Пятое время года

Анюта Соколова

Пятое время года

«Упади семь раз и восемь раз поднимись»

Глава 1

Ночью во сне я вновь оказалась в пыточном подвале. Раскалённый прут прижёг кожу, я заорала от чудовищной боли и проснулась.

Подушка была мокрой от слёз. Собственный отчаянный крик долго звенел в ушах, разбивал тишину моей убогой комнаты в доходном доме фабричного района. От окна ощутимо тянуло холодом, через занавеску просачивался бледный свет фонарей. В Тангéре они красивые, серебристо-голубые. Прошлое навсегда во мне, от него не сбежишь. На заплетающихся ногах я побрела в ванную и умылась ледяной водой. Нельзя раскисать.

Впрочем, вряд ли кто-либо из моих нынешних знакомых подозревает, что госпожа Мур-Мур практически каждую ночь видит кошмары.

***

С самого утра у меня появились смутные предчувствия перемен, и вовсе не из-за того, что наконец-таки распогодилось. Ледяной дождь за неделю до Зимнего Перелома для столицы норма, хотя во всём остальном Съéре зима довольно сурова. Почти месяц плотных свинцовых облаков, пронизывающего ветра и мелкой мороси мало способствовали хорошему настроению. Квартирная хозяйка, госпожа Ловéн, брюзжала по любому поводу. Клиенты ко мне шли нервные и бедные: половина платила продуктами, а кто-то – просто обещаниями занести деньги «с получки». В такие моменты я угрюмо размышляла о преимуществах государственной службы. С другой стороны, за год в Съере я только-только привыкла к свободе и очень боялась потерять независимость.

Выглянувшее солнце расцветило город. Заиграла радугой черепица изогнутых крыш, засиял огненно-рыжим местный кирпич, ожили цветы в балконных ящиках на доме напротив. Если бы не календарь, неумолимо предвещавший зимние праздники, можно было бы подумать, что в Тангер пришла весна. Из окна всё выглядело на диво привлекательным. Но едва я вышла на улицу, тут же пожалела, что не завязала шарф. Сырость быстро пробралась под воротник пальто, уши онемели.

До ближайшей булочной пришлось бежать вприпрыжку. Из экономии уже второй день мой завтрак – а может, и обед, как повезёт, – состоял из чая и сдобы. Ещё тёплую булку я засунула за пазуху, поймала брезгливый взгляд разряженной бабёнки и ухмыльнулась. Мнение окружающих давно перестало меня волновать, но именно эту наглую особу захотелось слегка подразнить. Закоченевшими пальцами, поскольку перчатки благополучно остались дома, я крепко сцапала бабёнку за запястье.

– Жди неприятностей, – пообещала зловещим ведьмовским шёпотом. – Муж застанет тебя с любовником, вылетишь на улицу в чём мать родила.

Бабёнка побледнела, выдернула руку и шарахнулась в сторону. В очереди засмеялись. Пожилой продавец поглядел на меня укоризненно:

– Полноте, госпожа Мур-Мур. Не пугайте покупателей. А вы, госпожа Ферьé, не слушайте. Будущее так просто не предсказывают, да и не такова наша Мур-Мур, чтобы делать это задаром.

С последним обстоятельством я поспорила бы, да и первое в моём случае не являлось правдой. О том, что я не шутила, говорить не стала тем более. Вытянутая наобум нить всегда показывает ближайшее важное событие в жизни человека. Бабёнка злобно зыркала на меня исподлобья, но боязливо помалкивала. И славно: страх – лучшая реклама для ведьмы.

Пока я добиралась обратно к себе, булка остыла. Всё равно это лучше, чем пустой чай. Предвкушая завтрак, я взлетела по лестнице – и скривилась. Напротив моей двери робко переминалась с ноги на ногу озябшая молодая женщина. Полосатая герсéнская юбка и линялый пуховый платок прямо-таки вопили о том, что нормальной оплаты мне опять не видать как своих ушей. Работница с фабрики или, того хуже, подёнщица.

