Дом бурь

Но даже тогда Элис ее не узнала. В конце концов, Шерил Кеттлторп была худющей, не чета этой жирной бабище, и к тому же времени прошло немало.

– Разве ты не помнишь, какой договор мы заключили, сидя на берегу Стоу-Пул?

Конечно, никакого договора не было, однако люди вроде Селии – или Шерил, как она звалась когда-то, – предпочитали облекать свои требования в сентиментальную мишуру.

– Не будем об этом сейчас. Не здесь, м-м? Сдается мне, нам, девочкам, надо встретиться и поболтать с глазу на глаз. О, дорогая, не переживай… – Она постучала себя по носу, как это любили делать на Западе. – Буду нема как могила.

И вот Элис стояла у крыльца и рассматривала облицованные плиткой стены в поисках чего-то вроде звонка. Ей удалось разыскать лишь подобие латунной терки для сыра. Она нажала на кнопку под этой штукой и с некоторым удивлением услышала металлическое потрескивание, отдаленно напоминающее голос Селии.

– Добро пожаловать. – Что-то глухо стукнуло. Большая дверь открылась. – Пройди через переднюю и увидишь лифт. Поднимись на верхний этаж…

Лифт в частном доме? Что ж, такие нынче времена, к тому же благодаря Клифтонской плотине Бристоль не испытывал недостатка в электричестве. Холл был облицован бежевым мрамором с темными разводами, а за приоткрытыми дверями в соседние комнаты маячили очертания мебели из красного дерева на фоне все той же кондитерской мраморной глазури. Если это не какой-то чудовищный блеф, Селия и впрямь добилась всего, о чем мечтала. Встревоженная Элис поднялась в грохочущем лифте туда, где было значительно светлее, и, осторожно выйдя на предполагаемую крышу, погрузилась в буйство красок.

– А вот и ты! – Селия Райтби поманила гостью из кресла. – И с подарком для меня!

– Всего лишь пирожные.

Элис положила коробку на стеклянный столик, сняла пальто и села, борясь с головокружением. Узорчатая крыша особняка состояла из тысяч разноцветных стеклянных панелей. За ними простирался разбитый на фрагменты Бристоль, колыхаясь при любом, даже самом незначительном движении головы.

– Я так рада, что купила этот дом. – Селия мечтательно вздохнула. – Не мансарда, а сплошное удовольствие. Растениеведы приносят мне свои последние творения, прежде чем представить широкой публике.

Вокруг росли белые, наполненные росой цветы в форме чаш, такие большие, что в них можно было умыться. Фонарница сияла, будто раскаленное железо.

– Летом не жарковато?

– Вовсе нет. Все стекла снимаются с помощью гидравлических подъемников. Мы здесь, на Западе, не такие уж отсталые, как вы, жители Востока, думаете…

– А это устройство на двери?

– Вообрази, что можешь общаться с кем-то на дистанции и просто слышать собеседника, не заботясь о своем макияже. Я так поняла, что принцип годится и для куда больших расстояний. – Селия усмехнулась. – Только подумай, все люди могли бы болтать друг с другом, когда заблагорассудится, а не только мы, избранные счастливчики, с нашими зеркалами и телефонными будками. Но этого же никогда не случится, да?

Элис пришлось согласиться: скорее всего, этого не произойдет.

Она уже имела приблизительное представление о том, какой путь преодолела Шерил Кеттлторп, чтобы стать грандмистрис Селией Райтби, и теперь узнала гораздо больше. Дважды замужем и дважды вдова, выиграла несколько дорогостоящих судебных процессов против обиженных родственников – у Селии, безусловно, был бойцовский характер, хотя сейчас она скрывала это так же хорошо, как и веселую девицу, с которой Элис однажды столкнулась, прогуливаясь по улицам Личфилда в поисках озабоченных мужчин. Секс в те времена считался главной валютой, и с ним было связано куда меньше плутовства, чем теперь. Впрочем, взгляды Селии на жизнь не сильно изменились.

– Откровенно говоря, моим бедным муженькам по этой части особо нечем было похвастать. И я утратила всякую возможность остаться такой же стройной и миниатюрной, как ты, моя дорогая. Я, как любая другая женщина, обращаю внимание на мерки, которые снимает моя портниха. – Она похлопала себя по впечатляющей груди. – В глубине души большинство мужчин мечтают о мясце на косточке, пусть и не всегда понимают, что с этим делать. Когда я увидела тебя, подумала – это же моя старая подруга Элис Боудли! Но глазам своим не поверила, потому что ты совсем не изменилась! Как тебе это удалось, дорогая?

Элис открыла рот, чтобы сказать что-нибудь о строгой диете, физических упражнениях, дисциплине, но Селия уже звякала браслетами дальше.

– Каков бы ни был твой секрет, мне он не по плечу. Я теряю контроль, когда речь заходит об удовольствиях. А в коробочке у нас пирожные, м-м?

Коробка раскрылась, словно цветок, и пахнуло чем-то сладким, молочным.

– Выпить также не помешает.

Селия вразвалочку подошла к большому, тихо жужжащему шкафу. Внутри были бокалы, бутылки, подносы. Разлитое по бокалам шипучее вино добавило собственной сладости к и без того приторному воздуху. Напиток цветом напоминал мочу и даже отчасти попахивал ею. В Бристоле от писсуаров не скрыться. Элис заметила, что на бутылке не было этикетки. Вино, которым угощали на банкете, было таким же, как и кое-что в погребах Инверкомба. Она решила спросить Селию, в чем проблема. На Западе нехватка бумаги и клея из-за всех этих дурацких бланков и расписок, которые так нравились местным? Неужели испанцы и французы стыдились своей продукции?

Селия, которая жадно рассматривала разложенные на столе пирожные, откинулась на спинку кресла, и на ее щеках проступили ямочки от улыбки, выражавшей нечто вроде изумления.

– Тебе знакомо понятие «частная торговля»?

– Нет. – Какую бы досаду ни вызывала эта женщина, сейчас было не время изображать осведомленность. – Что ты имеешь в виду?

– Ох, это сложный вопрос… – Селия призадумалась. На выразительных алых губах плясали невысказанные фразы. – Дело в том, что… довольно сложно сформулировать… ну, существуют правила, да? Дурацкие правила – особенно те, которые касаются налога на доход. Конечно, мы все должны платить налоги. Но есть же какие-то пределы? В конце концов, правила не были бы такими нелепыми, не рассчитывай власть на то, что мы станем их нарушать…

Туман рассеивался все быстрее.

– Хочешь сказать, это контрабанда?

– Элис! – Селия как будто собралась перегнуться через столик и шлепнуть подругу по запястью. – Разве можно быть такой прямолинейной? Прими мой совет и воспринимай это как частную торговлю.

Элис кивнула. Как нередко бывает, эвфемизм говорил о предмете гораздо больше, чем любое незамаскированное именование.

– С чего бы начать? – Пальцы Селии забегали по тарталеткам. Она покосилась на гостью. – Впрочем, думаю, тебе стоит выбрать первой.

Элис потянулась к ближайшей тарталетке с шоколадной стружкой и цукатами из дягиля, но Селия всплеснула пухлыми, как у пупса, руками и вручила ей ту, которая находилась дальше прочих.

– По-моему, эта самая красивая.

Ягода зимовника зловещим глазом уставилась на Элис, и она начала осторожно поедать тарталетку, не воспользовавшись ни ложкой, ни салфеткой.

– Чего стоит вся эта ерунда на тему самоотречения, м-м? – Селия вытащила тарталетку из среднего ряда и съела, покусывая, облизываясь, негромко ахая от удовольствия. – Ты многого достигла, – продолжила она с набитым ртом. – В том смысле, что я, например, дважды скорбящая вдова и всего лишь грандмистрис. А ты у нас целая вельграндмистрис одной из главных гильдий. И при этом держишься так непринужденно. К тому же у тебя есть семья. По крайней мере, сын, хоть я и слыхала, что бедолага не может похвастать крепким здоровьем. И особняки! Богатство! Власть! Ты просто обязана – ох, я не могу, какая вкуснятина! – рассказать мне все без утайки.

Впиваясь зубами в липкую массу, Элис изо всех сил старалась поддержать разговор, но на самом деле Селию не интересовало ничего, кроме ее собственной персоны, а еще того факта, что они с Элис очень похожи, вследствие чего могли бы стать лучшими подругами, могли бы друг на друга положиться. Вельграндмистрис мысленно призналась самой себе, что раскрытие их совместного прошлого может причинить Селии некоторый вред, но он не будет фатальным. Оба мужа умерли, и обосновалась она на Западе, где нет других стандартов, кроме двойных. А вот сама Элис свою жизнь еще строила. Ее труд не завершен. Конечно, она проявила небрежность, не узнав в Селии Райтби сильно изменившуюся Шерил Кеттлторп; с другой стороны, в напыщенных речах этой женщины не ощущалось явного стремления к прямому шантажу. В целом она, похоже, блаженствовала на своей террасе, окруженная огромными цветами, объедающаяся тарталетками. Неужели хотела улучшить свое финансовое и общественное положение? Вряд ли; скорее всего, ей было в некотором смысле одиноко среди имущества, доставшегося от умерших супругов. Стремление к дружбе и острым ощущениям от тайны, разделенной с вельграндмистрис, было, по всей вероятности, неподдельным. Однако Элис знала, как все сложится потом. Что-нибудь обязательно произойдет. Возникнет нужда в небольшом одолжении. И даже дойдет – ведь, если подумать хорошенько, денег вечно не хватает – до натурального вымогательства. То и другое будет завуалировано банальной «дружеской взаимопомощью», но подспудно обе стороны поймут, к чьему горлу приставлен нож. Она вынудила себя доесть вторую тарталетку, не сомневаясь, что Селия прикончит оставшиеся, притворилась, что отпила еще глоток ужасного вина, а потом попросила разрешения навестить дамскую комнату.

Элис расширила экскурсию, заглядывая в каждую дверь и на каждую лестницу, убеждаясь, что Селия и впрямь на время выгнала из дома всех слуг. В роскошном туалете вельграндмистрис вызвала рвоту и избавилась от тарталеток. Чтобы отправить в канализацию две ягоды, проглоченные целиком, как большие пилюли, потребовалось несколько раз слить воду в унитазе и потратить целый рулон туалетной бумаги. Ополоснув рот и умыв лицо, Элис отправилась на террасу, ощущая себя очищенной. Согласно плану, она должна была завершить заклинание через несколько часов, будучи за много миль отсюда, но теперь ее одолело любопытство…

Когда Элис вернулась на свое место, Селия расправлялась с четвертой и заключительной тарталеткой, и последняя красная ягода уже исчезла в ее измазанном кремом рту.

– Итак, мы действительно здесь совершенно одни?

Селия слизнула сладкую каплю с указательного пальца.

– Элис, к чему вся эта секретность? Я бы никогда никому не рассказала. Знаешь, ты немного похожа на Клайва. Я же говорила, что он был моим вторым мужем?..

Опять двадцать пять. Я, мой, мое. Этот конкретный муж разбогател благодаря тому, что Селия называла «колониальной недвижимостью», но Элис понимала, что речь идет о рабском труде тысяч негров под палящим солнцем ради добычи сахара в количестве, которого хватало, чтобы женщины вроде Селии продолжали толстеть. Все это было так типично для города, раскинувшегося по ту сторону стекла фрагментами головоломки. Объявления на стенах, рекламирующие травлю медведей и бои горгулий. Кофейная кожа многих слуг и даже представителей мелких гильдий, сулящая особые истории. Показное благочестие. Сбрендившая бюрократия. Частная торговля. Конечно, все это были элементы грандиозного спектакля, в котором участвовала великая нация целиком, но, пока Элис сидела и слушала Селию, ей удалось без особого труда довести себя до белого каления, что и требовалось для завершения чар. Да, она останется в Инверкомбе и будет терпеть столько, сколько потребуется, чтобы Ральф наконец-то выздоровел, – но очевидно же, что западное общество прогнило до мозга костей.

– Что?.. – Селия слизнула блестящие крошки с уголков губ. – Я не расслышала.

– Просто заткнись и послушай минутку, ладно, Селия? Я хочу быть абсолютно уверена, что все делаю верно.

Селия уперлась кончиками пальцев в колени и наклонилась вперед.

Элис перевела дыхание. Кашлянула. Она чувствовала себя почти неловко. Заклинание было гортанным и замысловатым.

– Э-э… – Селия, явно озадаченная, откинулась на спинку кресла. – Что-то я никак не пойму…

– Теперь это уже неважно.

– Хм… – Хозяйка особняка изогнула пухлую шею, словно раздумывая, следует ли согласиться. Затем она начала дрожать, поначалу едва заметно. – Хм… – Прозвучало иначе – на животный, нутряной лад.

Элис встала. Селию затрясло всерьез, она сжимала руками грудь и живот, словно пытаясь вырвать первопричину того, что с ней происходило. Ее лицо побелело под многочисленными слоями пудры, глаза выпучились, а взгляд начал блуждать по цветам, стеклу и мебели. Она застонала, и странная, излучающая дивоблеск рвота заструилась по груди и коленям. Селия попыталась встать, но ноги не держали, и она повалилась на стеклянный столик, который разлетелся на множество осколков. Элис попятилась, а хозяйка особняка продолжила содрогаться всем телом посреди битого стекла, и воздух наполнился характерным для Бристоля запахом мочи и фекалий. Конвульсии вынудили ее неуклюже кататься по осколкам, и, когда все прекратилось, на них остались кровавые следы.

Элис прошлась вокруг этого безобразия. Селия почти застыла. Только губы трепетали. Хотя сад оставался герметичным, Элис почувствовала легкий ветерок, который перевернул изящные бумажные корзиночки от тарталеток; какой-то приятный побочный эффект заклинания, не упомянутый в ее записках.

Присев, Элис изучила лицо Селии. Взгляд грандмистрис был устремлен куда-то внутрь себя. Конец приближался. Но губы все еще дрожали. Она что-то говорит? Элис осторожно заправила прядь волос за левое ухо и наклонилась ко рту Селии.

– Я думала, мы…

Она и впрямь это сказала? И последние слова – «…будем дружить»? Элис тепло улыбнулась умирающей. Сойдет за годную банальную эпитафию. Под пристальным взглядом Элис зрачки Селии расширились. А потом она испустила последний смрадный вздох. Вспомнились ли ей мужья-покойники? Или в ее сознании воцарилась пустота? Элис уделила несколько секунд осмотру трупа. Пухлые, словно у пупса, ручки Селии были унизаны многочисленными браслетами. Дыша ртом, приподняв левую руку за мизинец, Элис сняла один. Тонкое серебряное кольцо, усыпанное осколками берилла или рубина, – достаточно дорогая штука, но среди всей этой роскоши никто не заметит ее отсутствия. Надев пальто, спрятав сувенир в карман, вельграндмистрис раздавила каблуком второй бокал и покинула дом № 28 по Шарлотт-стрит.

Утренний свет потускнел, и Бристоль казался совсем другим городом, пока Элис ехала в такси в огромный гильдейский дом с башней-ретранслятором, высившейся по другую сторону гавани, в Редклиффе, и представлявшей собой изобильное скопление каменных наростов всех оттенков лилового. По-настоящему замерзнув после жары на террасе Селии, она вышла на подъездную дорожку у главного входа, усыпанную гравием, от которого рябило в глазах. Поприветствовала множество гильдейцев – младмастеров и вышмастеров, начальников и подчиненных, опытных и новичков, – пока ее вели по коридорам и лестницам, наполненным успокаивающим рутинным гулом. Здесь работа не прекращалась даже в связи с приездом вельграндмистрис, и Элис была этому рада, как и усиливающемуся свечению телефонных проводов, убегающих во все стороны от высокой башни, неизменной отличительной черты главных зданий ее гильдии; впрочем, это здание, возведенное на западный лад, больше напоминало застывший выброс лавы. Она стояла на большой высоте, рядом с древним, но мощным кормилом, с помощью которого когда-то общались телеграфисты, и темнеющие плоскости продуваемого ветром западного пейзажа казались ей угодившими в ловушку, опутанными силками, попавшими в сеть. А в центре сети – она…

– Вам ведь не холодно, мистрис? Мы могли бы…

Элис покачала головой. До чего же хорошо быть членом этой гильдии.

Внизу великие умы вычислительных машин неустанно трудились, распутывая песню, что звучала в океане реле, извергаясь медными перфолентами чар, сплетаясь в змеиные клубки проводов с изолирующими втулками. Элис подумала, что будет не только правильно, но и необходимо воспользоваться телефонной будкой.

До чего крошечными были эти пространства. Нет, неправильно – существовало единственное пространство, умноженное на бесконечность и превращенное в сеть. Элис сжала ручку номеронабирателя и изучила свое лицо в овальном зеркале. Приподняла подбородок, но не обнаружила ничего дурного. Кровавая жемчужина – и притом всего лишь осколок, так что пока не было нужды вновь отправляться на берег, – сделала свое дело. Вельграндмистрис была спокойна и безупречна. Но когда Элис улыбнулась своему отражению и свет маленькой лампочки над головой заиграл на ее серебристых волосах, скрепленных гребнем, красная жемчужина перед мысленным взором раздулась до похожей на вишню ягоды зимовника и, словно аневризма, продолжила увеличиваться в размерах. Элис моргнула и как будто сглотнула что-то застрявшее в горле. Она постарела; дело не во внешности.

Лампочка гудела. Кресло поскрипывало, как ни старалась вельграндмистрис сидеть спокойно. Она вспомнила, как Джейкоб – теткин садовник – однажды поймал в ловушку выводок каких-то зверьков. Элис время от времени приходила к ним, брала на руки, ворковала, пыталась сделать так, чтобы эти существа увидели, поняли и по-настоящему полюбили ее, как недозволенные питомцы, о которых она всегда мечтала. Но зверьки не слушались. Они пищали, царапались и дрожали от страха. И в конце концов она их всех убила, осторожно и медленно, разными способами. А пока они умирали, смотрела в черные глазки изумленно и вопросительно. Она уже тогда хотела узнать, понять, уловить тот миг, когда жизнь заканчивается и навсегда уходит в прошлое. Но, как вышло и с Селией, загадка осталась неразгаданной. Элис погладила ручку номеронабирателя, вдруг осознав, что он имитировал инверкомбский прототип. Лампа гудела. Кресло скрипело. Наверное, подумала вельграндмистрис, это и есть предел понимания смерти, положенный тем, кто еще жив. Душа отлетает чересчур быстро для осознания неотвратимости момента.

Она набрала номер личной будки Тома, установленной в его кабинете на верхнем этаже Доклендской телеграфной станции. Муж был как всегда рад ее видеть и еще сильнее обрадовался тому, что она нашла время навестить его коллег на Бристольской станции. А то, что Ральф так хорошо себя чувствует, было истинным чудом. Надо бы Тому покинуть Лондон и навестить жену и сына. Элис поддакивала, пока супруг излагал смутные планы на будущее, и думала о том, как это мило: он по-прежнему верил, что может взять выходной, словно рядовой гильдеец, даром что столько лет подряд убеждался в обратном.

– Что там с контрактом? – спросила она. – На новую восточную телефонную линию?

– А-а, это… – вздохнул Том, и вся его веселость куда-то исчезла.

Элис понимала, что жизнь никогда не бывает такой простой, как следовало бы, однако история об отмененных встречах и неверно понятых инструкциях, которой он ее попотчевал, смахивала на дурацкую шутку. По сути, все свелось к тому, что Пайки – подрядчики – подали встречный иск и рассчитывали получить лучшую выгоду от затяжного судебного разбирательства, чем от фактического выполнения каких бы то ни было работ.

– Маленький бардак, – сказал Том, качая головой, как нередко делал, сталкиваясь с несправедливостью. – Конечно, на самом деле все не так страшно, как выглядит. И мне не стоило тревожить тебя внутрицеховыми разборками.

Но он выглядел усталым, и Элис почувствовала себя такой же, когда они попрощались и призрак Тома растаял, сменившись бездонной тьмой пустого зеркала. Механизм уже готов был проверить линию и разорвать соединение, но Элис зажала рычаг и продолжила смотреть в темноту.

Идея более эффективного использования телефона больше не казалась абсурдным проявлением личного тщеславия. В конце концов, прошло уже более ста лет с последнего технологического рывка. И разве она, вельграндмистрис гильдии, не лучший кандидат на то, чтобы совершить следующий шаг? Похоже, заклинание – а Элис не сомневалась, что потребуется лишь толика магии вместо неуклюжего процесса внедрения новой технологии, – было целиком у нее в руках. После приезда в Инверкомб последние преграды и сомнения сгинули с почти абсурдной легкостью. Иногда казалось, что фразы, которые она довела до совершенства, ей нашептал ветерок, гулявший по коридорам огромного дома; впрочем, Элис оставалась верна самой себе, и в действительности эти чары, как и прочие волшебные штучки из ее саквояжа, были приобретены ценой немалых усилий, прилежания и хитрости. Да, на днях она пару раз просыпалась, будто испуганная присутствием в спальне постороннего. Но услышанный шепот, вероятно, был лишь биением крови в ушах или отголоском прибоя, который разбивался о скалы далеко внизу, волнуя весь дом. Возможно, решила она, это всего-навсего то, что творцы называют вдохновением. Как бы то ни было, Элис почувствовала, как нечто и Инверкомб в унисон взывают к ней, и произнести нараспев сложную последовательность звуков оказалось легче легкого, как это бывает с лучшими заклинаниями.

Готово! Элис ощутила физическую тягу к зеркалу, словно ныряльщик, доверившийся силе земного притяжения. Они с пустотой соединились, слились в объятиях, и вельграндмистрис поплыла по сети, охватывающей весь Бристоль. Нормальные протоколы защиты, регулирующие телефонную связь, на нее не действовали, и оттого происходящее напоминало захватывающий аттракцион. Служебное заклинание, привязанное к сортировочным автоматам в Темплмидсе, провело ее по местным линиям и препоручило стандартным программам трансляции, а те увлекли дальше в город. Она увидела яркие трамвайные вагончики, силосные башни сахарных заводов и промелькнувшую складку Клифтонской плотины. Дальше были верфи, сутолока кранов, лес дымовых труб и трепет флагов. Собор сиял, будто усыпанный драгоценными камнями. Улицы превратились в потоки света, в которых крошечные точки двигались, словно пребывая во власти мощного, непостижимого течения, а не чьей-то индивидуальной воли. Средоточие ее личности перемещалось по узлам и реле, прыгало между распределительными коробками и фонарными столбами, опускалось и поднималось следом за той или иной телефонной линией, пока она не достигла Шарлотт-стрит. Как просто! Если бы Элис могла смеяться, она бы рассмеялась. Если бы могла плакать, заплакала. Но она одновременно перестала быть собой и осталась прежней вельграндмистрис; и вот ее пристальный взгляд обратился на маленький переполох перед домом № 28, где плакали слуги и гильдейцы снимали шляпы. Потянувшись к последнему фрагменту телефонной линии, приведшей сюда, призрак Элис проследил за тем, как труп Шерил, завернутый в красно-синее покрывало, спускали по лестнице к ожидавшему черному автомобилю.

Вернувшись в Инверкомб, Элис сразу отправилась навестить Ральфа. Он еще не лег спать, и занавески в комнате оставались раздвинуты, хотя снаружи, конечно, мало что можно было разглядеть, не считая тусклого свечения нескольких цветов фонарницы, распустившихся раньше срока. Она провела костяшками пальцев по щеке сына; как же он вырос.

– Определенно, мы должны купить тебе бритву.

Но Ральф никогда не выказывал того удовольствия, на которое Элис рассчитывала, делая комплименты по поводу его превращения в мужчину.

– Твой отец собирается нас навестить, – прибавила она. – Не стану тебя чересчур обнадеживать, хотя и не сомневаюсь в его искренности.

Он кивнул.

– Я тут подумал, что мог бы завтра одеться как положено. Ну… чтобы выйти в сад. Мне так много всего нужно изучить.

– Иногда я спрашиваю себя, не потому ли твои силы так быстро иссякают. Не все нужно постигать и объяснять. Ты же и сам это понимаешь?

Он пристально посмотрел на нее. Элис увидела, как у сына движется кадык. Он что-то подавил – возможно, всего лишь кашель.

– А вот мне иногда кажется, что ты тоже тратишь чересчур много сил. Серьезно, взгляни-ка на себя – ты утомлена, это очевидно.

– Ну, это правда, и все же… – Тут у нее мгновенно возник план. – И все же ты мог бы мне помочь, дорогой. Раз уж тебе стало лучше, не стоит ограничиваться блужданиями по саду и запоминанием названий цветов. Ты должен научиться общению с людьми.

– С людьми?

– Полагаю, для начала с несколькими местными высокопоставленными лицами. Мы просто поужинаем здесь, внизу. Самое время, чтобы в доме появились другие гости, кроме нас, да?

Элис поцеловала Ральфа и пожелала ему спокойной ночи. По пути в свою комнату она встретила экономку Даннинг с подносом.

– Я знаю, что вы ни о чем не просили, мистрис. Но кухарка подумала…

Элис и впрямь слегка проголодалась. Слава Старейшине, еда была очень простая. Тост с корицей и спелое красное яблоко – впрочем даже такая пища на западе казалась особенной. Здешнее обычное молоко жители востока назвали бы сливками, а чай в белом фарфоровом чайничке, над которым клубился пар, пах крайне соблазнительно.

– Вы весьма заботливы. – Она протянула руки к подносу и тут же подумала еще кое о чем. – Кстати, этот чудесный чай… Не та смесь, которую я привезла из Лондона, верно?