Без тебя не осилить

– Ничего я не прятался, просто вначале не сообразил…

– Соображать надо, когда книгу читаешь или жениться решил, а если…

– Ага, можно подумать, я вам спасатель-профессионал, всю свою жизнь только тем и занимался, что спасал утопающих. Интересно, как повели бы себя другие… Когда прибежал мужчина, я помогал, он может подтвердить. Так что не понимаю, в чём моя вина?

Юрий Тимофеевич тяжело опустился на стул. Весь его усталый вид, опущенные глаза говорили о том, что ему не хочется продолжать этот разговор. Но есть вещи, мимо которых проходить нельзя. Если ты старший, если ты педагог.

– Жаль, Игорь, что сообразительность к тебе пришла так поздно. Такое состояние называется «остроумие на лестнице». Хорош герой, который соображает до тех пор, пока не прибежит дядя и не подаст пример. А если нет рядом доброго дяди? Ты задумывался, почему люди болеют за спорт, за спортсменов? Они ведь болеют не просто за Васю или за Петю, они болеют за бойцов!.. Однажды мне пришлось наблюдать случай, когда на помощь тонущему человеку бросился другой, не умеющий плавать. А ты…

– Я подумал, что сам могу утонуть. И вообще, осталось всего три дня до соревнований, разве я мог рисковать?

Лицо тренера потемнело, глаза блеснули жёстким светом.

– Мы заметили, Игорь, чем лучше ты становишься, как бегун, тем хуже, как человек. Бывает, к сожалению, и такое. Выходит, спорт тебе не на пользу, а во вред. Поэтому завтра к соревнованиям мы тебя не допускаем.

Вот до чего дошло – его отделяют, ему запрещают. Но почему? Кто им дал право отделять и запрещать?! Он пришёл сюда по собственной вол, как свободный человек. А ему ставят условия, требуют то, чего он не может, не смог.… Пускай себе живут одни, без него. Пускай бегают, выступают – ещё пожалеют!..

– И не надо. Переживу. Сами попросите!

В палате наступила внятная, пугающая тишина – ни шороха, ни звука. Ребята сидели и стояли, опустив головы; разглядывали собственные ногти, крутили пуговицы, таскали нитки из бахромы полотенец. Витя Башилов, сидевший ближе всех к Зимогорову, старательно втирал в ладонь серебристую монету. Никто за него не заступился, не попытался как-то оправдать. Будто сговорились. Будто не понимали, что это действительно страшно, когда тонет человек.

– Завтра в город пойдёт продуктовая машина, ты можешь вернуться домой.

– За что? – побледнел Игорь.

– За трусость.

Тренер поднялся и пошёл к двери. Его остановил Витя Башилов:

– Юрий Тимофеевич, мне кажется, не нужно так. Зимогоров бегает лучше всех, он может победить в Москве

Тренер обернулся, коротко, вприщурку посмотрел на Башилова и, не ответив, ему, ушёл.

* * *

Солнце поднялось высоко над соснами и затопило тёплым светом палату. Над разноцветными одеялами кружились золотистые пылинки. В углу на подоконнике, утомившись от тяжёлых изнурительных попыток улететь на улицу, сидел ярко-красный, в чёрную крапинку, мотылёк.

Игорь пошёл туда, взял мотылька за крыло и выпустил в открытую форточку. Мотылёк стал падать, но у самой травы шевельнул крылом, затрепетал, поднялся и полетел к лесу.

Игорь сел на кровать, оглядел собранную в дорогу сумку. Скоро должна прийти машина, чтобы везти его домой. Что он скажет матери и отцу? А ребятам во дворе? Одноклассники на каникулах, разъехались кто куда. Он, единственный, будет болтаться без дела. Столько радости было, даже шумливого форсу, что он едет на соревнования в Москву. И вот – здрасте – вот он я, голубчик!

Обиднее всего, что его считают трусом. Но разве трусость и осторожность одно и то же? Чтобы делать какое-то дело, нужно быть готовым к нему. А разве он готов?