– Госпожа Мур-Мур! – женщина низко поклонилась. – На вас тока и надёжа!

– Что случилось? – проворчала я.

– Жестянка, – она с шумом втянула в себя воздух. – Жестянка запропала! А в ней все деньги.

– И много денег?

– Триста зло́тых, – сдавленно прошептала женщина. – Забрать к себе сестрицу и матушку. Госпожа Мур-Мур, пособите, ради Богов! Я отблагодарю. У меня два свободных дня в неделю, могу задаром прибрать, постирать, состряпать!

Стряпать – занятие нехитрое, было бы из чего. Я открыла дверь и качнула головой:

– Проходите.

В комнате гостья сделала пару шагов и застыла. Она оказалась моложе, чем я думала: лет двадцать пять – двадцать шесть, не больше. Красные обветренные руки теребили концы платка. Простое милое лицо портили тени под глазами, то ли от недосыпа, то ли от недоедания. На мой батон женщина кинула голодный взгляд и сглотнула.

– Раздевайтесь и присаживайтесь, – скомандовала я, доставая из буфета вторую чашку.

Плитка у меня была своя: не бегать же каждый раз на общую кухню заваривать чай. Вода вскипела быстро, вкусный душистый аромат заварки поплыл по комнате. Отменный чай, кеши́нский, владелец небольшой лавки расплатился в прошлом месяце. Батон я разломила на две равные части, половину протянула гостье:

– Сначала позавтракаем, дела потом.

Она не стала отнекиваться, вцепилась в булку двумя руками, кусала жадно и запивала с громким хлюпаньем. Свою часть я тоже съела быстро, иначе поддалась бы искушению и отдала бедолаге, а работа на голодный желудок высосет все силы.

– Как вас зовут? – поинтересовалась я.

– Хéлли, – она утёрлась рукавом, проигнорировав лежащую рядом салфетку.– По пашпорту Хéльга Свон. Раскройщица с кожевного, квартируюсь по Канатной улице в осьмом доме. Так-то я из Прилученки, это отсед три дня пути по тракту на Герсéн.

– А что в Герсен не подались?

– Туточки же ж столица, работы больше… Госпожа Мур-Мур, помогите! Осталась-то самая чуточка, весной уже чаяла перевозить. Сестрица у меня головастая, толкует как по писаному, считает без бумажки. Учиться бы ей! Матушка сруб продаст, уже и покупщик есть!

Хелли умоляюще воззрилась на меня. Глупая и добрая – убийственное сочетание.

– Деньги взял ваш сожитель, – сухо сказала я. – Брюнет, недавно начал лысеть, крючковатый нос, тонкие губы. На левой щеке небольшой шрам – лекарь неудачно свёл бородавку. Если вор будет отпираться, идите в ближайший участок на Сермя́жную улицу и найдите там господина Фурéна. Скажете, что я прислала. И не мешкайте: когда ворюга сдаст монеты в банк, доказать их принадлежность станет сложнее.

– Светлые Боги! – ахнула она. – Вы же ж меня даже не потрогали!

– Я передавала вам чашку, этого достаточно. Всё важное… – я осадила себя.

Вряд ли Хелли поймёт хотя бы слово из моих объяснений.

– Госпожа Мур-Мур, а вы уверены? – недоверчиво спросила она. – Со́лав хороший, замуж звал. Обещал к весне денег поднакопить и жениться всенепременно.

Внутренне я простонала и потянула нить дальше. Да, так и есть.

– Не может ваш хороший Солав на вас жениться, поскольку уже благополучно женат. У него старший сын вашего возраста, Хелли.

