Звёзды над Боспором

Аль Балхи с огромным уважением посмотрел на Олега, не говоря уж об Обадии. После недолгого молчания, сложив ладони, он торжественно заговорил:

– Благодарю Аллаха, милостивого и всемогущего, что на склоне лет моих он сподобил меня встретить и лицезреть столь учёнейшего человека! Отныне ты, многоуважаемый Олег, будешь почётным гостем нашим до самой Фанагории. Ходи свободно везде и никто не посмеет тронуть тебя или причинить тебе зло, или какой-то иной убыток.

Аль Балхи хлопнул в ладоши, и сзади возник слуга.

– Тархир! Позови Махмуда!

Обадия тоже крикнул, полуобернувшись назад:

– Арчи, позови Рогдая!

Когда оба начальника конвоев прибыли, и аль Балхи, указав на Олега, непререкаемо заявил:

– Это наш почётный гость, учёный муж, и мы дозволяем ему, свободно передвигаться по всему лагерю, и взять себе любой товар или раба, или рабыню по его усмотрению. Я всё сказал! Поняли ли?

Поклонившись, оба начальника сказали, что поняли, и всё будет исполнено. Покрасневшее солнце своим нижним краем уже коснулось горизонта, небо из выцветшего голубого сделалось охристо-зелёным, а из низин долины Кубани, тихо, словно змеи, наползали сизые ленты тумана. Беседа на холме, между тем, продолжалась:

– А ведь я, – заговорил аль Балхи, взглянув на Олега, – видел огнедышащую гору в молодости, когда побывал по торговым делам на Сицилии. Ох, велика сила земная! Из горы текли огненные реки, и пепел поднимался высоко в небо, и раскаленные камни взлетали, как птицы столь высоко, что глаз мой не видел, куда они улетали, и земля тряслась, как в лихорадке.

Помолчав, аль Балхи, вдруг, обратился к Олегу с неожиданным вопросом:

– А скажи нам, о учёнейший муж, да пребудет с тобой благодать и милость Аллаха во веки веков! Прости мне моё любопытство, но, если твои слова не ложь, будто ты из далёких времён и земель, ты знаешь труды великих арабских и византийских учёных, которые придут после нас, что будет с нашими народами и государствами хотя бы через сто, двести лет?

Олег, не раздумывая, заотнекивался:

– Что ты, что ты, уважаемый! Этика учёного запрещает нам при контактах сообщать вам исторические факты, которые произойдут. Они должны быть незыблемы, иначе история пойдёт вкривь и вкось, по ложному пути. Кривизна пространства и времени достигнет критической точки и ваш реальный мир разрушится. И так уже кто-то в далёком прошлом грубо влез в вашу реальность, и жизнь на Земле потекла в несколько искажённом виде…

Аль Балхи задумчиво погладил свою красную бороду и произнёс мудрые слова:

– Ты прав, чужеземец! Не хотел бы я знать, когда и при каких обстоятельствах наступит конец моей жизни, потому как потеряю покой и размеренность своих деяний, со страхом подсчитывая, сколько мне ещё осталось топтать эту землю. Ничего уже не будет меня радовать. Как ты думаешь, Обадия?

– Ты тысячу раз прав, друг мой, Хазрат! – воскликнул Обадия.

Олег, между тем, продолжил:

– Но чтобы вы не подумали, что я великий лжец, сообщу вам те факты, знание которых уже не сможет повлиять на ход истории, потому что петля времени уже затянута на горле ближайших трёх-четырёх десятилетий. Сейчас 697 год от Рождества Христова. В Византии началась чехарда с императорами и ей не до Кавказа с его проблемами. Арабам же, для прочного владения закавказскими странами, нужно обезопасить себя от хазарского вмешательства. Поэтому в 713 году ваш старик, знаменитый арабский полководец Хабиб Ибн-Маслама оттеснит хазар из Албании (Азербайджан), и осадит Дербент. Оборонять его будет трёхтысячный хазарский гарнизон в течение трёх месяцев, и Масламе удастся взять Дербент только благодаря измене одного из городских жителей, показавшего подземный ход в крепость. Ибн-Маслама разрушит стены и башни. А потом этот неугомонный старец вторгнется в хазарские земли и дойдет до Семендера. Здесь он встретит огромное войско хазарского кагана, и отступит в Грузию. Хазары вновь захватят северную часть Азербайджана, и четыре года будут хозяйничать там, а в 721 году вторгнутся уже в Армению, и уничтожат там арабскую армию. Новый же наместник Армении Джерарх Ибн-Абдаллах аль Хаками выступит против хазар с вновь сформированной сильной армией. Эта война арабов с хазарским каганатом будет длиться полтора десятилетия. Джеррах получит предписание из халифата атаковать хазар на их собственной территории. Отбросив хазар к Дербенту, он возьмёт этот город без сопротивления и уже в Хазарии встретится с сорокатысячной хазарской армией, возглавляемой сыном кагана Барджилем. Арабов будет всего двадцать пять тысяч человек, но они наголову разобьют Барджиля, а затем стремительным маршем подойдут к Семендеру и осадят его. Жители сдадутся, и Джеррах не тронет их, и не разрушит город. Следующей будет столица Хазарии город Беленджер. Жители сдадут город, а каган бежит, оставив семью. Арабы пощадят город, но ограбят всё окрестное население. Узнав, что хазары собрали новую армию, Джеррах вернётся в Албанию, попутно обложив данью аланские племена. В 724 году новый халиф Хишам назначит в закавказские страны старого, но не знающего поражений, полководца Масламу, который каждый год будет нападать на южные провинции каганата. Однако халиф отзовёт его. Хазары воспользуются этим, и совершат новый набег на Албанию в 729 году. Халиф Хишам вновь назначит командующим арабского войска Джерраха, да только в 730 году хазарская армия под командованием всё того же Барджиля вторгнется в эту многострадальную Албанию. Возле города Ардебиля встретятся арабская и хазарская армии. В тяжелейшем двухдневном сражении хазары наголову разобьют арабов, и практически уничтожат их армию. Они не будут брать пленных, а сам полководец Джеррах погибнет. Жён и детей командующего победители разделят между собой, а также им достанется огромная добыча. К тому же будут перебиты все мусульмане, способные носить оружие. Слух об этих победах разнесется по всей Азии. Придется халифу вновь назначить командующим новой арабской армией старика Масламу, который разгромит хазарскую армию, и вытеснит её обратно в Дагестан. Маслама не станет брать Дербент, а пройдёт мимо, вторгнется в Хазарию, сжигая и разоряя всё на своём пути. Возле Семендера Масламу будет ожидать огромная армия кагана. Мудрый Маслама некоторое время повоюет с каганом, потом вернётся в Дербент, возьмёт его, построит там арсенал, и поселит в городе колонию сирийцев, которым и поручит охрану крепости. После этого уедет из Закавказья, передав все дела одному из самых известных и удачливых арабских полководцев Мервану Ибн-Мухаммеду – двоюродному брату халифа. А будет на то время Хабибу Ибн-Масламе девяносто семь лет. Мерван же разгромит сильную армию кагана, а когда тот запросит мира, потребует принять мусульманство. Каган согласится и станет на какое-то время мусульманином. Мерван вернётся в Закавказье, захватив громадное количество пленных и богатую добычу. Однако, несмотря на полный разгром каганата, Хазария не станет вассалом халифата. Уж очень разношёрстные народы населяют её. Арабы не захотят жить на завоёванных землях. Им не понравится холодная и мрачная северная земля. Через несколько лет каганат вновь окрепнет. Хазария сыграет большую роль в истории – она будет щитом, который заслонит восточноевропейские страны от арабов. Тем щитом, который выдержит атаки непобедимых арабских армий, возглавляемых полководцами, перед именами которых трепетали другие народы. Византии, как видите, уважаемые, очень уж выгоден этот хазарский щит. Войны с хазарами постоянно оттягивают большие силы арабов от границ империи. Хазары практически спасли Византию от краха уже в этом, седьмом веке и дали возможность просуществовать империи ещё семь веков. Все годы, пока идёт, и будет длиться война Хазарии и халифата, Византия будет иметь некоторый перевес над арабами. Империя не раз будет провоцировать набеги хазар на северные провинции халифата. Для этого используются самые разнообразные средства. Византийский двор всячески льстит кагану и «ласкает» его. Да вы, уважаемые, лучше меня знаете об этом. А вот то, что император Лев Исавр в 732 году женит даже своего сына Константина на сестре кагана, знаю только я. Девушку будут звать Чичак, что означает «цветок». В крещении она будет известна как императрица Ирина, а её сын Лев, который будет царствовать в 775 – 780 г.г., получит прозвище Хазар. Как видите, хазарский каганат, населённый разными племенами и народами, будет постоянно сдерживать экспансию с юга от арабов, с запада от византийцев и от русских. Вот когда зародилось у народов Северного Кавказа стремление к свободе и независимости. И эта любовь живёт в их потомках до сих пор. Я имею в виду уже ХХ1 век. Северный Кавказ – это кипящий котёл. Не зря уважаемый аль Балхи, когда хазарские воины идут в атаку, над лавой конницы стоит громовой воинский клич: « Сар ба дар!», что означает: «Лучше смерть!». А ведь арабским войскам никто не мог противостоять, даже лучшие по тому времени византийские легионы с лучшим в мире вооружением. И всё-таки хазарский каганат доконает через два века русский князь Святослав. Я сказал вам, уважаемые, уже лишнее, за что прошу прощения.

