Ведьмак и Песнь Скорби

Александр Макаев

Ведьмак и Песнь Скорби

Глава 1. Танец на костях

Ветер, пропахший кровью и болотной гнилью, лениво перебирал черные пряди его волос, слипшиеся от пота и чужой жизни. Он стоял один посреди поляны, которая еще утром была просто сырым лугом в сердце Кровавых Топей, а теперь превратилась в алтарь бессмысленной резни. Моргрен, Отмеченный из гибнущего Ордена Сумеречных Клинков, не чувствовал ничего. Ни жалости, ни торжества. Лишь гулкую пустоту, которую жадно заполняло нечто иное. Нечто холодное, древнее и голодное.

Под сапогами хлюпала не грязь – багровая, густая каша из земли, воды и того, что еще недавно было плотью. Вокруг, куда ни кинь взгляд, лежали тела. Сотни. Облаченные в тусклую сталь фанатики Легиона Неугасимого Пламени, чья вера оказалась до смешного хрупкой перед лицом заточенной глефы. Их стяги были растоптаны, их молитвы оборваны на полуслове бульканьем из перерезанных глоток.

Он опустил взгляд на свою левую руку. От запястья до самого плеча по коже расползался черный, маслянистый узор, похожий на сплетение мертвых корней. Глифа. Проклятая находка из разоренного склепа безымянного некроманга. Она не горела, нет. Она жила. Пульсировала в такт его сердцу, и с каждым убитым врагом черные «вены» впивались глубже, становясь рельефнее, словно под кожей шевелились копошащиеся черви.

«Мало…» – прошелестел в его черепе голос, сотканный из предсмертных вздохов и застывшего ужаса. «Это лишь крохи, капли в иссохшем горле. Мне нужна река. Океан…»

Моргрен стиснул зубы. Голос становился все наглее с каждой жатвой. Сперва это был едва различимый шепот на грани слуха, теперь же он обращался к нему, как к старому товарищу, как к соучастнику. И самое страшное – он не лгал.

Он вспомнил бой. Не бой – бойню. Когда первый десяток легионеров, закованных в броню, с ревом «За Пламя и Очищение!» ринулся на него, одинокую фигуру с двухметровой глефой, он ощутил лишь холодную ярость. Но потом проснулась Глифа.

Мир замедлился, превратившись в тягучий сироп. Движения врагов стали предсказуемыми и нелепыми. А его тело… его тело превратилось в совершенный механизм смерти. Глефа в его руках не была оружием – она стала продолжением его воли, его ненависти. Смертоносная восьмерка, которую он выписывал в воздухе, была не просто приемом. Это был ритуал. Сталь свистела, рассекая воздух, и каждый ее взмах нес смерть. Первый удар – и голова капитана, защищенная шлемом, отлетела прочь, будто перезрелый плод. Второй – и древко глефы, усиленное нечестивой мощью, дробит грудные клетки трем солдатам разом. Третий, четвертый, пятый…

Он не просто сражался. Он танцевал. Смертельный, кровавый танец на костях, где каждый па был выверен до миллиметра, каждое движение – гимн разрушению. Он видел летящие в него арбалетные болты и лениво отбивал их лезвием, видел замахи мечей и подставлял под них бронированные тела их же товарищей. А Глифа пела. С каждой оборванной жизнью по руке пробегала волна ледяного экстаза, наполняя мышцы сверхъестественной силой, обостряя чувства до боли. Он слышал, как колотится сердце в груди у лучника за тридцать шагов. Он чувствовал запах страха, исходящий от инквизитора в тяжелых латах, который понял слишком поздно, с чем он связался.

Инквизитор был последним. Его освященный силовой молот обрушился на Моргрена с мощью осадного тарана, но Отмеченный даже не стал уклоняться. Он поймал удар на древко глефы, и зачарованный металл, способный крушить камень, лишь высек сноп искр. Глаза инквизитора под решеткой шлема расширились от ужаса.

