Янур Феникс Мира

В центре зала он увидел фигуру. Неясный, неточный силуэт, словно тень, слившаяся с сумраком, но живой и ощутимый кожей и сердцем – Хранитель. Библиотекарь.

Он стоял неподвижно, как изваяние, каменная статуя в храме забвения, сливаясь с колоннами стеллажей, частью вечной тишины и недвижности святилища. Он был облачен в длинный черный плащ из ткани неведомого плетения, ниспадающий до самого пола и скрывающий фигуру под покровом неизбывной печали и скорби. Голова была склонена, а лицо скрыто тенью глубокого капюшона. Едва различимые седые пряди волос пробивались из-под ткани времени, а сеть морщин изрезала лицо, словно карта утраченного мира, печать вековой мудрости и безмерной печали. Руки безжизненно покоились на длинном посохе из темного дерева – опоре старости, символе власти над временем и знанием. Глаза были скрыты сумраком капюшона, но их присутствие чувствовалось – невидимый взгляд, устремленный в душу, проникающий в самое сердце. Это было безмолвное приветствие, признание и узнавание Янура, пришедшего к вратам Библиотеки Памяти не случайно, а по зову сердца и судьбы. Встреча была неизбежна. Начало диалога предопределено.

Скорбный вздох сорвался с уст Библиотекаря, словно ветер вечности коснулся каменных сводов Библиотеки, принося холод безысходности и невыразимой тоски. И раздался голос. Он звучал не из плоти и крови, а из самого камня, из вековых томов, из самого дыхания места. Шепот забвения, гул времени и эхо памяти сплелись воедино в торжественном реквиеме по мечте утраченного мира.

– Хотел знать исток тьмы? – голос Хранителя был не вопросом, а откровением древнего пророка, судии, глаголющего истину из мрака веков. – Жаждал правды, горькой, как дым полыни, отравляющей душу наповал? Получи же. Испей до дна. Чаша знаний бездонна, но и ядовита. Испей, и познаешь суть бытия. Но живым ли останешься, познавший меру мерзости человеческой?

Тишина стала паузой вечности, гулкой и давящей, полной невысказанной боли и скорби. Янур молчал, оцепенев от ужасающей красоты слова, покорный тяжести пророчества, ждущий нового удара, нового откровения бездонной мудрости.

– Война… – вновь заговорил Библиотекарь. Его голос был не выше шепота, но гулко раскатывался под сводами храма памяти, обретая вес и значимость сакрального текста, вещающего о судьбах мироздания. – Ты думал, люди воевали за землю, за власть, за преходящий блеск злата? – Усмешка тени скользнула по мертвому лицу Хранителя, кривя уста печатью векового разочарования. – Нет, дитя. Не столь низменны были их стремления, хотя и пусты по сути. Не хлеба они жаждали, и не крови только, но Истины. Сокровенного знания. Власти над сутью бытия.

Ветер вечности пронесся сквозь безмолвие Библиотеки, донося далекое эхо голосов прошлого, шепот забытых легенд и мерцание призрачных свидетельств о неведомом знании, сокрытом от глаз непосвященных. Янур замер в трепетном ожидании, пытаясь уловить сокровенный смысл таинственных намеков и разгадать головоломку древней притчи.

– Знали они, глупцы слепые, – продолжал Хранитель, и его голос обретал силу и властную твердость неотвратимого пророчества. – Власть не в злате, не в железе и не в камне твердыни. Она в сокровенном знании скрыта. Власть творить и разрушать миры, равная божественной сути. И возжелали они не звонких медалей и не дешевого блеска орденов, но силы тайной, силы сокровенной, силы, равной богам! Они искали ключ от врат бессмертия, ключ от тайны мироздания, ключ от ящика Пандоры. – Усмешка тени скривила уста Библиотекаря. Это была не насмешка, а горькая ирония судьбы, безжалостный приговор безумию человечества. – И нашли, глупцы безумные. Нашли, не ведая, что цена познания – есть душа, а за тайное знание платить самой жизнью. За гордыню власти над мирами – вечным забвением. – Тяжкий, полный вековой боли, вздох сотряс каменные своды Библиотеки. Слово замерло, повиснув в гулкой пустоте и оставляя после себя холод и мрак неизбывной тоски.