Аль Балхи и Обадия, после таких откровений со стороны их гостя, сидели помрачневшие, опасаясь взглянуть друг на друга, а Олег проклинал в душе свою болтливость. Чёрт его дёрнул сбрехать о закате каганата да ещё от руки князя Святослава. Этим купцам и так нелегко заниматься торговлей в этом бушующем мире. Хорошо ещё, что между каганами и халифами существует договорённость не трогать торговые караваны во время военных конфликтов, но ведь есть большая опасность со стороны разбойничьих отрядов. Уж очень большой соблазн ограбить торговый караван. Купцам приходится нанимать и содержать хорошо вооружённую охрану из опытных воинов. Олег как-то виновато хмыкнул и заявил купцам:

– Простите, уважаемые! Я уж пройдусь по лагерю с вашего позволения.

Обадия поспешно, а аль Балхи с достоинством кивнули головами. Олег встал и спустился с холма вниз. Сзади возник окольчуженный воин и сказал по-тюркски:

– Мое имя Абдурахман! Меня прислал к тебе Махмуд.

– Хорошо! – равнодушно ответил Олег.

Когда Олег ушёл, аль Балхи, взглянув на Обадию, грустно сказал:

– Ну и напророчил нам тут этот хронист. Неужели Аллах допустит этакие страсти? А может, Обадия, и не было этого чужеземца. Может, это шайтан нам привиделся? Его проделки!

Обадия невольно пощупал колено, которое уже давно перестало болеть, и с сомнением покачал головой.

– А как же моё колено?

– Так шайтан на всё способен, мой друг.

–А как же Барджиль? Он же существует. Это двенадцатилетний сын кагана.

– Да-а! – аль Балхи задумчиво гладил бороду. А Джерраха я знаю, но он ещё очень молод. Я знаю его отца Абдаллаха аль Хаками и его дядю, полководца Саида Ибн-Амра аль Хараши, очень жестокого воина. Неужели Джеррах падёт от руки этого мальчишки Барджиля, да ещё будет перебито огромное число правоверных? О, Аллах! На всё твоя воля! Хишама, сына халифа я знаю, а вот Мервана, который пройдёт мечём и огнём по Хазарии, не ведаю. Хотя это, скорей всего, сын дяди Хишама, Мухаммеда. Ну да ладно, Обадия! Чему быть – того не миновать. А всё из-за того, что вы, хазары, не хотите принять нашу веру. Вместе мы бы сокрушили не только Византию, но и весь мир.

Обадия невозмутимо гладил своё колено. Казалось, что информация чужеземца мало его трогала, но в душе у торговца тлел огонь злобы на весь этот поганый мир и только жизненный опыт не давал ему выплеснуть эту злобу на кого-нибудь, и даже показать мимикой лица сотрапезнику, что он раздосадован…

*****

У подножия холма бил из-под земли родник с чистой и вкусной водой. Вокруг него суетились люди, набирая в кожаные вёдра воду. Погонщики верблюдов, возчики и воины поили скот, сами пили и умывались. Редкие женщины в хеджабах, очевидно рабыни, простирывали неподалеку кое-какое бельё. Вокруг горели костры. В вечернем воздухе носились запахи пригоревшего мяса и пшена. Раздавались визги и ржание лошадей, гомон большого скопления людей, звон оружия и хлопание бичей. Кое-где ремонтировали повозки, смазывали колёсные пары тележной мазью. Запах дёгтя и бараньего сала мешался с запахом немытых тел людей и пряностей, но всё перекрывал аромат разнотравья зацветающей, весенней степи.