Виски закололо. Я поскорее отпустила нить и обругала себя. Тоже мне, выискалась благотворительница. Десять против одного, что эта дурочка не поверит, выложит всё Солаву, а мерзавец запудрит ей мозги. Самой, что ли, прогуляться на Сермяжную? Триста злотых – сумма приличная, можно и на каторгу угодить. Фурен обрадуется: раскрытое дело, рост показателей, премия к зимним праздникам.

Хелли часто-часто зашмыгала носом. Сейчас заревёт. Я подавила жалость и встала, намекая, что гостье пора и честь знать. Не помогло.

– Как же ж та-а-ак, – во весь голос зарыдала она. – Он же ж мне… Я же ж с ним…

Мысленно помянув чёрта, я отправилась на кухню мыть чашки. Не умею утешать и успокаивать, да и не к лицу ведьме проявлять сочувствие. Иначе сотни таких несчастных Хелли прибегут за бесплатной помощью, а я помру голодной смертью. Когда я вернулась, гостья уже маячила в дверях.

– Госпожа Мур-Мур, нижайший вам поклон. Я отработаю, Богами клянусь, отработаю! Или… вот.

Она протянула руку с четвертаком.

– Последнее. Всё, что есть.

Поблёскивающая монетка обещала сытный обед и роскошный ужин с бутылкой крепкой тангерской медовухи.

– Заберите, – я грубовато отвела руку. – Будете мне должны.

Хелли закивала, потуже затянула свой платок и заторопилась прочь, пока ведьма не передумала. Я убрала чашки в буфет, смахнула со стола крошки и уныло уставилась в окно. Надо что-то мудрить, половиной булки в день сыт не будешь. В отложенную на квартплату заначку лезть нельзя: стоит начать, и живо окажешься без крыши над головой. Госпожа Ловен, в отличие от меня, долгов не прощает, выставит на улицу как миленькую.

Увы, я сама здорово осложняла себе жизнь тем, что не бралась за всё подряд. Участвовать в торговых махинациях отказывалась наотрез, сомнительные сделки тоже не жаловала. Отговаривалась расхожим заблуждением – мол, за обман Боги заберут дар. Несведущие съерцы верили. Конечно, оставалась госслужба…

Два громких удара, четыре частых, снова два громких и мелкая дробь. Я вздохнула: предчувствия не обманули. Лишь один человек выстукивал на моей двери гимн исчезнувшей школы Шéрры, очевидно для того, чтобы я успела подготовить торжественную встречу. Пока шла открывать, покосилась в потемневшее от сырости зеркало. Седая, коротко стриженная ведьма в отражении скорчила гримасу. Чёрное платье – а какое ещё носить ведьме? – обтягивало высокую поджарую фигуру. Не женщина, а скаковая кобылица, удил и трéнзеля не хватает.

Рен ворвался, внеся с собой свежий ветер и особый дух беспокойства. Недаром фамилия Арьéрро, данная ему учителем, означала хаос или беспорядок. Розыскное управление Тангера знало заместителя начальника как господина Эриéна Арьé. Светлокожий и голубоглазый, Рен мало походил на шерронца и отлично вписался в местные стандарты. Знал ли кто-нибудь, кроме меня, что белоснежные волосы Рена от природы были иссиня-чёрными, как и мои?

– Мур-Мур, ты допрыгалась! Собирайся, отсидишь десять суток за мелкое хулиганство!

Десять суток на полном обеспечении за счёт Её Величества – заманчиво, чёрт возьми! Проблема завтраков, обедов и ужинов решается сама собой. Если бы не одно но: с некоторых пор у меня развилась непереносимость тюремных камер. Пришлось задрать нос:

– Вот ещё! В чём ты углядел хулиганство? Я предсказала будущее. В Съере запретили работать бесплатно? Тогда пусть госпожа Ферье гонит четвертак за услуги, и мы в расчёте!

Как всегда, от волнения я сбилась на простецкий говор, благо меня за это больше никто не отчитывал. Госпоже Мур-Мур не было надобности следить за правильностью речи.

