутилась я.

Улыбка Рена погасла, словно загасили фонарь.

– Ты что… поступила к нему на службу?

– Прибереги этот тон для моих похорон. Совье предложил мне огромные деньги.

– Сколько? – с нажимом спросил Рен. – Почём у нас нынче принципиальность?

– Пятьсот злотых в месяц.

– Я выбил бы для тебя не меньше! – ребро ладони резануло воздух. – И ты это знаешь!

– Ты…

– Я год тебя уговаривал! – на бледных щеках Рена загорелись яркие пятна гневного румянца. – Год! А этому… особисту понадобился день!

– Час, – уточнила я. – Или даже быстрее. Ты в состоянии меня слушать или надо подождать, пока у тебя перестанет валить пар из ушей?

– Жадная, продажная, меркантильная ведьма! – Рен насупился и отвернулся.

– А я тебе жареной печёночки закажу, – вкрадчиво предложила я. – С лучком.

– Не подлизывайся.

– Печень с румяной корочкой, колечки золотистого лука и отварная картошечка, – я искушающе причмокнула. – И медовухи две… нет, три кружки!

– И огуречный салат, – буркнул Рен.

Этот ресторан был поприличнее, чем заведение госпожи Ливью, и часть столиков от зала отделяли перегородки – тоненькие, но лучше, чем ничего. В общем гуле подслушать нас можно было, только подойдя к столу вплотную. Я заказала на двоих: вряд ли вкусы Рена изменились со школьных времён. Подавальщица принесла медовуху в запотевших стеклянных кружках и тарелку с квашеной брусникой на закуску. Свою кружку Рен осушил залпом, после чего поднял на меня тяжёлый взгляд:

– Давай, оправдывайся, ведьма.

Чётко, не спеша я перечислила все условия, которые вписала в договор Совье. На последнем пункте о возможности дополнительных услуг Рен грязно выругался.

– Где ты научился так сквернословить? – вздёрнула я бровь. – Учитель велел бы тебе вымыть рот с мылом.

– Учитель был святым человеком, не удивлюсь, если на Небесах он пирует за одним столом с Богами. А я всего лишь недоделанный ведьмак, у которого из-под носа увели ценного сотрудника.

– Рен, Особая служба и Розыскное управление часто работают вместе. К тому же ты по-прежнему всегда можешь рассчитывать на меня.

– Если этот чёртов Совье не загрузит тебя работой так, что ты будешь еле доползать до кровати. Кстати, куда ты переехала?

– Речная двадцать семь, квартира шесть.

Рен чуть не уронил кружку, после чего расплылся в улыбке:

– Мур-Мур, провидение таки существует! Признайся, ты ко мне подбиваешь клинья? Иначе зачем тебе снимать соседнюю квартиру?

– Что?! – я поперхнулась медовухой.

– Я живу в этом доме! – расхохотался Рен. – Уже второй месяц! Получил повышение и сразу переехал! И ладно бы просто в доме, но у меня седьмая квартира, можем через стенку перестукиваться, как в школе.

– Сегодня же съеду! – пообещала я в запальчивости, после чего вспомнила о заплаченном авансе. Деньги мне не вернут, а на оставшиеся я ничего приличного не найду. Клянчить у Совье – совестно, нельзя начинать работу с попрошайничества. Ладно, поживу месяц, там будет видно. С досады я не заметила, как допила медовуху. Принесли печёнку, пахнущую так, что можно было захлебнуться слюной.

– Ещё медовухи, красавица, – прищёлкнул пальцами Рен.

Подавальщица улыбнулась, кокетливо поправила осветлённый до цвета соломы локон и пошла, виляя бёдрами.

– У тебя дурной вкус, – фыркнула я.

– Куда уж мне, – от плохого настроения Рена не осталось и следа. – Пастуший сын, не чета бла-агородным! Мур-Мур, а давай напьёмся? Завтра воскресенье, у меня выходной.

– Напивайся, – хмыкнула я. – Но пока ты трезвый, хочу рассказать тебе о той подозрительной девице, которая приходила к Ловен. Это Кора.

– Кора? – он подался вперёд. – Какая Кора?

– Кора Эльрен, любовница моего мужа, которую он приставил ко мне горничной, – бесстрастно поправила я. – Наплела с три короба, что одна-одинёшенька на всём белом свете и мечтает прислуживать мне по-прежнему.