Олег, неспешно проходя по лагерю с неотступно следующим за ним Абдурахманом, обратил внимание на странное расположение повозок. Все они были развернуты дышлами наружу, в сторону степи и поймы реки. Концы этих дышел были окованы железом и выглядели подобием больших копий. Подвязаны они были таким образом, что страшные концы их приходились на уровне груди лошади. Составленные повозки представляли собой борта гигантской лодки или ощетинившегося ежа. Проходы между телегами могли пропустить только одного человека. Олег понял, что такая импровизированная крепость – это жестокая необходимость обороны от возможных грабительских набегов для торговых караванов. Такую крепость неожиданным наскоком не возьмёшь. Вокруг этой колючей «лодки» паслись табуны лошадей, верблюдов и овец. Но даже и они были разделены на косяки и отары. Табунщики не давали смешиваться стадам. Чётко отличались косяки военных коней от тягловых. Со строевых не снимались сёдла и уздечки. Только один из табунщиков поочерёдно снимал с коня седло и, протерев тряпкой спину каким-то раствором из кожаного ведра, тут же водружал его обратно. Очевидно, начальники конвоев опасались внезапного нападения грабителей. Разумно. Люди, внутри лагеря, без суеты занимались необходимыми в походе делами: готовили пищу, оттачивали оружие, ремонтировали телеги и одежду. Арабы были одеты побогаче: под кольчугами виднелись шёлковые рубашки, шаровары заправлены в добротные сапоги, головы обриты. Хазары же, в основном, носили кожаные безрукавки, короткие юбки, разрезанные спереди и сзади, а также по бокам. Кольчуги были не у всех. Широкие кожаные штаны и такие же чувяки без каблуков заканчивали наряд. Головы их украшали одна или несколько косичек. С оружием никто из воинов не расставался. Кривые сабли на перевязях, усеянных бронзовыми или железными заклёпками. Обязательный кинжал и круглый щит из толстой, многослойной и просмоленной кожи за спиной. Привычные, они носили на себе около двадцати, а то и больше, килограммов брони. Каждый десяток воинов сидел возле своего костерка и ел просяную или ячменную кашу с бараниной из общего котла. Поесть горячего они могли только один раз в сутки и то только вечером.

Караван начинал своё движение рано утром по общей команде начальников конвоев. Для людей главным делом было напоить и накормить скот, на свои нужды они не обращали внимания. Такова была суровая необходимость того времени. Обычно впереди каравана шёл конный отряд хазар из двухсот хорошо вооружённых воинов, а замыкающей шла конница арабов, тоже из двухсот человек. В середине каравана располагалась конная дружина русов в количестве пятидесяти человек. Все четыреста пятьдесят воинов были наёмниками и содержались за счёт купцов. Кроме охраны в караване находились возчики, слуги и несколько рабынь. Это ещё около пятисот человек. Триста повозок с лошадьми и двести верблюдов, не считая стада овец на прокорм – караван был внушительным. Такой лакомый кусок, как магнитом притягивал к себе внимание грабителей, да только взять его могла сила куда большая. Всё это Олег оценил сразу, а направлялся он к русской дружине. кпцов.щей шла конница арабов, тоже из двухсот человек.

В университете Олег кроме основного предмета изучал тюркский и арабский языки, фарси и греческий, ну и, конечно, древнеславянский. Знание древних языков необходимо было ему для путешествий по петлям времени. Интересно, поймут ли русы его язык, а, вдруг, нет? А может, он не поймёт их? Олег хотел развеять свои сомнения. Подходя к двум кострам русов, он услышал дружный взрыв хохота.

Ребята, в основном, молодые, безусые, сидели возле костров и ужинали или обедали. Несмотря на вечернюю прохладу, верхней одежды на них не было. По их, давно не мытым, мускулистым телам струился пот, создавая грязные разводы. Один из них рассказывал что-то смешное, а остальные покатывались от хохота, в экстазе похлопывая себя по коленям, обтянутым замызганными в долгом походе кожаными штанами, хозами. Один из них, видимо узнав, крикнул:

– Эй, Абдурахман! Иди к нам, поешь. И гостя своего веди.

Язык Олег понял без труда и от неожиданности споткнулся. Подошедшим людям освободили место и вручили, по сомнительной чистоты, роговой ложке. Олегу есть вовсе не хотелось, но чтобы не обидеть парней, он зачерпнул из закопчёного котла каши. Она оказалась не пшённой, как у других, а сваренной из высшего сорта ржи – полбы.

Каша на вкус оказалась отменной. В ней присутствовала какая-то травка и крупные куски баранины. Абдурахман, не обращая ни на кого внимания, наворачивал предложенную пищу, как говорится, за обе щеки. Парни же с интересом оглядывали Олега и его странную джинсовую одежду, деликатно помалкивая. Сами они уже поели, а потому из чувства гостеприимства не задавали вопросов, ожидая, когда люди насытятся. Олег отложил ложку и поблагодарил, как ему показалось, старшего, бородатого, в грубой, льняной и пропотевшей рубахе, человека.

– Имя моё – Олег! Я оттуда, – он махнул в сторону заходящего за горизонт солнца. Бородатый мужчина, кивнув головой в знак понимания, заговорил:

– Мы поняли, что ты грек из Боспора. Только говоришь ты как-то чудно, не совсем по-нашему. Ну да ништо, мы твою речь разумеем. Я Урс из рода Медведей, а это, – бородатый повёл рукой вокруг, – мои младшие братья и племяши. Вот уж третье лето нанимаемся мы для охраны торговых караванов к купцу Обадии. А имя-то у тебя, грек, нашенское.

Олег ответил:

– Фамилия у меня Медведев и, может быть, я имею какое-то отношение к вашему роду.

Бородатый более пристально посмотрел на Олега и промолвил:

– Одного из моих дядей, когда он ещё был маленьким отроком, кто-то украл, и с тех пор об нём ни слуху, ни духу. Очень может статься, что ты его потомок, а стало быть, наша кровь. Судя по твоему обличью, ты, вроде как, торговый человек. А какой товар везёшь? Чем торгуешь?

Олег, было, смутился, но ответил:

– Я учёный, други мои, хронист. Изучаю ваше время, людей.

Сидящий возле бородатого хлипкий с седой бородкой и усами человек, вдруг, заговорил по-гречески:

– Стало быть, ты знаком с трудами римского хрониста и философа Светония, а также Прокопия Кессарийского; патриарха Никифора; Себеоса – армянского епископа и историка? Я – Григорий и тружусь, дабы эти язычники увидели свет божий и возрадовались, просветлев душой.

– Метрон аристон, – Олег блеснул знанием греческого, – во всём должна быть мера. А ты, отче, должно быть проповедник, миссионер в племени вятичей. Только вот твоей жизни не хватит искоренить язычество среди славянских племён. Они ведь, даже крестя лоб, думают о военном боге Перуне, об верховном боге Свароге, а заодним о Хорсе, Дажьбоге, Стрибоге, о Ладе и Макоши и многих других. Не так-то просто переменить веру, святой отец. А труды перечисленных тобою учёных мужей я не только изучал, но и сдавал экзамен, когда учился в университете. Можешь и ты, отче, проверить мои знания, я готов.

Задав несколько специфических вопросов и получив обстоятельные ответы на них, с которыми он не вполне был согласен, отец Григорий удовлетворился и, перекрестившись, заявил Урсу:

– Он не лжёт, сын мой. Это истинно учёный человек. Ему можно верить. Как он мог угадать, что все вы из племени вятичей? Это можно только знать.

Урс с одобрением посмотрел на Олега и, перекрестившись, сказал:

– Вот, Олег, возле меня сидят мои братья по крови: это вот Синеок, это Свенельд, вот Претич, Мирослав, Асиуд, Игорь и Мал. А это их и мои дети. Всех нас тут полсотни человек и торговец Обадия платит нам по серебряной монете на брата за каждую проводку каравана от Дербента до Боспора. Кроме этого, Обадия даёт нам и нашим коням прокорм. Наше племя вятичей платит хазарам дань. Только дань эта для нас не очень обременительна. Мы даём им лес и тележную мазь, потому как в их степях не растёт сосна и берёза, а в наших краях дремучие леса. Пусть берут и радуются. Нам не жалко. Так что, Олег, будешь нам братом. Держись нас – не пропадёшь.

Олег не первый раз, побывавший в средневековье, был умилён таким доброжелательством и широтой души русского вождя. Однако заметил:

– Благодарю тебя, Урс, но ты будь спокоен за меня. Убить меня или причинить какие-либо телесные повреждения мне невозможно. Я не из вашего мира, а потому недоступен ни для кого, но за доброе слово спасибо.

«Зачем я это им говорю»? – подумал Олег. – «Не поймут ведь, ещё подумают невесть что. Мол, с нечистой силой знается».

– А вот лучше скажи мне, – обратился он к вождю, – почему вы все без оружия и брони? Ведь вас могут застать врасплох разбойники.

Урс усмехнулся:

– Нет, Олег! Нас голыми руками не возьмёшь. Вон наша телега. В ней всё оружие. Эй, ребятушки! Оболокайтесь, спать пора.

Олег с некоторым удивлением смотрел, как ребятушки надевали на себя пропотевшие рубахи, разбирали из телеги и натягивали кольчуги, бронь, вооружались. Вооружение состояло из обоюдоострого меча средней длины на кожаной с бронзовыми заклёпками перевязи, прямого кинжала, ножа, пристегнутого к голенищу короткого сапога и маленького щита за спиной. Бородатые братья Урса, кроме этого, вынули каждый для себя по внушительному копью. Олег, заметив среди молодёжи девушку, которая тоже вооружалась, и, оторопев, обратился к вождю:

– Что это? Неужто и эта ходит с вами в бой?

– Это их сестра, Ума. Моя дочь. Она ходит в сечу наравне с братьями и это придает им гораздо большую силу и отвагу, а потому мы непобедимы.

– Да как в железе спать-то? – заметил Олег. – Неудобно же!

– Ничего! – успокоил Урс. – Мы привычные.

Люди, между тем, укладывались вокруг костра, побрякивая железом брони. Сумрак сгущался. Из степи тянуло сыростью и прелью пробуждающейся земли, ароматом весеннего разнотравья. Слышалось фырканье лошадей, пасущихся вокруг лагеря. Ущербная луна взошла над поймой Кубани. Лагерь постепенно затихал. Уставшие за день, люди отдыхали, только конные разъезды, поочерёдно уходили в степь. Олег тоже прилёг на примятую травку, положив голову, на предложенный Урсом конский потник. Сон не приходил. Вождь подал Олегу деревянный с резьбой ковшичек, на дне которого плескалась при свете луны какая-то чёрная бурда. От неё исходил приятный травяной запах. Олег глотнул настоя. Вождь вполголоса заметил:

– Отдохнёшь хорошо, но спать будешь в пол-уха.

Глава 2. НАПАДЕНИЕ

Все уже спали. Только проповедник, отец Григорий, стоя на коленях, монотонно творил молитвы и, крестясь, касался седой головой земли, да Урс, глядя на затухающие угли костра, думал о чём-то сокровенном. Беспечный Абдурахман расположился возле Олега и то ли спал, то ли прикидывался спящим. Наконец и Олег смежил веки. Сколько прошло времени неизвестно, но только Олег вдруг проснулся. Оглядевшись в сером сумраке, он заметил зеленовато-розовую полосу на востоке и уже довольно светлое небо с редкими звёздами. Странно, но почему-то обычного утреннего тумана не было. Со стороны недалёкой реки тянуло холодной сыростью. Олег машинально посмотрел на запястье своей левой руки, где сверкнул браслет с приборами, там же располагались и атомные часы, автоматически показывающие местное время. Была половина четвёртого утра. Рядом проснулся и привстал Абдурахман, протирая глаза кулаком. Вокруг стояла какая-то звонкая тишина, которую иногда прерывал посвист какой-то ранней степной птички. Но вот, вдруг, из степи послышался топот одинокого коня и, спавший неподалеку Урс, тут же встал. Неожиданно взвыли караванные собаки. Подскакавший всадник выкрикнул лишь одно слово:

– Касо-оги!!!

Лагерь мгновенно ожил. Олег во все глаза молча глядел, как парни, вскакивая, надевали окольчуженные по бокам островерхие шлемы и, торопливо подходя к Урсу, брали из его рук большую деревянную братину с какой-то жидкостью. Отпив глоток, передавали ковш друг другу и тут же, проскользнув между повозками, садились на коней, которых не рассёдлывали с вечера. Не прошло и полминуты, как весь отряд выстроился клином. Впереди с тяжелыми штурмовыми копьями наперевес встали братья Урса, который, возглавив этот клин, скомандовал:

– Мечи-и!

Послышался звон вынимаемого из ножен оружия, и тут же последовала команда:

– По-о-шёл!

Клин качнулся и сначала медленно, потом всё быстрее понёсся навстречу разворачивающейся в лаву коннице касогов.

Олег вскочил на одну из повозок и увидел, как дружина Урса с бесшабашной отвагой клином вошла в плотную массу неприятеля. Олегу показалось, что разбойников много, пожалуй, более тысячи. Земля дрожала от топота многочисленной конницы. Вот послышался звон оружия, и утро взорвалось непрерывным рёвом сражающихся. Жаркая волна запахов конского и человеческого пота (ветер задувал со стороны сражения) ударила в ноздри, да так, что Олег закашлялся на миг, лихорадочно оглядываясь. Стая стрел пролетела низко, прямо над головой. Абдурахман вскочил на повозку и закричал: