Тайна жены иммигранта. Висячая капуста. Brassia Arcugeira

– Плюс-минус, – продолжал он: – Пробки везде. У вас тоже есть пробки? Вы откуда? Вы из Португалии?.. Вы гауша?

Сабина не ответила, дав понять, что не имеет желания поддерживать беседу. В другое время она была бы не прочь поболтать – во время длинного пути, всегда садилась на переднее сиденье, потому что сзади в автомобиле, как правило, было мало места и неудобно для её длинных ног. Но в этот раз беседовать с водителем не хотелось. Бедняга была обескуражена, она не ожидала, что у пригласившего её друга окажутся дела в другом городе, и ей придется неделю, а то и больше, жить одной в чужом доме.

К тому времени, когда они с Вальтером случайно встретились в Таиланде, Сабина уже приняла для себя твёрдое решение: или серьёзные отношения или никаких. Проблему секса для здоровья она решила для себя радикально.

По раз и навсегда заведённому правилу, где бы ни была, с немецкой пунктуальностью по нечётным дням, в семь тридцать утра несколько минут Сабина посвящала сексуальным утехам. Нечётный день был выбран потому, что единица похожа на одинокий фаллос. С утра она смазывала себя возбуждающим кремом, который всегда находился в стаканчике рядом с зубной пастой, распаковывала фаллос-имитатор и ложилась, включив один из заранее скачанных эротических фильмов. Нескольких минут хватало, чтобы получить удовлетворение, расслабиться. Затем Сабина шла пить кофе – день продолжался.

Это вошло в привычку так, как по утрам она чистила зубы. Однажды приняв решение, она уже не меняла его. Природа требовала – и Сабина давала – пусть так, пусть это эрзац, но лучше, чем ничего. Зачем напрасно искать интимные отношения на стороне, если это ничего не привнесёт в её личную жизнь.

А потом появился Вальтер. Вальтер… – когда-то влюбленный в неё рыхлый неопытный толстячок, с лицом не взрослеющего мальчика – она в молодости не смогла воспринять его всерьёз – теперь превратился в успешного предпринимателя, и, что не менее важно, обаятельного соблазнителя, которому просто невозможно отказать.

Факт, что он недавно развёлся, был ещё одним бонусом. Был женат, значит, умеет строить семью, а развёлся, так это обычное дело в его возрасте. Звёзды, что называется, сошлись на Вальтере для Сабины. Но холодный приём, а скорее даже «не приём», заставил засомневаться в целесообразности её приезда. «Ладно, поживём – увидим», – подумала Сабина – Wer nicht wagt, Der nicht gewinnt – «Кто не рискует, тот не пьёт шампанского». Она привыкла всё доводить до конца и решила, что так просто не отступит.

Предавшись воспоминаниям, Сабина совершенно не обращала внимания на водителя. Черноволосый бразилец с большой цветной наколкой на руке – от кисти до локтя – передёргивал ручку скоростей, скучал, не найдя в ней собеседницы. Он включил негромкую музыку, поинтересовавшись предварительно, не мешает ли, но опять не получил ответа. В пробках время от времени он писал «эсэмэски» приятелям, в том числе жалуясь, что дорога длинная, а его пассажирка-иностранка хорошо говорит на португальском, но общаться не хочет.

Сабина действительно почти не двигалась и лишь время от времени промокала пальцем ресницы. В глубине салона, с трудом приходя в себя от пережитого стресса, она позволила себе эти минуты слабости.

Перейдя рубеж тридцатилетия без особого успеха у мужчин, Сабина уже почти не надеялась устроить личную жизнь. С годами неудовлетворённость росла и изливалась в нарастающую боль, раскручивающую колесо её беспросветной тоски всё быстрее. В попытке бегства от оглушающей её пустоты она стала совершенствовать языки – английский, французский и итальянский, изучать новые – испанский, португальский.

Она находила упоение и смысл в работе: училась, вникала в нюансы профессии, была находчива, настойчива, трудолюбива. В компании Люфт Ганза, где девушка уже много лет работала, заметили её рвение и предложили место ведущего менеджера в отделении переводов в Италии. Сабина с радостью согласилась и переехала в Рим. Здесь и жила она последние пятнадцать лет. Почти всегда одна. В маленькой квартирке в центре города. Жизнь её наполняли две вещи. Во-первых, работа и соединившаяся с ней страсть к детективам. И, во-вторых, регулярные занятия спортом – и они не ограничивались Италией: она тренировалась и участвовала в заплывах и марафонах по всему миру.

В офис Сабина добиралась на автомобиле, в выходные часто выезжала на экскурсии в другие итальянские города: Верону, Милан, Флоренцию, любила бывать в Венеции и даже посетила Сицилию, но во время этих коротких поездок у неё так и не завязалось ни одного романа. Были какие-то мимолётные приключения и истории, они обогащали Сабину опытом, но не затрагивали не только её глубоких чувств, но даже не меняли её жизненного уклада, и лишь утверждали в желании создать семью.

За окном мелькали великолепные горные пейзажи, в другое время вызвавшие бы восхищение Сабины. Но приступы разочарования и бесконечные повороты петляющей зигзагом дороги быстро её утомили, и она закрыла глаза и попыталась перевести мысли на другое.

Чтобы перестать думать о плохом надо было сосредоточиться на чём-то положительном. Видимо от того, что поездка нарушила привычный утренний ритуал, фантазия её расшалилась.

Это было в Турции. Сабина неожиданно для себя попала на секс-массаж после того, как познакомилась на экскурсии с одной своей соплеменницей из Германии. По её совету они съездили в небольшой клубный отель в Сиде. Там молодые турки-массажисты удовлетворяли возрастных немок за сравнительно небольшие деньги. Сабина, не предупреждённая об этом заранее, сначала опешила от «сюрприза», приготовленного только что обретённой подругой, но приняла эту «услугу» без каких-либо угрызений совести и потом приезжала уже сама ещё пару раз, именно в этот отель, убедившись, что там принимаются все разумные меры предосторожности. Однако в конце концов и это приелось, и она вскоре перестала туда ездить. Интимная жизнь и личная жизнь, если они разделены, это совсем не одно и то же.

Последним мужчиной в её жизни и её доме до встречи «fatale» в Таиланде с Вальтером был один молодой итальянец из Римини – Лучиано Марини. Его имя в переводе означало лёгкий, морской. Всё и произошло внезапно, порывисто, легко и… быстротечно. Он сидел с понурой головой в вестибюле фитнес клуба, где она занималась три раза в неделю. Она, вылетев из гардеробной, впопыхах зацепила его ногой, отчего тот ойкнул и ухватился за лодыжку, Сабина предложила довезти его до дома, но доехали они до её квартиры. Так получилось. И он остался. Лучиано жил у неё почти год, за её счёт. Он, конечно, изображал из себя пылкого влюблённого, но Сабина не верила в его наигранную итальянскую страсть. Он её развлекал, действительно был лёгким в общении, как обещало имя, и она платила ему за компанию.

Прожив более пятнадцати лет в Италии, Сабина так и не приняла душой темперамент этого народа. Кроме того, она была настолько погружена в дела компании, что это стало единственным, что занимало её время и мысли. Часто случалось, что юридические дела, которые она по долгу службы переводила, настолько поглощали её воображение, что Сабина сама принималась вести мысленное расследование. Она старалась угадать, чем закончится дело, и часто не ошибалась. Находя интересные детали, она делала акцент в своих переводах, и, говорили, это помогало юристам.

Она гордилась собой. Хотелось бы, чтобы её парень разделял с ней радость успехов, но куда там?! Кто угодно, но не Лучиано! Мальчик-праздник! Кроме секса и развлечений, которые тоже устраивались, чтобы обязательно закончиться сексом, он ничего не знал и слушать не хотел. В один прекрасный день их странный союз распался так же быстро, как и начался. Сабина отказалась ехать на Венецианский карнавал, и парень уехал один, на прощание закатив ей скандал, какой умеют делать не только итальянские мужья, но, как оказалось, и итальянские Жигало. Её кредитка, которой он пользовался, была обнулена спустя десять минут после того, как он покинул стены её квартиры. Вот так, банально, Лучиано Марини, «лёгкий и морской», качнул волной и схлынул из её жизни.