Теперь он мог не только обижаться на тренера и ребят, но ещё и вспоминать. И он вспоминал…

Прошло три года с тех пор, как отец Игоря, Николай Андреевич, увидел из окна автобуса бегущего по улице сына. Автобус шёл на хорошей скорости, а за окном бежал сын – легко, размашисто, ничуть не уступая в скорости автобусу.

«Пожалуй, километров тридцать в час или около того! – неожиданно разволновался отец. Однако нужно ли моему мальчику носиться по асфальту, соревнуясь с автобусом? Не лучше ли на Центральном стадионе бегать с такими же огольцами, как он сам?!»

И он без долгих размышлений привёл сына в детскую спортивную школу к Юрию Тимофеевичу Ковалёву. И сказал: «Примите, пожалуйста самое дорогое, что у меня есть – сына Игоря. С вами он станет заслуженным мастером спорта, а вы с ним – заслуженным тренером страны».

Юрий Тимофеевич оглядел Игоря и, рассмеявшись, сказал: «Беру».

На первой же тренировке Игорь пробежал «сотку» быстрее всех. Юрий Тимофеевич с некоторым испугом взглянул на секундомер и вдохновенно поднял глаза к небу: вот он миг, с которого начинается будущее. Сердце забилось в радостном волнении: «Это ты! Я тебя ждал, и ты пришёл!..»

Игорь Зимогоров и в школе был лучшим учеником. И в шахматы играл как настоящий мастер. Все считали его одарённым парнем, а раз так, стоит ли удивляться, что ему везёт. Разве мы удивляемся тому, что рыба плавает, а птица летает?!

И только Юрий Тимофеевич говорил ему шутя: «Настораживаешь ты меня, Зимогоров. Сплошными успехами полнится твоя жизнь. Слишком легко тебе всё дается. Боюсь, в твоём организме не заполняется какой-то важный сосуд. Мне больше по душе успехи, которые приходят через трудности». – «Ну, если бы я занялся игрой на скрипке, были бы и трудности, – отвечал Игорь. – Только мне подобные занятия ни к чему, лучше буду слушать других, чем сам пиликать».

Игорь тут же забывал о словах тренера. Приходил на тренировку, переодевался и бежал на стадион. Начинал разминку и часто замечал, как другие ребята делали то же, что он. Появились подражатели – он становился лидером. Ему это нравилось. Он с удовольствием помогал отстающим.

И вдруг осечка. Пустяк, досадная случайность. Подумаешь, явился как-то Зимогоров на соревнования без шиповок. Забыл их дома, а ехать назад – поздно, не успеешь на старт. Признаться тренеру постеснялся, а подошёл к своему товарищу по команде Вите Башилову, хлопнул по спине:

Ты сегодня, Витёк, не побежишь, ладно? Я шиповки забыл, а мы с тобой в одном забеге. Ты не против? –

– Но я тоже хочу бежать, я настроился. –

– Много ли толку, Витёк, что ты настроился? Команде нужны очки, а не твой настрой. Будь умным, не ставь собственные мелкие … Когда я был Витей Башиловым, я…

– Ладно, – сдался Витёк. – У меня в сумке есть полукеды, я в них пробегу.

Игорь надел шиповки друга, размялся и явился к месту старта. Вслед за ним пришел и Башилов – в чёрно-серых, растоптанных полукедах.

– «Это что за новости? – недовольно взглянул на него Юрий Тимофеевич. – Ты бы валенки валенки с галошами напялил, было бы ещё смешнее.

– Юрию Тимофеевичу объяснили, что для команды будет гораздо лучше, если в шиповках побежит не Башилов, которому эти шиповки принадлежат, а Зимогоров, который свои шиповки, к несчастью, оставил дома. Зимогоров бегает быстрее и покажет лучший результат. Тренер слушал, кивал, словно бы соглашаясь, и тут же спросил: -

– Результат чего? Неуважения к товарищу? Перемену обуви отменяю. Так спортсмены не поступают. –

– Юрий Тимофеевич, – взмолился Игорь. – Да какой же он спортсмен? Разве он пробежит на такой скорости, как я? Ведь я сегодня готов на рекорд. Я выиграю соревнования, вот увидите.

Тренер был неумолим. Шиповки пришлось вернуть. Игорь протянул их Башилову, с издёвкой сказал:

– Иди. Может, рекорд самого медленного бега установишь».

– Разве я виноват? – удивился Башилов. – Я ведь понимаю, что ты лучше, но Юрий Тимофеевич…

Зимогоров последил, как Витёк торопливо переобувался, и, не дождавшись окончания соревнований, ушёл со стадиона.

Игорь последил, как Витёк торопливо переобувался, и, не дождавшись окончания соревнований, покинул стадион.

Он сказал себе, что ноги его больше не будет на беговой дорожке… Но через день, когда наступило время отправиться на тренировку, походил вокруг спортивной сумки, попинал ногой и тут же подхватил ее и бросился на улицу. Юрий Тимофеевич встретил его, как всегда, приветливо. Просто сказал: – «Переодевайся, Игорь, сейчас начнём».

Но теперь на тренировке Зимогоров уже никому не помогал. Даже не смотрел, всё ли получается у товарищей. В забегах легко отрывался от них, и всякий раз финишировал первым.

Тренер почему-то не хвалил его, наоборот, старался подчеркнуть недостатки бега Зимогорова: слабый старт, на финише высоко поднята голова.

«Он говорит обо мне так, будто я хуже всех. Пускай следит за своими тихоходами, он им нужнее!..».

После тренировки Игорь в одиночестве ехал домой, вспоминал замечания Юрия Тимофеевича, и обида сжимала его сердце. «Он всегда был несправедливым ко мне. То ему успехи мои не по душе, то из-за какого-то старомодного принципа выпускает на старт не меня, а черепашку Башилова. Уйду к другому тренеру, пускай работает с улитками!»

О том, что он переходит к другому тренеру, Игорь сказал отцу. Тот выслушал сына, поехал к Юрию Тимофеевичу, поговорил с ним полчаса, вернулся и твёрдо сказал:

–Ты, сынок, будешь заниматься у Юрия Тимофеевича. Мне его подход к делу нравится больше, чем твой». –

– Но я не хочу, я…

Отец сдвинул кустистые брови и повысил голос: -

– Когда я был Иваном Грозным!..»

Вопрос был решён. Игорь остался у Юрия Тимофеевича.

* * *

Наступило лето.

Зимогоров выиграл несколько соревнований, установил два рекорда и попал в юношескую сборную города. Старшим тренером команды назначили Юрия Тимофеевича Ковалева.

На учебно-тренировочный сбор отправились в голубом автобусе. Быстро бежало назад серо-чёрное-шоссе. Моросил дождик, скапливаясь на стёклах мокрыми косыми полосами. Ребята, среди которых было много незнакомых, горланили песню: «На недельку, до второго…» Игорь сидел у окна и мысленно торопил автобус.

Приехали. Разошлись по палатам. Он выбрал себе лучшую кровать – в углу, у окна, показал пальцем: «Моя!», и паренёк по фамилии Гусев, который уже сидел на ней, молча уступил…

Утро выдалось ясное, солнечное. Все отправились на озеро. Там, недалеко от детской купальни, стояли лодки с вёслами. Пока другие купались, Игорь и с ним четверо мальчишек сели в лодку и поплыли на остров, что находился метрах в двухстах от берега. Приплыли, выгрузились и решили осмотреть необитаемую землю, поросшую берёзами, густым ивняком и высокой, по пояс, травой. Все двинулись в одну сторону, и только Игорь – в другую.

– Эй! – крикнул он. – Пошли сюда!