И снова наступила пауза, тишина вечности, давящая своей непостижимой глубиной и разрывающая сознание зияющей бездной забвения. Янур продолжал молчать, оцепенев от величия момента и ожидая продолжения, напутствия, последнего слова пророка, глаголющего истину из мрака веков.

– Проект "Механизм", – вновь заговорил Хранитель. Его голос дрожал, словно струна, натянутая до предела и готовая вот-вот оборваться от нестерпимого напряжения. – Имя безумия, чертеж катастрофы, клятва безумцев богам. Гибрид живого и неживого, плоти и железа, духа и материи. Сплести воедино несовместимое, несоединимое по сути своей, дабы получить силу невиданную, власть безраздельную, оружие абсолютное. Глупцы безумные. Глупцы. Глупцы. – Повтор эхом, тая в далекой дымке небытия, обратился в беззвучный шепот вечности. – Не поняли, не ведали, не уразумели главного. Нельзя Богу самому себе уравняться. Нельзя человеку играть в Бога, ибо гнев богов страшен и неотвратим, а расплата за гордыню – есть небытие.

Ветер времени пронесся по Библиотеке Памяти воем потерянных душ, стенаниями погибшего мира и проклятьем самого бытия, обращенного в прах и пепел апокалипсиса. Янур вздрогнул. Сердце его сжалось от холода ужасающей истины. Реальность окружающего мира предстала во всем своем откровении беспросветного мрака. Мир погиб. Безвозвратно. Необратимо.

– Искал поселения выживших? – вновь голос Библиотекаря стал тише и мягче, словно жалея юного путника, заблудившегося во тьме катастрофы. – Напрасен поиск, дитя. Мало кто уцелел. Разбрелись жалкие остатки, словно тени бездомные. Никто не знает, где искать, и никто не ведает сути бытия нынешнего.

Все. Пустота. Нет спасения. Лишь тлен, распад и погибель, уготованные миру неотвратимо и беспощадно. Сердце Янура дрогнуло, сжалось и сникло, обращаясь в ледышку равнодушия. Бежать? Куда, когда некуда? Спасаться? Зачем, когда спасение невозможно? Искать? Что, когда все утрачено безвозвратно, погребено под руинами прошлого?

И все же голос Хранителя не был голосом отчаяния. В скорби его звучала сила, в печали – мудрость веков, в приговоре – венец иного.

– Ищешь знание нынешнего дня? – Голос Библиотекаря был вопросом-утешением, призрачной ниточкой среди бездонного мрака неведения. – Узнай же. Нынешний день еще мрачнее тьмы прошлого. Ибо не только земля отравлена и не только плоть искажена мутациями, но и душа человеческая изранена до краев. Обернулась тенью прежней сущности, зверем диким и безумным, лишенным света разума, отринувшим волю к жизни.

Тень ужаса скользнула по стенам Библиотеки, сгущая сумрак разрастающегося неведения и предвещая приход новой эры тьмы и безумия. Янур дрогнул. Снова озноб ужаса пронзил его плоть, обращая кровь в лед, а волю – в прах сомнений.

– Знаешь ли ты, дитя, – голос Библиотекаря вновь изменился. В нем зазвучала не личная боль, а вселенская, горечь всеобщего страдания, невыносимая ноша пророка, вещающего о грядущем апокалипсисе. – Знаешь ли ты, о ком речь веду? О ком плачу безутешно, предрекая судьбу худшую, чем сама смерть?

Пауза была давящей, долгой, словно вечность в миг молчания, застывший миг времени перед бездной неотвратимого конца.

