
Полная версия
Пятое время года
– Мур-Мур, – жёстко поправила я. – Предпочитаю прозвище, которое мне дали фабричные дурёхи. Я честно зарабатываю свой хлеб и не нарушаю законы Съера. Как вы любезно подметили, даже налоги плачу. Поэтому вправе заниматься тем, что считаю допустимым.
– Мы обязательно вернёмся к этому разговору, госпожа Мур-Мур, – Совье посмотрел на наручные часы. – Сейчас первостепенная задача – дело Герье. Не знаю, сколько господин Арье пообещал вам за содействие, но я заплачу в десять раз больше, если вы попутно определите, куда и почему исчезла Агаша.
– Тридцать злотых? – недоверчиво переспросила я.
Совье достал чековую книжку, выписал чек и протянул мне:
– Держите. Это аванс.
От заоблачной для меня суммы в пятьдесят злотых я округлила глаза. Неплохо живёт Особая служба! Первым делом оплачу комнату до весны, наконец-таки куплю новое пальто… Мечты я безжалостно оборвала. Деньги ещё нужно отработать, а если Рен прав и семейство Герье нарочно скрывает правду, тянуть нити будет ой как непросто. Чек я аккуратно убрала во внутренний карман, и мы направились обратно в дом.
В холле уже собрались слуги и хозяева. Дородная румяная кухарка, перепуганная девочка-горничная и самодовольный пузатый эконом вопросов не вызывали. А вот зять с бегающими глазками и взвинченная до крайности дочь без единой слезинки на лице сразу насторожили. Когда умер мой отец, я безостановочно ревела несколько дней подряд, лекарь в школе поил меня успокоительным.
– Господа! – властно произнёс Рен. – Прошу вас вытянуть вперёд правую руку.
– Это ещё зачем?! – взвилась дочь. – Какие-то шарлатанские методы!
– Действительно, господин Арье,– заблеял зять, – прежде чем…
– Молчать! – неожиданно грозно рыкнул Совье и выудил из кармана жетон с золотой летучей мышью – эмблемой Особой службы. – Выполнять приказ!
Здоровенную ручищу кухарки, холёную – эконома и цыплячью лапку горничной я проигнорировала. Резко обхватила левое запястье дочери и одновременно второй рукой вцепилась в ладонь зятя. Безотказный приём, разработанный специально для сложных случаев. Раздавшиеся истеричные вопли беспокоили не более чем комариный писк. Пространство привычно потекло и распалось на светящиеся нити, увиденное заставило меня отшатнуться и всё-таки вернуться к кухарке. Светлые Боги, как же бывает обманчива внешность!
– Мур-Мур, у тебя кровь из носа, – Рен подхватил мой локоть.
– Нормально, – я сделала пару глубоких вдохов и повернулась к Совье: – Агашу отравили за компанию с хозяином, разрубили топором на куски и сложили их в ящик со льдом. Ящик в подполе под кухней, люк в полу прикрыт ларём для овощей. Она травила, – я указала на дочь. – Она рубила, – кивнула в сторону кухарки и повернулась к зятю: – А этот милый юноша украл у тестя чертежи и через посредника продал харсинцам за сто тысяч злотых.
Зять побледнел и уставился – не на меня, на свою жену.
– Сáлли?..
– Джевс, Винье, – скомандовал Рен, указав на дочь и кухарку. – Этих в наручники и в участок. Куда?! – перерезал он путь рванувшейся ко мне дочери.
Участковые подхватили её под руки.
– Ведьма! – завизжала отравительница. – Поганая ведьма! Ну погоди, ты у меня ещё попляшешь!
– Сильно сомневаюсь, вас казнят через две недели… нет, через тринадцать дней, – не удержалась я и тут же покачнулась. Правильно говорят: злорадствовать нехорошо.
Рен протянул мне чистый носовой платок:
– Приложи. Уже ручей течёт.
– Ерунда, – я села на ступеньку лестницы.
