Пустошь в сердце

Елена Котельникова

Пустошь в сердце

Пролог. Песок и пепел

Деревня Цуйхуа задышала предрассветной весенней прохладой. Солнечный свет окрасил рисовые поля в розовое золото. Роса засеребрилась на листьях бамбука, густой рощей окружавшего скромные хижины, а первые птицы запели в кронах древних кедров на опушке Леса Шелковых Криков. Воздух наполнился запахом цветущих трав – обычное утро в месте, где жизнь билась упрямо, но бедно.

Люй Фэн копошился в земле рядом с матерью. Ее ловкие руки осторожно выкопали корень цзиньцао – редкую траву с серебристыми прожилками, росшую только в тени старого дуба у реки. Цена за нее на столичном рынке была высока, слишком высока для их скромного достатка. Но Люй Мэйлин знала: эти корни – их единственный шанс заплатить непомерный налог, объявленный феодалом Линем.

– Смотри, Фэн-эр[1], – прошептала она, смахнув пот со лба, – каждый корешок цзиньцао – это горсть риса в наши закрома. Будь осторожен, не повреди их.

Мальчик старательно подражал ей, его маленькие пальцы дрожали от напряжения, пока раскапывали маленькой лопаткой землю вокруг растения. Когда он аккуратно выдернул из земли целехонький корешок и счастливо рассмеялся, Мэйлин погладила его по голове и улыбнулась. Запах влажной земли, голос матери, предвкушение завтрака. Все это казалось для него идеальным началом утра. Сегодня вместе с отцом он снова будет вырезать поделки из дерева для продажи. Люй Фэну было всего десять, чтобы выполнять сложную резьбу, но Люй Цзянь все равно хвалил его и забирал поделки в общую корзину, где лежали настоящие произведения искусства. Люй Фэну не верилось, что его кривые птицы и кролики чего-то стоят. Тем не менее он продолжал усердно трудиться, чтобы оправдать ожидания отца, опытного резчика по дереву.

– Пойдем домой, – Люй Мэйлин поднялась с колен, накрыла корзину с десятком корешков платком и подала руку сыну. Люй Фэн с удовольствием обхватил мозолистую руку и зашагал рядом. Протоптанная годами лесная тропа петляла среди высоких вековых деревьев с нависающими лианами. Пару лет назад, когда они так же вдвоем искали коренья и собирали лечебные травы, мать поведала историю, которая сначала удивила его, затем напугала.

– Однажды ты потерялся в лесу, тебе только исполнилось пять лет, – сказала тогда Люй Мэйлин. – Мы искали тебя несколько дней, почти отчаялись, а потом ты сам вышел к нам – голодный и изможденный. – Она с тоской взглянула куда-то в глубину Леса Шелковых Криков и тяжело вздохнула.

– Потерялся? – Люй Фэн свел брови и настороженно посмотрел в сторону лесной опушки. Листья на длинных ветках прошелестели в кронах деревьев мелодию ветра. – Я… не помню.

– Да, ты и тогда ничего не смог вспомнить. Почему ушел? Где был? Как вернулся? Ты почти сутки бредил. – Она погладила его по голове. – Сейчас ты уже взрослый, поэтому должен научиться запоминать дорогу домой, Фэн-эр. Шэньмо[2] нам не страшны, они здесь не водятся. Но лесные духи-оборотни могут заманить тебя в чащу леса и поглотить душу.

– Я знаю дорогу домой, матушка, – успокоил ее Люй Фэн. – Даже если ты оставишь меня здесь прямо сейчас, – он вырвал руку из ее крепкой хватки, – я вернусь. Обязательно. Вот увидишь!

Упрямый, он встал перед ней со сжатыми кулаками и замер, но та лишь нежно улыбнулась.

– Не сегодня. Когда выучишь все лечебные травы, я буду отпускать тебя в лес одного.

– Обещаешь? – Люй Фэн снова взял мать за руку, и они направились вдоль широких раскидистых папоротников и лопухов в сторону деревни.

– Обещаю.

На деревенской площади только-только открылись первые лавки. В воздухе запахло свежевыловленной рыбой, которая смиренно и устало билась в чанах с водой. Люй Мэйлин с сыном миновали рынок, нырнули в оживленный проулок, завидев вдалеке машущего рукой Люй Цзяна.

Тишину разорвал далекий, но зловещий гул. Не гром, а топот копыт и скрип колес по высохшей грязи. Люй Цзянь замер, рука непроизвольно зависла в воздухе, а Люй Мэйлин обернулась, бледнея. По единственной ухабистой дороге в деревню въезжал отряд. Несколько грубых солдат в потертых кольчугах и… он. Человек в одеждах цвета охры, с холодным, бесстрастным лицом и высокомерно поднятым подбородком. На его груди мерцал нефритовый значок Клана Будуншань[3] – Фаши[4]. Его лицо – бесстрастное, как камень, поразило испуганного Люй Фэна. Он еще никогда не видел Гань Ляна так близко.

– Сбор! – гаркнул старший из солдат, соскакивая с коня. – Главы семейств! Кладовые! Быстро!

Сборщики налога были обычным злом. Но Фаши… Его присутствие висело в воздухе тяжелым, чуждым гнетом. Он не смотрел на людей, его взгляд скользил по хижинам, по полям, как будто оценивая ничтожность всего сущего. Люй Фэн почувствовал, как мать резко схватила его за руку, и ее пальцы показались ему ледяными.

Налоговый сборщик, толстый мужчина с сальным лицом, зачитал список. Дань зерном, тканями, скотом. И – корни цзиньцао. Десять цзиней[5]. Невозможное количество. В толпе пронесся гул отчаяния. Столько не наберешь и за год, даже если перекопать все окрестные холмы!

Староста, заикаясь, попытался вступиться:

– Господин сборщик, милости просим… но цзиньцао… его так мало… мы собрали лишь горсть…

– Горсть? – сборщик фыркнул. – Феодал Линь требует десять цзиней. Не собрали – платите серебром. Втройне.

Он бросил опасливый взгляд на Фаши, тот едва заметно кивнул, словно подбадривая и обещая защитить от грязных смердов, которые пытаются возражать воле феодала Линя.

Люй Цзянь не выдержал, смело шагнул вперед, пытаясь сохранить достоинство. Его обычно доброе лицо исказила горечь. Люй Мэйлин робко последовала за мужем, прижав к себе Люй Фэна.

– Милостивый господин! Посмотрите на нас! Урожая еще нет, в конце зимы произошел падеж скота из-за нападений мелких яо[6]… Мы отдадим последнее зерно, но серебра у нас нет! А траву… мы собрали, сколько могли! Моя жена… – он указал на Мэйлин, которая прижала Люй Фэна к себе, потупив взгляд, – она каждое утро уходит в труднопроходимый лес, рискуя жизнью! Просим снисхождения!

Сборщик нахмурился, видимо, растеряв изначальный пыл, но Фаши, до этого молчавший, сделал шаг вперед. Люй Фэн встретился с ним взглядом, и по спине прокатился холодок. Гань Лян прищурился при взгляде на мальчика, изучив его от макушки до самых пят. Люй Фэн впервые испытал животный страх перед этим человеком. Он крепче вцепился в руку матери, и Фаши презрительно усмехнулся, перевел взбешенный взгляд на Люй Цзяня. Его голос, тихий и шипящий, как змея на раскаленном камне, прорезал воздух:

– Ты учишь нас милосердию? Твоя дерзость – оскорбление воли феодала и Империи.

Он не стал даже доставать талисман. Легкое движение пальцев – и земля у ног Люй Цзяня вздыбилась, выпустив сгусток энергии и камней, сформировавшийся в массивную глыбу размером с телегу. Она зависла на мгновение над головой изумленного крестьянина, а затем рухнула вниз с нечеловеческой силой. Раздался глухой удар, хруст костей. Люй Цзянь исчез под грудой камней и пыли, лишь рука безжизненно торчала из-под обломков.

Крик Мэйлин разорвал тишину. Не думая, женщина бросилась к груде камней, к останкам мужа.

– Цзянь! – она попыталась раскопать тело мужа, но только стерла пальцы в кровь. В отчаянии она подняла ненавистный взгляд на Фаши и дрожащим голосом пробормотала. – Выблядок Клана! Чтоб твое ци перекосило!

В ее руке сверкнула лопатка, которую она перехватила так, словно это нож, и бросилась к Фаши.

Его губы скривила усмешка.

– Какая наглость! – прошипел Гань Лян. Лицо, наконец, исказила ярость. Еще одно резкое движение руки – и сгусток грубой, неоформленной ци, похожий на невидимую кувалду, ударил женщину в спину. Люй Фэн вздрогнул, услышав жуткий щелчок, словно сломалась сухая ветка. Мэйлин рухнула как подкошенная, не добежав двух шагов до Фаши. Она упала лицом в пыль, ее тело неестественно выгнулось.

Люй Фэн замер. Весь мир сузился до расплющенного тела отца и угасающих глаз матери, лежащей без движения. Крик, не вырвавшийся из горла, зазвучал истошным визгом где-то в сознании. В груди что-то оборвалось. Боль, острая и невыносимая, как игла в сердце, сменилась чем-то другим. Ледяной пустотой, а потом – всепоглощающей, черной волной ненависти. Она поднялась из самой глубины его существа, сжигая страх и непонимание. Волна невыносимого холода, темноты и голода хлынула из него, и пыль у ног Фаши закрутилась в зловещий вихрь.

Фаши, наконец, оторвал взгляд от умирающей женщины и посмотрел на мальчика. Глаза Люй Фэна, обычно темно-карие, пылали неестественным, пугающим золотом. В них не было детских слез – только первобытная, всепоглощающая ненависть и та самая, только что проснувшаяся, тьма.

– Надо же, он оказался прав. Ты – демон во плоти! – прохрипел Гань Лян, отшатываясь.

Толпа в ужасе бросилась в рассыпную. Солдаты, не успев оправиться после незапланированного убийства крестьянской семьи, потянулись за мечами. Один уже занес кинжал над беззащитным ребенком. Люй Фэн даже не вздрогнул: дрожащий воздух вокруг него дернулся в сторону угрозы, и там, где только что стоял человек с кинжалом, осталась только покрытая пеплом выгоревшая земля. Он не отрывал пустого взгляда от Фаши. Взгляда, в котором плескалась только черная, бездонная пустота и обещание расплаты.

Гань Лян почувствовал внезапный, иррациональный холод. Он машинально, больше по привычке, чем из необходимости, взмахнул рукой, чтобы поставить слабый магический щит от внезапно налетевшего порыва ветра, несшего колючки с ближайших кустов.

И тут случилось невообразимое. Золотистый огонь в глазах Люй Фэна вспыхнул ярче. Воздух дрогнул, и невидимый щит Фаши, едва успев сформироваться из земли и ци, схлопнулся. Не разрушился, а именно схлопнулся, словно его проглотила возникшая перед мальчиком пустота. Будто его поглотила сама тьма, исходящая от неподвижного Люй Фэна. Раздался короткий, шипящий звук – сссс-ххх, и Люй Фэн ощутил странный холодок во рту, как будто сделал глоток ледяного ветра.

Для Гань Ляна это было как удар в солнечное сплетение. Он оцепенел от шока. Его связь с щитом оборвалась мгновенно и болезненно. Он ахнул, отшатнулся, бесстрастное лицо исказила гримаса изумления и… страха. Его ци, пусть и малая толика, просто исчезла. Поглотилась странным ребенком с горящими пустотой глазами.

Замешательство Фаши длилось всего миг, но его хватило. Люй Фэн, движимый инстинктом выживания, который проснулся сквозь боль и ненависть, рванул с места. Как подстреленный заяц, он метнулся мимо ошеломленных солдат, мимо застывшего Фаши, все еще смотрящего на собственную руку, и побежал, не оглядываясь. Прочь от хижины, прочь от тел родителей, прочь от человека в ржаво-желтых одеждах с лицом, искаженным ужасом и ненавистью. Прямо к темной стене Леса Шелковых Криков, чьи деревья шелестели, словно оплакивая невинно убитых крестьян. В густую, манящую и пугающую чащу.

Сзади донесся ледяной, безумный крик очнувшегося Фаши, обращенный к оставшимся в живых солдатам и перепуганным жителям деревни:

– Демона породили! Вырезать всех и каждого за сговор с Хаосом! Пусть скажут, куда убежало отродье тьмы! Иначе здесь камня на камне не останется!

Люй Фэн не слышал последних слов, но крики, плач, звон стали и треск горящих крыш, донесшиеся из деревни уже из глубины леса, пронзили его острее любого ножа. Слезы, наконец, хлынули из золотых, постепенно тускнеющих до обычного карего цвета глаз. По его вине, он это знал, сейчас где-то там гибнут такие же невинные души, как его родители. Из-за него, из-за пробудившейся тьмы внутри. Он бежал, спотыкаясь о корни, царапаясь о ветки, не чувствуя колючек, рвущих его одежду и кожу. Бежал от пыли и крови на площади, от бездыханного тела матери, от камней, под которыми лежал отец. Бежал от того, что только что проснулось внутри него – ледяной, ненасытной пустоты, которая впервые заявила о себе, проглотив щит убийцы. Бежал в зеленый, шепчущий мрак леса, еще не осознавая, что мир, каким он его знал, кончился. Остались только песок на зубах и запах пепла.

Он бежал, пока ноги не подкосились, а в легких не загорелось огнем. Свалился в заросли папоротника, прокатился по влажной земле около одного чжана[7] и влетел спиной в толстый ствол дуба. Огромные листья скрыли его от мира, и изможденный Люй Фэн затих, жадно ловя ртом сырой лесной воздух. Он задрожал, сжавшись в комок, обняв колени и пытаясь заглушить рыдания. Голод, холод и всепоглощающее чувство вины грызли его изнутри. Что с ним случилось? Там, у тел погибших родителей. Он никогда не ощущал в себе подобного шквала ненависти и отчаяния. Как будто эмоции принадлежали не ему. Нечто затмило разум ребенка, и он неожиданно услышал в голове… женский голос, наполненный мольбами и яростью одновременно. Крик о помощи. Крик о мести. И тогда… он убил. Убил того безымянного солдата. Но точно ли он совершил жестокое преступление? Люй Фэн посмотрел на грязные ладони. На них не было ни капли крови. Тогда… как? Как он смог? Может быть, ему кто-то помог?

Люй Фэн прикрыл горящие веки, не в силах понять. Дыхание восстановилось, он вдохнул полной грудью и посмотрел на качающиеся кроны деревьев над собой. Он остался один в глубине леса. Он вспомнил слова матери: здесь не обитают шэньмо. «Как жаль…» – пронеслось в голове уставшего от побега мальчишки. Он с удовольствием бы сейчас направился в лапы демона, чтобы прекратить агонию.

Он проснулся от холода. Сумерки спустились на лес, окрасив его в сизые, зловещие тона. Люй Фэн прижался к стволу дуба и прошипел от боли. Где-то под правой лопаткой между ребер, которыми он приложился к коре, когда падал, прокатилась ноющая боль. Он искренне понадеялся, что ничего не сломал.

Внезапно Люй Фэн услышал шаги неподалеку. И почувствовал запах. Не лесной – сырой древесно-травяной, а запах… жареного мяса. Сладковатый, дразнящий аромат, невероятно притягательный для голодного, замерзшего ребенка.

Он сглотнул тягучую слюну и осторожно раздвинул листья папоротника. У костра, разведенного с невероятной аккуратностью на крошечной поляне, сидел человек. Высокий, худощавый, в странных, длинных одеждах цвета сумерек – не то серых, не то глубоких сине-зеленых. Его лицо было скрыто глубоким капюшоном, но Люй Фэн разглядел длинные, белые как лунный свет волосы, выбивающиеся из-под ткани. Руки человека, тонкие и бледные, с длинными пальцами, переворачивали на вертеле куски сочного мяса. На одном пальце мерцал странный перстень – темно-зеленый, почти черный камень, похожий на нефрит, но с каким-то внутренним зловещим отсветом.

Человек не повернулся, но его голос, тихий, спокойный и невероятно убедительный, прозвучал в наступающей темноте:

– Выйди на свет. Не люблю, когда меня разглядывают со спины.

Люй Фэн замер. Страх боролся с голодом и отчаянием, но манящий запах мяса и тепло костра оказались сильнее. Он выполз из укрытия, робко приблизился к костру и присел по левую руку от путника.

– Голоден? Огонь тебя согреет, да и мясо готово. Мне все равно столько не съесть.

Человек протянул ему большой кусок мяса на заостренной палке. Люй Фэн без слов схватил его и начал жадно есть, не разбирая вкуса, лишь бы заглушить жгучую пустоту в желудке. Мясо дикого зверя, хоть и необычное на вкус, согрело изнутри и насытило.

– Спасибо, господин, – прошептал он и с благодарностью принял в руки горлянку с водой, припав к ней губами. После его побега в горле порядком пересохло.

– Ты сбежал из Цуйхуа? – спросил человек. Его голос был ровным, без осуждения.

Горлянка замерла у губ. Люй Фэн кивнул, сделал последний глоток воды и вернул бутыль хозяину.

– Печальное дело. Вся деревня сгорела, вместе с жителями. Фаши… они порой забывают, что сила дана им для защиты, а не устрашения.

Он покачал головой, под капюшоном послышался тяжелый вздох. Люй Фэн с трудом сдержался, чтобы снова не разрыдаться. Погибла вся деревня. Десятки семей, сотни человек, с которыми он прожил все детство. И они погибли из-за него.

– Как тебя зовут?

– Люй Фэн, господин.

– И куда ты теперь, сяо Люй[8]?

Люй Фэн молчал, рассматривая языки пламени в костре. Куда? У него не было ответа. Лес хоть и страшен, но мир за его пределами… еще более беспощаден и жесток. Он опасливо взглянул на благодетеля и спросил:

– А вам… не нужен помощник? Я знаю тропы в лесу, различаю лекарственные травы, умею ловить рыбу, плести корзины, резать деревянные фигурки…

Люй Фэн услышал смешок и замолк.

– Я странник, а не лесник, юноша. Прости, но мне не нужен лишний рот. Как видишь, я небогато одет и к тому же не имею крыши над головой. Хочешь совет? Ты молод, а значит вынослив. Гильдия воров будет рада такому молодому человеку, – произнес человек задумчиво, как будто размышляя вслух. Его бледные пальцы поправили перстень. – «Призрачная Кисть». Слышал о такой? – Люй Фэн мотнул головой, и мужчина продолжил. – Воруют у богатых, помогают… своим. Если докажешь им полезность, они научат тебя выживать. – Он указал в сторону, противоположную той, откуда вышел Люй Фэн. – Иди на запад, вдоль ручья с серебристыми камнями. Через три кривых дуба – тропа вниз, к старой мельнице. Увидишь знак, – странник нарисовал на земле что-то похожее на кисть руки, перевернутой пальцами вниз, – сиди и жди. Когда к тебе подойдут, спроси Старую Ли. Скажи… – он сделал паузу, – скажи, что тебя прислал Странник Сумерек.

Он резко встал, отчего капюшон спал с его головы. Лицо мужчины скрывала белая нефритовая маска с прорезями для глаз. Она выглядела тонкой, словно сливалась с лицом мужчины. Только обезображенный кусок кожи вокруг маски и на шее давал возможность разглядеть границы изящной маски.

Странник вдруг закашлялся и поспешно натянул капюшон обратно на лицо. Он показался Люй Фэну невероятно высоким и еще тоньше в полный рост и в струящихся одеждах. Люй Фэн почувствовал странный холодок, несмотря на жар костра, но все равно поднялся вслед за мужчиной и поклонился.

– Я не забуду вашу доброту.

– Выживай, мальчик, – сказал Странник Сумерек, и его голос вдруг показался Люй Фэну удивительно молодым, несмотря на белые волосы. – Мир жесток к слабым. – Он повернулся, чтобы уйти, его фигура начала растворяться в сгущающихся сумерках. – И помни: неважно – в этом лесу или везде, доверяй только себе. И тем, кто действительно предложит руку помощи. А таких будет мало.

Костер догорал. Люй Фэн сидел, согревая озябшие руки над углями, в голове гудели слова незнакомца. Гильдия воров «Призрачная Кисть». Старая Ли. Запад. Серебристый ручей. Три дуба. Это лучше, чем ничего, настоящий луч надежды. Наверное, единственный луч в кромешной тьме его треснувшего мира. Этот Странник… он спас его. Накормил. Указал путь. В сердце мальчика, раздавленном горем и виной, затеплилась жалкая искра благодарности.

Шепот, похожий на свист ветра в мертвых ветвях, прокатился по чаще леса:

«Расти, маленький Поглотитель…»

«Расти…»

«Скоро придет твое время…»

Люй Фэн вздрогнул, оглядываясь. Никого. Только шелест листьев и треск углей. Он встал, потер глаза. Наверное, показалось. Он посмотрел на запад, туда, где должен быть серебристый ручей. Путь был указан. Путь вора. Путь выживания. Он сделал первый шаг, унося в своем сердце золотые искры ненависти, ледяную пустоту пробудившейся силы и обманчивую теплоту благодарности к доброму Страннику Сумерек.

[1] Суффикс «-эр» (кит.) – используется для создания уменьшительно-ласкательных форм, обращение к ребенку в данном контексте.

[2] Шэньмо – высшие демоны, обладающие разумом, могущественной силой и часто – амбициями. Это или древние Протодемоны, сумевшие адаптироваться к новому миру, или невероятно сильные гуи, поглотившие огромное количество ци, или падшие/искаженные божества.

[3] Клан Будуншань – западный Клан Непоколебимой Горы. Резиденция – Пик Закаленного Духа, стихия – Земля/Металл, глава клана – Старейшина Вань Шишань.

[4] Фаши (Фа – закон/метод; Ши – учитель/мастер) – люди, владеющие магией, ритуалами, заклинаниями. В контексте новеллы – заклинатели Империи Луньчжоу и мастера закона ци, уважаемые, могущественные, часто благородные защитники порядка.

[5] Цзинь (кит.) – приблизительно 250-600 грамм (в зависимости от эпохи). В новелле – 600 грамм.

[6] Яо – демоны, рожденные из искаженной ци. Здесь: мо – низшие демоны, бестелесные тени; гуй – демоны среднего звена, обретшие форму; шэньмо – высшие демоны, почти боги, разумные и могущественные.

[7] Чжан (кит.) – около 3,33 м.

[8] Сяо (кит.) – обращение к младшему.

Глава 1. Тени и Стальные бабочки

Лес Шелковых Криков, обычно наполненный приветливым шелестом листьев и щебетом птиц, за одну ночь превратился для Люй Фэна в лабиринт ужаса. Засыпая у потухшего костра, он слышал странный шепот и не мог понять, шалит ли воспаленный разум, пугая слуховыми галлюцинациями, или же это мелкие яо ждут возможности напасть и высосать душу несчастного мальчика. Толком не выспавшись, он умылся у ближайшего ручья, сделал пару глотков свежей воды и направился в сторону старой мельницы. Иногда он шел медленно, пробираясь сквозь гигантские заросли папоротника и стараясь не потревожить логово змей. Иногда, подгоняемый возобновляющимся шепотом в голове, Люй Фэн срывался на бег и несся вперед, не разбирая дороги. Он спотыкался о корни, царапал лицо и руки о колючие ветки. Шепот сменялся навязчивым звоном в ушах и леденящей пустотой в груди. Вернувшийся голод сводил желудок спазмами, жажда жгла горло. Силы покидали его. Он падал, поднимался, снова падал. Мир плыл, тени между деревьев неестественно шевелились, а шепот ветра звучал как насмешливые голоса на странном языке.

И тогда он впервые увидел тот самый знак на коре дерева – перевернутая ладонь. Люй Фэн застыл напротив раскидистого дерева, стараясь отдышаться, и осторожно провел по знаку рукой – белая известь или краска, сильно облупившаяся под силами ветра и дождя. Если не знать, что это символ, можно с легкостью пройти мимо и не заметить. Люй Фэн огляделся: лес еще не закончился, впереди просвет опушки. Значит, где-то рядом – гильдия воров. Или это знак для своих – чтобы не заблудились. «Неважно, – подумал Люй Фэн, продолжая ступать по мокрой траве уже с большим энтузиазмом, чем ранее, – я на верном пути. Они рядом… Они должны быть где-то ря…» – он споткнулся о скрытую под слоем мха и папоротников веревку. Раздался глухой щелчок, и сеть, сплетенная из лиан и прочных волокон, резко взметнулась вверх, увлекая его за собой. Люй Фэн вскрикнул от неожиданности и боли, беспомощно повиснув высоко над землей. Паника сжала горло. Ловушка! Фаши? Охотники?

Из чащи вышли не солдаты. Трое человек в потертой одежде землистых оттенков, с лицами, загорелыми и жесткими, как древесная кора. Они ступали так мягко и тихо, что Люй Фэн не сразу их заметил. Их одежда сливалась с окружающим лесом, делая их практически невидимыми.

Они молча осмотрели улов, опустив ловушку почти до земли. Один, коренастый, с шрамом через глаз, усмехнулся и сплюнул на землю:

– Гуй тебя дери! Что здесь делает ребенок?

– Щенок, худой, как жердь. Даже на мясо не пойдет, – отозвался более молодой мужской голос.

– Дышит еще, – пробурчал третий, постарше, ткнув палкой в бок Люй Фэна. – Смотри-ка, глаза… не трусливые, злые. Того гляди, покусает, – он просунул палец через сетку, и Люй Фэн в самом деле щелкнул челюстями, чем позабавил трех незнакомцев. – А он смешной! Ну и что с ним делать?

Люй Фэн в тревоге заерзал, сжимая прочные путы лиан в дрожащих пальцах. Мужчины выглядели враждебно, к тому же ему не сбежать из сетей. Им ничего не стоит прихлопнуть его как надоедливую муху и заново установить ловушку. И тут он вспомнил про знак перевернутой ладони! Он же видел символ гильдии. Ну а вдруг?

– Мне… Мне нужна Старая Ли, – забормотал Люй Фэн. – Я-я-я… от Странника Сумерек. Он сказал найти Старую Ли.

Коренастый подошел ближе, всмотрелся в его напуганные глаза. Люй Фэн не отвел взгляда. Трясся как лист на ветру, но суровый взгляд выдержал.

– Тащите к Ли, – раздался его спокойный голос. – Пусть сама решает.

Его сняли, не слишком нежно, связали руки за спиной и повели вглубь леса, к месту, от которого пахло тиной, дымом и затхлой гнилью. Они вышли к заросшему тростником болотцу. Среди гниющих коряг и полузатопленных стволов, почти неотличимые от окружающего хаоса, стояли несколько хижин на сваях, соединенных шаткими мостками.

Вот оно – логово «Призрачной Кисти». Люй Фэн испытал облегчение при виде людей: кто-то плел сети и корзины, кто-то перебирал овощи, кто-то неподалеку тренировался в стрельбе из лука. Что-то знакомое откликнулось в душе. Да, это не его родная деревня, но здесь живут люди, занимаются трудом, общаются. Если ему позволят остаться, он будет благодарен им до конца жизни.