Глаза Рена расширились от изумления:

– Любовница?!

– Ты каждое слово собрался переспрашивать или у тебя ещё и со слухом проблемы? – вспылила я. – Да, мой горячо любимый супруг все десять лет нашего брака и черт-те сколько до него спал с Корой. В жёны он её никогда бы не взял: зачем ему дочь мелкого аристократа без приданого и связей? А для постельных утех сгодилась. Представь, как их забавлял тот факт, что я искренне считала Кору своей лучшей подругой.

– Я говорил тебе, – Рен стиснул пальцы, – учитель говорил тебе, Ми́рен говорила тебе… Дело не в том, что девушка из простой семьи не пара высокородному, а в том, что Веррен был лживой дрянью!

Его кулак опустился на стол, тарелки с жалобным звоном подпрыгнули:

– Ты нас обвинила в зависти, мол, мы не хотим тебе счастья! Лучшая Пряха Шерры! Этот козёл обязан был пылинки с тебя сдувать, а он предал при первой же возможности!

На нас начали коситься. Я закусила губу. Что я могла возразить? Да, предал. Да, не особенно-то и любил, если вообще любил. Да, я совершила глупость… Глаза защипало. Клятая медовуха, коварная штука, развозит с неё знатно. Влепить бы Рену пощёчину, как одиннадцать лет назад, бросить на стол деньги, развернуться и уйти… Подавальщица принесла ещё кружки, я протянула руку.

– Мур-Мур, – горячая ладонь накрыла мою, – прости. Чёртова медовуха, развязывает язык. Чего теперь, задним умом мы все крепки. Взять бы тогда тебя за шкирку да встряхнуть хорошенько, чтобы туман развеялся. А я вспылил, дурной молокосос.

– Этот туман называется первой любовью, – я усмехнулась сквозь слёзы. – Пыль и самообман. Ничего бы ты не сделал, Рен. Если уж учитель не убедил… Давай и впрямь напьёмся. Может, мы с тобой единственные выжившие Пряхи, это стоит отметить.

– Ты – Пряха, – Рен поднял кружку и отсалютовал мне. – А я – калека. И раньше был не пара, теперь и вовсе… До дна, Мур-Мур. Кстати, почему Мур-Мур?

– Потому что съерцы с трудом выговаривают Муэрро, а у меня не хватило денег приплатить за смену имени. Хотя, как ни крути, из моей фамилии не получается похожей на местную.

– Вычурные фамилии, которые нам дали в школе, – искусственная дичь. Все эти «э» вместо «е» и двойные «эр» ввели чванливые шеррские аристократы. Никак не смирятся, что Шерра и Съер до сих пор говорят на одном языке.

– Ты поэтому и перебрался в Съер?

– Я не выбирал. Меня сочли мёртвым, а я возьми и застони на столе у лекаря. Он оказался верующим человеком. Решил, что, раз Боги милосердно подарили мне вторую жизнь, его святая обязанность исполнить их волю. В мусорном мешке вывез меня на вокзал и приплатил проводнику, чтобы тот переправил через границу. Очнулся я в съерской богадельне. Оклемался немного и подумал: Боги знают, что делают, они ведь тоже по-своему Пряхи. Поступил в Розыскное, долгое время надеялся, что дар вернётся… Потом учился жить без дара. Что-то у меня осталось. Возможность чуять ложь, интуитивные подсказки – пойди туда, спроси о том-то. Это всё крохи, Мур-Мур, но, веришь, когда я просыпался и понимал, что жив, плакал от радости.

– Тебя схватили весной? Я… искала, пока могла.

– Серьёзно? – Рен отвернулся. – Жаль, я не знал. Было бы хоть чуточку легче.

– То есть я пыталась найти всех наших, – добавила я торопливо. – Не было же никакого официального указа, ни объявления в газетах, ничего. Полтора года Пряхи просто исчезали, я с ума сходила от беспокойства. Когда пропала Мирен, стало ясно – это не какой-то фанатик-одиночка. Затем госпожа Матéя прислала записку, что арестовали учителя. Только прошлой осенью огласили закон, в котором нас и ведьм назвали богомерзкими отродьями, подлежащими отлову и уничтожению. Начались публичные казни. Учителя… учителю…