Без тебя не осилить

– Учишься хорошо?

– Хорошо, без двоек.

– Ну, без двоек можно учиться, ничего не делая. Только ходи в школу и всё. Теперь сами учителя двоек не любят, чтобы не было лишних хлопот.

Сергею не хотелось говорить о школе, он сегодня виноват. А кроме того, у взрослых свои представления об отметках и учёбе, их не переспорить.

– Поехали, – сказал Сан Саныч и двинул машинку по самому краю футбольного поля. Она застрекотала, как детский автоматик, снизу посыпался мел, и ложился он ровной полосой, обозначая боковую линию.

– Ты, видать, трудолюбивый парень, – сказал Сан Саныч, продолжая стрекотать машинкой. – Когда-то и сын мой был таким. Теперь вырос, в институте учится. Без стипендии. Да ещё мне за его учебу доплачивать приходится.

– Почему?

– Потому что лентяй! – оассмеялся Сан Саныч

Сергей не ожидал такой откровенности: несмотря на смех Сан Саныча, от его слов потянуло холодом и обидой.

– Почему лентяй?

– Потому что упустили мы его. Жена долго болела. Квартира у нас однокомнатная была, ему уроки готовить надо, вот и отправили его жить к бабушке. А та будто игрушку заполучила. Стала баловать, поощрять: куда захотел, туда пошёл, во сколько захотел, во столько пришёл. Мало над чем задумывался. Так и превратился в лентяя. Курит, как паровоз, полагаю, что и наркоту уже пробовал… Лично тебе наркотик еще не предлагали?

– Нет. У нас в школе с этим строго. Предупреждают, лекции читают, кинофильмы разные…

– Правильно делают, – кивнул Сан Саныч. – А если кто предложит – сразу бей в рыло. Знай, перед тобой бес, он тебе смерти желает… Мой сын оказался бесхарактерным. Это гибельно для мужчины.

– Может, еще выправится?

– Я сам виноват. Недоглядел. На бабушку понадеялся. А когда жена умерла, говорю, мол, переходи ко мне, жить вместе будем. Куда там, ни в какую! Ответил, что ему и с бабушкой неплохо. Конечно, неплохо, она у него как прислуга. А что у богатырского по виду парня душонка с мышиный хвостик – это ни его, ни бабушку не волнует.

В разговорах обошли всё поле. Сергей ещё два раза ходил за мелом и больше молчал, стеснялся: впервые взрослый человек признавался ему в своих горестях.

– А сами вы спортом занимались? – спросил Сергей.

Сан Саныч переставил машинку и двинулся прямо на стойку ворот, обозначая белой полосой лицевую линию.

– Было в молодости, но чемпион из меня не вышел – силы воли маловато. В спорте ведь это главное – воля. Да и в любом серьезном деле. Занялся классической или как сейчас говорят, греко-римской борьбой. И пошло у меня как по маслу. Через полгода всех ребят с нашей улицы борол, устраивал им «Дни воздушного флота». Они у меня, как реактивные, летали, только ловить успевай, чтоб не расшиблись при посадке. Ну, хвалят они меня, дружат со мной, зовут то в кино, то на танцы. А тренироваться стало некогда. Встретил меня на улице тренер, а я врать начал: мол, некогда, Петр Иваныч, работы много… Теперь как вспомню его – так сердчишко и сожмётся: хороший, добрый был человек!

Сан Саныч остановился, подобрал старую, выцветшую газету, свернул её и опустил в карман своей рабочей куртки. И снова взялся за ручки машинки.

– А потом? – спросил Сергей.

– Потом уже в армии штангой занялся. Благородный спорт. А тоже не получилось. И силы много, и наружу она просилась, а дошёл до второго разряда – мышцы стали красивые, будто не человек, а живая скульптура… Демобилизовался, на пляж стал ходить, туда, сюда: мол, смотрите, какая у меня фигура. Но хороша была фигура, да не та натура.

