Ведьмак и Песнь Скорби

– Это не ты говоришь! – ее голос сорвался на крик. – Это говорит тварь в твоей руке!

Он подошел к ней вплотную. Его тень накрыла ее. Он смотрел на нее сверху вниз, и на мгновение ей показалось, что перед ней не человек, а древний хищник, облаченный в человеческую кожу.

– Какая разница, кто говорит, если слова верны? – прошептал он. – Лианна, еще не поздно. Уходи. Найди корабль и плыви за край света. Забудь обо мне, забудь обо всем этом. Спасай себя.

В его голосе на долю секунды прорезалась прежняя, человеческая боль. Мольба. Он хотел, чтобы она ушла, чтобы не видеть, во что он превращается.

Она смотрела в его темные глаза, видела эту борьбу, эту агонию под ледяной маской. И ее страх уступил место упрямой, злой решимости. Она подняла руку и коснулась его щеки. Его кожа была холодной, как у мертвеца.

– Поздно, Моргрен, – твердо сказала она. – Я уже в этом дерьме по самое горло. И если тебе суждено стать чудовищем, то я останусь рядом. Чтобы, когда придет время, вонзить кинжал тебе в сердце. Или вытащить тебя обратно. Как получится.

Он молча убрал ее руку. Но напряжение в его плечах слегка спало.

– Хорошо, – кивнул он. – Тогда нам нужен тот, кто проведет нас в Цитадель. И я знаю, кто это может сделать.

Таверну «Утонувшая Крыса» нельзя было найти случайно. В нее можно было только провалиться, свернув не в тот переулок и оступившись на гнилых ступенях, ведущих в подвал, откуда несло перегаром, потом и соленой водой. Здесь собирались те, для кого даже дно Нижнего Тракта было слишком респектабельным местом.

Они нашли его за столиком в самом темном углу, рядом с бочкой, из которой сочилась какая-то зеленоватая слизь. Сайлас Черноводный по кличке Угорь. Он был худ и жилист, как высушенная вобла, а его кожа имела нездоровый сероватый оттенок. На шее у него были вытатуированы жабры, а пальцы на руках были неестественно длинными и соединены тонкими перепонками. Говорили, что его прабабка согрешила с водяным, и, глядя на Сайласа, в это легко можно было поверить.

– Цитадель Скорби? – просипел он, когда Моргрен изложил ему суть дела. Его глаза, похожие на рыбьи, беспокойно забегали. – Вы в своем уме? Да я скорее суну голову в пасть кракену, чем поплыву туда!

– Мы хорошо заплатим, – сказала Лианна, положив на стол мешочек с золотом, отобранный у храмовников.

Сайлас презрительно фыркнул.

– Золото не поможет мне отрастить новую голову, когда храмовники насадят мою на пику. Туда нет входа. И выхода тоже.

– Вход есть всегда, – вмешался Моргрен. Его голос был тихим, но в нем была такая угроза, что Угорь поежился. – Ты знаешь все подводные течения, все тайные ходы. Ты знаешь, куда Цитадель сбрасывает свои отходы.

Лицо Сайласа вытянулось.

– Дерьмовая труба? Вы хотите лезть через… нет. Ни за что. Там решетки, там течение, которое унесет в открытое море…

Моргрен наклонился к нему через стол. Его левая рука легла рядом с кружкой Угря. Черные вены на ней, казалось, зашевелились.

– Послушай меня, Угорь. В этом мире скоро не останется ни золота, ни кракенов, ни даже дерьма, в котором ты так любишь копаться. Будет только тишина и холод. Мы идем в Цитадель, чтобы попытаться это остановить. Ты пойдешь с нами. Проведешь нас через эти трубы, вскроешь решетки. А когда мы выйдем, ты получишь столько золота, что сможешь купить себе целый остров и трахать там русалок до конца своих дней. Если же ты откажешься… – Моргрен на мгновение замолчал, – …то я скормлю твою тощую душонку своей руке прямо здесь. И, поверь, это будет гораздо больнее, чем пика храмовника.

Сайлас смотрел то на руку Моргрена, то в его бездонные черные глаза. Он был отбросом, но не был идиотом. Он чувствовал смерть, исходящую от этого человека. И он понял, что угроза – не пустые слова.

– Будьте вы прокляты, – прохрипел он, залпом осушая свою кружку. – Ладно. Я вас проведу. Готовьтесь вонять так, как не вонял даже самый прокаженный нурглинг. Мы полезем через Врата Скорби. Так мы, контрабандисты, зовем главный коллектор Цитадели.

Он поднялся, пошатываясь.

– Встретимся у старых доков через час. И, ради всех богов, найдите что-нибудь, чем можно дышать. Потому что воздух там убивает быстрее любого меча.

Когда он скрылся в зловонном мраке таверны, Лианна посмотрела на Моргрена.

– Врата Скорби… Звучит поэтично.

– Готовься, – мрачно ответил Моргрен, глядя на свою пульсирующую руку. – Скоро мы окунемся в самое сердце этого мира. В его грязь и отчаяние.

И Глифа в его душе согласно промурлыкала в предвкушении новой жатвы.

Глава 4. Гимн сточных вод

Старые доки были скелетом некогда кипевшей здесь жизни. Сгнившие остовы пирсов торчали из черной, маслянистой воды, как ребра доисторического чудовища. Воздух, и без того густой от запахов Нижнего Тракта, здесь становился почти осязаемым, пропитанным солью, йодом и безнадежностью.

Сайлас Угорь ждал их, стоя по колено в воде у основания гигантской, поросшей ракушками и слизью стены Цитадели. Он был похож на призрака, вынырнувшего из морских глубин. В руках он держал три тусклых фонаря, в которых плавали фосфоресцирующие медузы.

– Пламя вас забери, сухопутные, – просипел он, протягивая им фонари. – Опоздали. Прилив начинается. Если не поспешим, нас либо размажет о решетки, либо вынесет обратно в залив по частям.

Моргрен молча взял фонарь. Холодный, неживой свет озарил его лицо, делая его похожим на каменное изваяние. Он уже снял тяжелый плащ, оставшись в облегающей кожаной куртке. Глефа была надежно закреплена за спиной.

– Веди, – коротко бросил он.

Сайлас нырнул под воду и через мгновение его голова показалась у огромного, едва видного в мутной воде отверстия трубы, закрытого массивной ржавой решеткой.

– Врата Скорби, – прошипел он с кривой усмешкой. – Добро пожаловать в задницу мира.

Он принялся работать. Его длинные, перепончатые пальцы забегали по замку, который не видел ключа уже сотню лет. Он что-то поддевал, нажимал, крутил, и все это под водой, в почти полной темноте. Лианна держала свой фонарь над ним, ее лицо скривилось от отвращения.

– Ты уверена, что хочешь лезть в это? – тихо спросил Моргрен, не глядя на нее. Его голос был ровным, лишенным эмоций.

– А у меня есть выбор? – так же тихо ответила она. – Кто-то же должен будет вытащить твою задницу, когда ты решишь, что можешь дышать этой дрянью.

Раздался громкий, скрежещущий щелчок. Решетка со стоном поддалась. Сайлас вынырнул, отплевываясь.

– Готово. Дальше будет веселее. Держитесь за стены, течение бешеное. И ради Бездны, не открывайте рта. Местная вода лечит от всех болезней. Раз и навсегда.

Они полезли внутрь.

Это был ад. Ад из воды, камня и нечистот. Стены коллектора были покрыты многолетним слоем слизи, склизкой и теплой на ощупь. Поток был сильным, ледяным, и нес с собой не только воду, но и отвратительную взвесь из мусора, отбросов и чего-то, о чем не хотелось даже думать. Вонь была невыносимой, всепоглощающей. Воздух был настолько густым, что его, казалось, можно было резать ножом – это была смесь ржавчины, гниющих потрохов, застарелого страха и экскрементов сотен людей, запертых наверху.