Вокруг царил настоящий бедлам. Дочь отчаянно билась в руках участковых и бранилась почище бабок в очереди за керосином. Эконом утратил свой лоск и трясся, будто в припадке, горничная от страха вжалась в стену. Кухарка заламывала руки и причитала: «Чёрт попутал, чёрт попутал!» Лишь зять ошарашенно хлопал ресницами.
– Салли, ты это из-за меня? – выдавил он. – Из-за меня отравила отца?
– Молчи уж, малахольный! – крикнула она. – Ни о чём не думаешь, всё самой приходится! Папенька сдурел на старости лет! Седина в бороду, бес в ребро! Жениться решил! А крыса эта, Агаша, его поощряла! Молодая жена, дети пойдут, от наследства рожки да ножки останутся!
– Образец любящей дочери, – саркастично пробормотал Совье.
Он распахнул наружную дверь, извлёк откуда-то свисток, и улица огласилась звонкой трелью. Минуты через три в особняк вбежала пара молодых людей, каждый из которых с успехом мог бы завалить кулаком быка.
– Далéн, помоги коллегам доставить буйную дамочку на Королевскую площадь. Вы же её сначала в центральный участок повезёте, господин Арье? Прекрасно, а я заберу этого красавца, – Совье хищно глянул на зятя. – Нам с ним предстоит доверительный разговор по душам. Вы же, господа, – обратился он к эконому и горничной, – пакуйте вещи. К сожалению, расчёта или рекомендаций ждать бессмысленно. Ваши хозяева сюда не вернутся, дом мы опечатаем.
– У покойного есть дальняя родня в Сарéсе, – подсказал Рен.
– Тем лучше. Дадим телеграмму местному градоправителю, пусть известит.
Первый агент ловко скрутил и утихомирил дочь, второй агент увёл полуобморочного зятя, ободрённые участковые поволокли наружу кухарку, слуги разбежались. Мы остались в холле втроём.
– Госпожа Мур-Мур, а где драгоценности-то? – как бы невзначай поинтересовался Совье.
– На кухне, в банке с мукой.
Виски прошило острой иглой.
– Пожалуйста, господин Совье, больше ни о чём не расспрашивайте, – вмешался Рен. – Мур-Мур на пределе: ещё чуть-чуть – и упадёт в обморок.
– Конечно, конечно, – покладисто согласился Совье. – Вам виднее, господин Арье. Вы ведь уже имели дело с Пряхами, да? Как профессионально вы разыграли комбинацию! Насколько я в курсе, человек неосознанно может собрать энергию в узел и не дать вытянуть нить. Вы упомянули правую руку, эти голубчики приготовились, а бесподобная госпожа Мур-Мур их хвать за левую!
– Пряхи существуют почти две сотни лет, – холодно ответил Рен. – Любой человек может взять в публичной библиотеке книги и прочитать об основах энергетического провидения.
– Да-да, – Совье улыбнулся краешком губ. – Именно поэтому вы действовали так чётко и слаженно… Но это меня не касается, господин Арье. Совершенно не касается. Напротив, я благодарю вас за неоценимую помощь. Госпожа Мур-Мур, за вторым чеком я прошу вас пожаловать завтра ко мне. Мы с вами продолжим нашу занимательнейшую беседу. Вы ведь не настолько безрассудны, чтобы отказаться ещё от пятидесяти злотых?
– К вам – это куда? – обречённо спросила я.
– Центральное отделение Особой службы, Большой проспект, дом пять. Назовёте дежурному своё имя, у него будет пропуск. Всего наилучшего, господа.
Дверь бесшумно открылась и закрылась.
– Мутный тип, – подытожил Рен. – О нём ходят слухи как об очень энергичном и талантливом карьеристе, к которому благоволит королева. Но мне он показался ещё и опасным.
– К счастью, мы с тобой не государственные изменники, – я сплюнула кровь в платок.
– К счастью, нет.
Глава 4
Всю обратную дорогу я дремала. Это со стороны кажется, что провидение даётся Пряхам легко, но каждая вытянутая нить истощает тело. В школьные времена мы с Реном смеялись: нам никогда не грозит опасность растолстеть. Сейчас эта шутка перестала быть смешной, особенно когда хронически недоедаешь. Воспоминания о школе вызвали привычную тоску. Последнее, что я слышала, – корпуса снесли, а сады вокруг облили горючей жидкостью и подожгли. Узурпатор хотел уничтожить саму память о ведьмах. Уцелел ли хоть кто-нибудь из нашего выпуска, кроме меня и Рена?
– Мур-Мур, приехали, – раздалось под ухом. – Вставай, я тебя доведу.
– Я сама, – возразила, не открывая глаз. – Спасибо, что подвёз.
– Ты же на ногах не стоишь.
– Ничего, как-нибудь доползу.
Рен не стал спорить – подхватил и буквально вытащил из коляски. Слава Богам, извозчик подвёз нас прямо ко входу, осталось как-то преодолеть лестницу на второй этаж. Вопреки своим словам, я висела на Рене и едва удержалась от болезненного стона, когда он сгрузил меня на кровать. Из носа опять потекла кровь.
– Тебе нужен лекарь.
– Мне нужен отдых, и ты это прекрасно знаешь.
Главная причина, почему я не хотела идти на госслужбу. Сейчас я сама себе хозяйка: подошла к опасной грани – остановилась. Начальству не объяснишь, что сила на пределе и ещё одна нить меня убьёт.
– Я посижу с тобой.
– Будешь пялиться на меня спящую? Проваливай, ведьмак, дай мне восстановиться.
Он хмыкнул и вышел. Через какое-то время я услышала, как отъезжает коляска, со стоном растянулась на кровати прямо в пальто и ботинках и провалилась в блаженное беспамятство.
***Цветущий яблоневый сад за школой напоминает бело-розовое пенное море. Невесомые лепестки кружатся в воздухе, покрывают землю хрупким нетающим снегом. Дэ́миен несёт меня на руках, я обнимаю его за шею, прядь шёлковых иссиня-чёрных волос щекочет щёку.
– На День Созидания сыграем свадьбу, – прекрасные синие глаза моего любимого сияют. – Я так счастлив, Дéя! Ты не представляешь, как я счастлив! Я влюбился в тебя с первого взгляда, ты самая очаровательная девушка на свете, и теперь ты принадлежишь мне!
С юга дует ласковый, тёплый ветер, нас окутывают нежные розовые облака лепестков, и будущее кажется таким безмятежно-волшебным, каким я только могу вообразить его в двадцать лет.
***Очнулась я с тяжёлой головой и сосущим ощущением голода в животе. Часы показывали половину шестого. Неплохо повалялась. Засохшая кровь стянула кожу, хотя пятна на пальто и платье почти не выделялись – вот оно, неоспоримое преимущество чёрного цвета. Волосы спутались, и из зеркала на меня смотрела настоящая ведьма, растрёпанная, помятая и злая. Прежние густые длиннющие ресницы отрастали, но очень медленно. Брови тоже заметно поредели. Казалось, даже глаза изменили тёплый светло-ореховый цвет на более тёмный.
Первым делом следовало умыться, переодеться и застирать пятна на платье. Пальто я почистила щёткой. Каждое движение давалось мне с трудом, но я в равной степени не хотела ни пугать банковских служащих, ни оттягивать визит. Год впроголодь приучил меня ничего не откладывать на потом, поэтому я кое-как привела себя в порядок и поплелась в отделение Королевского банка. Пришлось отстоять очередь – я совсем забыла, что сегодня пятница и рабочим выплачивают еженедельное жалование. Ведьм в столице уважали и побаивались, но не настолько, чтобы перед окошечком кассы образовалась пустота.