Они обозначили вратарскую и штрафную площадки. Сергей из пригоршней насыпал мел на одиннадцатиметровую отметку. Провели поперечную линию посередине поля, пошли по кругу, обозначая центр, и вернулись в сарай.

– Дождя бы не было, а то размоет всю нашу работу, – сказал Сан Саныч и закурил. – А ты чем-нибудь занимаешься?

– Нет пока. У меня врождённый сколиоз. Даже от физкультуры освобождён.

– От физкультуры напрасно… И сильно заметно?

– Когда разденусь, видно, что одна лопатка выше другой. Если бы не это, я бы футболом занялся. И хоккеем. Но там надо силы много, а у меня мало.

– Потому и мало, что не спортсмен. А будешь играть, сила сама прирастёт. Только не жалей себя, понял? Часто жалость к самому себе многому мешает. Идём, ослабим сетки, пускай они просто повисят на воротах, потом натянем – будет совсем другой фасон.

Сергею всё больше и больше нравился Сан Саныч. Хотелось работать, разговаривать, просто быть рядом. И, помогая ослабить сетку ворот, спросил:

– Сан Саныч, почему наша нынешняя сборная играет слабо? Она же была и призёром первенства мира, и чемпионом Олимпийских игр, и чемпионом Европы? А теперь на её игру без слёз не взглянешь.

– Сборная? Да, брат, тонкое дело… У меня когда-то останавливался заслуженный мастер спорта Валентин Фёдоров, не слыхал про такого?

– Кажется, он был организатором и участником футбольного матча в блокадном Ленинграде?

– Правильно, молодец. Вот он говорил, что, к сожалению, прошло время, когда футбол для наших игроков являлся праздником. Теперь у них это работа. Они как на принудиловку ходят, про деньги думают. А нужно, чтобы праздник вернулся.

Подсыпали песка во вратарской площадке, где земля была особенно выбита. Собрали с поля бумажки, занесенные ветром. Поставили голубые флажки на резиновых палках во вбитые в землю трубки по углам поля. И Сергей даже не заметил, как время подошло к трём часам.

– Ну, Сан Саныч, я пошёл. Надо уроки приготовить.

– Давай, брат, учись, это теперь твоё главное дело. Меня не забывай. Сегодня за помощь спасибо. Дело сделали и поговорили. Не часто мне удаётся поговорить, как с тобой…

Дома Сергей вымылся, пообедал. Присел к столу, достал схему, которую составил утром.

«Только бы согласились, вот в чём загвоздка. И тогда увидят, как они могут сыграть!»

Но он не чувствовал радости оттого, что перед ним лежала готовая схема. Пропущенный в школе день давил на сознание, а представив себе, насколько нелепой покажется учителям и матери причина, из-за которой он прогулял целый день, Ланцов приуныл.

Набрал номер телефона своей одноклассницы Тани Вороховой, но трубку никто не поднял. Тогда он позвонил другому однокласснику, Батурину.

– Иннокентий слушает! – раздалось в трубке.

– Кеша, это я, Ланцов. Классная не слишком шумела, что меня сегодня не было?

– Как это не было? – закричал Батурин. – А кому я в долг стольник дал? Ты не финти, Ланцов, я это не люблю.

– Ох, Кеша, мне теперь самое время острить: позвонит классная матери – вот хохоту будет.

Батурин понял и оставил свой искромётный юмор. Он сказал, что по списку проверяла только «русалка», она-то и отметила, что Ланцова нет.

– Правда? – не поверил Сергей. – Может, на самом деле, проскочу?..

И Сергей повесил трубку. Взглянул на часы – скоро явится после работы мама.

«Надо успеть до её прихода, а то опять начнет: «Всё футбол да футбол, никакой жизни у человека, кроме футбола!»

Покопался в ящике, полистал прошлые номера еженедельника «Футбол-хоккей», ничего особенного ни в тактике, ни в технике не нашёл, задвинул ящик под кровать и вышел из дому.