Глава 4. Одиночество профессора Микаэла

Профессор разместился на сиденье автобуса у окна, с блаженством вытянул ноги вперед и закрыл глаза. Машина, оснащённая кондиционером, его вполне устраивала. Но не успел он насладиться, как оживлённая толпа завалила в салон, крича на каком-то языке, толкаясь и издавая, как ему показалось, удушливый непривычный запах. Молодые люди расталкивали свои вещи на полки, смеялись, непрерывно переговаривались, хлопали друг друга по плечу, один даже ущипнул подружку за ягодицу, выпавшую из коротких штанишек. Микаэл смутился, закашлялся и отвернулся. Хотя он вынужден был признать, что именно эта часть тела всегда была объектом его вожделения.

Автобус тронулся, шумные пассажиры немного поутихли, некоторые откинули сиденья и прикрыли глаза, пытаясь задремать. Облегчённо вытирая вспотевшую голову платком, Микаэл случайно локтем задел свою притихшую соседку. Та сонно поёжилась и никак больше не отреагировала на его касание.

От скуки он стал разглядывать девушку. Козырек бейсболки белого цвета, нахлобученный ниже бровей, прикрывал её глаза полностью. Микаэлу не составляло труда, не таясь, рассматривать сочные красные губы девушки, слегка оттопыренные и похожие на цветок.

Орхидея «Горячие губы»

Девушка, которую он не только не знал, но и толком не мог разглядеть, одновременно и завораживала Профессора и раздражала.

До зрелых лет Микаэлу не довелось вкусить любовного безумства. Его единственной страстью были наука и преподавание в университете, а супружеская жизнь с первых дней наладилась запрограммированно и по-деловому. Подозрения, ревность, измены, выяснения отношений и прочие страсти казались ему несовершенством и глупостью людей недалёких. «Сумасшедшие! Так неразумно ломать годами налаженную жизнь!» – разочарованно комментировал он, когда некоторые из их с Марией Леной знакомых пар, перевалив рубеж сорокалетия, вдруг разрослись до «треугольников», и даже до «четырёхугольников», запутались в обоюдных разоблачениях, переругались и развелись.

Однако и сам, распечатав пятый десяток, к удивлению, обнаружил себя в «башмаках» тех, кого прежде осуждал, гормоны внезапно затмили его рациональный разум: в привычных предметах почудились эротичные подобия, с маниакальным удовольствием Профессор стал отмечать пикантные подробности в изгибах и пластике своих учениц. Он стыдился этого и всякий раз, поймав себя на этом, вздрагивал, но, к счастью, фотохромные очки, как истинные «хамелеоны», скрывали от прелестниц его беспардонный интерес.

Жена в этот чувствительный для него период оказалась занята больным ребёнком, её нудное обсуждение проблем и несексуальный вид измотанной стрессом женщины лишали его желания вместе с ней реализовывать свои фантазии. Он уединялся в спальне и справлялся с проблемой простым известным каждому одинокому мужчине способом. Как долго это могло продолжаться?

Губы Микаэла предательски затряслись, он прижал лоб к стеклу и зажал рукой рот, изо всех сил стараясь переключиться на пейзаж за окном. Но стало только хуже. Там зияла пробоинами унылая потускневшая стена из толстого стеклопластика, что призвана была отделить магистраль от фавел и неухоженной индустриальной части района. Позорная маскировка, воздвигнутая, чтобы обезопасить тонкую нервную систему гостей города от шока при виде неприглядной стороны жизни. Но бедность и убожество всё же протискивались, пробивались сквозь неё и вопили о себе зияющими дырами, цветными граффити и витиеватыми трещинами.

Рио представал Профессору огромным слоистым пирогом, где белоснежные «коржи», вместилища высокой архитектуры и достатка, с тихими уютными улочками, праздно утопающими в зелени и яркой палитре витрин зданиями, сменялись убого-рыжими прослойками, наползающих друг на друга небрежно слепленных из голого кирпича лачуг, в большинстве своём не познавших шпаклёвки и краски, убежищ нищеты и насилия, плотно облепивших крутые склоны.

Ему показалось, что лицо дочери на миг промелькнуло за проплывающим мимо огромным билбордом. Он вздрогнул и поёжился от наваждения.

На душе было мрачно, и ситуация казалась безысходной. Микаэл возвращался домой, но это его не радовало. Куда бы он ни бежал за ним тащились его страх и одиночество.

Автобус приближался к выезду на мост Рио-Нитерой, переброшенному через залив Гуанабара, – одному из самых больших и длинных мостов в мире. Профессор зачем-то вспомнил, что длина его тринадцать тысяч двести девяносто метров.

Туристы опять оживились: о чём-то кричали, фотографировали из окон виды на Рио-де-Жанейро, порт с кораблями и кранами, с восторгом показывали на возвышающиеся над городом знаменитые достопримечательности: Сахарную голову и статую Христа. Они бегали по салону, толкая друг друга и возбуждённо крича: «Pão de Açucar! Corcovada!»

Микаэл сосредоточенно шарил в портфеле, отыскивая на ощупь беруши. Наконец, найдя одну затычку, он смог заткнуть ухо, обращенное в салон, что совсем не решило его проблемы, вторая никак не попадалась в руки, и, устав, он прекратил поиски, и страдальчески вжал голову в плечи.

Только по истечении получаса люди в автобусе, убаюканные монотонными пейзажами за окном, успокоились и притихли. Микаэл тоже начал подрёмывать, но в поле его зрения опять попался этот раздражающе-соблазнительный красный рот соседки. Профессор отвернулся, но совладать с эмоциями уже не мог – в виски ударила кровь, губы задрожали – и он, изо всех сил прижимая их ладонью, пытался унять эту боль, но она просилась наружу слезами или стоном. Статус призывал его сдерживать себя, и он прилагал для этого все усилия.

На мгновение потеряв контроль, он высоко занёс руку, пытаясь избавиться от боли размашистым ударом по подлокотнику, но испугался шумом привлечь излишнее внимание, и вся разрушительная энергия его страданий так и осталась пульсировать в кулаке.

Рина. Она разделила жизнь Микаэла на «до» и «после». Он любил вспоминать, как начинался его роман «на стороне», втайне от жены! Даже вообразить такое было невозможно!

В тот день он после лекции сидел у себя в кабинете, ожидая супругу. Мария Лена ежедневно привозила и увозила его. Он сидел, прикрыв глаза, вытянув ноги, надев ортопедический воротник, фиксирующий шею, и ждал. Был вечерний час пик, и она могла задержаться в дороге. Время тянулось как жвачка.

Он подумал – такова была до Рины и вся его жизнь – однообразная, унылая, невыносимо скучная. Он знал, что скажет жена, что он ответит. Он мог расписать по минутам вечер, день, и даже конец недели, когда забегал в гости Сержио на бутылочку вина или кашасы – а если Профессору доводилось съездить в Россию, то и водочки – уже тоже давно стал скорее рутиной, чем отдыхом.

Слава богу, у него была его работа. Здесь было чем гордиться. Исследования обещали громкие результаты – коллеги подшучивали на счёт нобелевской премии. Шутки шутками, но Профессор действительно верил, что близок к прорыву, который, возможно, приведёт его к славе.

Что скрывать? Бывали студентки, которые вызывали у него особенное чувство – ладно скроенные, возбуждающие. Некоторые даже пытались откровенно заигрывать – глупышки, они совсем не имели шансов заинтересовать его! Они получали свои зачёты и за свои знания, и за его удовольствие смотреть на них! Микаэл был уверен, что никогда не перешагнёт границы приличия. Достоинство преподавателя что-то для него да значило!

Это тешило самолюбие Профессора, но не более.

Микаэл встал, снял воротник и, приоткрыв дверь аудитории, почувствовал аппетитный запах свежей выпечки. Он направился в кафе. Длинный коридор был пустым, занятия закончились, и большинство студентов уже разъехалось по домам. На тускло освещенной стене под стеклом висел большой стенд с выставленными печатными работами и дальше следовали многочисленные постеры с достижениями преподавателей вуза. Он с гордостью пересмотрел труды, возвещавшие и о его многочисленных заслугах. Профессор огляделся в поисках зрителей, поправил невидимую неровность висевшего постера о нём, подумал, что здесь перечислены далеко не все его заслуги и, что, если не хватает места в этом бесконечном коридоре, можно сделать что-то типа книги со страницами, прикрепленной к стене, которую можно будет листать.

В знак одобрения себе самому за посетившую его голову идею, он удовлетворенно крякнул и продолжил путь. Ему встретился коллега с другой кафедры, но жестами показал, что очень спешит домой, потому, поравнявшись, молча кивнул и скрылся из виду.

И вдруг – она! Вынырнула из двери, скрывавшей лестницу, ведущую в приёмную директора. Та самая импульсивная незнакомка, с которой он однажды столкнулся на выставке орхидей, куда подскочил на часок пообедать с супругой. Та, что одарила его горячим французским поцелуем. У неё был очень заносчивый вид, свойственный молодым красоткам. Откуда она тут? Он часто вспоминал о ней, но думал, что никогда больше не встретит.

Микаэл внимательно оценил девушку. Сразу видно – моложе его раза в два, но не студентка. Она же ухмыльнулась, посмотрела на профессора долгим взглядом, затем лихо поправила сдвинутую набекрень бейсболку и уверенно зашагала по коридору, раскачивая бедром сумочку на длинной золотистой цепочке и вызывающе двигая ягодицами. И эти налитые сильные ягодицы, которые жили какой-то своей собственной жизнью, позвали всё его существо последовать за их хозяйкой. И с этого момента в его жизни больше уже ничего не имело значения.

Вдруг она резко обернулась и в упор посмотрела на него. Он растерялся, потупил взгляд, как школьник, но потом поднял глаза – пространство между ними заискрило. Он физически почувствовал это как плотную возбуждающую невидимую субстанцию. Нечто магическое, почти колдовское исходило от неё. Иронический ум, страсть, и какая-то скрытая агрессивность были полной противоположностью всему, что видел Профессор до неё в женщине. Она была не просто очередным объектом желания, а чем-то неизмеримо более притягательным, подаренным ему судьбой. А может ему это только казалось, но околдовала она его, это факт.

Молодая женщина неожиданно резко подняла руку и коснулась его щеки, провела пальцем нежно и сильно, словно оценивая что-то, не говоря ни слова, спустилась ниже, по его шее, и, засунув согнутый палец за ворот его рубашки, подергала, пытаясь расслабить. Профессор оторопел от неожиданности и от изумления совершенно потерял контроль над происходящим.

Несколько секунд они продолжали движение плечом к плечу, затем она вырвалась вперед, но всего на полшага, ровно настолько, чтобы их тела больше не касались друг друга, и, минуя кафе с пирожками, дошла до конца галереи, освещённой ярким солнцем. И он увидел её лицо с острой линией нижней скулы и с необычным рисунком губ. Этот рот смутно ему напомнил кого-то, и на мгновение он даже испугался. Но её лицо, вызывающее и жёсткое, излучало такую уверенность, что он опять подчинился её силе. Она повернула за угол, и они вновь шли по длинному коридору, который был абсолютно пуст. Но для женщины, казалось, кроме её цели, ничто вокруг не могло иметь значения. Наконец, она остановилась прямо перед дверью кабинета Профессора, приглашающе распахнула дверь, и он послушно вошёл первый.

Тогда он этого не понял, но сейчас, вспоминая подробности, удивился, как Рина среди множества одинаковых дверей, идущих вдоль коридора, безошибочно открыла именно его? Она следила за ним? Почему выбрала именно его? Почему? Могла ли молодая красивая страстная женщина полюбить такого, как он? Воображение Профессора представило, как Рина тайком наблюдает за ним влюблёнными глазами. Почему бы и нет? Он был уверен, что многие женщины из его окружения добивались бы его благосклонности, если бы он только дал на это повод.

Микаэл вздрогнул, вспоминая, как дикий соблазн боролся в нём со страхом и осторожностью. Он почти поддался панике – чудились то шаги за дверью, то голос Марии Лены, говорящей с кем-то в коридоре. Его соблазнительница, проникая в самую глубину его глазниц, медленно повернула ключ в двери, швырнула бейсболку на стол и плотно прижалась к стене, согнув ногу в колене, призывая его к себе. Такие женщины обладают той беспутной, притягательной красотой, которая рождает в мужчине прилив слепой мгновенной похоти, перед которой невозможно устоять. Сладок запретный плод, замешанный на страхе!

Как будто лавина обрушилась на Профессора. Напор и страсть партнёрши были так сокрушительны, что он, не колеблясь, сдался на милость победителю. Она всё сделала сама, и он почувствовал себя обольщённой девицей, без ума втрескавшейся в своего первого партнёра. Профессору стало легко и по-дурацки весело. Ему хотелось удержать возле себя это появившееся неизвестно откуда чудо.

Потом, смеясь, они представились друг другу, и Микаэл, наконец, узнал, что искусительницу зовут Рина, и что она приходила в надежде получить работу секретарши, но её не взяли, потому что в этот Университет персонал набирается только по конкурсу. Девушка была русской, приехала с Сахалина по приглашению молодого бразильца, с которым переписывалась на сайте знакомств, но у них не сложилось. Денег, чтобы лететь обратно в Россию, нет, жить негде, и её чемодан стоит при входе в институт.

Многолетний опыт контактов со всевозможного типа лгунишками подсказал Профессору, что легенду девица выдумала так себе. Но она явно хотела сблизиться с ним, и это необычайно волновало. Микаэл обычно соображал медленно, но тут, неожиданно для самого себя, с видом чрезвычайного удовольствия предложил:

– У меня большой дом, и ты можешь пожить там.

– Клёво, котик! А что на это скажет наша вайф (жена) *? – Она хмыкнула, увидев его взлетевшие вверх брови.

– А что она скажет? Мы объясним ей твою ситуацию… Или нет, лучше скажем, что ты моя коллега. Считай, я нанял тебя для участия в моем проекте.

– О, проект! Может тогда и мани (деньги) * будут?

– Ну, я постараюсь пробить вакансию в проекте, но это не сразу.

Увидев её погрустневшие губки, он заверил:

– Но мы что-нибудь придумаем.

Профессор раньше презирал тех, кто использовал сленг, полагая, что это происходило от их глубокой тупости, но почему-то в Рине это лишь забавляло его. Она была совсем не глупа, а явно умна и расчётлива.

«Молодость, молодость!»

Ему тогда было всё равно, что Мария Лена может не поверить в версию с проектом – девушка производила впечатление кого угодно, только не человека, близкого к учёной среде.

Супруга подъехала. Впервые он радовался пробкам или что там ещё задержало жену в пути.

Они с Риной вышли на улицу. Микаэл по-хозяйски загрузил чемодан девушки в багажник, не вдаваясь в объяснения. Конечно, жена должна была сразу заметить перемены в муже. Глаза его горели, губы опухли. Он выглядел не только самодовольным, но и сильным.

– Рина – моя коллега из России. – сказал он и тоном, не терпящим возражений, добавил: – Остановится у нас.

– Надолго? – тихо поинтересовалась у него Мария Лена, когда он сел рядом.

– Как того потребует проект.

Глава 5. Ма-ма…

Отметив сорокалетие, Сабина уже могла рассчитывать на стабильные выплаты дивидендов от приобретенных ею акций «Люфт Ганза», чтобы вести совершенно безбедную жизнь. Она подумывала уволиться и уехать из Рима – города, где она так и не стала по-настоящему счастливой – но не знала, куда, к кому и всё откладывала решение о переезде.

А тут тренер фитнес клуба предложил поучаствовать в соревнованиях её возрастной группы. С тринадцати лет она занималась плаваньем, исключительно для здоровья, не изменяя этому правилу всю свою жизнь – дважды в неделю тренировки. Предложение показалось интересным, и Сабина согласилась. Теперь она тренировалась почти каждый день и так увлеклась, что почти забросила свои любимые детективы.

Через несколько месяцев она стала призёром этих соревнований, что придало ей уверенности. Она стала участвовать и в забегах, которые устраивались клубом. Её физическая подготовка, хорошо поставленное дыхание и немного тренировок по бегу, выявили в ней отличного стайера. Она увлеклась настолько сильно, словно это занятие и было тем солнцем в её окне, которого она не видела прежде. Сабина даже слетала в Москву и участвовала в марафоне – бежала сорок два километра. Не победила, но с дистанции не сошла. Она смогла!

В общем и целом, теперь вся жизнь её перетекла в другое русло. Она перестала думать о переезде и готовилась уволиться с работы, чтобы путешествовать по миру, а зимой для тренировок уезжать в тропики.

Все изменилось за несколько дней.

Известие о смерти матери привело Сабину в полное отчаяние. Они никогда не были особенно близки, давно жили в разных странах и не виделись много лет. Да, конечно, Сабина звонила ей часто, в последний год приходилось подолгу выслушивать её жалобы на здоровье, на одиночество, которые подчас завершались намёками на нежелание жить. Мать была эгоисткой и часто спекулировала на эмоциях дочери. Сабина знала, что через пять минут родительница уже забывала о грусти и с удовольствием занималась собственной персоной.