– Ты напугала бедняжку! – Рен выставил длинный палец и без тени смущения упёр его мне в грудь.

– Так я же ведьма, – пожала я плечами. – Мне положено.

– Ты – Пряха, – отрезал он. – Образованная, опытная, сильная. И на что ты тратишь дар? Третируешь бабёнок в булочных? Давай, влезай в своё отрепье, лично отведу тебя на Сермяжную.

– Иди к чёрту, – я демонстративно села на стул и, поскольку платье позволяло, закинула ногу на ногу. – Ферье ни за что не написала бы заявление, ей ещё жить в этом квартале. А без её заявления тебе не завести дело. Чай будешь?

– Наливай, – ухмыльнулся Рен и жестом заправского фокусника вытащил из кармана пальто завёрнутый в бумагу кекс. – Держи, Мур-Мур. С корицей, как ты любишь.

– Ведьмак недоделанный, – проворчала я. – Практикуешь метод кнута и пряника? Что тебе понадобилось, говори!

– Сначала чай, – Рен снял дорогое пальто и аккуратно повесил его на плечики. – Я не завтракал, с семи утра на ногах.

– Тебя пожалеть и приласкать?

– От твоей ласки у меня начнётся нервный тик, – Рен по-хозяйски зашуршал в буфете, вытащил чашки, блюдо и нож. – Мур-Мур, где сахар?

– Сладкое есть вредно, – фыркнула я. – Вредит фигуре.

– Опять сидишь на мели? – он ловко нарезал кекс. – Сколько тебе повторять: иди работать в Розыскное. Жалование пятого и двадцатого числа строго день в день!

– Благодарю покорно. К жалованию прилагается работа с девяти до шести – это по уставу. А по факту – с раннего утра до поздней ночи. Вдобавок постоянная спешка, нагоняи от начальства, дурацкие распоряжения, которые придётся выполнять… Ничего не упустила?

– Голодать, по-твоему, лучше?

– Это временно.

Кекс был свежий и вкусный, я сама не заметила, как слопала половину. Рен не отставал. Допил чай, аккуратно промокнул губы салфеткой.

– Чего тебе надо? – потребовала я уже не столь агрессивно.

– У нас убийство, – вздохнул он. – И не абы кого, а уважаемого члена городского совета и владельца завода газового оборудования Сéймуса Герьé. По самым скромным прикидкам его состояние приближается к миллиону. Высший приоритет, особый контроль… Мур-Мур, помоги, а?

Глава 2

– Ты ухлопал весь резерв и ничего не увидел? – уточнила я.

– Мур-Мур, ты сама назвала меня «ведьмаком недоделанным». Интуиция в очередной раз тебя не подвела: я больше не Пряха. Пальцами со сращёнными костями не скрутишь нить. А тянуть за неё – верный обморок, причём зазря. События путаются: прошлое, настоящее – не разобрать.

Своё изумление я утопила в чашке с чаем. Как нужно истязать Пряху, чтобы она утратила дар?! Хотя палачи в допросных подвалах старались на совесть. Мерзавцы, Светлые Боги, какие же мерзавцы!

– Но ты прекрасно раскрываешь дела.

– Силы хватает, чтобы определить ложь. Остальное – опыт.

– Три злотых, – выпалила я. – Исключительно из уважения к Розыскному управлению. Половину вперёд.

На стол легли блестящие монетки.

– Бери всё сразу, я в тебе не сомневаюсь. Но есть условие.

Он подался вперёд:

– Перестань корчить из себя паршивую ведьму, госпожа Андéя Муэ́рро, не позорь нашу школу.

– Нет больше ни той Андеи, ни школы, – прошипела я. – Забирай свои деньги и проваливай!

– Зря бесишься, – зло сощурился Рен. – Один шелудивый козёл не перечеркнёт факты. Ты – Пряха, и должна приносить пользу людям!

– Я уже целый год ничего никому не должна!