* * *

На стадионе потихоньку собирались футболисты. Они сидели на скамейках, грызли яблоки и смотрели на строго размеченное, нарядное поле. На всех четырёх углах его, трепеща под ветром, красовались голубые флаги.

Сергей поискал Сан Саныча и увидел его у ворот – натягивал сетку. Сергей заторопился на помощь.

И вот поле готово – ещё никогда оно не было таким празднично-красивым, как сегодня.

Сергей пришёл к локомотивщикам, послушал их разговоры и понял, что они собираются играть, как играли всегда.

– При такой расстановке вы опять проиграете, – сказал он.

– А, Пеле-теоретик! Привет! – поздоровались футболисты. Капитан спросил:

– Почему ты решил, что проиграем? У нас сегодня команда – шестнадцать человек! Замены не ограничены, а у «Комбината» пока – только девять.

– Нехватка в команде облегчает вам задачу, но не гарантирует победу, – сказал Сергей. – Нужно ваших игроков расставить вот как. – Он протянул капитану листок, на котором изобразил, кому, где играть.

– Погоди со своим рацпредложением… Шурик, ты сколько голов решил сегодня забить? – спросил он Гостева.

– Тринадцать, кэп, – откликнулся Гостев. – По семь в каждом тайме.

– А ты, Володя?

– Я тоже тринадцать, – не моргнув, ответил Бредихин. – Но все – во втором.

– То-то же, – удовлетворенно сказал капитан и подмигнул Сергею. – Доверю тебе по секрету, что я тоже собираюсь забить. Покажи, что ты принёс? – Он взглянул на схему и рассмеялся: – Ай, Пеле-теоретик, это же старая система, по которой теперь никто не играет… Смотрите, он принес «дубль-вэ»!

Футболисты, даже не взглянув в листок, засмеялись.

– Между прочим, благодаря этой системе, сборная Басконии победила все лучшие футбольные команды мира, – сказал Сергей. – Так что не смешно.

– Сборная Басконии! А с чем это едят? – сострил Гостев.

– В Испании область такая, – сказал Сергей и понял, что это ничего не объясняло. – Когда в тысяча девятьсот тридцать седьмом году в Испанию пришли гитлеровцы, испанские футболисты с оружием в руках защищали республику. А потом, чтобы не оказаться в лапах фашистов, собрали команду и выехали в Европу. И победили все лучшие команды, в том числе и знаменитых английских профессионалов!

Теперь железнодорожники не смеялись. Они молча смотрели на Ланцова, каждый думал о своём, а ему казалось, что они просто не верят.

– Я книгу читал о басках!.. Как же можно заниматься делом, ничего не зная о нём?

Его слова, наконец, подействовали – игроки с интересом посмотрели на листок в руке капитана.

– Ладно, Пеле, знаний у тебя никто не отнимает, – сказал капитан. – Но подумай: разве может наш правый защитник Витя Кравцов играть нападающего?

– Может! И даже обязан, когда это нужно!

– А Леша Коновницын? Разве ты заставишь его перейти в полузащиту? Он же прирождённый защитник! Нет, Пеле, по всем этим схемам-системам играют там, – он поднял вверх указательный палец. – А у нас, дружок, своя система: кто кого перебегает. К тому же, у нас отличная защита, в ней захлебнётся любая атака.

– Вы стройте свою игру, свою! А не только разрушайте чужую! – закричал Сергей.

– Вдруг пацан прав, надо подумать, – сказал вратарь Слава Малькевич. Но каждый видел: говорит он это, чтобы не обижать Пеле-теоретика.

– Конечно, прав, – твердил Сергей, глядя на капитана. – Вы только попробуйте, тогда увидите. Я вам победы желаю, честное слово.

Капитан вернул ему листок и вместе с другими футболистами побежал на разминку.

