Сергей Давыдов. Трудно быть всадником

– Мальчики, я отойду на полчасика, – сказала нам вожатая Юля, большая девчонка из осоавиахима, с двумя рыжими косичками, которая дежурила в комсомольском клубе, – надеюсь вы ничего здесь не взорвёте?

– Не-а! – хитро улыбаясь, ответили мы с мальчишками. – Нам бы только индикатора найти! А то он точно что-нибудь натворит!

– Ну ладно, ищите, мальчики, – разрешила нам Юля и ушла.

      Мы пошли по этажам. Заглянули даже в кинотеатр. Наконец я снова вышел в зал, где мы и начали поиски. У статуй пионеров, между которыми аллело знамя что-то прошмыгнуло и задрожало под тумбочкой у стены.

– А, вот ты где спрятался! – обрадовался я и подошёл к тумбочке.

      Под ней что-то зашевелилось и загудело.

– Ну не бояся, я тебя не обижу, – ласково сказал я, нагибаясь.

      Индикатор переступал с ноги на ногу, мигал лампочками и дрожал, словно от испуга. Я протянул к нему руки и вытащил на свет.

– Ну пойдём к ребятам, маленький, – всё так же ласково уговаривал я индикатора, – не бойся, никто тебя не обидит!

      Индикатор словно услышал это и перестал дрожать.

      Я встал на ноги и направился к лестнице. Индикатор засеменил за мной.

– Серёнька, нашёл? – прозвучал в тишине Владькин голос.

      Индикатор дёрнулся, но не убежал.

– Здесь он, ваше сокровище! – весело откликнулся я.

– Ура, нашёлся! – вылетели мне навстречу Владик и Лёня.

      Индикатор пугливо отскочил назад и спрятался за моей ногой.

– Серёня! – раздался с улицы мамин голос. – Долго я тебя искать буду?

– Ой! – всплестнул я руками и глянул в окно. – Меня же мама ищет! Ладно пацаны, я вечером выйду!

      И вылетел на улицу.

– Скукатища! – раздался за углом голос дворового хулигана Лёхи Чичкина.

      Я свернул за угол и увидел Андрюху, Лёху, Васька и Корьку. Они сидели на плите и резались в чику. Меня кольнул страх. От этой компании не жди ничего хорошего, чуть что, сразу лезут драться.

– Эй, Вьюжанин, – лениво, с нагловатой ноткой окликнул меня Андрюха.

– Чего тебе? – спросил я, стараясь скрутить в себе страх.

– Вы писали сегодня задания по ботанике?

– Ну писали, и что?

– Про экологию?

– Ну да, – напряжённо ответил я.

– Слушай, дай списать? – попросил Андрюха.

– Вот ещё! – резко ответил я. – Самому чё, слабо?

– Слушай, дай списать по-хорошему, – хулиганы оставили чику и окружили меня, – если нам завтра поставят пары, мы тебя по асфальту размажем, как харчок! И в лужу окунём!

– Нашли дурака! – презрительно откликнулся я. – Сами пишите, двоечники-второгодники!

– У-у, жмот! – раздражённо сказал Лёха Чичкин оглянулся по сторонам. Я хорошо знал этот жест. Все хулиганы сначала осматриваются, прежде чем совершить гадость. Чтоб не попало от взрослых. – Жвачку хочешь?

      И он вынул изо рта жовку.

– Давай ему в волосы! – подал идею Корька Метёлкин. – Как они тем летом Тёмычу налепили!

– Да ладно тебе Корька, – ласково отстранил его Лёха. – Мы ведь не хотим с ним драться. Ты не бойся Вьюжанин, мы тебя не тронем. Просто дай списать, а? Ну помоги крутым пацанам, и беги гуляй.

      Лёха взял меня за руки. Сейчас они меня отделают вчетвером…

– У! – выдохнул я и не успел Лёха ничего понять, как я вделал ему коленкой между ног и тот сразу с криком боли упал на плиту.

      Хулиганы в испуге шарахнулись назад.

– Ну, вы чтоль крутые пацаны?! – задиристо спросил я врагов и усмехнулся. – Это не вы крутые, а я! Потому, что я тут один, а вас целая банда!

– Уй-й-й! – стонал на плите скрючившийся от невыносимой боли Лёха.

      Хулиганы совсем перетрусили.

– Только выйди во двор! – крикнул с безопасного расстояния Андрюха.

– Завтра кровью плевать будешь! – пообещал Васёк, поддерживая Лёху, который плакал и еле шёл, согнувшись от боли. – В луже утопим!

      И враги скрылись за углом. Я усмехнулся и зашагал домой, обходя лужи.

      Лёху и его приятелей я почти не боялся. Излупить они меня конечно могли, да только ведь они трусы и угрозы их мне были не страшны.

      Меня во дворе чуть ли не каждый день кто-нибудь грозил излупить!

– Вьюжа, тебя мама искала! – окликнул меня, пробегая мимо Серёня Зуев.

– Угу! – отозвался я.

      И побежал домой прямо по лужам.

– Серёня! – требовательно кричала мне с балкона мама.

– Иду мам! – откликулся я.

      Когда я влетел в тамбур, мои ноги были безнадёжно мокрые, а кроссовки и штанины забрызганы грязью. Мама при моём виде пришла в ужас.

– Входи уж, горе ты моё! – простонала она. – Опять по лужам скакал!

      Я снял промокшие кроссовки и носки, и босиком зашёл в квартиру, понимая, что когда выйду из ванной, мама всерьёз за меня возьмётся.

      А мама, когда сердитая, была пострашнее дворовых хулиганов!

                              Глава II

                         До первого дождя

                                    1

      На улице стоял тихий солнечный полдень. Я тащился из школы домой, размахивая расхлябанным портфелем. Очень не хотелось в такой день сидеть за уроками. Хотелось побежать к бойлерной, где собирались ребята и сыграть в каплашки или в ножички, поиграть в догонялки и попить газировки…

      Тем более, что я и так задержался в школе на дежурстве.

      На дежурстве я разрисовывал свои кеды. И хоть мама меня ругала за это, к стати уже не в первый раз, я снова разрисовал их. А что? Все мальчишки разрисовывают! Даже пионерские вожатые…

– Вьюжанин, айда с нами! – позвали меня, прибежавшие во двор ребята.

– Серёня! – позвала меня с балкона мама. – Домой!

– Сейчас! – помедлив, отозвался я и повернулся к ребятам. – Выйду через час, а то опять будут мучения и тиранство!

      Ребята полезли на гаражи, где мы обычно играли в чику или сотки. Они прибежали из школы раньше, и уроки наверное давно сделали, а у меня было дежурство в школе. Некогда было ими заняться.

      "Мама всё равно не отстанет, – с тоской и безнадёжностью подумал я, – а завтра арифметика. Вдруг училка к доске вызовет?"

      На асфальте лежала сотка. Я поднял её и рассмотрел. На сотке была голая тётка. Рядом валялась ещё одна сотка, а под окном ещё одна.

– Совсем не одеты даже! – скривился я, выбросил сотки с голыми тётками, и прыгнул в лужу, забрызгав играющих в классики девчонок…

– Серё-о-оня! – снова позвала мама.

– Ну блин! – пфыкнул я.

– А Серёня опять водой брызгаецца-а-а! – заныли девчонки.

– Я вот ему побрызгаюсь! – немедленно откликнулась моя мама и угрожающе погрозила мне пальцем с балкона.

      Мама впустила меня, я скинул кроссовки, прошёл в свою комнату и кинул портфель на зелёный диван.

      В окно и оранжерею над головой светило стоявшее в зените солнце.

      Сейчас бы выбежать на улицу, покувыркаться, побегать, или порисовать мелками на плитах, а я тут кисни и учи уроки! Несправедливо!

– Мам, можно я сначала погуляю? – с надеждой спросил я.

– Нет, – отрезала мама, – ты ещё наказан за вчерашнее.

      Это она вспомнила, как я и Владик стреляли из пластмассового револьвера и попали липучкой в одного лысого гражданина, который читал газету. Гражданин устроил скандал и обещал нас отшлёпать. Мы с Владом смотались. А вечером этот гражданин нажаловался нашим родителям…

– Знаю, – безрадостно вздохнул я. – А Тимка с Данькой уже прибежали?

– Они гуляют, – сухо ответила мама. – В отичии от тебя, они успели сделать уроки и теперь могут играть. А тебя вечно где-то носит.

– Ну я же был в школе на дежурстве! – оправдывался я.

– Тане и другим воспитателям на нервы действовал, – подсказала мама.

– Ну ма-а-ама!

– Сделаешь уроки, – твёрдо сказала мама, – и гуляй хоть до темноты.

      Мама накинула на себя старую зелёную целинку и ушла на улицу. Я уселся на подоконник и положив тетрадку на колени, занялся уроками.

                                    2

      Весна дышала запахом раскрывшихся почек, блестела солнцем на белой стене дома и журчала талой водой за окном. В открытую форточку летели весёлые ребячьи голоса. На дворе стоял март. Дни были тёплые, ясные и мы с ребятами перед занятиями и после занятий бегали в куртках нараспашку и даже несколько раз снимали кроссовки и заходили по колено в воду пруда.

      На занятия мы прибегали мокрые и разгорячённые.

      Я сидел с ногами на подоконнике, на котором стояли солдатики, машинки и другие нужные вещи и переводил на стену картинку с грендайзером.

      Все ребята на улице, а я мучайся!

      Переведя на стенку картинку, я поглядел на дома. На солнце сверкали плитка и мозаичные панно.

– Серёня, ты делаешь уроки? – раздался снизу мамин голос.

– Какие уроки? – отозвался я, рисуя в тетрадке пиратов и инопланетян.

– Которые ты не выучил вчера.

– М-м-м-м…

      Я уткнулся в ботанику, которую мне надо было завтра отвечать, но вместо изучения урока, я незаметно для себя стал изрисовывать учебник.

– Не сиди на сквозняке! Простудишься! – донёсся снизу мамин голос.

– Не простужусь! Я закалённый! – сердито засопев, отозвался я.

      К сквознякам я привык. Они гуляли по всей квартире.

      Я слез с подоконника и занляся ледоколом который ещё в начале марта я пускал в ручье и его чуть не съела собака.

– Мам, я закончил, – радостно заявил маме я, забежав на задний двор, где она собирала молодую крапиву. – Можно я гулять пойду?

– Нет, – не разрешила мама, разгинаясь. – Я ещё твои уроки не проверила.

      И тут она заметила, что я стою босиком на холодных плитах.

– Ах ты ещё и босиком бегаешь? – возмущённо воскликнула мама.

– А чего тут такого-то? – искренне удивился я.

      И чего она стонет всякий раз, как видит, что я хожу босиком? Снег весь почти дотаял, дни стояли знойные, плиты и асфальт нагревались на солнце.

– Сейчас же домой, сейчас не май месяц!

– Тепло же!

– Домой!

– А, ну тебя! – рассердился я и побежал домой, стараясь не зареветь

      А с улицы в комнату долетал ребячий ор и визг.

      "Все играют, – с обидой и завистью подумал я, – а я сиди дома!"

      Зато когда мама проверит мои уроки, меня отпустят гулять на весь вечер.

– Вот! – мама с раздражением сунула на тёплую батарею отмытые кеды. – И чтоб больше не смел их разрисовывать!

– Не буду, – вздохнул я и снова с грустью посмотрел на улицу.

      На улице гоняли мяч ребята.

– Серёня! – услышал я из форточки в оранжереи на потолке Гурькин голос.

– Гурька! – обрадовался я, ведь это был Гурька Симаков из восьмиго дома, мы с ним дружили ещё с детского сада.

      Я вскочил на ноги и полез открывать.

      Гурька прислонился к стеклу люка и махал мне. На крышу он забрался по лестнице с заднего двора. Так быстрее и интереснее.

– Залезай, я один! – обрадованно сказал я. С Гурькой будет интересно, с ним никогда не скучно. Он обязательно что-нибудь выдумает.

– А чё ты здесь один? – удивлённо спросил Гурька. Его длинные, как макаронины ноги пролезли в люк. Он был длинный, катал малышню на плечах и умел лазать по трубам, а зимой мы с ним делали космическую ракету.

– Наказали… – неопределённо вздохнул я. – Я думал умру со скуки. Мама на улицу не пускает, а я тут сиди, хоть ты лопни!

– Сбежал бы на улицу, – сочуственно сказал Гурька, влезая ко мне в комнату и протягивая мне пластинку жвачки. – Уроки не слелал чтоль?

      Мы вместе влезли на подоконник.

– Не, – печально замотал головой я. – Меня же наказали…

– Меня всегда отпускают! – ответил Гурька, щуря хитные серые глаза.

– Не всем же одиннадцать стукнуло!