– Люди, – наконец прошептал Хранитель, вкладывая в слово всю горечь разочарования, весь ужас и всю боль утраты. Все невысказанное, сокрытое и непостижимое, что не вместить ни в слова, ни в чувства, ни в стоны предсмертной агонии. – О людях, дитя. О нас с тобой. О жалких остатках былого величия, о призраках разума, заблудившихся во тьме собственного безумия. О нас, превращающихся в ходячих монстров, в живых зомби, в бездомные тени. Лишенных памяти, сознания, воли, чувства, всякой человечности. В неразумную скотину, в ползучую нечисть подземелья, в мусор радиационной пустоши. В прах и пепел времени.

Голос Хранителя умолк. Скорбная пауза, густая и зловещая, словно само время остановилось в изнеможении, замирая перед бездной грядущих бед. Янур молчал, раздавленный тяжестью пророчества, ужасом грядущего и бессмысленностью собственного существования в мире, обреченном на небытие.

– Не все, – вдруг вновь заговорил Библиотекарь. Его голос дрогнул, обретая новую окраску – окраску зарождающейся надежды. – Не все еще потеряно, дитя. Пока есть Память. – Голос его обретал силу и властность, утверждая волю к действию и указывая путь сквозь тени руин, к призрачному свету грядущего. – Секта, – слово прозвучало, как приговор миру, как зловещее знамение новой эпохи власти Тьмы. – "Совет Трех". Так зовутся слуги Зла, новые владыки руин. Восстают из пепла, дабы довершить начатое, поработить остатки выживших и утвердить свою власть на костях мертвого мира. Слыхал о них?

Янур отрицательно качнул головой. Нет, не слыхал. Имя было неизвестно, суть смутна, а угроза неосознанна.

– Темны пути их и зловещи дела, – голос Библиотекаря обретал силу. Растущее напряжение, зовущее к действию, преодолению бессилия. – Ищут безраздельную власть, сокровенное знание и тайны владения душами, дабы обратить остатки выживших в безмолвных рабов. Себя воздвигнуть царями мира после конца света. Хотят восстановить мир из праха, из пепла и из крови. Мир покорный воле Тьмы. Мир без жалости, без любви и без сострадания. Мир один под властью Зла. Ищут знания Библиотеки, чтобы властвовать еще безраздельнее, губить еще безжалостнее и обратить мир в безжизненную пустошь, в рабство вечной Тьмы.

– Библиотека им нужна? – тихий вопрос Янура прозвучал утверждением. Ответ был предрешен, а цель мародеров – ясна и жутка.

– Знания, – голос Хранителя утвердил приговор. – Сила сокровенная, оружие тайное, ключ к власти безграничной. Книги Библиотеки Памяти – вот что они ищут, чтобы обратить знание во зло и украсть у прошлого ключи к власти над будущим. – Библиотекарь умолк на миг, словно собираясь с последним усилием воли, перед решающим словом пророчества. – Хотят завоевать не только мир, но и души. Твои, Янур. Мои. Всех, кто еще помнит, что есть Человек, что есть Надежда и что есть Сила противостоять Тьме.

Янур молчал, пораженный глубиной открывшейся бездны зла, бессильно склонив голову под тяжестью мрачного пророчества. Слова Библиотекаря были не просто рассказом о прошлом и не просто пророчеством о будущем, а приговором настоящему, тошнотворному и неотвратимому. Мир был уничтожен, а люди – обречены. Оставалось только ждать неминуемого конца, доживая жалкие дни среди руин и пустоши, в беспросветной тьме апокалипсиса.

– Ты слышал, Янур, о тварях подземных и надземных? – вновь голос Библиотекаря стал тихим, но настойчивым, возвращая Янура к жестокой реальности, требующей действия, выбора и борьбы вопреки всему. – О порождениях тьмы, мутантах, что раньше были людьми, порождениях радиоактивного ада? Что ведут счет душам живых, собирая жатву смерти в подземельях руин? Что рыщут в верхнем мире легионами голодных теней, в поисках плоти и крови живых? Видал их?

Янур вновь отрицательно качнул головой. Нет, не видал, только крыс-переростков, мелкую нечисть подземелья. Мутантов он представлял смутно, по рассказам выживших, по эху легенд, пугающих воображение ночными кошмарами. Но лицом к лицу не встречал. Пока. "Мне повезло", – значит, пока.

– Повезло? – усмешка тени скривила уста Хранителя. Это была горькая ирония судьбы, не благословение, а отсрочка приговора, обманчивая передышка перед неминуемой расплатой. – Недолго ждать осталось. Скоро. Очень скоро. Восстанут твари из бездны, на Землю выйдут, и Тьма поглотит последние островки света жизни. Люди обратятся в стада безумных, отдадут во власть их души, и не будет спасенья никому. – Библиотекарь замолчал на миг, словно вглядываясь в грядущее и видя ужасную картину надвигающегося апокалипсиса. – Лишь они, слуги Зла, избегнут общей участи. Секта, "Совет Трех", укроют души в тьме, обретут власть над мутантами. Власть безраздельную. Власть окончательную. Власть тьмы над миром живых. Вот что грядет, дитя. Вот что ждет мир, если… – Голос его прервался, не договорив главного и давая Януру самому понять, осознать и сделать выбор, самому решать свою судьбу.

– Искал правды о смерти отца и матери? – голос Хранителя вновь переменился, обретая личную окраску скорби, сочувствия и участия в судьбе юного путника, заблудившегося на перепутье отчаяния и надежды. – Хотел узнать, что стало с вашим отрядом в тот роковой день? Помнишь?

И вновь на Янура обрушился поток воспоминаний, обжигающий и мучительный болью, гневом и печалью. День нападения мародеров, гибель родителей, предательство и страх смерти. Что было потом, в забытьи комы? Память молчала, не открывая тайну утраченного прошлого. Библиотекарь видел память насквозь, знал тайну и был готов открыть правду, всю, до конца.

– Ты думал, вас бросили умирать? – Голос Хранителя был почти шепотом, едва различимым в гулкой тишине Библиотеки. – Ты думал, вы были обречены на гибель? Нет, дитя. Не столь милостива была судьба, и не столь проста игра темных теней. Мародеры и "Совет Трех" пришли не за душами павших, но за живыми, за избранными, за теми, кто мог пригодиться для их темного дела.

Пауза была давящей, гнетущей, предвещала ужасную правду. Это было застывшее мгновение времени перед пропастью безвозвратной потери. Сердце Янура замерло, а дыхание перехватило в ожидании неотвратимого, но неизбежного удара судьбы.

– Ты думал, они мертвы? – медленно, веско и трагично произнес Хранитель последние слова пророка, вещающего о судьбах мира, обреченного на погибель. – Твой отец, твоя мать, твои друзья по оружию. Все, кого ты помнишь живыми. Но они поражены не смертью обычной, не пулей или клинком, а судьбой худшей, чем сама смерть. Они живы. В каком-то смысле. Для мира живых – мертвы. Но не для мира теней.

– Живы, как мутанты, – твари бессловесные, порождения тьмы, которыми кишит мир нижний. Которые сектой порабощены и обращены в орудия мести и власти. Вот что есть ныне – твоя семья. Вот кто теперь твои родители. – Голос его оборвался, утонув в мучительном беззвучном рыдании. – Прости меня, дитя. Горе непосильное – возвестить тебе страшную правду. Но ты должен знать. Должен ведать, с чем тебе предстоит бороться.

Библиотека задрожала, содрогаясь от боли и ужаса пророчества. Свет померк, а тени сгустились. Образы прошлого исказились, растворяясь в кошмаре настоящего. Янур молчал, парализованный ужасом услышанного. Он не был в силах ни ответить, ни спросить, ни даже дышать, словно воздух стал ядовит, отравлен невыносимой правдой о судьбе близких, обернувшихся тенью, чудовищем, частью легиона тьмы, грозящей поглотить остатки мира.