Но никто из ребят не повернул за ним. Это ему не понравилось. Когда они скрылись из виду, погулял в одиночестве по острову, вернулся к лодке и, не увидев ребят, толкнул её от берега. Налегая на вёсла, поплыл обратно. «Если вы такие самостоятельные, возвращайтесь по-своему». У берега привязал лодку к железному колу, вбитому в дно, послушал, не зовут ли его ребята – нет, никто не звал, – и отправился на обед.

«Когда я был островитянином, я знал, как надо поступать!..»

В столовой Юрий Тимофеевич спросил Зимогорова, где остальные ребята.

– На острове, – рассмеялся он. – По-моему, они решили добираться вплавь.

– Вплавь? – не поверил тренер. Он ждал ещё каких-то слов, и вдруг повернулся и выбежал из столовой.

Когда обед кончился, в лагерь пришли ребята вместе с Юрием Тимофеевичем. Они в плавках шагали к спальному корпусу, а мокрую одежду несли в руках. Громко разговаривали, смеялись. Было видно, что время провели весело, и теперь с удовольствием делились впечатлениями.

Юрий Тимофеевич велел повесить одежду на солнце, подождал, пока они наденут другую, и повёл ребят в столовую. Вернувшись, позвал в тренерскую Зимогорова. Предложил сесть и подождать. А сам долго что-то писал в широком журнале. Наконец отложил ручку, повернул голову.

– Почему ты бросил товарищей?

– Юрий Тимофеевич, я же пошутил, – улыбнулся Игорь, надеясь как-то задобрить тренера, заставить взглянуть на его поступок весёлыми глазами. – Когда я был островитянином…

– Глупая шутка – вовсе не шутка, а глупость, – раздельно и потому особенно внятно произнёс Юрий Тимофеевич. – Слава Богу, обошлось, доплыли. А если бы кто не доплыл? Они вчетвером пришли к лодке и, не застав тебя, пошли искать. А ты уплыл один!

– Там смешное расстояние, каких-то двести метров…

– «Смешное» – для того, кто умеет плавать. А для того, кто не умеет, или плавает плохо, совсем не «смешное». И ты мог стать виновником чьей-то гибели. Для родителей погибшего и для твоих родителей – это трагедия. А лично для тебя – скамья подсудимых. Тебе понятно?

Игорь понял, стал менять себя: тренировался, заготовлял для кухни дрова, помогал установить новую электроплиту. И видел, что Юрий Тимофеевич доволен. Но не высказывал в адрес Игоря похвал, как это с удовольствием делал другим…

* * *

В соседней палате по радио пропикало одиннадцать часов и стали передавать последние известия.

«Только что на стадионе дали старт первому забегу отборки, – подумал Игорь. – Сначала побегут девочки, а после них должны соревноваться мы… то есть ОНИ. А потом в забегах сильнейших выявятся те, кто поедут в Москву. В них и будет показан лучший результат. И это сделает Виктор Башилов или Саня Лебедев. Я бы тоже постарался, но вот сиди, будто под арестом, слушай, как за окнами кричат воробьи… Эх, когда я был птицей!».

Но это множество раз проверенное «Когда я был…» теперь не веселило, наоборот, раздражало. Хотелось забыть себя прошлого, думать о себе будущем. А это дело непростое, не каждому под силу.

Он поднялся, намочил под краном полотенце, вытер горячее лицо. Аккуратно повесил полотенце на спинку кровати и неожиданно подумал: «А что я здесь торчу? Меня не допустили к соревнованиям, но не запретили же выходить на улицу!»

Он выбежал из палаты. За спальным корпусом четверо гимнастов ходили по траве на руках. Трое жердяев баскетболистов стояли у маятниковой электропилы с топорами и ждали, когда мужчина в тельняшке починит её. За голубым забором две девочки из волейбольной команды кормили булкой серую козу.

Игорь вышел за ворота лагеря, свернул в лес. Он шёл мимо красновато-серых валунов, от которых время и непогода откололи огромные куски, мимо братской могилы с чёрным обелиском за металлической оградой. Обелиск осел в землю, почти зарос густой травой. На нём уже не разобрать имён.

«Пойду к ним, а там будь что будет. Если сам не побегу, то помогу другим, поддержу. Пускай машина едет в город без меня, я могу пойти в посёлок и уехать автобусом».

Вдали, меж коричневых стволов раскидистых сосен он увидел зелёный простор стадиона, развевающиеся на ветру флаги и яркие майки ребят.

Впереди пробежала группа девочек, они приближались к финишу, и самая маленькая из них, худенькая и тонконогая – была впереди.

«Давай, кнопка, маши крыльями!» – пожелал ей Игорь победы и хлопнул в ладоши, когда она первая пересекла линию финиша.

Юрий Тимофеевич стоял в окружении ребят. Заметив Зимогорова, выпрямился, привычно сощурил глаза, и у Игоря приостановилось сердце: «Вдруг отправит назад?» И он решился:

– Юрий Тимофеевич… Ребята… Я все понял. Я докажу!

Юрий Тимофеевич не торопился с ответом. Ребята пристально смотрели ему в лицо, ожидая, что он примет правильное решение…

–

Ленинград. 1987

ДВЕНАДЦАТЫЙ ИГРОК

Сергей Ланцов по дороге из школы часто сворачивал в переулок, проходил под аркой, потом шёл через деревянную проходную, в которой никого никогда не было, и попадал на стадион.

Сам он спортом не занимался, у него было врожденное искривление позвоночника. Врачи прописали ему ходить в группу лечебной гимнастики при детской поликлинике, но Ланцов не захотел. Появившись там лишь однажды, он всё занятие просидел на скамейке, наблюдая, как три мальчика и две девочки передвигались по гладкому дощатому полу на четвереньках. А вечером сказал матери: «Нужны мне эти гонки на коленях. Я на стадион ходить буду, там футболисты играют…»

В разное время года стадион жил по-разному. Зимой тут катались по кругу на лыжах; если делалась хоккейная коробка, играли в хоккей. За льдом в коробке не следили, он был весь в выбоинах и сколах, изрезан коньками. Зато на поле, на снегу играли в футбол.

Весной стадион закрывали на долгую просушку, выравнивали поле, сеяли траву, чтобы укреплялся грунт, а футболисты могли падать без ушибов.

Летом здесь с утра и до вечера играли в футбол, так что зелёной площади оставалось немного, но футболистов это мало беспокоило.

Осенью, почти до самых морозов тут бегали, прыгали, метали диски, толкали ядра и, конечно, играли в футбол.

Из-за футбола Сергей и приходил. Играли заводские команды. Не так технично, как настоящие мастера, но в полную силу и на совесть. А значит, было на что посмотреть. Всегда начиналось так: с большими спортивными сумками ребята приходили на стадион, здоровались, менялись футболками, звонили по телефону тому, кто ещё не приехал. Кричали в трубку из проходной: «Вась, будь человеком, приезжай, слышь? Противник серьезный, одолеет нас без тебя!..» И так долго, пока Вася не соглашался приехать. «Мотор возьми, времени в обрез. Я рассчитаюсь – я сегодня получку получил!» – кричал в трубку капитан команды. И Вася брал такси и через несколько минут появлялся на стадионе. Быстро переодевался и бежал на поле, где уже его товарищи отбивали атаки наседавшего противника.

Если перед началом игры обе команды были в полном составе, они собирались на гаревой дорожке у середины поля. Судья призывно свистел, и футболисты выбегали в центральный круг. Традиционное приветствие: «Команде карбюраторного завода – физкульт-привет!» – «Команде кондитерской фабрики – физкульт-привет!» Капитаны, как положено, пожимали сначала руку судье, потом друг другу, бросали жребий, кому, где играть, и начиналось…

Что это были за игры! В мороз. В жару. А то и в дождь! Льёт как из ведра, поле похоже на озеро, мяч после удара крутится на месте. А футболисты, мокрые и грязные, бегут, бьют по воротам, падают, встают, снова бегут. И так два тайма, пока не раздаётся финальный свисток забрызганного грязью, уставшего судьи.

Матч окончен. Все медленно уходят в раздевалки. И Сергей часто шёл вместе с футболистами. Слушал, как они, с трудом стаскивая мокрую форму, хвалили друг друга, шутили, если выиграли, и ругались, если победа ушла к другим.

Иногда Сергей что-нибудь говорил футболистам, пытался объяснить, какую ошибку они допустили: «Девятку» нужно было в защиту поставить, а на его место – «шестёрку», у него и скорость больше, и левой он бьёт лучше».

Его не слушали, но, чтобы не обижать парня, часто хвалили за «дельный» совет. В прошлом году присвоили ему даже имя: «Пеле-теоретик»! Случилось это так: однажды после игры он пришёл в раздевалку и стал говорить об ошибках в игре с командой трикотажной фабрики. Футболисты смотрели на него как на марсианина, капитан не выдержал:

– Какие ошибки, синьор, когда мы разгромили их с сухим счетом?

– Ничего особенного, – убежденно ответил Сергей. – Вы забили им четыре безответных гола не потому, что вы сильные, а потому, что они слабые.

– Одолеем сильных – ты скажешь то же самое.

– Не одолеть вам сильных, не надейтесь!

– Да кто ты такой? – взорвался белобрысый вратарь, который гордо величал себя «голкипером». Корчишь из себя знатока, а задай тебе пустяковый вопрос – не ответишь. Вот скажи: кто был первым футбольным судьёй в России?

Сергей усмехнулся – вопрос для него действительно пустяковый.

– Куда ему, – сказал капитан. Он снял бутсу и со стуком уронил её на пол. – Чтобы ответить на такой вопрос, надо академию спорта кончить. А он всего-то в пятый класс ходит.

– Не в пятый, а в восьмой, – с достоинством ответил Сергей. – А первым футбольным судьёй в России был Георгий Александрович Дюперрон. Он же впервые перевёл правила игры в футбол на русский язык. И ещё… Вот ты называешь себя голкипером, а Дюперрон высмеивал тех, кто произносит непонятные слова. Называйся вратарём, так лучше.

Футболисты весело заржали, кто-то восхищённо произнёс:

– Ну, гигант! Ну, Пеле!.. Теоретик!

С этого и повелось. Теперь все, кто встречал Сергея на стадионе, кричали ему: «Привет, Пеле-теоретик! За кого сегодня болеешь?..» Даже в школе привилось это имя.

Сергей не обижался, наоборот, гордился таким прозвищем Дома у него была целая библиотека о футболе: книги по технике, тактике, морально-волевой подготовке; сенсационные матчи, поражения, победы. А в рамке над столом – два футболиста, два «гения футбола», как говорил о них Сергей, – Яшин и Пеле. Оба улыбаются, но, если присмотреться, улыбка Пеле кажется чуточку радостнее. И это понятно: он чаще побеждал.

Сергей видел столько игр на стадионе, что знал почти всех футболистов. Появились у него и любимцы – команда локомотивного депо. Ребята недавно окончили железнодорожное училище. Играли неплохо, старательно, а побеждать не удавалось. С каждым новым поражением парней охватывала всё большая неуверенность в собственных силах, команда разваливалась на глазах.

– Форму отберу! Откажусь от вас! – кричал тренер, полнотелый лысый мужчина в очках, которого они называли не по имени, а каким-то странным прозвищем – Конструктор. – До чего дойти: «Простокваше» проиграть! – так он презрительно величал команду молокозавода.

– И отбирайте, на кой эта форма, если, кроме стыда, она ничего не приносит, – в тусклом отчаянии произносили локомотивщики.

Сергей решил им помочь. Даже разволновался, когда подумал, что сможет принести железнодорожникам пользу. Перед матчем «Депо» на кубок района он прямо с утра стал расписывать на бумаге схему. И когда расставил игроков, способности которых он хорошо знал, то изумился: получалось, что железнодорожники должны играть по старой, давно отжившей системе «дубль-вэ»! Но по ней теперь никто не играет. Избирают тактику «тотального» футбола или что-нибудь близкое к ней. Многие команды строят игру на «звёздах», на универсальных игроках, которые могут и обороняться, и забивать. Но где такие игроки в команде «Депо»? И что делать, когда нет полузащиты, когда команда играет по системе: «Где мяч – там все!». Они же от обороны к атаке переходят стихийно, не понимая законов игры, не пытаясь разгадать её тайны. У них, правда, есть два технаря – Гостев и Бредихин, но они такие индивидуалисты, что по одному готовы бороться против целой команды. А их партнёры в это время лишь наблюдают, как они ведут трудную, неравную борьбу. И, если, к примеру, Гостеву удалось пробиться к воротам противника, тут паса от него не жди, хоть партнёр в более выгодном положении. «Лучше вдарю сам, авось забью! Тогда всё моё, вся слава!..» Этот Гостев яблоком не поделится, хоть их у него полсумки, а то он мяч отдаст. Другое дело – Бредихин, он, правда, тоже не отдаст, но не из жадности, а от недоверия к партнёрам. Поморщится и проворчит: «Играть не с кем, одни балерины!..»

Сергей перечертил всё на чистый лист и вдруг, взглянув на будильник, что деловито и споро тикал на подоконнике, похолодел – в школе был уже четвертый урок. Вскочил, чтобы мчаться на занятия, схватил рюкзак, но тут же опустил его на пол.

«Поздно. Даже если и успею к пятому уроку, все равно день потерян… Скверно вышло, мать обидится. Ладно, в последний раз. Только помогу железнодорожникам, и всё».

* * *

Стадион пуст и тосклив. На дорожках рассыпаны жёлтые листья. Над скамейками для зрителей наклонились осенние деревья. Небо бледное, словно размытое дождями. В центральном круге сидит одинокая ворона, чистит перья. Холодно, тихо.

«Зря не пошёл на пятый урок, там теперь литература…»

Скрипнула дверь, вышел мужчина с разметочной машинкой. Сергей никогда его здесь не видел. А мужчина махнул рукой, позвал:

– Эй, поди сюда!

Сергей подошёл.

– Почему не в школе?

– Взял отгул, – буркнул Сергей, недовольный вопросом незнакомца.

– Тогда помоги. Видишь, дверь открыта? Принеси два пакета мела. Тебя как звать?

– Сергей.

– А меня – Сан Саныч. Вся детвора на стадионе при спортшколе так звала. Я раньше там работал. Теперь на ваш стадион устроился. Как считаешь, можно тут работать?

– Считаю, можно, – в тон ему ответил Сергей, не особенно доверяя новому работнику. Может, брякнет по телефону в школу: мол, болтается ваш один, примите меры. Но, заметив, как Сан Саныч внимательно осмотрел разметочную машинку, решил, что этот не брякнет, своих забот хватает. – Конечно, можно, – веселее произнес Сергей. – Даже нужно. Особенно зимой – за льдом следить некому. А понадобится помощь, я вам полкласса ребят приведу, меня в школе уважают.

– Ну, тогда порядок, тогда мы с тобой из этого кладбища настоящую олимпийскую арену сделаем. Иди за мелом.

Сергей сбросил куртку на скамейку и бегом направился в сарай. Найти мел не составило труда – он давно знал этот сарай. Здесь лежали старые дырявые сетки от футбольных ворот, катки, лопаты, ломики, шланги и прочие инструменты, без которых стадиону не прожить. Сергей поднял два пакета с мелом и принес Сан Санычу. Тот высыпал мешки в металлический ящик разметочной машинки, спросил: