Зеркальный образ

– Почему Мураками? Действительно нравится?

Ольга посмотрела так, будто я сказал непристойность. Проворчала:

– Будешь читать то же, что остальные, – начнешь думать, как все.

– Чтение впрок, – улыбнулся я. «Норвежский лес» я прочел сравнительно недавно и эту цитату запомнил.

– Только умника не строй из себя, ладно? Можно подумать, тоже читал.

– Читал. А что в этом странного?

– Ты правда меня никогда не забудешь? – спросила вдруг Ольга, взглянув так, что захотелось прижать ее к себе. Только меня не так просто одурачить.

– Правда, – подмигнул я. – Зачем мне тебя забывать?

– Там не так! – фыркнула наставница и принялась листать книгу. Нашла, зачитала: – «Никогда. Мне тебя незачем забывать».

– Смысл-то верен. Я же наизусть не учил.

– Ладно, уел. Умный. Что дальше?

И тут я, сам не знаю почему, спросил вдруг:

– Ты случайно не знаешь девушку? Лет двадцати пяти. Высокая, почти как я, стройная, светлое каре, зеленые глаза…

– Зеленые глаза! – сморщила прямой классический нос Ольга. – Как по́шло. Вот как надо… – И моя наставница запела: – Глаза цвета хаки, оскал цвета крови!.. – Она оборвала пение. – Короче, это такая тощая жердяйка, которая в ю…

Ольга резко замолчала.

– В ю?.. – насторожился я. – Что «в ю»? В Ю-ю?

– Ага. Она втюрилась в Ю-ю. А он в нее. Они уже пятнадцать лет тайно встречаются, ты что, не знал?

– Оля, ну я серьезно!

– Ах, ты еще и серьезно? Ничего я больше не скажу, я тебе не сводница. Бабник!

– Что?.. – офонарел я.

– Что слышал. Мерзкий бабник! Фу!.. – Она сгребла разбросанные по столу фантики и притянула их к себе, будто я посягал на ее богатство. – Зачем тебя только ко мне посадили?

– Да ты никак ревнуешь? – осенило вдруг меня.

– Проститут! – вскочила вспыхнувшая алым маком Ольга. Она смяла в ком фантики, швырнула их в меня и выбежала из кабинета.

Вот тебе и на. Сколько, она сказала, ей лет? Тридцать?.. Не три, а именно тридцать? Да уж, Юрий Юрьевич, к такому я привыкать буду долго.

А вечером случилось то, чего я и боялся. Я переспал с Ириной. Не знаю, как это вышло. Правда, не знаю. Я это не планировал, честно.

По пути с работы я накупил в «Северросе» всякой еды, в том числе и пачку черного чая. Не люблю пакетики, привык обязательно заваривать. Но среди имеющейся на кухне посуды заварочного чайника я не нашел. И позвонил хозяйке. Чайник она принесла. А еще – бутылку вина. Мол, надо же обмыть мое новоселье, да и наше знакомство заодно. Короче говоря, познакомились. Правду сказала моя эксцентричная наставница. Проститут. Причем дешевый, ценой в бутылку красного сухого на двоих.

Потом я себя еще и не так обзывал. И оправдывать пытался – дескать, долгое воздержание, я ведь живой здоровый мужик, а тут лишь руку протяни… Вот и протянул. Не только руку. Утешился? А как я теперь в зеленые глаза моей красавицы смотреть буду?..

И тут внутренний голос цинично меня отрезвил: «Никакая она не твоя. И твоей никогда не будет. Ты ее старше лет на пятнадцать, козлина! У нее дочка и наверняка муж не чета тебе. Так что трахайся с Иркой и радуйся, что дает». Я попытался возразить: «А кто вопил про инструмент для «доброй магии»? Кто называл меня слюнтяем и придурком?» Внутренний голос начал припадочно ржать: «Инструмент!.. Для «доброй магии»!.. Не его ты только что использовал? Приколист, я и не знал. А придурок – это само собой».