Они шли медленно, цепляясь за скользкие камни. Сайлас впереди, уверенно находя опору там, где ее, казалось, не было. Лианна шла за ним, шепча заклинание, создававшее вокруг ее головы небольшой, мерцающий пузырь относительно чистого воздуха. Моргрен замыкал шествие. Он не пользовался магией. Он просто дышал этой отравой, и Глифа на его руке жадно впитывала эманации боли и отчаяния, которыми была пропитана сама вода.

«Здесь… все пропитано страданием…» – шептал голос в его голове, и в нем слышалось гурманское наслаждение. «Каждый камень… каждая капля… они помнят крики… помнят слезы… Это хорошее место. Плодородная почва…»

– Свет! – вдруг прошипел Сайлас, замирая.

Впереди, в темноте туннеля, заплясали блуждающие огоньки. Десятки тусклых, голубоватых свечений, которые медленно двигались им навстречу против течения.

– Это не светлячки, Моргрен… – напряженно сказала Лианна. – Я чувствую… некротическую энергию. Слабую, но очень голодную.

Огоньки приблизились, и они увидели, что это было. Из мутного потока поднимались раздутые, бледные тела утопленников. Но они не были мертвы. Их глаза горели тем самым голубым светом, рты были разинуты в беззвучном вое, а пальцы с обломанными ногтями скребли по стенам.

– Слезари, – выплюнул Сайлас, и в его голосе впервые прозвучал настоящий ужас. – Твари, что рождаются из слез и отчаяния замученных узников. Они неразумны, но они чувствуют тепло живых. И они хотят его забрать.

Первый слезарь, бывший когда-то, видимо, крупным мужчиной, бросился на Сайласа. Тот с проворством угря ушел под воду, и тварь врезалась в стену. Но за ней уже шли другие. Десятки. Они заполнили собой весь туннель, двигаясь медленно, но неотвратимо, как сама смерть.

Лианна выставила руку вперед, и с ее пальцев сорвался сгусток лиловой энергии, ударив в ближайшую тварь. Тело взорвалось фонтаном гнилой воды и ошметков, но это лишь раззадорило остальных. Они полезли напролом, игнорируя инстинкт самосохранения, которого у них и не было.

– Их слишком много! – крикнула Лианна.

– Тихо, – ответил Моргрен.

Он шагнул вперед, в самую гущу тварей, и выхватил глефу. В тесном туннеле не было места для его смертоносных восьмерок, для широких замахов. И он не стал их делать.

Он начал работать. Короткие, точные, жестокие удары. Укол в глазницу. Режущий удар по шее, отделяющий голову от раздутого тела. Мощный тычок древком, дробящий череп, как яичную скорлупу. Он не сражался. Он работал. Как мясник на бойне. Хладнокровно, эффективно, без единого лишнего движения.

А Глифа пела. Она упивалась этой жатвой. Души этих существ были неполноценными, рваными, лишь эхом настоящих душ. Но они были пропитаны концентрированным, вековым страданием. Это было не вино, а чистый спирт. Ударная доза.

«Вкус… иной…» – шелестел голос, становясь громче, наглее. «Не чистая агония смерти, а выдержанная, как старое вино, многолетняя боль… Она пьянит… она делает нас сильнее…»

Черные вены на его руке засветились изнутри тусклым, трупным светом. Он почувствовал, как его мышцы наливаются силой, как обостряется зрение, позволяя видеть в почти полной темноте. Он перестал быть человеком, разбирающим на части ходячие трупы. Он стал хищником, пожирающим стаю мелких падальщиков.

Когда последний слезарь был разорван на куски и унесен потоком, Моргрен стоял посреди туннеля, тяжело дыша. С его глефы стекала не кровь, а какая-то мутная, серая жижа.