"Мутанты… Родители… Мутанты?!" – эхом отдавалось в его сознании, сводя с ума и погружая в бездну безумия. "Не может быть! Ложь! Клевета! Жуткий сон, кошмар во плоти! Неправда, не может быть! Мать, отец… Они не могли… не могли стать этим!"

В глубине сердца шевелилось зерно сомнения, червь сомнения, отравляющий душу липким ядом неверия и страха. Видел ли он их гибель своими глазами? Помнил ли он смерть родителей, друзей, всего отряда, стертого с лица земли в тот роковой день? Память лгала, ускользала, скрывая истину под покровом комы и забвения. Она оставляла лишь рваные обрывки воспоминаний, полных боли и ужаса, но не дающих ответа на главный вопрос: "Что же было потом? Что стало с ними?"

"Остались только мы. Скитаемся полгода, наверное", – его собственные слова эхом пронеслись в сознании, вступая в диссонанс с голосом памяти. Воспоминания-обман. Память лгала? Ложь во спасение? Или правда страшнее лжи во сто крат?

Мать и отец. Перед глазами встали живые, любящие, такими, какими он помнил их в детстве. Такими, какими они, возможно, были тогда, до того дня, до того взрыва, до того ужаса. До той тьмы, что поглотила мир, отравила души, исказила судьбы и превратила людей в чудовищ. Не может быть. Не должны.

Но в голосе Библиотекаря звучала уверенность пророка, вещающего не ложь, а жуткую, непостижимую, не вмещающуюся в разум, отрицающую саму суть мироздания, но истину. И Янур верил. Верил страшным словам пророчества, голосу совести, эху памяти, обретая новое знание, новую правду, новое проклятие.

"Мать, отец – в образе мутантов? Жертвы эксперимента? Орудие секты? Живые, в каком-то смысле?" – жуткая тень сомнения расползалась по его сознанию, проникая в сердце и оскверняя душу черным ядом неприятия. – "Не может быть… Но если правда? Что тогда? Что делать теперь с этой жуткой правдой, разрывающей сердце и отрицающей саму суть его существования? Как жить дальше, если они стали этим? Если мир обречен, пожран тьмой безумия и небытия, если надежда – иллюзия, а спасение – обман? Зачем тогда жить?"

Ярость. Волна ярости захлестнула его разум, затмевая сознание слепой злобой, гневом и жаждой мщения. Не просто месть мародерам, секте или Совету Трех, а всему миру, обернувшемуся адом на Земле. Всему сущему, виновному в его боли и бессмертном одиночестве, всему, что отняло у него детство, родителей и право на жизнь. Черная, слепая, безудержная ярость закипела в его крови, требуя выхода, действия, разрушения и смерти. Убивать! Разрушать! Мстить! Всем! Любой ценой! Здесь и сейчас! Не раздумывая, не сомневаясь и не оглядываясь назад, сметая все на своем пути во имя мести, во имя боли, во имя поглощающей его тьмы, сливающейся с тьмой руин, отвечающей безумию мира безумием мщения. Машина смерти была запущена вновь. Теперь ее уже не остановить.

Библиотека задрожала, содрогаясь от ярости, бьющей ключом из сердца Янура и грозящей обернуться руинами, поглотить светом тьму и смести все с лица земли. Камень дрожал, стены трещали, а потолок осыпался пылью веков. Хаос поднимался из недр подземелья, грозя поглотить все живое в неукротимой стихии гнева и ярости. Ярость зверя высвободилась наружу, сметая все преграды, сокрушая твердыни разума и сомнения, подчиняя волю, сознание и саму суть его существа власти тьмы, обреченности и безысходности. Ярость – это освобождение. Ярость – это забвение. Ярость – это смерть.