Я испортил себе такое удовольствие! Ведь сколько мечтал: как в предвкушении жду на остановке желтую маршрутку, как она останавливается, открывает передо мной двери, я захожу… Пассажиры обычно смотрят на тех, кто заходит. Я ловлю взгляд зеленоглазки, улыбаюсь ей, киваю. Возможно, и она кивнет в ответ. Но в любом случае, выйдя из автобуса у ГОКа, я подойду к ней и скажу: «Привет!» А там как получится. Но получится обязательно, не может не получиться! И потом она меня тоже полюбит. Ну и пусть я ее старше. Зато мудрее и опытнее.

«Мудрее, чем кто? – наверняка подколол бы внутренний голос. – Чем она? А зачем тебе дура?»

Но ворчун молчал с прошлого вечера. А я стоял на остановке, готовый провалиться сквозь бетонные плиты. И когда подошла восемнадцатая маршрутка, я прошмыгнул в нее, боясь поднять глаза. На сей раз последнее кресло в одиночном ряду было занято, свободное нашлось по центру. Я сел, передал за проезд и уставился в замерзшее окно. И почти сразу услышал слева:

– Дошла, все в порядке? Умничка моя. Пятерок побольше! Пока.

Я невольно повернул голову. И встретился взглядом с сорокалетней златовлаской – вероятно, подругой или коллегой моей любимой. Она мне кивнула вдруг, и я, как попугай, ответил тем же. И быстро отвернулся к окну, чувствуя, как бешено молотит в груди сердце. Мою блондиночку я увидал лишь краем глаза, но хватило и этого, чтобы стыд и презрение к себе облили меня будто помоями. Нет, это было куда хуже помоев. Ведь я…

И тут проснулся внутренний ворчун. «А что – ты? Что ты такого сделал? Изменил своей жердиночке? Так она не твоя, я уже говорил. Ты даже имени ее не знаешь. А она тебя и вовсе знать не хочет. Зато ты, как нормальный мужик, хочешь трахаться. И сделал это вчера в свое удовольствие, а заодно и одинокой женщине его доставил. Все! Никому ты не изменил, потому что изменять тебе некому. А любовь-морковь твоя – выдумка, бред. Вызванный кризисом о-оочень среднего возраста. Так что утрись и смотри в окно. Вон на нем какая изморозь клевая!»

Рабочий день оказался вполне себе рабочим. Ольга была совсем не похожа на себя вчерашнюю, вела себя как самая настоящая мымра: ворчала на меня, называла тупым, когда я что-то не понимал в ее порой весьма мудреных объяснениях – класс ее как программиста оказался выше моего, не ошибся Ю-ю в ее оценке. Мураками и фантики со стола исчезли.

Мне пришло вдруг в голову, что девушка узнала о моих вчерашних плотских утехах, потому так себя и ведет. Но мысль была настолько идиотской, что когда синхронно ей Ольга в очередной раз спросила: «Ты что, тупой?», я ответил:

– Ты даже не представляешь, насколько.

– Ладно тебе, – смягчилась она. – Ты хоть что-то сечешь. Давал мне Ю-ю практиканта. Только на мои сиськи пялился, а что такое регистры, вообще не знал. Прикинь. Во-о-обще! Чистый девственный разум. Незамутненное образованием сознание.

– Может, ты его сознание затмила своими… – хотел пошутить я, но лишь крякнул с досады. Да, теперь мне в самую пору любоваться Олиными прелестями. А что? Дошла и до них очередь. Я же нормальный мужик. Мне же хочется!.. Тьфу.

Ольга, видать, что-то поняла. И женское чутье у нее оказалось отменным.

– Да уж в отличие от твоей жердяйки есть чем затмевать, – чуть выпятила она и впрямь весьма аппетитные, обтянутые черным свитерком полушария. И, определенно заметив, как я задержал дыхание, сказала вдруг, на полуслове закончив начатое вчера: – …ридическом отделе работает. Тарасова. Как тренер у фигуристов.

– А зовут?.. – попытался сглотнуть я вмиг пересохшим горлом.

– Тренера? Татьяна Анатольевна.

– Ну зачем? Ты ведь поняла… Тарасову из юротдела.

– Не были представлены друг другу, – развела Ольга руками. – Какая жалость, прикинь? И будет еще жальче, если до пяти не сделаешь того, что я показала. Скажу Ю-ю, что ты тупой и не подходишь.

Я принялся за работу. Но первым делом – айтишное у нас управление, или где? – я открыл базу сотрудников, нашел список юротдела и, чувствуя, как зависло на пару мгновений сердце, отыскал Тарасову. Их было две – пятидесятилетняя специалист второй категории и двадцативосьмилетняя начальница бюро. «Двадцать восемь! – мелькнуло радостной молнией. – Разница всего десять лет, а не пятнадцать!» Тарасова Елена Николаевна. Лена. Леночка! Ленусик!..

Я поморщился. Все эти ласкательные «усики-пусики» мне ужасно не нравились. Реально от них коробило. Ленчик – еще куда ни шло. Но лучше просто Лена. Как река. Глубока и широка. Тьфу ты!.. Я снова поморщился.

– Зуб болит? – сочувственно спросила Ольга. – Выбить?

– Лучше выпить, – вновь попытался сострить я. Вроде получилось, настроение-то улучшилось.

– Кстати, да, – серьезным тоном сказала моя наставница. – Поляну когда накрывать будешь? Я ликерчик люблю. И пиво. Нефильтрованное, живое.

Вечером ко мне приходила Ирина. Пыталась прийти, я не открыл. Крикнул, что плохо себя чувствую, уже лег. Она поскреблась возле двери и ушла. Своим ключом не воспользовалась, что меня откровенно порадовало. Не хватало еще, чтобы она почувствовала себя полной хозяйкой. Пусть остается Верховной Жрицей, но «жрет» кого-нибудь другого, с меня хватит. Звонить она тоже не стала. Поверила, что мне нездоровится? Вряд ли. Скорее, обиделась. Ну и пусть. А я и правда, побродив по квартире, прилег на диван и заснул. Проснулся уже заполночь, но застилать постель было лень, и я продолжил спать как есть, натянув лишь на себя покрывало.

А утром случилось то, что, как это принято называть, разделило мою жизнь на «до» и «после». Я стоял на остановке и ждал восемнадцатую маршрутку. Она все не ехала, и я начал нервничать. Через эту остановку никакие автобусы больше не проходили. Нужно было либо продолжать ждать, либо срочно бежать на «единичку» – еще минута-другая, и этот вариант меня бы тоже от опоздания не спас. Но мне так хотелось увидеть мою любимую зеленоглазку! Вчерашний день, а особенно то, что я не впустил Ирину, немного примирил меня с моим проступком. Не то чтобы совсем примирил, но я не воспринимал уже его столь болезненно. В конце концов, прав был мой внутренний голос: высокая блондинка с зелеными глазами была мне пока никем, поэтому быть перед ней виноватым я мог лишь в своем болезненном воображении. Если болен – лечись, а не носись со своей любовью, словно с писаной торбой. Здоров? Тогда люби. Только научись отделять котлеты от мух.

Примерно так я себя «уговаривал», настойчиво продолжая мерзнуть на остановке. Между тем, даже если бы маршрутка все же пришла, я бы все равно опоздал. Оставалось одно: вызывать такси. Я полез в карман за мобильником, как вдруг передо мной остановилась машина с шашечками. Вот те на! Новый вид сервиса: мысленный вызов такси. Красотинск, ты крут!

Я уже потянулся к ручке передней двери, но открылась задняя, и первое, что я увидел, – такси было полным полнехонько. На кой черт тогда… И тут я узнал ту, кто открыл дверцу. Это была подруга моей любимой, златовласка.

– Гелий Аркадьевич, – торопливо сказала она, – автобус сломался. Подождите немного, Лента вас заберет.

Она захлопнула дверцу, и машина уехала. А я остался стоять с разинутым ртом, так и не успев ничего сказать. Что это было? Откуда она знает, как меня зовут?.. Тьфу ты, да какая разница! Главное, что еще за лента должна меня забрать? Эскалаторная?.. Может быть, Мебиуса?..

Постой-постой-постой, бросило вдруг меня в жар. Может, я просто ослышался? Не лента, а… Ленка?.. «Ленка вас заберет». Ленка Тарасова!.. У меня затряслись руки-ноги. Реально, словно у школьника на первом свидании. Я был уверен, что прав. И я волновался так, словно мне впрямь предстояло первое свидание в жизни.

Я ошибся лишь в мелочи. В подошедшим вскоре такси тоже открылась задняя дверь. И там действительно сидела Лена Тарасова. Моя зеленоглазочка. Моя любимая. Она подвинулась, освобождая мне место, хотя было свободным и переднее кресло. Но я скорее дал бы ампутировать задницу, чем сесть туда, а не рядом с любовью. «Наедине с любовью» – по-моему, есть такая песня. Или нет. А сам-то я есть или нет?.. В те мгновения я сильно в этом сомневался, как и в реальности происходящего в принципе.

Очнулся я от ее голоса, знакомо уже четкого и громкого:

– Меня Лена зовут. Но лучше Лента.

– Что?.. – не до конца еще пришел я в себя. – Почему? – И подумал: «Все-таки Лента, не Ленка».

– Потому что Лена и потому что Тарасова. Лен-Та. А просто Лена – это река. Да, я большая, но не настолько же! – Она засмеялась, и этот смех прозвучал для меня самой прекрасной музыкой в мире. – А Елена – еще хуже. Как полено. Еловое. Знаете, если дубина это из дуба, то елена – это из елки. – Моя любимая вновь засмеялась. Какой же она оказалась веселой и говорливой, я просто заслушался. И я готов был слушать ее вечность. Правда, мне еще очень хотелось ее целовать, ведь она была так от меня рядом, я чувствовал тепло и упругость ее бедра, я…

– Что?.. – сипло выдавил я, выныривая из черт уже знает каких медовых фантазий. – Гелий? Да, я Гелий.

– Некрасиво, – опять засмеялась она. Наверное, тоже нервничала, не смеются же после каждого слова. – Химией пахнет.

– Что делать, – притворно вздохнул я.

– Будете Санни.

– Почему?.. – обалдело заморгал я, злясь на себя: что я, слов других, кроме «почему» не знаю? Почемучка, блин! Вот как меня надо звать. Почемучело долбаное.

Лента засмущалась вдруг, заерзала.

– Нет, вы не подумайте ничего, я просто… Ну, ассоциация… Гелия ведь на солнце много, вот и… Ну что вы так смотрите, я себя уже дурой чувствую!.. Солнце же sun по-английски, вот я и… Все, Гелий, простите меня. Забудьте. – И она отвернулась к окну. Мне показалось: вот-вот – и заплачет.

– Не забуду, – выдавил я. – Теперь уже никогда не забуду. И не прощу. Себя не прощу. – Похоже, я просто вываливал вслух мысли, наплевав на то, что мы не вдвоем, что впереди сидит водитель. – Это я дурак. И бездарь к тому же… Я в английском – ни в зуб ногой, я немецкий учил. Но я и в нем… И солнце – это не я. Это вы солнце. Слышите, Ленточка, вы!

– Нет, – повернула она ко мне растерянное личико. – Ленточка – это не я. Она же маленькая, а я большая. Длиннющая.

– Господа полиглоты, – раздалось вдруг спереди. – Выходить будете, нет? Приехали давно. А то сиденье мне сейчас прожжете лучами.

Я был по настоящему счастлив. Я был повержен, сдался без боя, преклонил колени перед своей победительницей, своей королевой, своей ненаглядной Императрицей!

Да, конечно же, моя любимая – это «Императрица» из Таро! Значения карты будто для нее и предначертаны: материнство, чувства, гармония с природой, удовольствие и счастье, созидательное вдохновение. Вот в точку же! Все-все в точку! Еще какие чувства! Какое счастье!.. А созидательное вдохновение… Что мы там с внутренним ворчуном насчет инструмента «доброй магии»-то?..

Насчет того, как лично для себя я представляю эту карту, я думать не мог. Вернее, и так ведь понятно, как я ее представлял. Это была Лена Тарасова, моя Лента – и никто более.

Свою базу данных Таро я накануне поставил и на рабочий компьютер – пусть будет, в минуты передышки значения карт подучить. И первым делом, влетев в кабинет и слегка напугав своим видом Ольгу, я врубил комп и запустил программу. Кроме того, что уже вспомнил, я прочел об «Императрице» еще: «Проект, связанный с вами, близок к завершению. Надейтесь на успех. Ищите благодатную почву, будьте открыты росту и переменам».

Я открыт! Открыт росту, готов к переменам, давайте сюда свой проект!

Я люблю Ленту! И я надеюсь на успех.

Глава 4. Император

Почему так устроено? Почему за чем-то очень хорошим следует очень плохое? Ладно, пусть не очень. Кто-то скажет, что и не плохое, а обычное, а кто-то и вовсе: «Так здорово же!» Все относительно, и для всех все по-разному, но я-то не все.

Свернув окно программы, я потребовал у Ольги стольник, чем усугубил ее оторопь, и помчался в юротдел. Да, мне уже не терпелось увидеть Ленту – мне теперь всегда этого не терпелось, – и у меня был повод! Таксист не нашел сдачи с тысячи, и за проезд расплатилась моя любимая. А я теперь мчался к ней, чтобы вернуть долг. Долги ведь нужно возвращать – и чем скорее, тем лучше. Ничего, что для этого приходится залезать в новые.

Юридический отдел еще пришлось поискать, но, к счастью, для этого не потребовалось выходить на улицу, одеться-то я и не подумал. Он находился в здании, с которым наше было связано застекленной галереей, красота! И вот я уже замер возле заветной двери, сердце колотится, руки снова трясутся… Тридцать восемь мужику, а все как школьник. Или это уже возрастное?

Я постучал и зашел внутрь. Первой, кого заметил, была златовласка. Повертел головой, но Ленту не увидел. Зато на меня стали таращиться все остальные – мужчина лет сорока и пять разновозрастных женщин, не считая златовласки, которая, встав из-за стола, подошла ко мне и тихо сказала:

– Выйдем.

Мы вышли в коридор.

– Ленту ищете? – прищурилась девушка.

– Да, – сказал я и показал сторублевую бумажку. – Вот, мне долг отдать.

– Она на совещании. – Златовласка вытянула у меня из пальцев купюру. – Я передам.

– Спасибо, – промямлил я, досадуя, что упустил повод вернуться.

– И вот что я вам скажу, Гелий Аркадьевич…

– Можно просто Гелий. А вас, простите, как зовут?

– Инна. Так вот что, Гелий. Не надо создавать Ленте неприятности.

Я чуть не сел.

– А разве я создаю?

– Вы бы видели себя, когда к нам зашли. «Где она?! Я ее сейчас съем!»

Я почувствовал, как лицо заливает краска. Но постарался вконец его не терять.

– Не выдумывайте. К тому же, откуда ваши коллеги могут знать…

– У моих коллег на это нюх, – перебила меня Инна. – Они знают все. Тем более такое интересное.

– Ах да, вы же юристы! И тем не менее, ничего предосудительного я не сделал и делать не собирался.

– Вы собираетесь это сделать. У вас это на лбу написано. Имейте, кстати, в виду на будущее – лицо вас выдает. Оно у вас как зеркало. Отражение внутреннего образа. – Инна усмехнулась, но тут уже ее лицо исказилось странной гримасой, и она вцепилась мне коготочками в свитер. – Не смейте! Слышите? Не смейте лезть к Ленте!

– Простите, Инна, – аккуратно разжал я ее пальцы. – А вам-то какое дело? И по-моему, это вы сейчас ко мне лезете.

Инна зашипела, как свирепая кошка. Но длилось это недолго, из нее словно выпустили пар. Она провела по своим чудесным волосам и улыбнулась игриво:

– А давайте и впрямь… Ну ее, эту Ленту! У нее ребенок, муж, а я свободна, сын в Питере учится…

– Муж?.. – переспросил я одеревеневшими губами.

– Да, муж, – снова изменилась в лице Инна. – И уже не первый. А вы думаете, она сидела, вас дожидалась?

– Вика… Это его дочь? – спросил вдруг я.

– Ого! Какие глубокие познания. Вика!..

– У вас учусь. Тоже ведь, как меня зовут, знали.

– Мы же юристы, – скривила она губы. – Мы знаем все.

– Вы не ответили. Викин отец – это нынешний муж Елены? Или… первый? – Я вдруг подумал, что на самом деле этих мужей могло быть и больше двух. Какая, в принципе, разница, но…

– Первый, – устало отмахнулась Инна. – Он же единственный.

– Но вы же сказали!.. – остолбенел я.

– Слушай, а давай на «ты»? Что мы как дипломаты? «Я объявляю вам войну…» Мы же не станем воевать, правда? – Она опять игриво пригладила волосы.

– Не станем. Давай на «ты». Так что там с мужем?

– Ну, Дирижабль, ты и приставучий!

– Кто я?..

– Ди-ри-жо-пель. И знаешь что? Иди в жопу. – Инна повернулась, чтобы уйти.

– Нет уж, постой! – схватил я ее за плечо.

– Руки! – резко обернулась она.

Я спрятал ладонь за спину.

– Прости. Но ты же сама сказала, что воевать мы не будем.

– Я и не воюю с тобой. Вот еще! Тоже мне, Наполеон Буонапарте, великий завоеватель сердец. Лети, Дирижопель, лети! – она помахала мне ручкой. – Гелий не расплескай.

– Инна! – насупился я. – Будь человеком! Тебе что, трудно сказать?

– А я тебе уже сказала: не трогай Ленту. У нее дочка и муж. Отсутствие в паспорте штампа еще ни о чем не говорит. Это я как юрист утверждаю. Понял теперь?

– Теперь понял, – стиснул я зубы.

– А мое предложение остается в силе, – томно повела она бровью. И свалила.

Я тоже побрел к себе.

Ольга на меня сразу наехала.

– Тебе что, делать нечего? Работы мало? Не успел устроиться, а уже гуляет в рабочее время!

– Я не гуляю. Я долг ходил отдавать.

– Так ты бабло у меня на это оттяпал? Чтобы долг отдать? Ну, наглец!.. – Тут она что-то по мне увидела – неужто и впрямь у меня все на лице отражается? – и немного сбавила тон: – Что? Глаза цвета хаки?..

Я кивнул.

– И что с ними не так? Слишком длинная, не дотянуться?

– Оля! – завопил я. – Не надо так! Я же люблю! По-настоящему, понимаешь?!

– А вот орать так тоже не надо, – тихо сказала она, показывая пальцем на дверь. А потом приставила к ушам ладони и покрутила головой, изображая локатор.

Намек я понял. И уже очень тихо сказал:

– Я ее люблю. Вот. А у нее муж. Или не муж, но все равно есть.

– Да, мужья любят есть, – вздохнула Ольга. – Они такие.

– Оля!..

– А че Оля? Работай давай! Отелло, блин, незагорелое.

Я заржал. Она подхватила. Чем мне нравится моя наставница – с ней не соскучишься. А еще она умная. Но эксцентричная. Зато красивая. Но у нее тоже муж. И дочка. Тьфу, идиот! Как там?.. Отелло незагорелое.

Возвращаясь с работы, я впервые увидел Жанну. С виду – обычная девушка. Коричневые мягкие штаны, желтая футболка с изображением небоскребов. Короткие русые волосы слегка растрепаны, но вроде и так сейчас носят. Вот только глаза… Она бросила взгляд мельком, но и этого хватило, чтобы меня обдало космическим холодом. В этих глазах и впрямь зияла пустота космоса. Черная и бесконечная.

Я застал ее в странной позе на лестничном пролете, ведущем с нашей площадки на третий этаж. Натужно постанывая, сумасшедшая уперлась руками в стену, словно хотела вдвинуть ее в собственную квартиру – за стеной, насколько я понимал планировку, должна была находиться кухня.

– По-мо-ги!.. – простонала вдруг Жанна.

Я едва не сломал в замке ключ, торопясь открыть дверь. Очутившись дома, едва перевел дух, будто за мной три квартала гнались бандиты. Впрочем, бандиты – это ничего, это хотя бы понятно. А вот когда просят помочь двигать стены…

Ужинал я без аппетита. В голове по-кошачьи шипело: «У нее муж-шш! У нее муж-шш!..» А еще передо мной стоял взгляд пустых глаз. И слышался стон сумасшедшей: «По-мо-ги!..» Стон повторился, уже наяву. Нет, это уже была не Жанка. Да и не стонали вовсе, а вопили:

– Помогите! А-аа!!! Убивают!.. Вова, Вова, не надо! А-аа!!!

За стеной забу́хало, словно кто-то швырял гири. Послышался бессвязный мужской ор, где отчетливо различался лишь мат. Собственно, ор и состоял из мата. И не переставала визжать Наташка:

– Убивают! А-аа!!! Помогите! Спасите!!!

Вот тебе, Гелий Аркадьевич, и обещанный концерт. И что теперь делать? То что за стеной и впрямь совершалось убийство, я почти не сомневался. Вызвать полицию?.. Рука уже потянулась к телефону, но я вспомнил слова Ирины о том, что ей сказал полицейский. «Когда убьет, тогда и вызывайте». Но не мог же я стоять столбом, когда там такое! Кстати, Ирка ведь говорила еще что-то о ребенке… Я прислушался. Среди криков, воя, визгов и воплей я смог выделить только мужской и женский голоса. Или вот это визжал сейчас мальчик?.. Меня словно ошпарило. Занемели губы и дернулось веко. Я выдвинул кухонный ящик и выбрал самый большой нож. А потом решительно двинулся к двери.

За порогом стояла Ирина. Увидела нож, нахмурилась, толкнула меня в грудь. Я, едва не упав, спиной вперед влетел в прихожую. Хозяйка квартиры шагнула следом и захлопнула дверь.

– Я тебе что говорила? Не лезь к ним! Не обращай внимания!

– Не обращать?.. Ты что, не слышишь? Он ее убивает! И ребенка тоже… Вроде бы.

– Нет там никакого ребенка! Он давно у бабки живет. А убивает он ее через день да каждый… Нет ты погляди, – вновь посмотрев на мой нож, всплеснула руками хозяйка. – Какие мы храбрые! С ножичком! Пошли спасать от зла Вселенную.

– Женщину, – хмуро поправил я. – От убийцы.

– Какая она женщина, ты чего? – покрутила у виска Ирина. – Пьянь перекатная, б…дина обоссанная! И ее ты будешь спасать?

– Она тоже человек! – вскинул я голову.

– А ты готов ради такого человека… – Ирка аж задохнулась. – Пойдешь спасать эту шваль и проткнешь ненароком ушлепка, у которого из человеческого только наколки остались… Ты готов из-за таких человеков зону лет десять топтать?! – Она схватила меня за грудки и затрясла, роняя слезы. – Готов, придурок ты этакий?!.. Я у тебя все ножи, все вилки отберу, если ты такой… такой добренький! Спасатель хренов! Я тебя сейчас так спасу!..

Ирина затолкала меня в комнату и рванула кверху мой джемпер.

– Нет! Ира, нет!!! – завопил я похлеще несчастной Наташки.

Я стал бешено вырываться, но под рукой вдруг оказалась теплая, тугая грудь, почему-то уже обнаженная. Ослепила белизна простыни. Кто расстелил постель?.. С моим сознанием творилось что-то неладное. Оно будто стало озаряться стробоскопическими вспышками. Иркины груди… плоский смуглый живот… бисеринки пота… курчавая поросль… гладкость бедра… И вот уже – влажное горячее тепло… раскрытые жадные губы: «Еще… еще… еще!!!» И – толчки, толчки, толчки!.. Блаженство, сплошное блаженство – сладкой пульсацией по каждому нерву.