Сайлас и Лианна смотрели на него с одинаковым выражением на лицах – смесью благоговейного ужаса и отвращения.

– Пошли, – хрипло бросил Моргрен, не глядя на них. – Мы теряем время.

Они шли еще около часа в полном молчании. Наконец, Сайлас остановился у вертикальной шахты, уходящей вверх, в темноту. Из нее спускалась ржавая лестница.

– Все. Дальше – сами. Это технический колодец. Ведет в нижние тюремные блоки. В Осушительные Ямы.

– Осушительные Ямы? – переспросила Лианна.

– Место, куда сбрасывают тех, кто слишком слаб, чтобы работать в каменоломнях, но слишком упрям, чтобы умереть, – с мрачным удовлетворением пояснил Угорь. – Там их просто оставляют. В темноте. Голодные, они со временем пожирают друг друга. Потом самые сильные умирают от обезвоживания. Инквизиторы – те еще затейники.

Моргрен кивнул.

– Твоя часть сделки выполнена. Золото ждет тебя в «Утонувшей Крысе». Спрятано в бочке с зеленой слизью. Исчезни.

Сайлас ухмыльнулся, обнажив гнилые зубы.

– С превеликим удовольствием. Удачи вам, ребята. Надеюсь, вы сдохнете быстро.

С этими словами он развернулся и, ловко лавируя в потоке, скрылся в темноте коллектора.

Моргрен и Лианна остались одни. Тишину нарушало лишь журчание воды и отдаленные, едва слышные звуки, доносившиеся сверху. Капающая вода, скрип металла… и стоны. Литания отчаяния, которая была фоновой музыкой этого проклятого места.

– Готова? – спросил Моргрен.

Лианна кивнула, ее лицо было суровым и решительным.

Они полезли наверх. С каждым метром вонь нечистот сменялась другим запахом – запахом застарелой крови, болезни и страха. Когда они выбрались из колодца на решетчатый помост, они оказались в огромном, вырубленном в скале зале.

Внизу, в тусклом свете редких факелов, были они. Осушительные Ямы. Десятки каменных загонов, в которых, словно скот, копошились иссохшие, похожие на скелеты фигуры. Их тихие, безумные стоны сливались в единый, монотонный гул. Над ямами нависали помосты, по которым медленно прохаживались стражники в тяжелых доспехах.

– Кассиан должен быть где-то здесь, – прошептала Лианна. – В одиночной камере. Для особо важных еретиков.

В этот момент тишину зала нарушил звук, который был страшнее любых стонов.

Это был смех.

Тихий, булькающий, безумный смех, доносившийся из самой дальней и самой темной камеры. Смех старика, который слишком долго смотрел в бездну, и бездна не просто посмотрела в него в ответ. Она поселилась там, свив себе уютное гнездо.

Моргрен и Лианна переглянулись. Они нашли его.

И судя по звукам, старый магистр был рад гостям.

Глава 5. Колыбельная для сумасшедшего бога

Воздух здесь, в этом каменном мешке, вырезанном в самых недрах скалы, был не просто спертым – он был мертвым. Казалось, он прошел через тысячи гниющих легких, впитал в себя все их предсмертные хрипы и теперь недвижно висел, слишком тяжелый, чтобы сдвинуться с места. Литания отчаяния, доносившаяся из ям внизу, была не просто звуком – она была физическим давлением, давившим на барабанные перепонки, на душу.

Безумный смех из дальней камеры не прекращался. Он то затихал до едва слышного хихиканья, то взрывался булькающими, клокочущими руладами, эхом отражаясь от низких сводов.

– Похоже, наш астролог окончательно договорился со звездами, – прошептала Лианна, и ее голос прозвучал неуместно звонко в этом царстве шепота и стонов. – Как мы доберемся до него? Тут охраны больше, чем блох на портовой шлюхе.