Он вскочил, рывком содрал с плечиков пальто и оглушительно хлопнул дверью. Вот же скотина! Теперь мне ещё и от домовладелицы попадёт. Госпожа Ловен чихать хотела, ведьма я или не ведьма: шуметь жильцам строго воспрещалось. А хуже всего было то, что внутри меня заворочалась потревоженная совесть. Пряха без способностей не найдёт убийцу быстро, и у Рена могут быть неприятности по службе. Да и деньги… На три злотых при разумной экономии можно протянуть недели две, а то и три. Я уткнулась лбом в колени.

Дверь скрипнула.

– Мур-Мур, ты там остыла? Поехали, я коляску поймал, внизу ждёт.

– Куда? В участок на десять суток? – хмыкнула я.

– В особняк Герье. Ткнёшь пальцем в убийцу и можешь дальше бездельничать.

Злотые на столе заманчиво поблёскивали. А-а, какого чёрта! Жить на что-то надо.

– Поехали.

На этот раз я не забыла ни перчатки, ни шарф. Ехать, насколько я помнила, предстояло далеко, а извозчики включали печки только тогда, когда пар от дыхания повисал сосульками на ресницах. Такая погода, как сейчас, считалась тёплой.

– Рассказывай, – потребовала я, едва устроилась на жёстком сиденье.

– Мерзкий случай, – Рен поплотнее затянул шёлковое кашне. – Герье вдовец, жил с дочерью и зятем. В отдельном крыле слуги: кухарка, эконом и две горничные. По словам дочери, последнее время Герье оказывал недвусмысленные знаки внимания одной из горничных, Агáше. Сегодня утром главу семьи нашли мёртвым, Агаша исчезла, из сейфа пропали драгоценности покойной госпожи Герье общей стоимостью шестьдесят тысяч злотых.

– Что тебя смущает? Объявите девушку в розыск. Хотя с таким грузом она уже вполне могла добраться до границы с Кешином – если хватило ума заранее договориться со скупщиком и купить билет на экспресс без остановок. Ты проверил её вещи?

– Не хватает саквояжа, дорожного платья, зимнего пальто и сапожек. Но видишь ли, Мур-Мур, у меня не складывается картина. Герье был далеко не стар, хорош собой и, если верить показаниям второй горничной, не домогался, а именно ухаживал. Агаша приличная девушка, не из финтифлюшек. Имела неплохой шанс стать второй госпожой Герье. Зачем убивать?

– Кстати, как его убили?

– Лошадиная доза снотворного в кофе. Взяли в домашней аптечке. Герье практически сразу потерял сознание, смерть наступила около трёх ночи. Кофе приносила Агаша.

– То есть у тебя явная подозреваемая с мотивом, способом и возможностью, но ты всё равно нанимаешь меня?

– Все, кого я опрашивал, врут, Мур-Мур, – бросил Рен. – Они что-то скрывают, и делают это сознательно.

– Ты же понимаешь, что тогда Пряха может быть бесполезна? Если человек намеренно искажает информацию, нить я не вытяну.

– Не повторяй прописные истины, мы с тобой учились в одной школе, – пробурчал Рен.

– Ладно, приедем – увидим, – примиряюще отозвалась я. – Хозяева знают, что ты везёшь ведьму?

– Готовлю им сюрприз, – он хищно усмехнулся. – Розыскное управление имеет право привлекать любых специалистов.

– Даже ведьму?

– Даже ведьму.

В окне показался ребристый купол газгольдера, а за ним Горбатый мост через Тéйру: мы покидали фабричный район и направлялись в центр. Потянулись солидные многоэтажные дома из бледно-жёлтого пáсенского камня, булыжник мостовой сменила гладкая тротуарная плитка. В просвете между деревьями мелькнула крыша Пассажа, похожая на перевёрнутую супницу, проплыл Королевский оперный театр с засиженным голубями памятником перед ним, издали сияла голубым искусственным светом оранжерея Ботанического сада. В богатых районах зима совсем не чувствовалась благодаря ярко-зелёным газонам и живым изгородям.