Когда я покидала банк, мой невеликий счёт подрос, а в кармане приятно звенели злотые. Наслаждаться жизнью не позволяла лишь одна назойливая мысль, поэтому я не свернула к себе на Зольную улицу, а пошла прямо на Сермяжную. Солнце садилось, сумерки постепенно завоёвывали узкие улицы. Фонарщик с длинным шестом обходил фонари: до фабричных районов новейшая система механического включения пока не добралась, ей вполне заслуженно хвастал исключительно центр Тангера. Извозчики тоже начали зажигать боковые огни в экипажах, зелёные или жёлтые, в зависимости от того, свободна коляска или везёт седока. Перед участком я остановилась отдышаться.
– Госпожа Мур-Мур, доброго здоровьечка! – участливо окликнул меня дежурный. – Чегой-то вы бледная, аки смерть. Переведьмачили, видать. Поспешайте в тепло, там Фокéн чайничек поставил.
– Спасибо. Я на минутку к господину Фурену.
– Чайку выпьете – и пойдёте. Сержант сегодня довольный. Пальцем не шевельнул – дело раскрыл.
– Дело?
– Девчонку с кожевенного ейный хахаль обокрал, всё до монетки попёр. Вот как такую мерзоту земля носит? Девчоночка надрывалась, чтобы родных перевезти, себя держала в чёрном теле, а эдакую тварь, пиявицу, под боком пригрела!
– Деньги-то пострадавшей вернули?
– А то ж! Всё до монетки пересчитали и под роспись. Ревела, дурёха, сержанту руки целовала.
В сущности, можно было разворачиваться и возвращаться домой, но искушение в виде чашки горячего чая перевесило. В участке заварки не жалели, хоть и дешёвой харсинской, зато от души. Самое то, чтобы взбодриться. Внутри здания и впрямь было тепло: в отличие от госпожи Ловен, розыскники на угле не экономили. Крохотная подсобка, приспособленная под комнату отдыха, оказалась полным-полна. Меня встретили доброжелательным гулом, уступили место на колченогом диванчике и тут же подали пузатую кружку с обжигающим чаем. Любой из местных участковых за прошедший год хоть раз да забегал к ведьме с просьбой о помощи. Я не отказывала: всех денег не заработаешь, а помогать служителям правопорядка – обязанность каждого приличного человека. В Тангере участковые и так старались вовсю: по улицам можно было безопасно ходить и днём, и ночью, грабежи были уделом Разбойничьей слободы, а редкие убийства никогда не оставались безнаказанными.
За чаем на меня вывалили целый ворох свежих городских новостей. В зверинец господина Доньé поутру доставили диковинных северных зверей, вроде бы медведей, но гораздо крупнее и с лохматой белой шкурой. Цену за погляд назначили осьмушку за час – и хватает же у некоторых совести?! К зимним праздникам градоправитель приурочил бал в подражание традиционному королевскому. Уже объявлено, что пригласительных ровно двести билетов, интересно, кому достанутся? А в саму праздничную ночь господин Арье пообещал участковым за дежурство двойную надбавку, и теперь от желающих отбою нет.
Я уже собиралась прощаться, когда в подсобку заглянул миловидный молодой человек с огромными печальными глазами. Господин Жеáн Фурен походил на поэта, художника, музыканта – на кого угодно, только не на бравого сержанта. Это не мешало начальнику участка поддерживать дисциплину среди подчинённых и успешно сражаться с преступностью.
– Госпожа Муэрро! – ахнул он. – Что же вы не зашли! Я как раз направлялся к вам на Зольную.
Он галантно подставил руку, которую я сначала по привычке приняла, затем обругала себя. Ведьме не пристали великосветские манеры, да и участковые оторопели. Поблагодарив за чай, я вышла вслед за Фуреном.
– Если вам нужно предсказание, то не сегодня, – предупредила сразу. – Я временно нетрудоспособна.
