Пустошь в сердце

Стоило им выйти из леса, как все глаза уставились на Люй Фэна.

– Эй, Клинок! Чего-то не густо сегодня с охотой, да? С мальца даже похлебку не сваришь! Задохлик какой-то… – крикнул кто-то из толпы, и народ раскатисто рассмеялся.

– Хлебало завали! – сурово буркнул тот самый коренастый мужчина и пихнул Люй Фэна в плечо, заставляя идти вперед. Тот сразу же запомнил – Клинок. Его зовут Клинок. «Значит, тут у всех прозвища, а не имена, – тут же отметил про себя Люй Фэн. – Даже проще».

Его втолкнули в просторную хижину, внутри которой царил полумрак и густой запах табака, сушеной рыбы и чего-то лекарственного. За грубым столом, разбирая кучу пестрых тряпок и поблескивающих безделушек, сидела женщина. Ее лицо, изрезанное глубокими морщинами как высохшее русло реки, не выражало ничего, кроме тоски и разочарования. Глаза, маленькие, черные и невероятно проницательные, горели живым задорным огоньком, словно внутри старушки жил любознательный ребенок. Между губ дымилась длинная трубка с нефритовым мундштуком.

– Как я погляжу, попался не олень. – Раздался хриплый голос, похожий на скрип несмазанной телеги. Старуха скорее констатировала факт и иронизировала, чем спрашивала.

– Прости, Ли. Малец в сеть угодил, у Ливневого ручья, – доложил Клинок. – Назвал твое имя. Упомянул Странника Сумерек.

– Вот как?

Старая Ли откинулась на спинку стула и прищурилась, заинтересованно изучая Люй Фэна. Он стоял, выпрямившись и из последних сил скрывая дрожь в ослабевших ногах. Голодный и израненный, в грязной порванной одежде он выглядел жалко, но в покрасневших от слез и недосыпа глазах – ни капли мольбы, только настороженность и глубокая усталость. Она заметила глубокие тени под ними, недетскую заостренность черт, симпатичную родинку у левого глаза. Придирчиво оценив внешность ребенка, его темно-карие миндалевидные глаза, пухлые губы, вьющиеся непокорные волосы приятного орехового оттенка, она уже приняла решение, но озвучивать вслух не торопилась.

– Оставьте нас, – бросила она, наконец, и взмахнула рукой. – И принесите похлебку. Не хочу, чтобы мальчишка сдох раньше, чем я его допрошу.

Когда они ушли, она указала трубкой на табурет:

– Садись и рассказывай. Откуда пришел? Почему шлялся один в лесу, где яо по ночам охотятся? Чем больше я узнаю, тем быстрее решу, что с тобой делать. И не вздумай бежать, – острый кинжал воткнулся в стену за спиной застывшего в ужасе Люй Фэна, а он даже не понял, когда Старая Ли успела выхватить его и, главное, – откуда. – Моргнуть не успеешь, как отправишься к предкам.

Люй Фэн покосился на кинжал, который Старая Ли не собиралась вынимать из стены. Словно знала, что Люй Фэн им не воспользуется. Он опустил взгляд. Вспоминать то, что случилось с ним еще вчера, было слишком больно, но голод и холод оказались сильнее гордости. Он пробормотал одно слово:

– Цуйхуа…

Старая Ли резко замерла. Дымок из трубки завис кривым кольцом и растаял в воздухе.

– Цуйхуа? – переспросила она тихо. – Та… что дотла сгорела? Говорят, Фаши вырезали деревню за сговор с демоном. – Она пристально вгляделась в его лицо. – Ты… оттуда сбежал? Как?

– Просто… сбежал… – Люй Фэн сжал челюсти до боли, вспомнив тело отца под грудой камней, застывший взгляд матери. Вспышка резанула глаза, и он зажмурился, почувствовав в груди знакомый холодок.

Скрип стула по дощатому полу заставил его поднять веки. Старая Ли отшатнулась назад, настороженно рассматривая его издалека.

– Что сейчас произошло с твоими глазами?

– Глазами? – он моргнул в недоумении.

– В них… золотой блеск… Еще секунду назад… Ты… Что ты почувствовал сейчас? Что-то же почувствовал?

Он кивнул и неуверенно начал:

– Во мне… что-то есть. Оно… пробудилось, когда в деревню пришел Фаши. Когда убил моих родителей…

– Вот оно что! Значит, этот выблядок клана ищет тебя… – пальцы Старой Ли забарабанили по столу. Она задумчиво выпустила кольцо дыма. – Вот что я тебе скажу, малец. Незавидная у тебя участь: на твоем лбу мишень величиной с тыкву. Гань Лян рвет и мечет второй день. Даже приличную награду за тебя обещает. Любой в гильдии… узнай он, что ты – то самое отродье демона, сдаст тебя с потрохами. Или без них.

Люй Фэн побледнел после услышанного, слетел со стула и упал на колени, ударившись лбом об пол в поклоне.

– Не выдайте меня, умоляю вас… – зашептал он, роняя слезы. – Я отработаю вашу доброту. Буду трудиться каждый день. А он… он сразу же меня убьет!

– А говорят – не смог, – хмыкнула старуха. – Ты не позволил. Или то, что ты в себе прячешь.

– Я не контролирую себя. И я… я не знаю, что это такое.

Старая Ли разглядела в нем инаковость. И поняла: он не просто мальчик, маленький узелок боли и тьмы. Такие либо быстро гибнут, либо становятся полезными.

– Ладно, – вздохнула она, когда принесли миску мутной, но горячей похлебки с кусками вяленой рыбы. – Ешь. Здесь ты в безопасности. Пока. – Она наблюдала, как он жадно набросился на еду. – Как звать-то тебя?

– Люй Фэн, – пробормотал он с набитым ртом.

– Ветер… – Старая Ли усмехнулась. – Ну что ж, Ветерок. Вижу, руки цепкие, глаз острый. И тень к тебе липнет, как смола. У нас такое ценится. Обучим ремеслу. Будешь полезен – останешься. Нет… – она многозначительно пыхнула дымом, – лес большой. И голодный.

Так начались годы становления Люй Фэна в гильдии воров «Призрачная Кисть» в качестве Тени Тяньцзи. Так назывались самые опытные и ловкие воры гильдии. Его поселили в одной хижине с Клинком и еще тремя гильдейцами. Старая Ли приказала Клинку следить за молодым щенком, которого тот сам притащил в гильдию.

– На. Обучай. Теперь он твоя головная боль.

Клинок жестко выругался, но перечить не стал. Швырнул Люй Фэну циновку и указал на угол у входной двери.

– Спать будешь там. Пока не заслужишь место получше.

Первое, что пришлось сделать Люй Фэну, переодеться в поношенную, грубую, но чистую одежду. Следом ему вручили ведро с тряпкой и заставили вымыть полы. Люй Фэн не сопротивлялся, грязная работа его не пугала. Он сыт, одет, имеет крышу над головой, а гогочущие головорезы, сидящие на подоконнике и улюлюкающие в его сторону, – пока терпимо.

Главного в их хижине звали Клинок. Коренастый, мускулистый мужчина примерно тридцати пяти лет, с множеством шрамов на теле, с суровым выражением лица и холодным пронзительным взглядом. Уже позже Люй Фэн выяснил, что Клинок – бывший солдат имперской армии, дезертировавший после того, как его подразделение бросили умирать. Жестокий, прагматичный, циничный до мозга костей, он видел мир как поле боя, где выживает сильнейший, и уважал только силу и результативность. Во время налетов он обеспечивал силовое прикрытие, отвлекал охрану, вступал в прямой бой, атакуя огромным боевым ножом.

Старика, сухонького, с длинными, ловкими пальцами, покрытыми старыми шрамами и ожогами, звали Механиком, и он уже почти не выходил за пределы укрытия из-за слабости тела. Зато успешно обучал взлому любых замков – механических и простых магических – третьего участника группы Мотылька, который вскоре должен был заменить немощного старика на вылазках.

Мотылек выглядел лет на пятнадцать, но потом Люй Фэн узнал, что ему было уже двадцать, когда они познакомились. Веселый и непоседливый, он вызывал у Клинка раздражение и постоянно получал затрещину за неумение сидеть спокойно.

Четвертого обитателя хижины Люй Фэн почему-то побаивался больше остальных. Даже больше Клинка. Если презрение лидера их группы к сопляку Люй Фэну читалось в каждом взгляде или ухмылке, то Безликий – так звали странного юношу-мужчину с неясным возрастом – молчаливо изучал его издалека и никогда не заговаривал первый. Мастер грима и мимикрии, он мог изменить даже собственный голос. Среди всех живущих в укрытии он единственный владел искусством ядов. Старая Ли частенько отсылала его в столицу под видом женщины: то узнать новости, то подкинуть слухи в таверне, то устранить угрозу гильдии. Люй Фэн знал, что на руках Безликого есть кровь Фаши. Подобная отвага гильдейца пугала и восхищала его одновременно.

Их укрытие находилось в густом и холмистом Пристоличном лесу, у западной границы Леса Шелковых Криков. Достаточно близко к дорогам караванов, но с сложным рельефом. Их окружали овраги, пещеры, охотничьи домики, пришедшие в упадок – отличные места для засады или переждать непогоду прежде, чем отправиться дальше в путь. Старая Ли предупредила сразу: не привыкать к месту. Как она объяснила позже, имперские облавы – не редкость. Особо рьяные и целеустремленные Фаши не оставляли надежды найти их укрытия и раздавить гильдию, как клопов. Поэтому Старая Ли пережила уже с десяток переездов за то время, пока руководила ворами. Именно на такие случаи по всей столице работали шпионы и разведчики гильдии. Безликий был одним из подобных шпионов: подслушивал в тавернах подвыпивших Фаши или сам подкидывал слухи, направляя их по ложному следу.

Старая Ли называла их укрытие гильдией, но на самом деле они были лишь ее малой частью – отрядом в лесу, занимавшимся грабежом и нападением на караваны. Человек двадцать, разбитых на группы по интересам – следопыты, мастера маскировки, взломщики, бывшие солдаты, знающие тактику. Пожилые и новички, такие как юный Люй Фэн, вели хозяйство внутри укрытия. Более опытные, в том числе и группа Клинка, пропадали на заданиях.

Первые месяцы для Люй Фэна показались кошмаром. Его «обучением» занимались все, кому не лень, а сами методы были грубыми. Сначала он научился готовить еду, снадобья и даже яды, шить, стирать, убираться, собирать урожай и лекарственные травы. Он привыкал к людям в гильдии, а гильдия – к нему. Его шпыняли, задирали, толкали. Сопляк. Задохлик. Щенок. Позже Люй Фэна прозвали Ветерком. Заслужить более звучное и красивое прозвище оказалось сложнее, чем он предполагал, но Люй Фэн не сдавался. Не имел права. Он хмурился и молча терпел издевательства в ожидании того дня, когда во всей красе покажет обидчикам силу, затаившуюся в нем после ужасного дня гибели родителей. А пока… Легкий на подхвате, исполнительный и неконфликтный, он старался угодить всем и каждому: натаскать ведра воды, нарубить дрова, починить плетень и даже приготовить обед на всю ораву логова.

Так, за готовкой еды и лекарств, прошел год, затем второй. Кажется, Старая Ли приняла его в свою стаю и поняла, что мальчишка никуда не собирается сбегать. Тяжким трудом с раннего утра до позднего вечера и беспрекословным исполнением приказов он доказал ей свою полезность. И вот, наконец-то, старуха расщедрилась и занялась его обучением.

Несмотря на хромоту, старуха была неумолима. Гибкость акробатки теперь сменилась тугоподвижностью ревматизма, но осанка еще хранила следы былой грации. Она заставляла его часами сидеть неподвижно у ручья и учиться читать следы зверей и людей.

– Вот здесь прошел кабан, тяжелый, хромал на левую ногу. А тут – человек, спешил, споткнулся.

Учила находить съедобные коренья и грибы.

– Этот – съешь, помрешь мучительно. Этот – только если совсем припрет.

Она любила безжалостно бить палкой по рукам, если он ошибался, и презрительно кричать, когда его губы начинали дрожать в подступающем плаче.

– Лес не мамка твоя, щенок! Ошибешься – сожрут!

Его гоняли по веревочным лестницам между хижин, заставляли ходить по шатким бревнам над вонючей трясиной, учили падать, кувыркаться, гасить инерцию. А главное – двигаться бесшумно. Старый вор по прозвищу Тень сбрасывал его в ямы, утыканные сухими ветками: «Хрустнешь – получишь по шее! Снова!» Люй Фэн учился сливаться с окружающим миром, замирать как статуя, дышать так тихо, что даже звери не чуяли. Его врожденная «инаковость» помогала – тени будто сами обволакивали его, маскируя очертания.

Искусству краж обучал Мотылек – его вотчина наряду со взломом замков. После того, как Механик совсем отошел от дел, паренек сам взялся за Люй Фэна. Он заставлял его часами перебирать фасолины разного цвета в миске с маслом, вытаскивать монетку из кипятка, не обжегшись, поднимать с земли иголку, зажав ее между пальцами ног. Потом – карманы. Сначала на чучеле, потом на спящих или пьяных членах гильдии. Когда ловили, били жестоко. «Руки – твои клещи, Ветерок! – подбадривал его Мотылек. – Быстрые, точные, невидимые! А голова – холодная!»

Мотылек научил его чувствовать механизмы. Сначала простые щеколды и засовы – пальцами, потом крючками и отмычками. Позже – простейшие магические печати, основанные на слабом потоке ци.

– Чувствуй слабое место, – Мотылек забавно высовывал язык, наблюдая за действиями Люй Фэна. – Вся защита – дырявая, как решето. Найди дыру!

И Люй Фэн чувствовал. Нечто темное внутри него, едва сдерживаемое инстинктом, тонко вибрировало, указывая на слабые точки в защитных чарах, как компас на север. Люй Фэну лучше всего удавалось справляться именно с магическими печатями. Мотылек в какой-то момент даже начал немного завидовать скорости и ловкости, с которой работали пальцы ученика.

– Я учился дольше. Ты… молодец. Правда молодец! – задумчиво кивал головой паренек. – Клинку стоит взять тебя на облаву. На пробу. Может, перестанет к тебе цепляться.

С позволения Старой Ли он – в неполные тринадцать лет – впервые поучаствовал в облаве. Засада на мелкого торговца на краю леса. Юному Люй Фэну поручили самое простое: отвлечь возницу. Он подошел, изображая заблудившегося мальчишку. Сердце колотилось так, что, казалось, вырвется из груди. Голос предательски дрожал, но это придало убедительности его «беде», когда он жалобно рассказывал вознице об отце, которого потерял в лесу. Он сделал свое дело. Когда напарники выскочили из кустов, он увидел ужас в глазах торговца, услышал его истошный вопль. Потом… звон монет, грубый смех гильдейцев и он, стоящий в стороне и сжимающий в кармане кусок хлеба, украденный у того же торговца. Его тошнило. От страха, от грязи происходящего, от собственной причастности к преступлению. Вор… Теперь он вор. Слово крутилось на зубах как песок. Позже он спрятался от гильдейцев, чтобы в одиночестве съесть украденный хлеб. «Матушка, отец, простите меня, – думал он, глотая слезы вместе с ароматным куском булки. – Я выживаю, как умею. Если я сумею вырваться, я встану на праведный путь… Обещаю… Но пока… Только так».

В его жизни была еще одна наука, необязательная, странная. Ее преподавал старый контрабандист Чжао, которого все звали Полудурьем. Он торговал с низшими Яо на глухих тропах – обменивал блестящие безделушки и соль на редкие грибы, кости, яды. Чжао знал язык демонов: Лоаньхуа. Гортанный, шипящий, полный щелчков и звуков, которые человеческое горло едва ли могло воспроизвести. И Люй Фэн заинтересовался. Шепот, который он слышал в лесу в день побега из деревни, иногда возвращался, особенно когда он был зол или рядом были яо. Он подошел к Чжао у костра, где тот что-то бормотал себе под нос, перебирая сушеные грибы причудливой формы.

– Научи, – просто сказал Люй Фэн.

Чжао посмотрел на него мутными глазами, потом усмехнулся, обнажив почерневшие зубы.

– А ты и так чуешь их, да, щенок? Чуешь шепоток в голове? – Он ткнул грязным пальцем в висок Люй Фэна. – У тебя… запашок. Как у них. Только другой. Страшнее. – Он хрипло засмеялся. – Ладно. Слушай.

Уроки случались хаотично: Чжао был пьян или накурен грибами половину времени. Но Люй Фэн схватывал на лету. Звуки Лоаньхуа резонировали с чем-то внутри него. Он учился не только понимать, но и издавать базовые звуки, шипеть, щелкать. Это помогало: низшие яо и некоторые гуи не нападали сразу, услышав знакомые звуки. Они настораживались, наблюдали. Иногда удавалось избежать стычки, просто пригрозив гортанным рыком или пообещав «блестяшку». Он научился чувствовать их присутствие раньше, чем видел – по искажению ци вокруг, по тому самому шепотку, который теперь обрел смысл. И научился использовать свою темную сущность как оружие устрашения – кратковременный выброс леденящего Хаоса заставлял даже более сильных гуй отступать с визгом ужаса. Все его действия нельзя было назвать контролем демонов, скорее уж, грубым запугиванием, которое, как ни странно, всегда срабатывало.

Боевым искусствам Люй Фэн обучился у молчаливого и жесткого типа по имени Шило. Он же, по поручению Старой Ли, вручил ему парные кинжалы-хутоу с изогнутыми клинками, способными складываться и молниеносно раскрываться.

– «Теневые клювы» не для фехтования, а для убийства. Быстро, тихо и без пафоса! – говорил ему Шило, когда показывал выпады и метал их в деревянный забор. – Если достал их, значит, готовься ужалить и пролить чужую кровь.

Быстрые, хлесткие удары, похожие на укус змеи – по запястьям, сухожилиям под коленом, шее. Или стремительные, скользящие порезы как полет ласточки – по глазам, горлу, артериям. Люй Фэн тренировался до кровавых мозолей и сведенных судорогой пальцев. Когда он падал от усталости, его без жалости пинали, заставляя встать. Он учился чувствовать клинки как продолжение рук, вращать их, перехватывать, прятать в рукава. Последнее умение стоило ему пары десятков мелких шрамов на запястьях и предплечьях, но терпение и жгучее желание обуздать оружие взяли верх. Люй Фэн влюбился в кинжалы сразу же, как только увидел собственное мастерство – он носил их круглосуточно, пряча под широкими рукавами рубашки в кожаных наручах, которые соорудил ему Шило. Кинжалы легко прятались внутри кожаных ремешков и так же легко выскакивали наружу. Будущая жертва, скорее всего, даже не успеет понять, откуда выскочили тонкие кинжалы. И это будет ее ошибкой. Меч – оружие благородных дураков, воинов на поле боя. Хутоу – оружие тени, убийцы в переулке. И оно идеально ему подходило.

На свое шестнадцатилетие Люй Фэн впервые побывал в Тяньцзи. Старая Ли взяла его с собой в столицу под предлогом размяться, поторговать и позволить Люй Фэну поработать в одиночку. Близость их укрытия к Тяньцзи имела свои преимущества: украденное можно быстро и выгодно сбыть через подпольные сети в столице. Не нужно везти через пол-Империи, рискуя быть перехваченным.

Люй Фэн впервые увидел Тяньцзи с холма на краю Пристоличного Леса. То, что он принял за далекие горы, оказалось городом на спине гигантской каменной черепахи Ао. Древняя черепаха замерла на середине искусственно созданного озера на реке Синлун, ее панцирь был утыкан террасами белых и золотых зданий, взбирающихся к небу ярусами подобно непостижимой пагоде. Над городом парили плавучие острова Небесного Атриума, обвитые мостами из света и облаков. Весь город сиял под солнцем, как драгоценность. Въехав на восточный мост, отделяющий столицу от остального континента, Люй Фэн почувствовал себя муравьем, забравшимся на сапог императора. «В деревне Цуйхуа вся жизнь умещалась в десятке хижин и рисовом поле… Здесь же люди живут на спине… бога?» – пронеслось у него в голове от восхищения.

Когда они проехали на повозке через Врата Восходящего Солнца на периферию столицы, Люй Фэн едва не оглох. Шум показался ощутимой физической силой: грохот колес по каменным плитам, крики разносчиков, звон колокольчиков рикш, ржание лошадей, гул тысяч голосов, смешанный с музыкой из окон.

Запахи ударили волной: вонь застоялой воды и гниющей рыбы с рыбного рынка у Причала Черепахи, тухлых стоков и чего-то химически-кислого из лекарских лавок. Торговки с руками, красными от крови, орали цену. Коты и чайки дрались за отбросы. Простолюдины толкались, выискивая дешевую рыбешку.

По мере продвижения повозки Старой Ли вглубь Тяньцзи смрад причала сменился приятным ароматом дорогих благовоний и цветов, жареных каштанов и сладостей. Люй Фэн с открытым ртом рассматривал ослепительно разноцветный город: алые фонарики, синие вывески, золотые иероглифы на лавках, пестрые шелка знати, сверкающие доспехи стражников. Минуя Рынок Десяти Тысяч Благословений, Люй Фэну не раз пришлось сдержаться, чтобы не стащить с прилавка коралловый браслет, сиротливо лежащий с краю прилавка, или удивительный розовый фрукт в корзине торговца, зазевавшегося при разговоре с привлекательной госпожой. Роскошь, от которой рябило в глазах. Прилавки ломились от шелков с Лесов Шелковых Криков, жемчуга с Побережья Жемчужных Снов, нефрита с Сухожильных Гор, диковинных фруктов с Юга, магических артефактов и свитков – неизвестно, настоящих ли или фальшивых. Торговцы смазывали слова как маслом, зазывая к себе. Знатные дамы щебетали, тыча пальчиками в товары. Люди текли рекой – богачи в паланкинах, несомых слугами; купцы в дорогих халатах; ремесленники с инструментами; нищие с протянутыми руками и пустыми глазами; монахи в скромных одеждах. Люй Фэн вжал голову в плечи, чувствуя себя серой мышью в клетке с павлинами и ястребами.

Когда впереди на пути повозки замаячили хмурые Фаши Небесного Атриума в бело-серебряных доспехах, чьи ауры чистой ци ощущались как холодный ветерок в толпе, Люй Фэн напрягся. Он смотрел им прямо в лицо, словно желая столкнуться взглядами и выпустить в них хороший запас темной дряни, которая жила в его теле непонятно откуда и сколько времени.

– Отвернись! – резко шикнула Старая Ли и пригнула его голову, когда сияющие серебром стражники прошли мимо. – Никогда, слышишь, никогда не нарывайся на Фаши. Особенно на Фаши Небесного Атриума. Ты им не ровня. Прихлопнут так, что мокрого места не останется.

– Что в них особенного? – презрительно пробурчал Люй Фэн. – С виду такие же люди – мясо да кости. Наверняка, жрут и гадят, как и обычные крестьяне.

Старая Ли оценила сарказм подопечного, хрипло посмеявшись.

– Верно. Если вспороть им брюхо, будут те же вонючие кишки. Но они самые сильные и дисциплинированные воины Империи. Не просто охранники и бойцы, а могущественные маги-заклинатели Империи Луньчжоу, мастера ци, владеющие ритуалами и заклинаниями. Небесный Атриум – единственный клан, где адепты обучаются всем стихиям сразу, потому что в будущем им предстоит блюсти Имперский Порядок и защищать самого Императора. Стать Фаши на службе во дворце – их самоцель. И ничто не сможет остановить их на пути к Императору.

– Куда мы едем? – спросил Люй Фэн, лишь бы сменить тему. О Фаши ему хотелось говорить меньше всего.

– В таверну «Крадущийся котел». Остановимся там на время, пока не изучишь Тяньцзи вдоль и поперек. Столица – самое подходящее место продемонстрировать мне ловкость твоих рук. Пора тебе уже выходить на одиночную охоту и показать мне, чего ты стоишь. Я слишком много в тебя вложила. Теперь жду оплату за милосердие.

Главная «штаб-квартира» гильдии воров – «Крадущийся котел» – выглядела не просто убого, а откровенно омерзительно. Полуподпольная таверна-бордель-сходка, вонючая, дымная берлога «Призрачной Кисти». Грубые столы, липкий пол. Вечный полумрак, крики, смех, ругань, звон монет и костей в азартных играх.

– Здесь воняет потом, дешевым вином и страхом. Зато честно, – сказала ему Старая Ли и направилась в сторону улыбчивого хозяина таверны, приветствуя его на ходу.

Люй Фэн огляделся вокруг. Таверна являла собой сомнительное прикрытие для воров, контрабандистов, наемников, которые могли сбыть товар или поделить добычу. Здесь не было места сантиментам – выживает сильнейший, хитрейший, беспринципнейший. Но присутствовала своя жесткая иерархия, странное братство отверженных и законы: нарушишь – получишь ножом в спину или выбросят к болотным яо. Сюда не захаживали богачи и чиновники, а Фаши обходили стороной. Именно поэтому для гильдии воров таверна оказалась самым неприметным местом для проворачивания дел.

По спине небрежно скользнула чья-то ладонь. Люй Фэн мгновенно отшатнулся в сторону, как учили, замер в стойке нападения с намерением вынуть хутоу и… замер. Безликий ухмыльнулся и намеренно презрительно отряхнул ладони, словно только что прикоснулся к чему-то грязному.

– Приветствую, Ветерок.

Люй Фэн расслабился, выпрямился, коротко кивнул в ответ. С Безликим он почти никогда не сталкивался в укрытии на болотах. Его рабочее место находилось в столице. Люй Фэна всегда интересовало, чем же он тут промышляет. Даже сейчас на мужчине было просторное красивое платье, женское, недорогое, но добротное. Не для простолюдинки. Распущенные каштановые волосы по бокам собраны в небольшой хвост на затылке. Изящная нефритовая заколка с одним камнем. На лице, покрытом белой пудрой, – легкий румянец, глаза подведены киноварной[1] краской.

– Хорошо добрался? – спросил вдруг Безликий, глядя ему прямо в глаза. Надо же, сама забота. Люй Фэн прищурился. Почему при каждом столкновении с ним в юноше просыпается иррациональный страх – бей или беги?

– Да, – Люй Фэн заметил, как посетители таверны заулюлюкали в сторону привлекательного и статного Безликого. Тот лишь нарочито смущенно прикрыл улыбку раскрытым веером и тут же указал Люй Фэну на выход.

– Прогуляемся? У тебя сегодня первое задание.

– Что? – вытаращился на него Люй Фэн. – Да я же только… Даже не поел….

– Заодно и поешь. Идем. Старая Ли попросила тебя проверить.

«Вот же стерва!» – Люй Фэн злобно оглянулся через плечо, отметив не без злобы, как старуха хохочет с хозяином таверны и налегает на кувшин вина. Рядом стояла миска с дымящимся куском мяса. Как же хотелось поесть…