Братья Микуличи

Тархан же, смыв с себя грязь, долго мялся у воды, прикрывая худосочное тело руками. Потом, убедившись, что на него не смотрят, вытряхнул воду из ушей, потешно прыгая то на одной, то на другой ноге. Наконец, он выудил из своей сумы широкий узорчатый кушак и обмотал его вокруг бёдер. Вышло нелепо, но срам был прикрыт. Мстислав, заметив эти ухищрения, лишь хищно оскалился, но промолчал. Решил, видно, не травить мальчишку лишний раз.

Уселись у огня. Мстислав, натянув чуть влажные порты и подпоясавшись, задумчиво ворошил палкой угли. Борослав неспешно жевал кусок вяленого мяса, глядя на тёмную воду. Молчали. Каждый думал о своём.

– Как дальше-то? – нарушил тишину Тархан. Он лежал на траве, подложив руки под голову, и смотрел в бездонное, усыпанное крупными звёздами небо. Месяц светил так ярко, что, казалось, можно было шить без лучины.

– Можно брод поискать, – протянул Борослав, подбрасывая в костёр охапку хвороста. – А можно и селение какое. Лодку взять. На худой конец – плот связать.

– А кони? – приподнялся на локте Тархан. В его голосе прозвучало неподдельное изумление. – Как же кони? Их-то как? Для степняка конь… это жизнь!

– Для вас, может, и жизнь, – лениво отозвался Мстислав, облизывая жирные пальцы. – А для нас сейчас – обуза. На плот их не втащишь, а сами не поплывут. Зря мы тебя в придачу к ним взяли. Без тебя бы и коней не было, и забот этих.

Тархан тут же сник, вжал голову в плечи. Краска стыда залила его щёки и шею. Борослав неодобрительно качнул головой. Вот ведь змеёныш этот Мстислав, всё норовит ужалить побольнее.

– И то верно… – тихо пробормотал юноша и умолк.

– А чего нам на тот берег-то? – вдруг спросил Мстислав, кивнув в сторону непроглядной тьмы над рекой. – Может, по этому пойдём, не спеша?

– Можно и так, – пожал плечами Борослав. – Нам без разницы, где нечисть гонять да славы искать.

– Как же без разницы? – снова оживился Тархан. – Вы же говорили, в Черниг-Лес вам надобно!

– А кто сказал, что он прям за рекой? – проворчал Мстислав. – Мало ли лесов на свете.

– Ну как же… – совсем растерялся степняк. – Люди сказывают, что в нём дивный народ обитает – племя состоящее только из женщин!

– А как же они выживают… без мужчин-то? – хмыкнул Мстислав.

– Не ведаю, но слыхивал, что они воительницы, каких поискать. Что отваги им не занимать.

– Языком молоть – не мешки ворочать, – пророкотал задумчиво Борослав. – Наговорят с три короба.

– А я бы заглянул, – ухмыльнулся явно своим похабным мыслям Мстислав. – Чем чёрт не шутит. Ежели бабы одни в лесу, им ведь трудно там… Скучно… И тут мы… всем мужикам на зависть. С такими не грех…

– Да ну тебя, – покачал головой Борослав. – Кто о чём, а кот и сливках!

– Ну люблю я сливки снимать, – насмешливо развёл руками Мстислав. – А тут целое племя красавиц, ну как не уважить?! А может они в жизни красавцев не видали, вот одни и помирают. Нельзя дать завянуть дивному племени…

– Скоморох, – беззлобно отмахнулся от брата Борослав. – Да и не ведаем мы, как в Черниг-лес идти.

– Отчего же не знаем? – глаза Тархана заблестели. Он торопливо подскочил, полез в свою суму и извлёк оттуда потрёпанный кусок дублёной кожи. Бережно развернул его при свете костра. – Вот, глядите!

На коже были начертаны какие-то знаки, линии и каракули. Мстислав недовольно скривился, а Борослав с интересом наклонился поближе.

– Вот эта кривая черта – река Властница, – с гордостью пояснил Тархан, водя чумазым пальцем по карте. – Вот тут степь, тут леса… Мы с вами Камень-ведун проходили. А вот здесь – Поле Огненной Орды. Значит, мы сейчас… примерно вот тут. – Его палец замер у излучины реки. – А Черниг-Лес – по другую сторону. Совсем рядом…

– Ежели этому клочку верить, – деловито кивнул Мстислав на кусок карты.

– Пока всё верно было, – скуксился Тархан.

– Ну, раз рядом, – почесал Борослав затылок, – значит, нам туда.

Мстислав прищурился, его взгляд стал острым и колючим, как осока.

– А где остальная карта? Видать же, что рваная.

Тархан понурился и виновато развёл руками.

– Нету. Но я и куску рад…

Братья переглянулись. Мстислав криво усмехнулся, но в глазах его плясали недобрые огоньки.

– Ладно, – Борослав широко зевнул, прикрыв рот огромной ладонью. – Спать пора. Утро вечера мудренее. Поутру решим, как через реку-матушку добираться.

ГЛАВА 11

ТАРХАН

Ночь пала на берег Властницы тихо, но неспокойно. Густой, промозглый туман, пахнущий тиной и прелой листвой, полз от воды, цепляясь за корявые ветви ив и ольхи, норовя погасить тлеющие угли костра. Лягушачий хор в прибрежных камышах заводил свою нескончаемую, тоскливую песнь, от которой по коже бежали мурашки.

Первым на страже сидел Борослав. Огромный, точно высеченный из камня истукан, он недвижно застыл у огня, положив тяжёлые ладони на колени. Сама тьма, казалось, обтекала его могучую фигуру, не смея подобраться ближе. Когда же его черёд забыться сном истёк, он лишь молча ткнул кулаком в бок младшего брата. Мстислав, не открывая глаз, что-то недовольно проворчал, но перекатился поближе к теплу, заняв его место.

Под самое утро, когда небо на востоке едва начало седеть, отливая перламутром, Мстислав, в свою очередь, беззлобно пнул Тархана. Юноша-степняк вздрогнул, рывком сел, мутными со сна глазами обводя поляну.

– Твой черёд, звездочёт, – лениво протянул Мстислав, потягиваясь с хрустом так, что ладно скроенная рубаха натянулась на широких плечах. – Смотри в оба, да не проспи лихо.

Тархан неопределённо кивнул, показывая, что всё понял. Зевнул так широко, что челюсть свело, и, пошатываясь, поплёлся в ближайшие заросли орешника. Мгла ещё цепко держала землю в своих объятиях. Справив нужду в полудрёме, он вернулся к костру, сам толком не помня, как отошёл.

Подбросил в огонь охапку сухого хвороста. Пламя недовольно зашипело, но тут же принялось жадно облизывать новые ветки. Юноша плотнее закутался в свой стёганый халат, перекинул через плечо видавшую виды кожаную суму, где хранил самое ценное: уголёк для письма, гладкий кусок телячьей кожи да заветный отцовский свиток. Уселся на стылую землю, обхватив руками худые колени, и уставился на пляшущие языки огня.

Эх, судьба-судьбинушка, какие кренделя выписывает… Может, и впрямь Мстислав не шутковал тогда? Про отца… Не выдумывал, а правду сказывал? А он-то, глупец, обиду держал, думал, тот его на верную погибель отправил. Отец, выходит, спасения желал. И ведь вышло! Проклятие, тяготевшее над их родом веками, теперь разрушено. Вернись он домой, может, всё и впрямь переменится? Тургэн-хан, быть может, впервые взглянет на него с гордостью. Свояки перестанут скалиться за спиной. Почёт и уважение… Ведь он не просто так по степи бродил, а с самими огненными воинами повстречался и жив остался!

Да что там! Он ведь даже весть о прощении и родстве с самим Отханом Великим принёс! Эта мысль грела душу куда жарче костра. Чувствовать себя не просто Тарханом, а частицей великой истории. Можно будет рассказать, как его исцеляла сама праматерь Алтантуя, конечно, умолчав о позорном падении с загнанной лошади. Не всем же рождены для сечи. Ему куда сподручнее тайны мироздания вызнавать, свитки древние читать. Жаль, старый Велемудр, его наставник, помер. Вот бы он порадовался, узнав, что Скрижали Судеб и впрямь существуют! Вот она, истинная цель! Найти оставшиеся части карты! Домой пока рано. Нужен не просто почёт – нужно, чтобы отец понял: не в мышцах одних сила. Сила слова и знания порой куда острее меча.

Да и братья эти, Микуличи… За несколько дней стали как-то роднее, чем все свояки вместе взятые. Да, подтрунивают, да, зовут «звездочётом», но ведь слушают! Внимательно слушают, когда он говорит о картах. И за умничанье не бьют. А главное – не бросили, когда жарко стало. Спинами своими огромными заслонили.

Костёр давно прогорел, остались лишь тлеющие угли. Мстислав, устроившись поодаль, кажется, спал, укрывшись плащом. Борослав и вовсе богатырски похрапывал. А Тархана всё не отпускало беспокойство. Он сел, обхватив колени руками. Река дышала. От неё тянуло сыростью, тиной и какой-то древней, могучей силой. Эта сила манила, звала, шептала без слов.

Тягучие мысли прервал тихий, едва различимый всплеск у самой воды. Ему тут же вторили беспокойным фырканьем кони, тревожно переступающие с ноги на ногу и прядая ушами.

Тархан вздрогнул, всем телом подавшись к огню. Испуганно вгляделся в сторону реки. Тёмная гладь Властницы казалась недвижной и гладкой, как обсидиан. Страшновато… Но нет, не почудился ему звук. И уж тем более не зря волнуются скакуны – чужого они за версту чуют.

Юноша опасливо покосился на костёр. Сучья почти истлели. Он поспешно подкинул ещё веток. Огонь занялся с новой силой, радостно затрещал, взметнув сноп искр. Поляна осветилась ярче, и Тархан едва не охнул, отшатнувшись.

Он заметил движение на воде. Не рыбу, нет. Что-то иное. Под поверхностью, в мерцающем лунном свете, скользнуло нечто длинное, светлое, похожее на прядь волос…

Тархан замер, боясь дыхнуть.

Из воды, плавно и бесшумно, показалась голова. А затем и плечи. Девушка. Несказанной, неземной красоты. Её длинные, до пояса, волосы цвета мокрого речного песка струились по обнажённым плечам, и в них, словно крохотные звёзды, запутались жемчужины. Кожа её светилась изнутри бледным, перламутровым светом, а глаза… О, таких глаз Тархан не видел никогда. Огромные, зелёные, как самые глубокие омуты, они смотрели на него без страха, с тихим, любопытством.

Сын степей, видевший лишь выжженную солнцем траву да суровые лица воинов, замер, сражённый наповал. Он забыл, как дышать. Перед ним была не просто дева – перед ним была сама река, её душа, её суть. В её взгляде плескались вековая мудрость и девичье лукавство, сила бурного потока и спокойствие тихой заводи.

Она чуть склонила голову набок, и с её волос на воду упала капля, оставив расходящиеся серебряные круги.

Тархан открыл рот, чтобы что-то сказать, но из горла вырвался лишь тихий, сдавленный вздох. Он, потомок ханов, наследник великого рода, сейчас чувствовал себя малым дитём, впервые увидевшим чудо. И это чудо смотрело на него из тёмных вод Властницы, и в его зелёных глазах-омутах он тонул безвозвратно.

Невиданная, немыслимая красавица словно водица тякучая, вышла из воды и встала аккурат под плакучей ивой. Светлые, будто сотканные из лунного света волосы волнами ниспадали на обнажённые плечи и высокую, упругую грудь. Тонкий стан, крутые бёдра, стройные длинные ноги… Нагая, и оттого ещё более прекрасная и беззащитная. О таких девах он читал лишь в редких свитках, урывками, прячась, ведь для народа степи книжная мудрость – баловство пустое.

– Добрый молодец, – прозвенел её голос, нежный и переливчатый, словно журчание ручья. Он вырвал Тархана из оцепенения. – Подойди ко мне, я тебе диво дивное покажу.

– Н-нет, – испуганно мотнул головой Тархан, вжимаясь в землю. Сердце колотилось в груди, как пойманная птица. Как бы ни манила её красота, поддаваться нельзя. Водница это, нечисть речная. Очарует, заманит и в омут утащит.

– Что ты, путник, – тихо хихикнула дева, и смех её прозвучал, как звон серебряных колокольчиков. – Не бойся. Но к огню твоему подойти не могу. Иссушит он меня, влага вся из тела уйдёт, кожа сморщится, и я умру.

Поджилки тряслись, в голове гудело. Красота её была неземной, нечеловеческой, и глаз отвести было невозможно. Вот бы зарисовать, на память сохранить… Сила же водницы велика, тянет к себе, туманит разум.

– Так ты… ты там стой, не подходи, – прокашлявшись, выдавил из себя Тархан. Рука сама потянулась к суме на боку. Выудила кусок гладкой кожи и уголёк.

Дрожащее пламя бросало золотистые отблески на её мраморно-белое лицо, на огромные, светлые, как летнее небо, глаза, обрамлённые густыми ресницами. Пухлые, чуть бледные губы были удивлённо приоткрыты. Тархан, позабыв о страхе, быстрыми, точными штрихами начал наносить её черты на кожу.

Водница изумлённо моргнула, склонив голову набок.

– Что ты творишь, смертный? – в её нежном голосе прозвучало неподдельное любопытство.

– Замри, – пробормотал юноша, не отрывая взгляда от своего творения.

Он дорисовывал тонкие линии, добавлял тени – где-то растирал уголь пальцем, делая переход плавнее, где-то нажимал сильнее, подчёркивая изгиб шеи. Набросок был почти готов, но чего-то не хватало.

– А можешь… выйти из-за ивы? Совсем чуть-чуть? – задумчиво спросил он.

На лице девы сомнение сменилось живым интересом. Она несмело шагнула вперёд, выйдя из тени ветвей в неверный свет костра. Прижала ладони к обнажённой груди, и этот жест был полон такой трогательной стыдливости, что у Тархана перехватило дыхание. Хрупкие плечи, тонкая талия, манящий бархат кожи на бёдрах…

Он на миг забыл о рисунке, и уголёк выскользнул из ослабевших пальцев. Никогда… никогда он не видел подобной красоты. Девки в его кочевье сторонились его, считали скучным книжником.

– Ты… – выдохнул Тархан, задыхаясь от нахлынувших чувств. – Ты самый дивный цветок, что я видел в своей жизни…

Слово ласковое сорвалось с губ само собой, но тут же потонуло в хрусте веток и испуганном взвизге водницы.

МСТИСЛАВ

Мстислав не спал. Он лишь делал вид, прикрыв глаза и мерно посапывая. Не доверял он мальчишке-степняку. Не потому что считал его предателем, нет. Просто слаб тот был и пуглив, как заяц. А в их походе сонливость и страх – худшие спутники.

Он услышал всплеск. Услышал, как встревожились кони. И тут же, приоткрыв один глаз, увидел её. Нечисть. Прекрасная, манящая, но оттого лишь более смертоносная. И увидел, как поплыл этот юный книжник, как уставился на неё, разинув рот. Ждал. Выжидал нужного мгновения, позволяя рыбке подплыть поближе к наживке.

Ай да звездочёт! Усмехнулся Мстислав. И впрямь на него клюнула. Или он на неё?

И мгновение настало. Когда девка вышла на свет, а Тархан, позабыв обо всём, начал шептать ей свои нежности, Мстислав двинулся. Не как человек – как рысь, беззвучно и стремительно. Один прыжок – и он уже за спиной у водницы. Он не стал ломать ей руки, как сделал бы с врагом-воином. Действовал иначе. Мягко, но властно обхватил её поперёк тела, одной рукой зажав ей рот, другой – не давая вырваться.

Водница взвизгнула, но звук получился глухим и коротким. Она обмякла в его руках, холодная и скользкая, как речная рыба.

– Попалась, рыбка, – прорычал он ей на ухо, сноровисто затягивая на её тонких запястьях верёвку, которую всегда держал на поясе.

– Ай да молодец, Тархан! – довольно скалясь, бросил он оцепеневшему юноше, который смотрел на него с ужасом и непониманием. – Этак любой деве голову вскружить можно. Прямо не звездочёт, а бес-чарун.

Тархан отмер, неуверенно шагнув к ним.

– Пусти её! – голос его дрожал. – Она не хотела зла!

– Цыц! – рявкнул Мстислав, не сводя с пленницы своих зелёных, полыхнувших яростью глаз. – Ещё слово, степняк, и будешь с её батюшкой Водничьим на дне раков считать. А ну, пошли к костру, голубки. Потолкуем.

Он грубо развернул водницу и, приставив к её спине охотничий нож, толкнул вперёд. Девка поплелась к костру, то и дело спотыкаясь и бросая на него полные ненависти взгляды. Тархан плёлся следом, бормоча то ли мольбы, то ли проклятия.

Шум разбудил Борослава. Старший брат поднялся на локте, протирая заспанные очи. Увидев сцену – Мстислава с ножом, дрожащую нагую деву и перепуганного Тархана – он вмиг прогнал остатки сна.

– Что здесь за игрища посреди ночи? – пророкотал его голос, подобно движению мельничных жерновов.

– Да вот, – Мстислав хищно усмехнулся, толкая пленницу на колени у самого огня. Языки пламени заплясали на её мокром теле. – Поймал живца. Хотела нашего степного дурня в омут утащить.

ГЛАВА 12

БОРОСЛАВ

Борослав поднялся на ноги во весь свой исполинский рост, нависнув над ними тёмной горой. Он окинул деву тяжёлым, внимательным взглядом. Красива, не поспоришь. Такой красотой только морочить да губить. Но в её огромных, как озёра, глазах плескался не только страх, но и гордое упрямство. Она не плакала и не молила о пощаде, лишь смотрела на своих мучителей исподлобья, как пойманный зверёк.

– В ней нет зла! – выкрикнул Тархан, бросаясь вперёд и заслоняя её собой. – Я видел… чувствовал! Она говорила со мной!

Мстислав презрительно фыркнул, отталкивая юношу в сторону.

– Видел он! Покуда бы ты зенки свои протирал, уже б пузыри по дну пускал. Рассказывай, нечисть, почто к нам пришла? – Он ткнул её носком сапога в бок. – Правду говори, аль язык твой на вожжи пущу.

Девушка вздрогнула, но глаз не опустила.

– Я Волна, – голос её прозвучал тихо, но удивительно чисто, будто звенел ручей. – Дочь Водничьего. Не хотела я вам зла. Лишь любопытно стало. Смертные давно в наши края не захаживали. А этот… – она кивнула на Тархана, – он не такой, как все. Душа у него светлая, чистая.

– А ну как врёшь? – не унимался Мстислав. – Пришла, усыпила сладкими речами, а потом бы и утянула. Одного за другим.

– Он сам заговорил, – упрямо повторила Волна. – И подходить не собирался. Он… рисовал…

Борослав молча слушал их перепалку. Он видел, что брат его распаляется всё больше, а степняк вот-вот в слёзы ударится. Нужно было решать. С одной стороны, Мстислав был прав: доверять речной нечисти – гиблое дело. С другой – юнец заступался за неё так пылко, будто за родную сестру. Да и сама дева не походила на бездушную тварь.

– Довольно, Мстислав, – наконец произнёс Борослав, и его спокойный голос заставил младшего брата умолкнуть. – Отпусти её.

Мстислав недоверчиво уставился на брата.

– Ты в своём уме, Борислав? Она же нас всех…

– Я сказал, отпусти, – повторил старший брат, и в голосе его прорезалась сталь. – Но прежде она даст клятву.

Он подошёл к пленнице и присел перед ней на корточки. Их глаза встретились.

– Ты дашь нам клятву, дева, что не причинишь нам и нашим коням вреда, – его голос был ровным и твёрдым, не терпящим возражений. – Что не станешь строить козни и насылать морок. Поклянёшься, что до той поры, пока мы не покинем владения твоего отца, ты не тронешь нас.

Волна смотрела на него долго, изучающе. В глубине её глаз-омутов что-то мелькнуло – то ли удивление, то ли уважение.

– А если я откажусь? – тихо спросила она.

– Тогда мой брат сделает то, что обещал, – без тени сомнения ответил Борослав.

Мстислав довольно хмыкнул и поиграл в руке ножом. Волна тяжело вздохнула и кивнула.

– Я согласна.

– Клятва должна быть на крови, – отрезал Мстислав. – Чтоб наверняка.

Борослав молча протянул руку. Младший брат, помедлив мгновение, вложил в неё свой нож. Борослав взял тонкую, холодную руку Волны. Её кожа была гладкой, без единой морщинки. Он осторожно провёл остриём по её ладони. Девушка даже не поморщилась, лишь крепче сжала губы. На коже выступила капля крови. Густая, тёмная, почти чёрная.

– Клянись, – приказал Борослав.

Мстислав развязал верёвки на её запястьях. Волна потёрла налившиеся багрянцем следы и, подняв на них свои бездонные глаза, заговорила. Голос её окреп, наполнился силой самой реки.

– Клянусь водами вечными и дном безмолвным! Клянусь именем отца моего, Водничьего! Клянусь кровью своей, что не причиню вам вреда, покуда ноги ваши ступают по этому берегу. Слово моё крепче речного камня. Нарушившая клятву обратится в тину болотную, в пену речную, в прах придорожный. Да будет так!

Она стряхнула каплю крови с ладони в костёр. Та с шипением коснулась углей. Пламя взревело, вспыхнув пронзительно-синим светом. Синие огоньки взметнулись ввысь, переливаясь, как сапфиры, и тут же угасли. Костёр снова затрещал, играя привычными янтарными языками.

Борослав кивнул, удовлетворённый.

– Теперь ступай…

Мстислав, всё ещё недоверчиво косясь на водницу, нехотя убрал нож в ножны. Волна медленно поднялась с колен. Она бросила на Тархана долгий, печальный взгляд, от которого у того, казалось, сердце разорвалось. Прежде чем уйти, она подошла к юноше и выхватила из его ослабевших пальцев рисунок.

– Это моё, – прошептала она. – В благодарность за то, что ты увидел во мне не чудище. – и быстрый подарила поцелуй в щёку, оставив на коже ледяное прикосновение губ: – Ежели нужно что, в чём могу помочь, ты к воде подойди да шепни: «Волна». Я приду и любую твою просьбу выполню…

Затем повернулась к братьям.

– Вам бы поторопиться, смертные, – проронила она уже у самой воды. – Клятва моя! Я вас не трону, Но она вас от ни сестёр, ни от отца не убережёт. Он скоро пробудится ото сна, в который мы, дочери, его погружаем, дабы нрав его буйный усмирить. Он не жалует людей, особенно которые близь его дочерей вертятся. И гнев его будет страшен. Он не связан клятвами.

Она уже готова была скользнуть в воду, но обернулась.

– Переправиться вам будет нелегко. Отец всякого, кто в его воды сунется без спроса, на дно утягивает. Ему откуп нужен. Богатый. – Она метнула быстрый взгляд на коней.

– Что?! – ужаснулся Тархан. – Коней ему отдать?

Волна лишь равнодушно пожала плечами.

– Жизнь дороже коня. Аль нет? Решайте сами.

И с этими словами она повернулась и без всплеска скользнула в тёмную, непроглядную воду. Лишь круги разошлись по поверхности и тут же исчезли.

На поляне повисла тяжёлая тишина. Мстислав зло сплюнул в костёр. Тархан стоял как вкопанный, глядя на то место, где скрылась его ночная гостья и словно зачарованный, приложив руку к щеке, куда его водяница поцеловала.

– Вот же проныра, – с нескрываемым изумлением протянул Мстислав, почёсывая затылок. – И подсобила, и озадачила.

– Да-а-а, – коротко хохотнул Борослав, поднимаясь во весь свой исполинский рост. – Чего встали? Слыхали, что девка сказала? Быстрый перекус и за работу! До следующего захода солнца нам надобно быть на том берегу. Живо!

ГЛАВА 13

БОРОСЛАВ

Утренняя трапеза вышла скорой и безмолвной. Каждый думал о своём, хмуро глядя на свинцовую гладь воды. Вяленое мясо казалось безвкусным, а остатки лепёшки застревали в горле. Как перебраться на тот берег? Мысль эта давила на плечи потяжелее походной сумы.

– И долго мы тут киснуть будем? – не выдержал Мстислав, отшвырнув обглоданную кость. В его зелёных глазах полыхнуло нетерпение. – Кликнуть девку речную, да и все дела! Мигом переправит.

Тархан, до того витавший в сладких грёзах, где прекрасная Волна вновь дарила ему поцелуй, вздрогнул.

– Негоже её по пустякам тревожить, – тихо, но твёрдо возразил он, не сводя с воды заворожённого взгляда. – Её помощь – дар бесценный, а мы не калеки, сами управимся. Нельзя гневить её отца.

Мстислав изогнул бровь, а на губах его заиграла язвительная усмешка.

– Ох, как мы заговорили! – протянул он, подавшись вперёд. – Тогда ты, поди, готов супротив её отца выстоять, да на другой берег без потерь перебраться.

– Водничий – очень могущественное существо, у меня нет оружия против него, Тархан сник. – Но ежели правильно помню против него может помочь – дудочка волшебная! Она музыку играет, а царь засыпает…

– Ого, – насмешливо присвистнул Мстислав, – и, конечно же, она у тебя есть!

Степняк вспыхнул, как маков цвет. Опять этот зеленоглазый змей уязвил его в самое сердце. Жгучий стыд опалил щёки.

– Н-нет… – пролепетал Тархан, вжимая голову в плечи.

– Так какой нам прок от твоих россказней? – рявкнул Мстислав, вскакивая на ноги. – Водницу зови, говорю! Нечего время терять!

– Цыц, Мстислав. – Глубокий, спокойный голос Борослава опустился на плечи младшего брата тяжёлой дланью, заставляя умерить пыл. Он посмотрел на Тархана, и в его суровом взгляде мелькнуло одобрение. – Мальчишка прав. Не пристало нам за девичьи юбки прятаться. В поход ратный вышли, а не любезничать с навьями. Своими силами управимся.

Мстислав дёрнул плечом, но против воли старшего не пошёл. Смягчился, хоть и нехотя.

– На плоту можно… – буркнул он, отводя взгляд.

– Вот и ладно, – кивнул Борослав, поднимаясь во весь свой исполинский рост. – Ты, Мстислав, за деревьями. Да выбирай те, что посуше. Тархан, с тебя лыко да гибкие ветви на связку. Живо за дело.

Работа закипела. Топор в руках Мстислава казался пёрышком. С молодецкой удалью он валил вековые сосны, и от их гулкого падения вздрагивала земля. Силища в нём была необузданная, как весенний паводок.

Тархан, суетливо надирая длинные ивовые прутья, то и дело бросал на братьев восхищённые и вместе с тем испуганные взгляды. Да, степняки были иными – сухими, жилистыми, выносливыми. А Микуличи, казалось, взяли мощь от самой земли-матушки. Под их взмокшей от пота кожей мышцы перекатывались тяжёлыми валунами.

– Не глазей, а помогай, – добродушно пробасил Борослав, проходя мимо с двумя толстенными брёвнами на плечах, которые иной бы и с места не сдвинул.