В команде тонкосуконного комбината не хватало двух игроков. Они так и не подошли.

Судья дал свисток. Игра началась.

Сергей, хоть и обиделся, что «Депо» не приняло его схему, всё-таки болел за них. Поначалу железнодорожники всей командой бросились на «Комбинат» и в одной из атак чуть не забили гол. Но постепенно игра выравнивалась. «Комбинат» чаще владел мячом, и вскоре их нападающий легко прошёл по краю, дал пас в центр, а там полузащитник сильным и точным ударом направил мяч в нижний угол. 1: 0 повел «Комбинат».

«Текстильщики поняли, что железнодорожники не команда, а толпа. Теперь так и пойдёт», – думал Сергей.

Но большего в первом тайме футболисты «Комбината» не добились. Игроки ушли на перерыв, и Сергей снова явился к железнодорожникам, снова стал убеждать их перестроить игру.

– Ладно, парень, разберёмся. Иди, займись чистописанием, а то лебедя схватишь, – сказал капитан, улыбаясь, как истинный друг, а на самом деле прогоняя его от команды.

Но Сергей был убежден, что победу нужно искать только в воротах противника. Да, не пропустишь – не проиграешь, но ведь не забьёшь – не выиграешь! Он не понимал: какой смысл быть твердолобыми, когда дело идёт к поражению?

– Вы только поймите, из вашей команды «лебедь, рак да щука» выходит, – не унимался он. – А если вы станете атаковать, то сразу поймёте, в какую сторону тащить футбольный воз…

– Пеле! – крикнул капитан. – Не буди во мне зверя, а то пожалеешь!

– Ты сам пожалеешь, – в упор посмотрел Сергей.

Капитан вскочил со скамейки, и неизвестно что пришлось бы пережить Сергею, если бы между ними не встал вратарь.

– Не кипятись, Гриша, давай попробуем, – сказал он. – Может, и прав пацан. Нам держаться особенно не за что, всё равно проигрываем.

– Нечего опыты проводить, не тренировка, – зло сказал капитан. – У них всего девять человек, а впереди целый тайм. Тут их минимальность и скажется. Мы теперь замену делать не будем, а к середине второго тайма заменим сразу троих – они выйдут со свежими силами да как врежут!..

Но во втором тайме случилось то же, что в первом: после двух-трех неудачных попыток Бредихина и Гостева пройти к воротам противника «Комбинат», несмотря на свою «минимальность», бросился в наступление. И железнодорожники торопливо сбились в кучу у своих ворот. Последовала длинная передача левому крайнему «Комбината», и тот метров с двадцати пробил по воротам: 2–0.

Увидев это, Сергей, хотя и позлорадствовал: «Так вам и надо!», всё-таки огорчился, поняв, что это конец.

Не помогли и замены. Новые футболисты, как молодые жеребцы, табуном устремлялись к мячу, но «Комбинату» не составляло труда удерживать свои ворота «сухими».

Когда закончилась игра, Сергей засунул озябшие руки в карманы куртки и двинулся домой. Он не жалел о потраченном времени, о прогуле, о «минимальности» своего авторитета. Ему было жаль, что люди не слышат друг друга, не хотят слышать. Отсюда многие непонимания и как результат неудачи.

* * *

Сергей долго не посещал стадион. Порой по дороге из школы тянуло, но он ускорял шаги и проходил мимо. Да и в школе прибавилось забот: Сергей хорошо рисовал и его избрали в классную редколлегию. Теперь часто после занятий Ланцов и редактор Таня Ворохова оставались делать газету. Первый номер они решили посвятить защите природы. Сергею хотелось, чтобы их газета вышла красивая, интересная. Он долго думал, как ее оформить, и, наконец, нарисовал два земных полушария – Восточное и Западное. И эти полушария протянули друг другу большие, сильные руки. А на руках, как воробьи на ветках, сидели разноцветные дети.