– Что вы, – он грустно улыбнулся, – я же вижу, как вы осунулись. Нет, я просто хотел лично выразить вам свою признательность. Господин Арье передал мне ваше поручение, оставалось лишь пойти и схватить вора. Начальство непременно выпишет нам премию, мои люди довольны.
– Полезно иметь знакомую ведьму, – усмехнулась я.
– Вы не ведьма, – Фурен покачал головой. – Ведьмы в основном полагаются на травы. Вы же, госпожа Муэрро, простите за прямоту, тысячелистник от бессмертника не отличите.
– Может, я неправильная ведьма.
– Кем бы вы ни были, спасибо вам, – он задержал мою ладонь в своей дольше положенного. – Окажите мне честь, поужинайте со мной.
– Это совершенно излишне, – я поспешно отступила. – Доброго вечера, господин Фурен.
По пути домой я зашла в маленький ресторанчик к госпоже Ливью́. Здесь подавали самую простую еду – наваристые супы, тушённые с мясом овощи и каши, зато за осьмушку можно было наесться досыта, ещё и прихватить с собой пару жареных пирожков. Забавно: десять лет меня приучали к высокой кухне, к деликатесам и изысканным блюдам. Всё, что не было выварено, истолчено, покрошено и взбито до состояния полной неузнаваемости, аристократия Шерры считала вульгарным и плебейским. А я всё те же десять лет мечтала об отварной картошечке с маслом и укропом, гороховом супчике с копчёностями, свиной рульке и чёрном хлебе. И отдала бы что угодно за такой ужин, как сейчас.
В свою комнату я поднялась вымотанной до предела, но сытой. На этот раз всё же разделась, залезла под одеяло и провалилась в сон.
Глава 5
– Вы замышляли что-либо против милостью Богов государя Шерры Стéфана Второго?
– Нет, клянусь вам!
Лицо палача – не уродливое, даже приятное. Взгляд сострадательный, и на моё распятое голое тело он старается не смотреть. Вчера дал воды… или это было сегодня? Сколько я уже в этом подвале – день, два, неделю?
– Врёте. Повторяю вопрос: свой богомерзкий дар вы намеревались использовать во вред Его Величеству?
– Нет. Нет! Уберите это, уберите! Я не лгу! Я обычная Пряха! Нет, нет, пожалуйста, нет!..
***От собственного истошного крика я подскочила. Прокля́тое имя билось в ушах, в плече пульсировала боль, словно раскалённый прут отняли не год, а секунду назад. Лекарь обещал, что кошмары постепенно уйдут, но пока я видела их каждую ночь – а иногда и несколько раз за ночь. И всё же мне повезло. Светлые Боги, как же мне повезло! Выдержать, не сойти с ума, не признаться в том, чего не совершала, – и уцелеть.
За окном серело утро. Ледяной пол обжёг ноги. Чёртова госпожа Ловен с её экономией! Чугунные батареи почти не грели. Зачем, если на улице чуть ли не весна? Я поскорее натянула чулки и отвела край занавески. Потепление принесло с собой смену погоды. Небо затянули низкие сизые тучи, мостовая блестела от мороси. В ящике на балконе соседнего дома цвела виола. Прав Рен: какое-то безвременье.
С Рена мысли перескочили на Совье. Приглашение в Особую службу не из тех, которыми можно пренебречь, и пятьдесят злотых тоже на дороге не валяются. Оценив воронье гнездо на своей голове, я поплелась в ванную. «Горячей» называлась вода, от которой тело не сводило судорогой, поэтому мытьё каждый раз превращалось в испытание воли и духа. Короткие волосы быстро подсохли и начали завиваться на концах. Когда-то, в младших классах меня дразнили овечкой, пока густая чёрная грива не отросла ниже пояса и колечки не превратились в тяжёлые волны.
Из дома я вышла в начале девятого. В это время Сытный квартал напоминал множество ручейков, вливающихся в полноводную реку. Этой рекой являлась Звонкая улица, в конце которой располагались корпуса ткацкой мануфактуры, кожевенного завода и суконной фабрики. Всё рядышком, друг за дружкой. Непрерывный людской поток тёк и редел по мере того, как рабочие сворачивали к проходным. Мой путь лежал в противоположную сторону, через Торговый район в центр столицы. Конечно, никто не мешал мне шикануть и поймать коляску, но четвертака было откровенно жаль.
Через полчаса морось сменилась влажным туманом, к концам улиц он перетекал в рыхлые грязно-серые облака. Золотой мост через Тейру таял где-то посередине, словно соединял два берега легендарной реки вечности. Коляски и экипажи ехали медленно, с зажжёнными огнями, извозчики то и дело гудели в рожки. Я влилась в толпу пешеходов, идущих по узкой полосе между проезжей частью и фигурной решёткой моста. Очень многие предпочитали служить в центре, а жили в более доступных кварталах на другом берегу Тейры. Чугунные русалки с позолоченными хвостами тоскливо смотрели вниз, на тёмную плотную воду. Русалок мало волновала непогода, им явно не нравилось, что их вытащили на сушу и приковали цепями к ограде.
В центре туман поредел, или так казалось из-за высоких пяти и шестиэтажных зданий и обилия фонарей. Большой проспект сверкал роскошными витринами магазинов и ресторанов, у новомодных вращающихся дверей замерли важные швейцары в ливреях, похожих на генеральские мундиры. В вазонах с подогревом цвели камелии, и если бы не редкие деревья без листьев, то создавалось бы полное ощущение весны. У монументального здания Особой службы стоянка была забита экипажами, постоянно кто-то подъезжал или уезжал. Я глубоко вздохнула и поднялась по ступенькам из розового гранита к главному входу. Двое дежурных по бокам от двери выглядели каменными статуями, не более одушевлёнными, чем гранит под их ногами.
– Добрый день. Госпожа Муэрро к господину Совье.
– Паспорт с собой? – отмер один из дежурных.
– Да.
Я уже потянулась к внутреннему карману пальто, как дежурный продолжил:
– Проходите. Окно номер два, предъя́вите документы, вас проведут.
Внутри царили тишина и строгая простота солидного учреждения. Служащий в окошке внимательно изучил мой паспорт и подал кому-то знак. Из неприметной двери в стене вышел пожилой господин с пышными усами, поклонился и жестом велел следовать за ним. Мы прошли по коридору, миновали пост охраны, поднялись по лестнице на второй этаж, где тоже дежурили охранники, повернули направо… Провожатый распахнул передо мной дверь без таблички и плотно закрыл её за моей спиной.
– Доброго дня, госпожа Мур-Мур!
Любезность Совье простиралась так далеко, что он не только поднялся, когда я вошла, но и собственноручно придвинул мне стул. Мало того, особист не вернулся в кресло за столом, а взял себе другой стул из вереницы стоящих у стены, намереваясь устроиться рядом. Я оценила галантный жест.
– Добрый день, господин Совье. О чём вы хотели поговорить?
– Прямо к делу, да? – он добродушно усмехнулся. – А как же общепринятые вступления о погоде? Мне положено заметить, что сегодня необычайно тепло, вы поддакнете, и слово за слово мы перейдём к важному.
– Экономлю ваше время, – я вернула ему усмешку.
– Хорошо, – Совье достал из кармана чек и протянул мне. – Прежде всего я должен рассчитаться с вами. Пять минут – и вы получили бесценную информацию, на которую мои люди тратят недели и даже месяцы. В связи с этим я тоже сэкономлю ваше время и спрошу: почему невероятные способности не спасли Прях от тотального уничтожения?
От растерянности я моргнула.
– Вы позвали меня, чтобы задать этот вопрос?
– Да, госпожа Мур-Мур, – тон Совье неуловимо изменился. – На первый взгляд мы имеем уникальных ведьм с безграничным могуществом. При этом за каких-то три года король Шерры без всякого вреда для себя выловил, пытал и в результате казнил всех одарённых. Почему вы, видя будущее, ему не помешали? Не предупредили бойню?
– Вы умный человек, раз вычленили главное, – я заглянула в кошачьи глаза. – Возможно, вы и разгадку нашли?
– Думаю, да. Собственное будущее от Прях закрыто. Причём я употребляю «собственное» в общем смысле. Не госпоже Мур-Мур неизвестно, чем она займётся через день-неделю-месяц, а одна Пряха не видит других Прях.
– На энергетическом фоне мы – пустоты, – я выпрямилась и скрестила руки на груди. – Нельзя вытянуть нить из пустоты. Это называется парадоксом Гуэ́рро: какого бы человека я ни посмотрела, всё, касающееся меня лично или близких мне людей, исключено из узора.
– Значит, нужно приставить к вам охрану, – деловито кивнул Совье. – Не прощу себе, если с вами что-нибудь случится.
– Вы шутите?
– Никоим образом, госпожа Мур-Мур. Даже если вы откажетесь работать на Её Величество, вы представляете слишком большую ценность.
– Это вы так завуалированно предлагаете мне работу?
Совье скопировал мой жест – теперь я могла любоваться его ухоженными руками с длинными пальцами.
– Мне непонятен скепсис в вашем голосе, госпожа Мур-Мур. Что отвращает вас от госслужбы? Только, чур, честно.
– Честно? Я терпеть не могу вставать по будильнику и высиживать энное количество рабочих часов на одном месте, ненавижу исполнять идиотские распоряжения и помалкивать в ответ на бесцеремонность. Также меня угнетает необходимость отчитываться в своих действиях и разъяснять каждый свой шаг.
– Это всё решаемо, – пожал плечами Совье. – Что-то ещё?
– Даже у самой сильной Пряхи есть предел. Ничего не даётся даром. Две-три нити я потяну безболезненно, четыре-пять будут стоить мне головокружения, шесть-семь, как вчера, оставят без сил, восемь-девять буквально убьют.
– Пара ваших предвидений стоят недели работы всего отдела, – Совье поднялся и взял со стола пачку листов. – Я подготовил договор о найме вас внештатным сотрудником. Все пункты, которые вас беспокоят, вы можете собственноручно вписать в графу «особые условия». Прочитайте, пожалуйста.
После первого листа я спросила со смешком:
– Вы учились на законоведа, господин Совье?
– В том числе, – ухмыльнулся он. – Вы читайте, читайте.
Дойдя до пункта «Оплата», я опять подняла голову:
– Пятьсот злотых в месяц? Вы описáлись или рехнулись?
– На самом деле я готов удвоить сумму, – невозмутимо откликнулся Совье. – Её Величество не ограничивает меня в средствах. В ближайшее время я надеюсь похвастаться ей, какое сокровище добыл. Я, госпожа Мур-Мур, чертовски честолюбив. Когда вчера наблюдал за вами, то и без всякого дара увидел себя в кресле министра. Как вы думаете, мне пойдёт?
– Если не пойдёт, всегда можно поменять кресло.
Он рассмеялся – намного теплее, чем раньше.
– Кажется, мы сработаемся, госпожа Мур-Мур. Мне совершенно безразлично, во сколько начнётся ваш рабочий день, я не собираюсь давить или заставлять вас выполнять идиотские приказания. Единственное, на чём я настаиваю: когда возникнет необходимость и вы будете в состоянии помочь, вы поможете независимо от времени суток. В пять утра, в восемь вечера, в полночь… Клиенты ведь тоже приходят в неурочные часы.
Это казалось справедливым, только я всё равно смотрела на строчку для подписи с сомнением. Конечно, условия сотрудничества с Особой службой были несравнимо привлекательнее, чем с Розыскным управлением, и Совье – это не Рен, но… но… Может быть, именно в этом и заключались мои опасения: Совье – не Рен, которого я знаю двадцать с лишним лет.