– Стой, Янур! Остановись! – вдруг голос Хранителя прорезал гул разрушения, словно луч света сквозь тьму. – Безумие – не выход! Гнев не спасет! Ярость погубит всех!

Янур не слышал и не понимал слов. Его разум затмила ярость, чувства угасли, а воля была подчинена слепой ярости киборга. Его механическое тело было готово к бою, ружье сжато в руках, а пальцы готовы спустить курок, посылая смерть без разбора и пощады. Разрушить! Уничтожить! Сровнять с землей не только врагов, секту и "Совет Трех", а весь мир, обернувшийся адом беспросветной тьмы.

– Янур! Вспомни, кто ты есть! – Голос Хранителя крепчал, обретая властную силу, способную противостоять хаосу разрушения, остановить слепую ярость и достучаться до самого сердца Янура, пробуждая человеческое начало, заглушенное властью механической воли. – Не киборг бездушный! Не орудие мести! Не тень пустоты безжизненной! Но Человек! Вспомни, что не о мести зовет тебя душа и не разрушения ты жаждешь, а Света! Человечности! Возрождения мира из пепла утрат! Сила твоя не в слепой злобе и не в безумной ненависти, а в сильном, несломленном, живом сердце!

Голос Хранителя гулким эхом раскатывался в рушащейся Библиотеке, проникая в сознание и рассеивая мрак, царивший в памяти. Он обращал ярость в сомнения, а ненависть – в мольбу о спасении. Янур дрогнул. Механическая сила замедлилась, руки ослабели, а пальцы отпустили курок оружия смерти. Сердце вновь забилось, тревожно, тоскливо и мучительно, оживая после ледяного оцепенения. В глазах его появилось просветление, и угасающий мрак ярости рассеивался, словно предрассветный туман.

– Ты – Воин, Янур! – продолжал Хранитель. Его голос теперь звучал тихо и ласково, словно утешение, ободрение, последнее напутствие перед решающим выбором. – Но Воин Света, а не Тьмы! Защитник Жизни, а не Смерти! Созидатель Будущего, а не Разрушитель Прошлого! Помни, кто ты есть. Не машина войны и не орудие мести, но Феникс! Феникс Мира! Рожденный из огня боли и пепла утрат, чтобы возродиться вновь, неся свет надежды миру, поглощенному тьмой!

Финальный аккорд – последние слова пророка – набатом прозвучали в душе Янура, пробуждая дремлющую волю к жизни и укрепляя хрупкую надежду на воскресение из пепла прошлого. "Феникс Мира" эхом отозвалось в его сознании. Образ птицы, восстающей из пламени, символ вечного возрождения, воскресения из мертвых, преодоления смерти и победы жизни над тленом и распадом.

– Встань перед выбором, Янур! – Голос Хранителя теперь был не криком обезумевшего старика, а тихой, уверенной силой, знанием вечного пути. – Сгинуть в небытии проклятого насквозь мира и позволить тьме поглотить себя без остатка? Или восстать из пепла, стать тем, кто преобразит и возродит его из руин? Стать огненным ястребом, что пробьется сквозь узы небытия и воспрянет в небеса? Выбор за тобой. Сейчас. Реши, кто ты есть.

Выбор. Право выбора. Последнее, что осталось у него в этом мире руин и пустоты. Право на смерть и забвение и право на жизнь и возрождение. Тьма звала, манила, обещала покой и избавление от боли. Свет манил издалека, едва заметным лучиком, указывая путь через тернии страдания к призрачной цели, маня неведомой силой стать Мессией. И сердце подсказало ответ.

Слепая ярость утихла, сменившись мучительным переломом, внутренней борьбой тьмы и света, смерти и жизни, отчаяния и надежды. Янур долго молчал, собираясь с последними силами духа, борясь с поглощающей тьмой и ища в глубине сердца искру разума, воли к жизни, ответ на главный вопрос своей судьбы.