Она была права. По металлическим мосткам, перекинутым над ямами, медленно прохаживались двое стражников. Их тяжелые сапоги гулко стучали по решеткам, и каждый их шаг был метрономом, отмеряющим последние часы для сотен душ внизу. Еще двое стояли у единственного выхода из зала – массивных железных ворот. Все они были облачены в полные латы, за спиной виднелись тяжелые арбалеты, а на поясах висели не просто мечи, а палаческие тесаки, способные одним ударом отделить голову от туловища.

Моргрен не ответил. Он смотрел не на стражников. Он смотрел на тени.

«Смотри…» – прошелестел Голос в его разуме, и теперь он был не просто шепотом, а неотъемлемой частью его собственного мыслительного процесса. «Они – ноты в этой симфонии гниения. Глухие, предсказуемые. Их души тусклы, как дешевые свечи. Но даже такой свет лучше полной темноты. Погаси их. По одному».

Глифа на его руке едва заметно потеплела. Мир для Моргрена вновь изменился. Он видел не просто тени, отбрасываемые факелами. Он видел слепые зоны, коридоры мрака, в которых можно было двигаться незамеченным. Он слышал не просто шаги стражников, а ритм их дыхания, биение их сердец под сталью. Он чувствовал их скуку, их усталость, их глухую, застарелую ненависть к этому месту и его обитателям. Они были предсказуемы. Они были добычей.

– Я займусь теми, что на мосту, – прошептал он, и Лианна вздрогнула от холода в его голосе. – Ты – отвлеки тех, что у ворот. Без ярких вспышек. Нужно что-то тихое.

– Например? Предложить им партию в кости на раздевание? – язвительно бросила она.

– Сотвори иллюзию. Крысу. Большую, жирную крысу, бегущую к выходу. Они не поднимут тревогу из-за грызуна. Но они отвлекутся. Мне хватит трех секунд.

Лианна кивнула, в ее глазах мелькнуло понимание, смешанное с тревогой. Она видела эту новую, пугающую эффективность в нем.

Она присела, коснулась пальцами решетчатого пола, и по металлу пробежала едва заметная искорка. Моргрен в это время уже двигался. Он не шел – он скользил. Тень, отделившаяся от других теней. Ни единого звука, ни единого скрипа кожаной куртки. Он двигался вдоль стены, под самым краем помоста, где мрак был гуще всего.

В тот момент, когда он оказался под патрулирующими, из-за их спин, у самых ворот, раздался тихий писк и шорох. Стражники у выхода обернулись. Один из них лениво пнул ногой в темноту.

– Опять эти твари… размером с собаку уже.

Этого было достаточно.

Моргрен выпрямился, как пружина. Его рука метнулась вверх, сквозь решетку помоста. Пальцы, усиленные нечестивой мощью, сомкнулись на лодыжке ближайшего стражника. Рывок. Короткий, жестокий, выверенный.

Стражник не успел даже вскрикнуть. Он просто исчез с моста, провалившись вниз. Был слышен лишь короткий влажный хруст, когда его шея встретилась с железной балкой под помостом. Его напарник обернулся на звук, его глаза под решеткой шлема расширились от недоумения. Куда делся Йорген?

Это была его последняя мысль.

Моргрен уже был на мосту. Он не прыгал – он будто перетек снизу вверх. Глефа осталась за спиной. В его руке был длинный, тонкий стилет, выхваченный из сапога. Он зажал рот стражника своей левой, отмеченной Глифой, рукой. Тот задергался, но хватка была железной. Холод, исходивший от черных узоров, казалось, высасывал саму жизнь, парализуя волю. Стилет вошел точно в щель шлема под ухом, пробив мозг. Тело обмякло. Моргрен аккуратно, почти нежно, уложил его на решетку, избегая лишнего шума.

Две души. Тусклые, безвкусные, но все же – пища. Глифа довольно вздрогнула.

Стражники у ворот все еще обсуждали крыс. Когда они обернулись, мост был пуст. Они переглянулись, пожали плечами. Наверное, патрульные отошли в нужник.

Через минуту они были мертвы. Одного Моргрен просто свернул шею, подойдя сзади. Второму, обернувшемуся на хруст позвонков товарища, он метнул стилет прямо в глазную щель шлема.

Четыре трупа. Не больше минуты. Ни одного крика. Лианна смотрела на это с застывшим лицом. Это была не битва. Это была работа. Работа палача.

Они подошли к дальней камере. Смех прекратился. Изнутри, из абсолютной темноты, на них смотрели два глаза. Они горели лихорадочным, безумным огнем на дне иссохших орбит.

– Пришли… – проскрипел голос, похожий на шорох сухих листьев. – Птички прилетели в клетку к старому ворону. А я-то думал, вы заставите себя ждать дольше. Музыка… вы слышите музыку? Она становится громче.

Моргрен подошел к решетке. За ней сидел старик. Вернее, то, что от него осталось. Скелет, обтянутый пергаментной кожей, одетый в лохмотья. Длинные седые волосы и борода свалялись в грязные колтуны, в которых что-то копошилось. От него несло мочой, безумием и пылью веков.

– Кассиан? – спросила Лианна.

– Имена, имена… лишь ярлыки на пустых бутылках, – хихикнул старик. – Я – ухо, что слышит песнь распада. Я – глаз, что видит, как гаснут звезды. А вы кто? Еще одни мучители? Или… спасители?

– Мы пришли за знанием, – ровно сказал Моргрен. – Нам нужны координаты узлов. Места силы, что высасывают жизнь из этого мира.

Глаза Кассиана сфокусировались на Моргрене. Его безумный взгляд скользнул по лицу ведьмака и остановился на его левой руке. Улыбка на его потрескавшихся губах стала шире, обнажая гнилые обрубки зубов.

– Аааа… вот оно что. Ты тоже слышишь. Не музыку сфер, нет. Ты слышишь шепот из-под корней. Голодный шепот. Ты принес с собой ключ, мальчик. Один из ключей от последней двери.

Он подполз ближе к решетке, и вонь усилилась.

– Я дам тебе то, что ты просишь. Я нарисую тебе карту на внутренней стороне твоего черепа. Но за знание нужно платить. Всегда.

– У нас есть золото, – сказала Лианна.

Кассиан разразился новым приступом булькающего смеха.

– Золото! Глупая пташка! Зачем мертвому золото? Нет. Я хочу другого. Я устал. Устал от этой музыки, от этого шепота, от этой вони. Я хочу тишины. Я хочу, чтобы все прекратилось. Но эти… мясники… они не дают мне умереть. Они кормят меня ровно столько, чтобы я не сдох. Я хочу дар. Дар забвения.

Он протянул сквозь решетку костлявую руку и указал на Моргрена.

– Ты. Ты сможешь. Я вижу в тебе Смерть. Не ту костлявую дуру с косой. А настоящую. Голодную, всепоглощающую. Освободи меня. Даруй мне покой. И я отдам тебе все, что знаю.

Лианна ахнула.

– Моргрен, нет! Мы не можем…

– Почему же? – перебил ее ведьмак, не сводя глаз с Кассиана. – Он просит о милосердии. В этом месте это – единственная валюта, которая чего-то стоит.

«Он прав», – одобрительно прошептала Глифа. «Его душа… ооо, какая душа! Она стара, она наполнена запретным знанием до краев. Она будет пиром! Соглашайся! Убей его! Поглоти его!»

Моргрен посмотрел на Лианну. В ее глазах он увидел мольбу. Последний островок его старого мира, умоляющий его не делать этот шаг. Затем он посмотрел на Кассиана. В его безумных глазах он увидел свое собственное отражение. Таким он станет, если проиграет.

Он сделал выбор.

– Я согласен, – сказал он, и его голос был тверд, как гранит.

Он просунул свою левую руку сквозь решетку. Кассиан с жадностью вцепился в нее своими костлявыми пальцами.

– Да… ДА! – прошипел он в экстазе. – Музыка… она затихает…

Черные вены на руке Моргрена засветились ярче, чем когда-либо. Они поползли дальше, по руке Кассиана, окутывая ее, словно живые черные змеи. Старик запрокинул голову, его тело затряслось. Но он не кричал от боли. На его лице было выражение невыразимого блаженства.

– Звезды… падают… как слезы… Какая… тишина…

Его тело начало иссыхать. Кожа темнела, трескалась и осыпалась прахом. Знание, накопленное за долгую, полную безумия жизнь, хлынуло из его разума прямо в сознание Моргрена. Это не были слова или карты. Это были образы, ощущения, вкусы и звуки. Он увидел пустыню, где пески пели о погребенном под ними мертвом городе-узле. Он почувствовал ледяной холод горного пика, пронзающего само небо, на вершине которого стоял другой алтарь. Он услышал шепот тысяч голосов из сердца гигантского мегаполиса, где узел был спрятан в канализации под храмом правящего божества…

Когда все закончилось, в руках Моргрена осталась лишь горстка серого праха и лохмотья.

Он отшатнулся от решетки, схватившись за голову. Боль от нечестивого откровения была чудовищной.

И в этот самый момент по всей Цитадели Скорби взревел сигнал тревоги. Громкий, пронзительный вой, от которого, казалось, сотрясались сами камни.

В дальнем конце зала массивные железные ворота со скрежетом начали открываться. За ними стояли не обычные стражники. Там стояли Инквизиторы. В серебряных доспехах, светящихся рунами. А впереди них – высокая фигура в черном, с лицом, наполовину скрытым тенью капюшона, из-под которого виднелся лишь волевой подбородок и тонкие, жестокие губы.

– Еретики осквернили Ямы! – раздался его властный, усиленный магией голос, гремевший по всему залу. – Взять их. Живыми. Главный Инквизитор Валериус желает лично задать им несколько вопросов.

Десятки закованных в серебро воинов с силовыми молотами и огненными мечами хлынули в зал.

Ловушка захлопнулась.

Глава 6. Реквием серебряной стали

Вой сирены был не просто звуком. Он был физическим ударом, копьем из вибраций, вонзившимся в уши и в мозг, где все еще бушевал шторм чужих воспоминаний. Голова Моргрена раскалывалась, знание Кассиана билось в его черепе, как птица в клетке, а Глифа, опьяненная поглощенной душой старого мага, пела ему триумфальный, оглушающий гимн.

Но вид идущей на них стены из серебряных доспехов отрезвлял лучше любого ледяного душа.

Это были не простые храмовники. Это были Псы Валериуса, его личная гвардия. Элита Инквизиции. Каждый из них стоил десятка обычных солдат. Их доспехи из лунного серебра не просто защищали – они активно подавляли любую темную магию, обжигая нечистую плоть одним лишь своим присутствием. Их силовые молоты гудели от заключенной в них праведной ярости, а мечи горели белым пламенем, способным сжигать души.

– Ловушка, – выдохнула Лианна, и в ее голосе не было страха, лишь злая, холодная констатация факта. Ее пальцы уже сплетались в замысловатый узор, собирая Силу из этого пропитанного болью воздуха. – Он ждал не нас. Он ждал тебя. Ждал, пока ты вскроешь этот гнойник.

– Значит, устроим ему представление, – прорычал Моргрен. Боль в голове сменилась ледяной, кристально чистой яростью. Голод. Древний, первобытный голод, усиленный мощью поглощенного знания. Он больше не был просто носителем. Он был Оружием.

«ПИР!» – взревел Голос в его душе, и это был уже не шепот, а его собственный внутренний крик. «Они пришли на пир! Их души чисты, сильны, наполнены огнем веры! Они – деликатес! Сожри их! Сожри их всех!»