– Нечестивое отродье… – прохрипел он.

– Посмотри в зеркало, святоша, – выплюнул Моргрен и резким, коротким движением вспорол ему живот от паха до горла.

Тяжелые доспехи не спасли. Они лишь превратились в консервную банку, из которой на землю вывалилось дымящееся содержимое.

И вот теперь он стоял в тишине, нарушаемой лишь карканьем воронья. Сила, подаренная Глифой, уходила, оставляя после себя ломоту в костях и тошнотворную слабость. Цена была высока. Но награда…

«Души… Они питают меня. Они делают тебя сильнее…» – вновь зашептал искуситель в голове. «Представь, что мы сможем, когда поглотим город… целую страну…»

– Заткнись, – прошипел Моргрен в пустоту.

– Говоришь сам с собой, милый? Плохой признак. Обычно это предшествует тому, что ты начинаешь пускать слюни и пытаться съесть собственные сапоги.

Голос, полный едкой иронии, раздался из-за группы чахлых ив. Из тени вышла женщина. Высокая, стройная, в практичном кожаном дорожном костюме, который, тем не менее, не мог скрыть соблазнительных изгибов ее фигуры. Каштановые волосы были собраны в тугую косу, а в зеленых, как болотная вода, глазах плясали насмешливые огоньки. Лианна. Чародейка, спутница, и единственное существо в этом проклятом мире, чье общество он еще мог выносить.

Она обвела взглядом поле бойни, и ее тонкие губы скривились в брезгливой усмешке.

– Устроила тут небольшую уборку, я смотрю. А я-то думала, ты просто пошел проверить ловушки на кроликов. Надо было захватить мешки побольше.

– Они нашли наш след, – хмуро бросил Моргрен, опираясь на глефу. Рукоять была липкой от крови. – Отряд инквизитора Родриго. Был.

– Родриго? Тот самый цепной пес с выжженным на лбу солнцем? – Лианна присвистнула. – Он гонялся за мной три года по всему Северному Тракту. Что ж, земля ему стекловатой. Но, Моргрен… целый легион? Один?

Она подошла ближе, ее взгляд стал серьезным, изучающим. Она знала его силу, знала пределы бойцов Ордена. И это… это было за гранью. Ее глаза остановились на его левой руке.

– Что это с твоей рукой? Новая татуировка в честь победы? Выглядит… нездорово.

«Убей ее», – внезапно отчетливо прозвучал голос Глифы. «Она видит. Она поймет. Она – угроза. Ее душа будет слаще тысячи этих солдат. Сила ее магии наполнит нас до краев… Убей!»

Рука Моргрена дрогнула, пальцы сильнее сжали древко. На мгновение он увидел это – как лезвие глефы сносит ее прекрасную голову, как зеленые глаза стекленеют от удивления и боли… Он зарычал, отгоняя наваждение.

– Старая рана, – солгал он. – Обострилась в бою.

Лианна прищурилась. Она не поверила ни единому слову, но не стала давить. Вместо этого она подошла к изуродованному телу инквизитора и брезгливо пнула его сапожком.

– Странно. Они шли не просто за тобой. Я чувствую остаточные эманации… тут было что-то еще. Что-то грязное, темное. Даже грязнее, чем твои шутки, милый.

Она закрыла глаза, и воздух вокруг ее ладоней замерцал лиловым светом. Чародейка вела пальцами по воздуху, читая невидимые письмена, оставленные потоками Силы.

– Так и есть… Они гнали не тебя. Они гнали нечто, что вырвалось из древнего захоронения к югу отсюда. Тварь, сотканную из гноя и отчаяния. Ты просто попался им под горячую руку. Похоже, ты убил и охотников, и дичь.

Ее глаза распахнулись. В них стоял неподдельный ужас.

– Моргрен… то, что они гнали… Оно не просто сбежало. Оно было приманкой. Здесь, в центре этого болота, кто-то проводил ритуал. Колоссальный. Он питал его энергией боли и страдания всех этих умирающих солдат.

Она указала в центр поляны, где тела лежали особенно густо. Моргрен проследил за ее взглядом и увидел то, чего не заметил в пылу битвы. Земля там была испещрена рунами, вырезанными прямо в дерне. И руны эти светились едва заметным трупным светом. В центре круга лежал обугленный, оплавленный камень, от которого несло могильным холодом и всепоглощающей, космической тоской.

«ДА!» – взревел голос в его голове, полный жадного восторга. «Источник! Осколок моего господина! Он звал меня! Мы должны соединиться! Коснись его! ВОЗЬМИ СИЛУ!»

Моргрен пошатнулся, схватившись за голову. Боль была такой, будто в мозг вбивали раскаленный гвоздь.

– Моргрен! Что с тобой?! – крикнула Лианна, бросаясь к нему.

Но он ее уже не слышал. Он видел. Глифа, почуяв близость родственной силы, сорвала пелену с его разума. Перед его мысленным взором предстала не просто поляна на болоте. Он увидел всю планету, окутанную сетью таких же рунических кругов, невидимых простым смертным. Он увидел, как они медленно высасывают жизненную силу из самого мира, направляя ее в одну точку, в бездонную тюрьму в сердце реальности, где ворочалось нечто безгранично древнее и злое. Тот-что-Грызет-Корни-Мира. И некроманты, инквизиторы, демоны, боги – все они были лишь пешками в его игре, готовя пир для своего пробуждения.

А Глифа… Глифа была ключом. Одним из многих.

– Нет… – прохрипел он, борясь с чужой волей, что пыталась заставить его тело сделать шаг к камню.

– Моргрен, очнись! – Лианна встряхнула его за плечи, ее лицо было искажено страхом.

«Ты слаб! Ты ничтожество! Отдай мне контроль, и я спасу этот мир, утопив его в крови, чтобы возродить заново!» – гремел внутренний голос. «Стань моим аватаром! Стань Смертью! Или умри вместе со всеми!»

Он посмотрел на Лианну. На ее испуганные, но полные решимости глаза. Она была единственным, что еще держало его в этом мире, единственным, что не давало ему окончательно стать монстром. И сейчас эта тварь в его руке предлагала ему силу, способную, возможно, остановить грядущий апокалипсис. Но цена… ценой был он сам. Его душа. Его право быть человеком.

Стиснув зубы до скрежета, Моргрен оттолкнул Лианну и, шатаясь, сделал шаг к камню. Не потому, что Глифа приказывала. А потому, что он сам сделал выбор.

– Если этому миру суждено сгореть, – прорычал он, и его голос был уже не совсем его, – то я лучше буду тем, кто держит спички, чем тем, кто превратится в пепел.

Он протянул свою отмеченную руку и коснулся холодного, мертвого камня.

Тьма взорвалась. И мир для Моргрена перестал существовать.

Глава 2. Шепот в шелковом коконе

Сознание не вернулось – оно обрушилось на него, словно лавина раскалённого битого стекла. Миллиарды чужих смертей, агоний, предсмертных проклятий и забытых молитв пронеслись сквозь его разум в одно жуткое, бесконечное мгновение. Он не просто видел – он был каждым из тех солдат, чью душу пожрала Глифа. Он чувствовал, как сталь его глефы разрывает его же собственную плоть, как жизнь утекает из него теплой струйкой, и как ледяной ужас небытия сменяется хищным голодом новообретенной сущности.

Это было нечестивое причастие. Осколок древней воли, дремавший в камне, слился с Глифой на его руке, и теперь они были едины. Не паразит и носитель. А симбиот.

Моргрен очнулся от того, что его кто-то бил по щекам. Резко, отчаянно. Он распахнул глаза. Над ним склонялась Лианна, ее лицо было бледным, как пергамент, а в зеленых глазах плескался страх, смешанный с яростью.

– Моргрен! Клянусь Бездной, если ты не очнешься, я вырву это из твоей головы силой! – ее ладони уже начали светиться лиловым.

Он перехватил ее запястье. Его хватка была нечеловечески сильной, как стальной капкан. Лианна вскрикнула от боли и удивления. Он смотрел на нее, но его глаза… они изменились. В их глубине больше не было той усталой тоски, что он носил в себе годами. Теперь там горел холодный, хищный огонь, черный, как сама пустота. И он видел ее не так, как прежде. Он видел ауру ее Силы – бурлящий, лакомый котел энергии. Он видел биение ее жизни, как сладкий, пьянящий нектар.

«Вкусная…» – прошелестела мысль, и он не мог понять, его ли она, или уже их. «Ее искра может питать нас неделями…»

Он отпустил ее руку так же резко, как и схватил. Сел, оглядываясь. Поляна была прежней, но мир ощущался иначе. Он слышал шелест личинки, грызущей кору дерева за сотню шагов. Он чувствовал потоки магической энергии, струящиеся в земле под ним, словно подземные реки. Узор на его руке больше не был похож на татуировку. Он стал объемным, черные вены слегка пульсировали под кожей, и казалось, что если прикоснуться к ним, они будут теплыми.

– Что… что это было? – голос Лианны дрожал.

– Посвящение, – хрипло ответил Моргрен, поднимаясь на ноги. Слабости как не бывало. Наоборот, по его телу разливалась мощь, темная, пьянящая, требовательная. – Я видел. Все.

Он коротко, обрывистыми фразами, рассказал ей про сеть, опутавшую мир. Про спящее божество, которое некроманты и фанатики разных мастей, сами того не ведая, готовят к пробуждению. Про то, что Глифа – не просто проклятие, а ключ.

Лианна слушала, ее лицо каменело с каждым его словом. Она была могущественной чародейкой, сведущей в тайнах, о которых не пишут в книгах. И она поняла, что он не бредит.

– Тот-что-Грызет-Корни… – прошептала она древнее, запретное имя. – Это детские страшилки. Кошмары, которыми пугают послушников в Башнях Магов, чтобы те не совали нос в запретные фолианты. Никто не верил…

– Начинай верить, – оборвал ее Моргрен. Он подобрал свою глефу. В его руке она ощущалась легкой, как ивовый прут. – Этот мир – пиршественный стол. И скоро подадут главное блюдо. Нам нужно знать, где находятся другие узлы. Другие камни.

– «Нам»? – в голосе Лианны прорезалась сталь. – Моргрен, эта тварь на твоей руке… она меняет тебя. Я это вижу. Ты говоришь, как она.

Он повернулся к ней. На его губах мелькнула тень улыбки, от которой у чародейки по спине пробежал холодок.

– Возможно. Но только этот «монстр» сейчас стоит между этим миром и его полным забвением. У тебя есть выбор, Ли. Можешь уйти. Попытаться спрятаться. Хотя прятаться будет негде. Или можешь пойти со мной. Будет больно, грязно и, скорее всего, мы погибнем. Но, черт возьми, мы хотя бы дадим сдачи.

Он смотрел на нее в упор, и она видела в его глазах бездну. Но в самой ее глубине, за холодом и тьмой, она все еще видела того мужчину, которого знала. Сломленного, проклятого, но не сдавшегося.

– Проклятье, – выдохнула она. – Ты же знаешь, что я пойду. Кто-то должен присматривать, чтобы ты окончательно не превратился в бездушную тварь и не сожрал меня на завтрак. Куда теперь?

– В клоаку. Туда, где собираются все отбросы, – ответил Моргрен. – В портовый город Нижний Тракт. Нам нужен информатор. Одноглазый Йорик. Если в этом мире кто-то и торгует тайнами о древних некромантских ритуалах, то это он.

Нижний Тракт встретил их смрадом гниющей рыбы, дешевого вина и несбывшихся надежд. Город был язвой на теле королевства, гнойником, куда стекались воры, убийцы, контрабандисты и те, кто был еще хуже. Узкие улочки, зажатые между покосившимися домами, были вечно погружены в полумрак, а из грязных канав несло таким зловонием, что даже Моргрен, привыкший к запахам полей сражений, поморщился.

Они нашли Йорика там, где он всегда обитал – в самом дорогом и самом развратном борделе города под названием «Шелковый Кокон». Это место было оазисом порока посреди океана нищеты. Внутри курились благовония, заглушавшие уличную вонь, играла томная музыка, а полуобнаженные девицы всех рас и мастей скользили между столами, за которыми влиятельные купцы, коррумпированные стражники и криминальные бароны заключали свои грязные сделки.

Йорик сидел в отдельной кабинке, скрытой за занавесом из алого шелка. На его единственном глазу был монокль, а на столе перед ним стояла бутылка эльфийского вина, стоящая больше, чем годовое жалование капитана городской стражи. Рядом с ним, лениво поглаживая его по плечу, сидела молодая тифлингша с маленькими рожками и хвостом, кончик которого подрагивал в такт музыке.

– Моргрен! – проскрипел Йорик, заметив их. Его единственный глаз жадно осмотрел сперва ведьмака, а потом задержался на Лианне с откровенной оценкой. – Какими ветрами? Я думал, тебя давно сожрали болотные твари или повесили инквизиторы. Впрочем, судя по твоей спутнице, дела у тебя идут неплохо.

– Перестань пускать слюни, Йорик, – бросил Моргрен, садясь напротив. Лианна осталась стоять за его спиной, скрестив руки на груди и глядя на информатора с холодным презрением. – У меня дело.

– У всех вас вечно дела, – вздохнул Йорик, делая глоток вина. – Информация, друг мой, как и лучшая шлюха в этом гадюшнике, – имеет свою цену. И чем она горячее, тем дороже обходится. Что тебе нужно? Имена продажных судей? Маршруты караванов с оружием? Или, может, ты хочешь узнать, с кем проводит ночи жена бургомистра? Кстати, это недорого, потому что ответ – «со всеми».

– Мне нужно все, что ты знаешь о культе Пробуждения. О ритуальных камнях, узлах силы и о тех, кто их ищет.

Йорик поперхнулся вином. Он закашлялся, и его лицо на мгновение утратило напускную вальяжность. Тифлингша испуганно отпрянула. Он посмотрел на Моргрена своим единственным глазом, и в нем больше не было иронии. Только страх.

– Ты с ума сошел, – прошипел он, понизив голос. – Ты хоть знаешь, о чем спрашиваешь? Это не контрабанда и не дворцовые интриги. Это… другое. Те, кто лезет в эти дела, не просто умирают. Они исчезают. Стираются из мира, будто их никогда и не было.

«Он боится. Он знает», – прозвучал в голове Моргрена голос Глифы. «Сломай его. Вырви из него знание. Его жалкая душонка – ничтожная плата».

Моргрен положил свою левую, отмеченную Глифой, руку на стол. Черные узоры под кожей, казалось, стали темнее в тусклом свете светильников.

– У меня нет времени на твои страхи, Йорик. Мир катится в бездну, и я не собираюсь наблюдать за этим сложа руки. Говори. Или я вырву эту информацию из твоего черепа вместе с твоим единственным глазом.

Йорик сглотнул, глядя на руку ведьмака. Он был прожженным циником и не верил в магию больше, чем в честность шлюхи, но от этой руки веяло таким могильным холодом, такой первобытной угрозой, что волосы на его затылке встали дыбом.

– Хорошо… будь ты проклят, – просипел он. – Есть один человек. Сумасшедший старик, бывший магистр Ордена Астрологов. Его зовут Кассиан. Он был одержим идеей «музыки сфер» и утверждал, что слышит, как мир «поет песнь своей гибели». Инквизиция сочла его еретиком и упрятала в свою самую страшную тюрьму. Цитадель Скорби.

– Цитадель Скорби? – вмешалась Лианна. – Да туда невозможно попасть! Она стоит на скале посреди Соленого Залива, и ее охраняет целый легион Храмовников и боевых магов Церкви!

– Именно, – кивнул Йорик, немного придя в себя и вновь наливая себе вина дрожащей рукой. – Поэтому твоя информация и стоит так дорого. Кассиан там. И он – единственный, кто может знать расположение других узлов. А теперь убирайтесь. И сделайте вид, что мы никогда не говорили.

Моргрен поднялся. Он бросил на стол тяжелый мешочек с золотом.

– Это за информацию. А это, – он выложил еще один, поменьше, – за твое молчание. Если я узнаю, что ты проболтался, я вернусь. И тогда вино будет не единственной красной жидкостью на этом столе.

Когда они вышли из «Шелкового Кокона» обратно в вонючую ночь Нижнего Тракта, Лианна схватила его за руку.

– Ты серьезно? Цитадель Скорби? Это самоубийство! Даже для тебя. Даже с… этой штукой.

– Значит, умрем, пытаясь, – спокойно ответил Моргрен, глядя на темные воды залива, где-то за которыми, во мраке, высилась неприступная тюрьма инквизиции.

В этот момент из-за угла вывернул патруль. Четверо храмовников в начищенных до блеска латах, с символами Неугасимого Пламени на груди. Возглавлял их суровый рыцарь с лицом, испещренным шрамами. Их взгляд остановился на Моргрене, на его глефе за спиной, на его недобрых глазах.

– Стоять, именем Святой Инквизиции! – пророкотал рыцарь, кладя руку на эфес меча. – Твое лицо кажется мне знакомым, бродяга. Ты числишься в розыске как пособник еретиков и убийца слуг Пламени.

Моргрен не ответил. Он лишь медленно перевел взгляд с рыцаря на его солдат. И впервые за долгое время он почувствовал не ярость и не усталость. Он почувствовал голод.

«Закуска…» – прошептала Глифа в его душе. «Легкая, но приятная закуска перед основным блюдом».

И тьма на его руке жадно запульсировала.

Глава 3. Врата из дерьма и отчаяния

Воздух в узком переулке застыл, сделался плотным и тяжелым, как могильная плита. Запахи ночного города – прокисшего эля, мочи и отчаяния – смешались с металлическим привкусом грядущей крови. Шлемоносный рыцарь-храмовник сделал шаг вперед, его сапог со скрежетом проехался по брусчатке. Он был уверен в себе, в своей вере, в остроте своего меча и в силе трех своих братьев по оружию. Классическая ошибка тех, кто встречает на своем пути волка, приняв его за бродячую собаку.

– Я не буду повторять дважды, еретик. Бросай оружие и…

Он не договорил. Договаривать было уже некому.

Моргрен не двигался с места. Он лишь чуть качнул плечами, и глефа, словно живая змея, соскользнула с креплений ему в руки. Все произошло в одно неуловимое для обычного глаза мгновение. Лианна, стоявшая позади, ощутила лишь порыв ветра и короткий, леденящий всплеск чужой Силы, грязной и хищной.

Мир для Моргрена вновь замедлился, превратившись в вязкий кисель. Он видел, как расширяются зрачки храмовников, как начинают сокращаться мышцы на их руках, тянущихся к оружию. Слишком медленно. Непоправимо, оскорбительно медленно.

«Еда…» – проурчал голос Глифы, полный предвкушения. «Теплые, глупые души, наполненные самодовольной верой. Они хрустят, как сахарные леденцы…»

Первым умер тот, что стоял слева. Моргрен сделал неуловимый выпад, и крюк на обратной стороне лезвия глефы зацепил горжет храмовника. Резкий рывок, и закованный в сталь мужчина, потеряв равновесие, полетел вперед. Моргрен пропустил его мимо себя, и в то же мгновение лезвие глефы, описав короткую дугу, чиркнуло по его незащищенной шее под шлемом. Не было ни крика, ни хрипа. Лишь тихий влажный звук и фонтан горячей крови, ударивший в стену дома.

Двое оставшихся солдат, наконец осознав, что это не арест, а казнь, с ревом выхватили мечи. Их атака была яростной и слаженной – один целил в ноги, другой рубил наотмашь по голове.

И тогда Моргрен начал свой танец.

Он не отступил, не блокировал. Он шагнул в самый центр их атаки, и глефа в его руках превратилась в размытый стальной круг. Смертоносная восьмерка. Древко отбило нижний удар, направив меч в брусчатку с такой силой, что посыпались искры. Одновременно верхнее лезвие встретило второй клинок, но не для парирования. Моргрен провел им вдоль вражеской стали, с визгом сближаясь, и в конечной точке движения провернул глефу, вырывая меч из рук храмовника. А затем, не прерывая вращения, обратным ходом лезвие вошло в бок второго солдата, там, где кираса сходилась с набедренниками. Оно прошло насквозь, с хрустом ломая ребра и разрывая внутренности.

Солдат замер, глядя на древко, торчащее из его тела, с тупым недоумением. Моргрен выдернул оружие, и воин рухнул на колени, заливая камни кровью и содержимым своего кишечника. Его обезоруженный товарищ успел лишь открыть рот от ужаса, прежде чем тупой конец древка с размаху врезался ему в лицо, превратив шлем и то, что было под ним, в кровавое месиво.

Остался только рыцарь-капитан. Он стоял, парализованный бойней, занявшей не больше трех ударов сердца. Его освященный меч дрожал в руке.

– Во имя Отца… что ты такое? – прошептал он.

Моргрен медленно пошел на него, волоча лезвие глефы по камням. Звук был хуже любого крика.

– Я – ваш голодный бог, – пророкотал он голосом, в котором едва угадывались его собственные нотки.

Рыцарь взревел от ярости и страха и бросился в атаку. Его удар был силен и точен, но Моргрен лениво подставил под него древко. Закаленная сталь встретилась с зачарованным деревом, и меч рыцаря, не выдержав чудовищной силы, со звоном разлетелся на куски.

Несколько секунд капитан смотрел на обломок в своей руке. Затем поднял взгляд на Моргрена. В его глазах было понимание. Понимание того, что он встретил не еретика. Он встретил конец.

Моргрен не стал его убивать. Не сразу. Он ударил его в колено концом древка, дробя чашечку. Рыцарь с воем рухнул на землю. Затем второй удар сломал ему правую руку.

– Ты искал меня, – сказал Моргрен, нависая над ним. Его глаза горели нечестивым черным огнем. – Ты нашел.

Он поднял глефу и опустил ее. Не лезвием. А всей тяжестью, плашмя, на грудь рыцаря. Раздался омерзительный хруст ломающихся ребер и грудины.

Тишина.

По левой руке Моргрена пробежала волна ледяного огня. Четыре свежие, пусть и тусклые души влились в Глифу, утоляя ее вечный голод. Шепот в голове сменился довольным, сытым мурлыканьем. Он чувствовал, как затягиваются мелкие царапины на теле, как уходит усталость.

– Моргрен…

Он обернулся. Лианна смотрела на него широко раскрытыми глазами, в которых плескался ужас. Она видела много смертей. Она сама не раз убивала. Но она никогда не видела такой холодной, методичной, наслаждающейся жестокости.

– Это было… не обязательно, – тихо сказала она, глядя на изувеченное тело рыцаря. – Так жестоко.

– Они были угрозой. Теперь они – топливо, – отрезал он, отряхивая глефу. Голос был его, но слова – чужие. – Не бывает «слишком жестоко», когда на кону стоит мир. Бывает только «недостаточно эффективно».