      Гурька был чуточку старше меня. Ему скоро двенадцать, а мне будет в конце мая одиннадцать. Учились мы в разных классах: я в четвёртом, он в пятом, но в отряд ходили вместе и действовали там на нервы вожатым.

      А ругали его больше, чем меня. Гурька чего только не выдумает! То ракету запустит, то девчонок лягушкой напугает. А ещё он лазал по крышам и заборам, когда надо было делать уроки.

– А хочешь, пойдём вместе мультики смотреть? – спросил Гурька, дружески обнимая меня. – Щас такие мультики идут!

– Хочу! – обрадованно кивнул я, с благодарностью глянув на друга.

      Гурька приткнулся ко мне.

– Давай показывая свои уроки, – велела мне мама, заглядывая на балкон.

– Вот, – кивнул я на стол, где лежали учебники и тетрадки, и озорно сощурился. – Мам-ма, ко мне Гурька прибежал, можно мы вдвоём поиграем?

– Можно, – разрешила мама, – но сначала уборку доделайте.

– Это мы быстро! – бойко кивнул Гурька, спрыгивая с подоконника.

      И мы начали вдвоём убираться по дому. Убрав игрушки, мы снова сели на подоконнике и стали играть в сотки и смотреть мультики.

– Убрались? – это снова вошла мама. – Ну вот что, сходите на улицу, проветритесь, а у меня дел полно.

– Ура! – обрадовался я, обнял маму, и мы с Гурькой выбежали в прихожую.

      На улице было жарко и я не стал надевать шапку. Я натянул кроссовки на голые ноги и мы выбежали во двор.

– А давай сейчас к бойлерной, – предложил Гурька, беря меня за плечо. – на той стороне, за гаражами? Там, говорят можно что угодно найти.

– Я как раз туда и хочу пойти, – беззаботно кивнул я, выходя на бетонку. – Я бы после школы туда сразу пошёл, если бы не уроки.

– Давай наперегонки!

– Давай! Ты галя!

      Я загалил друга и бросился удирать. Гурька рванул за мной.

      Заняться до вечера нам было чем. Мы бежали мимо белых трёхэтажек, чья плитка сверкала на солнце. Играло радио из распахнутого окна на балконе. На гаражах, у забора и на бетонке бесилась малышня.

– Ну что, полазаем? – жизнерадостно спросил Гурька.

– Угу! – улыбнулся я и взял друга за руку.

      Бойлерная стояла на заднем дворе одной из трёхэтажек на другой стороне гаражей, у леса. Тускло горела плитка домов. Летом здесь росло очень много крапивы и к забору было просто не пройти. За забором темнел лес…

                                    3

      На заднем дворе было тенисто и зябко. На старых замшелых бетонных плитах валялись разные мелкие ржавые железки. Часто попадались старые монеты, которые мы собирали для игры в битки, ешки, которыми можно было кидаться, ошки, которые летали не хуже, и размотка. Попадались маленькие лампочки и транзисторы, которые ребята собирали, чтобы кидать в костёр. Но чаще их собирали ребята, которые занимались на кружке электроники.

      Бойлерная мерно гудела. А за ней лежали в сухой крапиве, с молодой зелёной порослью кучи разного мусора.

– Дезактивировали и бросили, – деловито пояснил Гурька.

      Этот мусор бросили здесь очень давно, сразу после потопа и раньше он был жутко радиоактивным. Его конечно дезактивировали, но больше его никто не трогал. Брали его в руки только мы, мальчишки. Здесь можно было найти разные довоенные игрушки и разные сломанные приборы из которых мы выкручивали транзисторы и батарейки.

      Я сел на корточки и приложил к плите ладони. Бетон нагрелся за день.

– Смотри, – радостно сказал Гурька, протянув мне старый метрожетон. – Это будет биток, сегодня поиграем в чику!

– Ага, – кивнул я, пытаясь выдрать из земли какую-то кривую железяку. – Слушай, а давай вон там поищем?

      Я смотрел на кучу у самой стены болерной.

– Давай, – охотно согласился Гурька.

      Мы полезли на кучу и стали разбирать мусор.

      На замшелый бетон полетели ешки, сломанные игрушки, приборы, ржавые батарейки, и девчачьи куклы барби со спутанными волосами и оторванными головами, ручками и ножками.

– О, смотри какой! – в восторге сказал Гурька, держа в руках большого, из зелёной пластмассы чубрика с излучателем.