– Странная пора, – нарушил тишину Рен. – Ни зима, ни весна, ни осень. Хоть придумывай отдельное название. Статистика управления утверждает, что в это время в два раза чаще совершаются правонарушения и происходит наибольшее количество самоубийств.

Я пожала плечами. Если на людей так действует время года, значит, у них нет настоящих проблем. Работницам вроде Хелли неважно, зной на улице, дождь или снег. Утром они в темноте торопятся на завод, вечером, не глядя по сторонам, устало бредут домой.

– Рен, слушай… Утром у меня была девушка, её обокрал сожитель. Я сказала ей правду, но, боюсь, до участка она не дойдёт. А мерзавца надо наказать.

– Предлагаешь мне завести дело без заявления?

– Пошли к ней участкового. Девушку зовут Хельга Свон.

– Имя вора? Адрес?

– Канатная, восемь. Хельга назвала его Солавом, живут они вместе. Нить дала приметы: около сорока восьми – сорока девяти лет, невысокий крючконосый брюнет с ранними залысинами и крошечным шрамом на щеке. Ещё у него жена и взрослые дети, старший сын и две дочери. Не хочешь заниматься сам – скажи Фурену.

Рен промолчал. Понятно: преступление не его уровня. Ладно, на обратной дороге зайду в участок, не переломлюсь. Надеюсь, в особняке меня долго не задержат. Коляска уже катила по бульвару с подстриженными липами, посередине чинно прогуливались состоятельные горожане, то и дело мелькали пальто с бобровыми воротниками, золотые пенсне и норковые манто. В этой части Тангера я бывала редко, исключительно по работе. Снять здесь комнату на месяц стоило столько же, сколько в Сытном квартале на год, от цен в магазинах волосы вставали дыбом.

Разумеется, особняк Герье располагался в самом престижном районе столицы – Парадном квартале. Парк в классическом стиле окружала чугунная ограда в два человеческих роста, коляска подвезла нас к воротам. Пока Рен расплачивался, я бегло осмотрелась. В конце аллеи красовался величественный особняк с колоннами и мраморным портиком вместо крыльца. Дорого, чисто, уныло. Единственным живым штрихом были бледно-розовые цветы на клумбе перед домом.

У парадного входа дежурил незнакомый мне участковый. Он уставился на меня с жадным любопытством, но тут же отвёл взгляд и услужливо распахнул дверь. Просторный роскошный холл вызвал неприятные воспоминания: слишком уж походил на тот, который я десять лет считала своим. На длинных цепях свисали такие же люстры из шерро́нского хрусталя, а наборный паркет лишь слегка отличался рисунком. Второй участковый, что скучал у лестницы, при виде Рена вытянулся в струнку:

– Господин капитан, за время вашего отсутствия ничего не произошло!

– Пригласи всех спуститься, Виньé, – приказал Рен. – И позови Джéвса.

– Ты уже капитан? – я шутливо поклонилась. – Неплохая карьера за три года.

– За два с половиной, – уточнил он. – Полгода я отлёживался в приграничном городке.

Улыбка исчезла сама собой:

– Тебя настолько искалечили?

– У меня же не было высокопоставленного мужа, – Рен отвернулся. – Палачи не особо церемонились.

Зубы пришлось сцепить, чтобы не выдать дрожь. Запах горелого мяса и боль, боль, боль… Рука машинально потянулась к левому плечу. В Съере отличные лекари: шрамы почти исчезли.

– Зато тебя никто не предавал, – вырвалось у меня.

– Что верно, то верно, – усмешка Рена вышла кривой. – Сам дурак, неудачно попался на глаза.

Входная дверь распахнулась, мы обернулись. Через порог уверенно перешагнул высокий франтоватый господин и внимательно оглядел нас.

– Господин Арье? – осведомился он.

– Это я, – выступил вперёд Рен. – Простите, в настоящий момент данный особняк – место преступления. Если у вас ко мне неотложное дело, я освобожусь через четверть часа. Соизвольте подождать снаружи.

– Да у нас, собственно, общее дело, – господин приподнял край модной фетровой шляпы. – Позвольте представиться: Кéйвен Совьé, Особая служба Её Величества.

Глава 3

Моим первым желанием стало попятиться – и пятиться до тех пор, пока не окажусь у себя в комнате. Господин Совье не дал мне такой возможности. Пристальный взгляд ощупал мою жилистую тушку, взвесил, распотрошил и приклеил ценник.

– А я вас знаю, – обманчиво добродушно сказал особист. – Вы – госпожа Мур-Мур, знаменитая ведьма из Сытного квартала. Весьма законопослушная ведьма, насколько я в курсе. Зарегистрировались, получили вид на жительство, исправно платите налоги. Андея Муэрро, правильно?

Я молча поклонилась. Рен нахмурился:

– Господин Совье, расследованием убийств занимается Розыскное управление. Никоим образом не хочу вас обидеть, но при чём здесь Особая служба?

Особист огляделся, задержал взгляд на навострившем уши участковом – и приоткрыл дверь на улицу:

– Прошу вас. Разговаривать посреди холла неудобно.

«Намного удобнее, чем на холоде», – с тоской подумала я, однако послушно поплелась вслед за Реном. Совье отошёл на приличное расстояние от особняка и лишь потом достал из кармана пальто два листа бумаги и вечное перо:

– Подписывайте.

– Что это? – Рен показательно не вынул рук из карманов.

– Соглашение о неразглашении тайны, стандартная форма. Господин Арье, без данного документа наше общее дело станет операцией Особой службы, а вы займётесь другими, несомненно не менее важными делами. Подписывайте.

Стандартная форма соглашения включала семнадцать пунктов, и после каждого следовало поставить подпись. Пока Рен семнадцать раз повторял свою энергичную закорючку, я украдкой рассматривала Совье. Его глаза в солнечном свете оказались золотисто-зелёного кошачьего цвета. Красивое сочетание со светло-каштановыми волосами и смуглой оливковой кожей. Точно не уроженец Тангера, здесь все белокожие и белобрысые.

Затем перо перешло ко мне, и уже я под каждым пунктом старательно изобразила замысловатую завитушку, в которой угадывались инициалы А и М. Убрав подписанные листки, Совье вновь заговорил:

– Теперь я могу сказать. Покойный Сеймус Герье подозревался в измене родине. Чертежи секретного государственного заказа с его завода каким-то образом попали в Харси́н. Мы приставили к Герье своего человека, этой ночью она не вышла на связь.

– Ваш человек – горничная Агаша?

– Да, – подтвердил он. – Надёжный и проверенный агент, семь лет безупречной службы. Поэтому как только я узнал об убийстве Герье и пропавшей подозреваемой, то, разумеется, всё бросил и помчался сюда. Очевидно, господин Арье, вы тоже не поверили в виновность Агаши, раз наняли ведьму.

– Мур-Мур не ведьма, – сухо сказал Рен.

– А кто же?

Рен покосился на меня. Скрывать что-либо от Особой службы было не только глупо, но и опасно, поэтому мне ничего не оставалось, кроме как честно сознаться:

– Я – Пряха.

– Светлые Боги! – изящные брови Совье подскочили на целый дюйм. – Как вам удалось уцелеть?!

– Повезло.

– Пряха! – Совье обошёл кругом, чуть ли не принюхиваясь. – Вы же видите не только прошлое, но и будущее? Не ошибаюсь?

– Нет.

– И вы гадаете за пару злотых фабричным дурёхам? – Совье покачал головой. – Ищете потерянные кошельки и разоблачаете неверных мужей? Как это неразумно с вашей стороны, госпожа Муэрро.