И он выбрал. Вопреки всему, вопреки власти тьмы, звавшей в небытие забвения, он выбрал Свет. Жизнь. Возрождение.

Он медленно поднял голову. В его глазах был луч света во тьме подземелья, тихая решимость и едва заметная улыбка сквозь пепел скорби.

– Феникс… – прошептал он едва слышно, словно принимая новое имя, обретая новую сущность и выбирая новую судьбу. – Феникс. Готов восстать из пепла.

Хаос разрушения стих, замирая на полуслове, застывая на полувздохе. Камень замолчал, стены успокоились, а пыль веков осела, открывая взору былое величие Библиотеки Памяти, уцелевшей чудом среди руин, воскресшей из мрака забвения, словно символ возрождения мира из пепла прошлого. Тишина вновь воцарилась в зале – торжественная, величавая, полная покоя, уверенности и обещания грядущего света. Библиотекарь молчал, соглашаясь и утверждая правоту выбора Янура, принимая его ответ без слов, без суеты и без лишних пророчеств.

– Верно, дитя, – тихо сказал Хранитель. Его голос был мягок и светел, словно луч солнца сквозь тьму. – Верный путь избрал ты, Янур. Тот, что подсказало сильное сердце. Сердце, что не загубит и не изменит ни камень, ни железо, ни никакая тьма.

И в голосе Библиотекаря были нотки радости и светлого предчувствия грядущих перемен, новых свершений и новой судьбы Янура.

– Ждет тебя новый путь, дитя. Новый дом. Новая битва за мир, уже не во тьме, а на свету. За души живых, за память павших и за радость грядущего. Готов ли ты, Феникс, к новым испытаниям, к новым дорогам и к новым битвам?

Янур молча, но твердо кивнул, обретая силу и уверенность. Он вставал с колен, расправляя плечи, готовый встретить грядущий день, следовать зову судьбы и нести бремя возрождения из небытия.

– Знаю, путь твой будет долог и нелегок, – продолжал Библиотекарь. – Но ты не одинок. Сила в тебе. Сила в сердце твоем. Память Библиотеки да пребудет с тобой. Знания предков да укажут путь. Надежда да не покинет тебя во тьме грядущего дня.

Голос Хранителя затих, смолкая в безмолвии Библиотеки Памяти, словно растворяясь в вечности и оставляя Янура один на один с собой, со своей новой сущностью, готового к подвигам, к свершениям и к борьбе за будущее, восстающего, возрожденного из пепла прошлого. В сердце Янура были мир, покой, ясность цели и новое, неведомое прежде, ощущение внутренней силы, наполняющей душу не страхом, не неведением и не яростью, а светлым разумом, верой в себя, в будущее и в Любовь.

– Ты устал, дитя, – голос Библиотекаря вернул Янура к ощущению реальности. – Отдохни. Сон – лучшее лекарство после долгих скитаний и великих битв. Здесь, в Библиотеке Памяти, твой сон будет сладок и безмятежен.

Янур не отказался. Сила духа его крепла, но тело помнило усталость и нуждалось в покое, в отдыхе перед долгим путем. Он устало опустился на каменный пол Библиотеки, готовый предаться долгожданному сну. Сновидений он теперь уже не боялся. Сердце его было спокойно, а вера в будущее теплилась робким огоньком надежды в опустевшей душе.

Библиотекарь молча, с тихой, почти ласковой улыбкой на бледном лике, медленно удалялся в тени книжных стеллажей, растворяясь в сумраке вечности. Он оставлял Янура одного среди книг, среди безмолвия Храма Знаний, под защитой вековых сводов, погружаться в безмятежный сон избранных. Тех, кто готов вопреки всему воскреснуть из пепла прошлого, воссиять над тьмой настоящего, обрести крылья будущего и понести свет новой жизни в мир ничтожный и угасший, мертвый и проклятый, но не потерявший до конца последней, призрачной, едва различимой возможности возродиться вновь.