– Ух ты! – протянул я с восторгом. – Мегавольт!

– Давай его спалим? – воодушевлённо предложил Гурька. – Он же пластмассовый, знаешь как загорится?!

      Пластмассовый чубрик смотрел смело, и в то же время, словно чувстуя, что с ним сделают, его лицо стало обиженным, каким-то беспомощным и несчастным. Мне сделалось не по себе.

      "За что вы меня? – словно спрашивал он, устремив на нас несчастные глаза. – Меня же сделали, чтоб вы мною играли!"

      И мне стало так его жалко, что в горле заскребло, а в глазах защипало. Я никогда так не поступал с игрушками. Гурьке не жалко, а мне не хочется, чтобы чубрик превратился в оплывшую зелёную кляксу.

      А ведь чубриком можно здорово играть, и дома, и во дворе…

                                    4

      Поджегать разные пластмассовые игрушки в последнее время было любимым Гурькиным занятием, если во дворе нечего делать. Один раз из-за его дымовухи, которую он устроил в водосточной трубе ему крепко влетело от вожатой. Гурька тогда запихнул в водосток газету и поджог. Газета разгарелась и тягой её понесло наверх. Это называлось водосточным джином. С жутким воем горящая бумага засосалась вверх. Чуть было пожар не устроил!

      И с тех пор он стал жечь игрушки. В прошлый раз это была машинка. И вот та же участь ожидала чубрика…

– Гурька, – тихо и хрипло проговорил я. – Давай не будем его поджегать?

      Гурька удивлённо посмотрел на меня, сощурился:

– А что тогда с ним делать?

– Ну как что? Играть.

– Это не интересно. Ты что, малыш? Давай лучше спалим!

– Гурька, не надо, – осторожно попросил друга я. – Если сжечь хочешь, то лучше мне отдай, у меня никогда такого не было.

– Но я же нашёл его, – заупрямился Гурька, вертя чубрика в руках. – Значит я могу с ним делать что хочу.

      Это было правда, и с этим не поспоришь. Кто нашёл-того и чубрик.

      "Но неужели он всё-таки его сожжёт? – болезненно подумал я. – Такого беззащитного? Он же не сможет защититься. Никто его не защитит…"

      И тут меня словно что-то толкнуло.

      "Не защитит? – пронеслось в голове. – А я?!"

– Гурька, ну отдай, – попросил я, – тебе что, жалко что ли?

– Отвяжись, – как-то не подружески отпихнул меня Гурька. – Ты ничего не понимаешь!

– Ну, хочешь я тебе пестик с пистонами подарю?

– Он у тебя сломанный.

– А хочешь, я тебе жвачку бумер дам?

– Фиг. У меня у самого жвачка есть.

– А если бы тебя так?! – отчаянно крикнул я и выдернул из Гурькиных пальцев несчастного чубрика.

– А ну отдай! – негодующе крикнул в ответ Гурька. – Не твой же!

      Мы вырывали друг у друга чубрика из рук, принялись бороться и наконец я, с силой оттолкнул Гурьку обеими ногами. Гурька вскочил, его лицо стало обиженным и злым. Гурька снова попытался вырвать чубрика и я двинул ему ногой по щеке, но и этого хватило, чтобы его повалить.

– А ну отдай, а то врежу! – вкрикнув от боли, налетел на меня Гурька, но я прижал чубрика к груди. Мы завозились в куче мусора.

      Гурька поднялся и ударил меня ногой. Я не ожидал этого и не успел среагировать. Гурькины ноги были сильные и я упал, согнувшись от боли.

– Ай-й-й! – застонал я. Обида захлестнула меня, из глаз брызнули слёзы и мы покатиись, колотя друг друга. Гурька взвизгнул. Из его носа потеклиа кровь.

      Гурька вырвался и снова ударил меня, но промахнулся, а я обхвал его руками и ногами и снова повалил в кучу мусора. Гурька выкрутился и мы с криками и визгом покатились по земле.

– Ай! – вскрикнул Гурька и я его опустил, сел на землю. Мне тоже здорово досталось. У меня была разбита губа из глаз текли слёзы. Гурька ревел у стены бойлерной, на которую налетел.

      Драться мне больше не хотелось, но Гурька шмыгнул носом, быстро схватил меня под коленки и мы оба упали и стали возиться.

      Мы ещё никогда так не дрались.

– Сдаёшься? – выдохнул я, прижав Гурьку ногами к земле и больно выкрутив ему руку. Говорить мне было трудно: у меня распухла губа.

– У-у-у! – замычал Гурька, потому что я положил ему сгиб ноги на лицо.

– Ешь мои ноги! – яростно дышал я.

– Отпусти, вонючка с ванилью! – сквозь слёзы выкрикнул Гурька.

      И такая обида и беспомощность зазвучала в голосе друга, что я отпустил его и потёр ушибленный нос. У меня тоже шла кровь. Гурька двинул мне по носу локтём, когда мы возились.

– Зараза ты! – всхлипнул Гурька, зажимая рукой разбитый нос, и снова полез драться, но тут рядом раздались мальчишечьи голоса, нас схватили за руки и разняли, повалив на плиты.

– Всё, хватит драться, беспризорники! – строго сказали нам, подняли на ноги и встряхнули. – Вы пионеры или кто?

– Отпусти, грубиян с грибами! – стал вырываться я.

– Тихо ты, дитя улицы! – раздался другой голос. – Я тебе щас попинаюсь!

      Это были два мальчика из старших классов. И я понял, что ничего хорошего не будет. Это комсомольская дружина…

      Державший меня мальчишка, поднял с земли мой берет, отряхнул его и нахлобучил его мне на голову и только потом меня отпустил.

– Отряхнитесь! – велел нам другой старшеклассник и отпустил Гурьку.

      Мы стали отряхиваться. Я вытряхнул мусор из кроссовок, сунул в них ноги и застегнул липучки. Гурька отряхивал штаны. Я поднял с плиты чубрика, из-за которого мы подрались и сунул в карман. Теперь он спасён.

– Это мой! – со слезами вскрикнул Гурька.

– Не фига! – с чувством выкрикнул я. – Ты его сжечь хотел!

– Не твой же! Я его нашёл!

– Ну и пусть!

– А ты наглец в томате!

– А ты кривая акула!

– А ну-ка пойдём с нами! – раздражённо сказали нам старшеклашки. – Маринка решит, что с вами делать. Ну, идём, а то силой потащим!

      Сопротивляться было глупо и мы заковыляли в комсомольский клуб. За всю дорогу мы ни словом не обмолвились и только сердито сопели.

– Вначале в медпункт, – решили старшеклашки.

      И я было дёрнулся бежать, но куда там! Фиг вырвешься.

      Я вздохнул, зная, что меня ждёт в медпункте. Вот что значит втяпался!

                                    5

      В медпункте мы бывали частенько и знали тут всё. Когда ты весь день на улице всегда можно пораниться или разбить коленку. А перед каникулами туда водили на уколы, которые я терпеть не мог и боялся больше огня.

– Снова подрались, сорванцы, – укоризненно вздохнула Ольга Матвеевна.

      Нас она тоже хорошо знала…

      Она сунула нам ватку в нос и обработала наши синяки и ссадины какой-то едкой гадостью. Зато они перестали болеть и быстро исчезли, и старшеклашки повели нас в комсомольскую ячейку.

– В комсомольскую комнату, оба, – жёстко сказали нам с Гурькой ребята.

      В комнате была какая-то большая и сердитая девчонка.

      "Сразу видно-злюка!" – подумал я исподлобья оглядывая девчонку.

– Что на этот раз? – закатывая глаза, спросила она.

– Дерутся, – объявили старшеклассники.

– Что хоть не поделили? – устало спросила нас девушка.

      Мы молчали, опустив глаза. Она строго смотрел на меня и Гурьку. Мы тяжело дышали, разглядывая свои коленки и молчали.

– Ну что ж вы молчите, мальчики? – укоризненно спросила девушка.

      Мы снова промолчали, рассматривая свои испачканные ноги.

– Ну ладно, мне с вами разбираться некогда, – нетерпеливо сказала она. – Это пусть вами вожатая займётся, ей и расскажите, из-за чего сцепились.

      Старшеклассники вышли. Мы следом за ними.

– Здесь же пионерский клуб у них был, – вспомнили они.

      Наш отряд действительно находился рядом, только через улицу, но ребят и вожатых там сегодня не было. Все гуляли во дворах, либо занимались на кружках в школе. Но клуб защищали ребята, оставленные на вахте.