Много времени отняла газета у Ланцова и Вороховой, но, когда вышел первый номер, все увидели, что он удался, – приходили смотреть даже десятиклассники.

С Таней Сергей готов был выпускать газету хоть каждый день. На уроках он сидел впереди Вороховой, и еле сдерживался, чтобы не обернуться, не посмотреть на неё. Зато, когда она выходила отвечать, открыто разглядывал её светлое, живое лицо, волосы, схваченные сзади красной резинкой, руки, платье. Она отвечала весело, быстро; она всегда знала больше, чем нужно по заданию. И ставили ей всегда отличные отметки. Для неё это была норма, потому что училась она не за пятерки, а просто училась, и всё.

Но особенно открылся ему Танин характер, когда они всем классом решили сыграть в футбол. Сергей судил этот матч, Таня защищала ворота, и вдруг Витька Пронин со всей силы ударил по мячу и попал ей в лицо. Таня пошатнулась, побледнела, но даже не подумала оставить ворота, стояла до конца.

С этого дня Сергей стал беречь деньги, что выдавала мама на школьный обед. А когда стало ясно, что деньги есть, побежал в театральную кассу и взял два билета на оперу Джузеппе Верди «Риголетто». Ему казалось, что они с Таней должны пойти именно в оперный театр, а не в мороженицу или на дискотеку, как другие.

Каждый день он приносил билеты в школу, но всё не мог сказать о них Тане.

Однажды после занятий она предложила ему посмотреть материал для новой газеты. Он обрадовался.

Когда все ушли, Таня вытащила из портфеля несколько заметок, которые с большим трудом добыла у одноклассников, разложила их на столе.

– Все, что у меня есть, – сказала она. – А ты почему-то улыбаешься, будто у нас готовая газета.

– Не горюй, пожалуйста, Ворохова, найдём выход… У меня вот что есть для нас с тобой, посмотри…

– Разве ты любишь оперу? – спросила она, внимательно рассмотрев билеты.

– Не знаю, ещё не думал. Но, кажется, готов любить.

В самой глубине Таниных тёмных зрачков он видел крохотные солнечные точки – они то появлялись, то исчезали, то снова начинали светиться мягким тёплым светом.

– Спасибо, – наконец сказала она. – Очень неожиданно: ты и оперный театр. Надо же, как бывает… Но, к сожалению, я не могу. Не обижайся, ладно? Мы дружим с Володей Титовым. И ты теперь поймешь, почему я не могу. Не обижайся только, я правда не могу.

Ему сделалось душно, жарко, захотелось уйти, убежать на улицу. На стадион. К ребятам. К Сан Санычу.

– Ладно, Ворохова, я всё понял, извини. Только прошу тебя, возьми эти билеты. Когда я покупал их, думал о тебе, – сказал он и поднял рюкзак…

* * *

На поле играли футболисты, и Сергей сразу узнал деповскую команду.

Но как?! Точные передачи, пас в нужное место – гол!.. Ого! И не бегают стадом за мячом. И не суетятся у своих ворот, сбившись в кучу. Присмотревшись, он в удивлении сдвинул шапку на затылок: команда локомотивного депо ата-ко-ва-ла! «Они поняли, поняли, раз отказались играть по-старому!» – радовался он.

Подхватив рюкзак, помчался к воротам Славы Малькевича. Тут же остановился и медленно пошёл в сторону скамеек.

– Эй, Пеле! Привет! – закричал вратарь. – Постой, друг, не уходи!

Сергей присел на скамейку и, кусая губы, стал болеть за «своих». Никогда он ещё не волновался, как сейчас… Ведь они выигрывали!

В очередной атаке деповские ребята снова забили гол, и было видно, что это дело для них привычное, потому что даже ликовать не стали: просто побежали на свою половину, и всё.

И не успел противник начать с центра, как судья трижды свистнул в хриплый, словно бы простуженный свисток.

«Чудеса в пробирке! – радовался Сергей. – Значит, я был прав, когда говорил им, что надо перестроиться и атаковать!..»

– Поздравляю с победой! – сдержанно проговорил он, глядя на Славу Малькевича. А тот пожал ему руку и, неожиданно обняв за плечи, повернулся к ребятам:

– Эй, парни! А ведь наши победы начались с него! Помните, мы играли на кубок с «Комбинатом»? Это ведь он позвал нас в атаку! Он наш двенадцатый игрок.

– Конечно помним! – закричали железнодорожники. – Он головой пытался сделать то, чего мы не могли ногами.

Сергей прекрасно понимал, что у ребят после трудной победы хорошее настроение, но всё же сердце трепетало от радости. Ещё бы, такое дано услышать далеко не каждому!

– Качать Пеле-теоретика! – и в следующую секунду Сергей взлетел над руками футболистов так высоко, что ему показалось, будто он видит крышу пятиэтажного дома.

– Молодец, Серега! – сказал Слава Малькевич, когда мальчишку поставили на ноги. – Уже в четырёх играх победили. На следующий год играем в этой же группе, а так – чуть не вылетели. Теперь о главном: мы с парнями посоветовались и решили назначить тебя нашим тренером. Ты согласен? Впрочем, пускай дальше говорит капитан. Давай, Гриша.

– В общем, так, – положил руку ему на плечо капитан. – Мы к тебе с официальным предложением. И вашему директору школы бумагу принесём. От нас ушёл бывший тренер – ты помнишь его, лысый такой. Кроме злости, ничего в нём не было. Так что и зарплату мы тебе сделаем, понял? Дело за тобой, подумай.

Сергей опустил голову, спросил дрогнувшим голосом:

– Вы тут Сан Саныча не видели?

– Болеет Сан Саныч. Даже поле разметить некому, сами размечаем… Так мы ждём твоего решения, лады?

Сергей поднял глазп, чуть заметно кивнул. Он попрощался с футболистами и пошёл к директору стадиона. Открыл дверь, увидел пожилого тучного мужчину с папиросой между пальцами.

– Здравствуйте!.. Мне адрес Сан Саныча, я бы его навестил.

– А кто ты ему?

– Никто. Знакомый.

– Вот, списывай, если знакомый, – директор протянул «Алфавит». – Его фамилия Семёнов. Нашёл? Заодно и от меня привет передай. И это, – он вытащил из ящика стола два больших краснобоких яблока…

* * *

Дверь открыл огромный парень в меховой куртке и полосатых брюках. С одного взгляда можно догадаться, что это Сан Санычев сын.

– Сан Саныч дома? – спросил Сергей. – Мне сказали, что он болен, я пришёл навестить.

– А кто ты?

– Никто, мы с одного стадиона. Работали вместе.

– Ох, работнички… Дуй к своему Сан Санычу.

Сергей открыл дверь и увидел Сан Саныча: он сидел в низком кресле, тепло одетый, в матерчатых шлёпанцах на войлочной подошве. Читал газету.

Сан Саныч вначале не поверил собственным глазам, даже слегка испугался – не случилось ли чего? Но, заметив Серёжину улыбку, обрадовался:

– А-а, Серёжа, входи. Раздевайся. Что у тебя нового?

– Всё по-старому, на стадион заходил. Там сказали, что вы болеете.

– Верно, болел, теперь поправляюсь. В понедельник уже на работу. Садись к столу, чайку попьём, потолкуем… Валентин! – позвал он сына. – Зайди на минутку!

– Чего тебе? – показался в дверях Валентин.

– Знакомься, сынок, это мой приятель и помощник Серёжа. А это мой сын, сельскохозяйственный институт заканчивает.

– Ну, так чего тебе?

– Поставь нам чаю.

– Некогда. Ты же знаешь, тороплюсь.

– Ладно, сами поставим, – сказал Сан Саныч и махнул рукой…

Они пили чай, разговаривали, и Сергею казалось, что он уже не впервые в этой небольшой тёплой комнате с голубыми обоями, со старинным трёхстворчатым шкафом и стеклянным, белым шаром на лампочке – вместо люстры. К шару подвязана небольшая плетеная корзина, из которой выглядывала волосатая морда киногероя Альфа.

Все было привычно, знакомо: стол, кровать, стулья, полка с книгами. Такая же комната и у Сергея, только над столом вместо фотографии молодой смеющейся женщины – два портрета – Яшина и Пеле.

– Ну, а в школе – что у тебя?

– Учусь помаленьку. Стенгазеты рисую.

– Тонкое дело… И получается?

– Не знаю, себя трудно хвалить. Когда заметки хорошие, тогда лучше выходит.

Сан Саныч слушал, кивал, отчего-то вздыхал, и Сергею казалось, что он вспоминает своё детство, школу и ребят, с которыми когда-то вместе учился.

– Так, да? Что ж, я рад за тебя, что живёшь интересно. На стадион приходить будешь? Зима наступает, скоро начнём лёд в коробке растить. Погода бы удалась. Уже ноябрь, а никто из нас ещё ни одной снежинки не видел.

– Буду, Сан Саныч. Вместе и нарастим. У меня тоже опыт кой-какой.

– И хорошо, – сказал Сан Саныч, пересаживаясь от стола снова в кресло. – Однако тебе домой пора. Небось, родители ждут?

– У меня только мама. Отец умер, когда мне было четыре года.

– Плохо без отца?

– Не знаю… У меня мама хорошая…

Сергей оделся и вспомнил, что директор стадиона тоже прислал Сан Санычу привет. Но Сан Саныч взял только одно яблоко, а другое протянул Сергею.

– Бери, бери, мне одного хватит. У меня от них кисло во рту.

Сергей попрощался и вышел на улицу. Падал пушистыми хлопьями снег, медленно ложился на тротуар и на плечи прохожих. И не таял, потому что наступил первый мороз.

Ленинград. 1988

ПОСЛЕДНИЕ КАНИКУЛЫ

Максим и Колька лежали на тёплом прибрежном песке, смотрели в озеро. В воде, искрясь, дробилось солнце. Вдали, у самого Бугровского маяка торчал парус – отсюда он походил на прямоугольный сизый конверт. На выступавших из воды камнях неподвижно сидели чайки.

Рядом с мальчишками, у воды стояла Вика – жёлтый купальник казался белым на её загоревшей коже. Из-под руки смотрела, как в лагерной купальне Кирьяныч, обросший каштановой бородкой, учил пацанов дайвингу – погружению с аквалангом. Наклонившись над водой, он подолгу объяснял, как быть и что делать в глубине, иногда покрикивал, если его не слушали, и был похож на заклинателя водных духов. Пацан, не успев погрузиться, тут же выскакивал на солнечную поверхность и, стоя по пояс в воде, ошалело таращил глаза на Кирьяныча. Тот улыбался, молчал. Пацан выхватывал загубник, сдирал маску и начинал что-то лопотать, обвиняя при этом несовершенство акваланга. Кирьяныч слушал, поправлял широкие лямки, державшие кислородный баллон за спиной, трогал винт и посматривал на круглую шкалу – следил за атмосферами.

– Главное, не трусь, – говорил степенно. – Иди по ограде и держись за неё, чтобы – не всплывать: у тебя положительная плавучесть. И не хватай воздух, будто хочешь впрок надышаться.

Вика тихонько смеялась. Она уже не раз просила Кирьяныча разрешить ей поплавать с аквалангом, но Кирьяныч девчонок не брал, только парней. Да и то, как он считал, самых надёжных: не хотел рисковать.

Максиму казалось, стоит ему поговорить с Кирьянычем, и тот разрешит Вике надеть акваланг. Как-никак с Кирьянычем они почти друзья, в лыжной секции два года вместе были.