Запрещенная близость

– Меня зовут Спенсер. – Салютую ей пультом и сажусь на скамейку, вытянув ноги.

– Диана. Принцесса. Ша-а-арль, – язвительно напоминает известные ей клички.

– Хочешь, подкину еще парочку? – передергиваю плечами, показывая, что ни одна из них меня не задевает. – Эти уже приелись, наверное?

– Ни капли, – вскидывает бровь Милли.

– А как тебе Немо?

– Включи музыку.

– Сначала скажи мне, что происходит.

– Включи! – Она делает шаг, шумно ударив подошвой о деревянный пол. – На хрен. – Уже не такой громко. – Музыку!

– Попробуй заставь. – Уверен, она поддастся на провокацию.

Миновав оставшиеся пару футов одним резким прыжком, Милли цепляется за мое предплечье, тянет руку на себя и за доли секунды оказывается на моих коленях.

Я с легкостью освобождаюсь от ее захвата и поднимаю кисть выше. Милли стремительно реагирует, поднимаясь на ноги и прыжком доставая до моего запястья. Попытка его выкрутить заканчивается короткой потасовкой, где я успеваю вновь посадить Милли на колени и ответить щекоткой на отчаянную попытку меня укусить. В конце концов, она сгибает колени и упирается ими в мои бедра, после чего пытается вновь дотянутся до пульта, вплотную прижавшись грудью к моему телу. Я прекращаю борьбу и, сосредоточившись на ощущениях тела, расслабляю ладонь, из которой тут же выскальзывает пульт. Пытаясь поймать его, Милли отстраняется, тянется рукой вниз, соскальзывает с моих ног и падает на пол. Зато успевает схватить пульт.

Вскрикнув от боли, она хватается за лодыжку и от досады швыряет спасенным предметом в сторону.

Проследив за полетом ее трофея, я комментирую:

– И стоило ради этого так стараться?

– Придурок. – Она опускается на скамейку и осматривает лодыжку. – Из-за тебя я могла сломать ногу.

– Шутишь? – Я вскакиваю с места, сажусь на пол возле нее и быстро хватаюсь за правую ногу Милли.

Осматривая стопу, вожу пальцами по оголенной лодыжке и чувствую, как Милли замирает, в то время как сердцебиение в моей груди учащается, подстраиваясь под ритм, пульсирующий под ее кожей. Похоже, что перелома нет, но я без раздумий бросаю:

– Едем в больницу.

– Снова уколы?!

– Сначала сделаем снимок. Надеюсь, там ничего страшного, но пусть и так, зато мы будем уверены, что все хорошо. А если нет, хотя бы узнаем, как это лечить.

– Во всем виноват ты. – Она врезается кончиком пальца в мою грудь и прожигает взглядом, пылающим яростью. – Это же ты требовал у Сильвии Дэвис особые привилегии для меня. Мое участие было твоим условием, Чарльз! Но ты умудрился сказать, что это был спонсор!

– Ты говорила с Сильвией? – Вопрос риторический, Милли сказала все ясно.

– Какая разница?

– И думаешь, что я сделал это из жалости?

– Не знаю из-за чего, но ты это сделал.

– И что дальше? Откажешься? Или… поэтому пашешь, пока не свалишься с ног? – Сегодня еще и с моих. – Хочешь доказать, что достойна?

– А разве в этом есть смысл?

Я молча машу головой, но вижу, разочарование в ее глазах и разъясняю:

– На самом деле, тебе ничего не нужно доказывать. Я говорил это, чтобы разозлить тебя и заставить участвовать, а не жертвовать своим местом ради кого-то другого в команде.

– Ты чертов манипулятор!

– Я знаю. – И правда, зачем отрицать очевидное.

– Какая тебе разница, буду участвовать я или нет? – Ее злость смешивается с болью, когда Милли снова дотрагивается до лодыжки рукой.

– К-поп был единственным интересующим тебя направлением. И в танцы ты пришла из-за каверов. Успех в каверах был твоей целью, а, победив в конкурсе, ты наконец-то добьешься того, к чему шла.

Мою попытку все разложить по полочкам Милли встречает, недоверчиво щуря глаза и сжимая челюсти.

– Да ну тебя на хрен, философ, – она сдается не потому что согласна, а потому что нет сил спорить. – Помоги лучше встать и дойти до машины.

– Ты за руль собралась? С поврежденной ногой? Головой тоже ударилась?

– Ну и что ты тогда предлагаешь? Боль стихает, – ну да, я вижу… – до больницы доеду. Как-нибудь.

– Или врежешься в первый же столб, и тогда тебя эвакуирует скорая. – Я встаю, подхожу к Милли, успевшей добраться до кармана своей куртки, и протягиваю ладонь. – Просто дай мне ключи, я сяду за руль.

– Ты?? – Она смотрит испуганно, пряча за спиной кулак с порывисто сжатой в нем связкой. – С каких пор ты водишь машину?

– Полгода назад получил права. Наконец-то мне есть чем гордиться. Хоть эта попытка и была третьей, по крайней мере, я никого не угробил, пока сдавал практику.

– Правда, что ли? – Милли, кажется, забывает о боли в лодыжке, пока поднимается. – И что, ни один инструктор не пострадал?

– Хватит паясничать, одевайся и дуй на парковку.

***

– А ты неплох, – делает вывод Рамирес, когда, припарковавшись возле больницы, я глушу двигатель и отстегиваю ремень. – За время поездки мне ни разу не захотелось схватиться за сердце.

Я молча кошусь в ее сторону и киваю на дверь.

– До здания будешь нести? – рука Милли сжимает ручку, но дверь не открывает.

– А нужно?

– Если тебе не трудно. – Улавливаю в ее словах слабые ноты заигрывания, не свойственного нашим отношениям. Когда-то в них и такое было, но слишком давно, и, кажется, я забыл, как Милагрос Рамирес флиртует.

Но в мыслях не к месту мелькает воспоминание прошлой недели, и я не удерживаюсь от шпильки:

– Вряд ли это понравится твоему парню.

Милли открывает дверь и, прежде чем выйти, бросает в меня ответную:

– Так же, как и твоей девушке!

В приемной больницы мы ждем очереди около часа. Когда наступает время, набравшись смелости, Милли идет в кабинет одна, выходит уже с копией заключения на руках и без комментариев тянет меня на улицу.

Как я и предполагал, у нее легкое растяжение.

Пока мы идем по больничному коридору к выходу из приемного отделения как, я позволяю себе ненадолго прижать уставшую Милли чуть ближе, чем требует ее состояние.

– Придется на пару недель забыть о тренировках, – напоминаю, уже сидя в машине, чтобы желание Милли доказать, что она достойна места на конкурсе, не привело ее к необдуманным выходкам вроде сегодняшней.

– Сама знаю, не дура, – огрызается, вмиг обрастая колючками, как только контакт между нами разрывается.

– Желательно исключить любую активность, – продолжаю давать советы, о которых меня не просят.

– И не ходить?

– Ходить осторожно. На твоем месте несколько дней я бы тратился на такси. И взял костыль.

Милли закатывает глаза, но все же кивает.

– И не драться ни с кем?

Хочется так же, как и она три секунды назад, закатить глаза, но я лишь громко вздыхаю.

– И-и-и… сексом не заниматься?

– Нет, – рявкаю, избегая прямого взгляда.

– Совсем? – Она подбирается ближе. – Что, если я буду лежать на боку и не двигаться? А он… – прерывается с тихим вздохом и спустя секунды молчания шепотом добавляет: – пристроится сзади и…

Я, оглянувшись, встречаюсь со взглядом, в котором искрится веселье, и выношу вердикт строгим судейским голосом, впервые так сильно напоминающим моего отца:

– Две недели.

– Ну ладно…

К слову, восстанавливается Рамирес на удивление быстро. Уже через день она звонит мне с утра, чтобы порадовать новостью:

– Отек спал, и нога не болит!

– Это не значит, что стоит так торопиться и возобновлять тренировки.

– Можно хотя бы в конце недели, – Милли переходит к стадии торга. – Пожалуйста.

– Я не твой врач.

– А если мне разрешит врач? – В голосе проблеск надежды.

– Только если там все идеально.

Она довольно визжит и, попрощавшись, бросает трубку.

Но тем же днем, когда я провожу занятие в детской группе, ко мне звонит Сильвия.

– Почему я не в курсе, что твоя участница получила травму?

– Милли. Мою участницу зовут Милли, – бросаю я с раздражением, хотя не уверен, что сам упоминал перед Сильвией ее имя. – И там ничего серьезного.

– За четыре недели до выступления?

– Шесть.

– Из которых спокойно можно вычесть минимум три, пока она восстанавливается.

– У нее легкая степень растяжения без надрыва, врач советовал отдыхать две недели, но и сейчас она чувствует себя отлично.

– Или пьет обезболивающие, а тебе говорит, что все хорошо!

– Я был с ней в больнице, лично ходил на прием и говорил с врачом.

По правде, я говорил с ним на следующий день, когда прыткость Рамирес настораживала и меня, но Сильвии не обязательно знать все в подробностях.

– Я не рискну допускать ее к выступлению, – завершив предисловие, Сильвия переходит к тому, что и было целью звонка. – Мне нужны гарантии, а не предположения. В следующей тренировке заменишь свою Милли кем-то другим.

– И замена, я так понимаю, уже готова.

– Правильно понимаешь.

– А если я предложу заменить ее участником своей группы? – И не подумаю, но стоит послушать, что скажет на это Сильвия.

– У меня есть кандидатура получше.

– Не сомневаюсь.

Положив трубку, я эхом прокручиваю в голове последние несколько реплик нашего диалога.

Не сомневаюсь.

Уверен, что Сильвия просто нашла повод пропихнуть очередной свой талант, воспользовавшись травмой Милли.

Но еще я уверен в другом.

К выступлению на фестивале я подготовлю свою группу.

Глава 7

Милли

Первым, что мне хочется сделать, когда Сильвия Дэвис звонит и говорит, что я не поеду на конкурс из-за травмы, – это треснуть ногой по стене.

Все старания – и мои на протяжении полутора лет, и бедняги Спенсера, кажется, уделявшего мне в последнее время больше внимания, чем своей девушке, оказались напрасны. Мне за считанные минуты нашли замену, указали на дверь и рекомендовали не тратить время на то, с чем я «плохо справляюсь».

Без понятия, чем я не угодила этой стареющей стерве: возрастом, наглостью, длинным языком, или тем, что «запудрила голову одному из лучших преподавателей школы, и он перестал оценивать учеников адекватно способностям».

Черт возьми, слышать такое было приятно.

Я была бы не против запудрить ему голову хоть щепоткой волшебной пыльцы влюбленности, но у нас с Чарльзом не тот случай. Он прекрасно себя чувствует в паре с чудесной Субин, у которой фигура айдола в связке с лицом актрисы. А я неплохо теперь уже приспособилась жить, не занимая им треть своих мыслей.

Спорить с Сильвией я не вижу смысла. Отключив телефон, пританцовываю в душ, где больше часа пою любимые песни, фальшивя в полную мощь голосовых связок. Повезло, что никто из соседей не прибежал меня убивать и не вызвал полицию.

После душа, решив отвлечься от мыслей о конкурсе, я звоню Киллиану и на волне обсуждения азиатской кухни приглашаю его ужин. Он недолго ломается, ссылаясь на лень и то, что не голоден, но в итоге сдается.

У меня есть в запасе час до его прихода – за это время я успеваю сварить рис, подготовить начинку и скрутить роллы.

Все же я больше люблю традиционную японскую кухню и предпочитаю суши. Ничего лишнего, только заправленный рис, нори и морепродукты. Но раз Киллиан гость, я разрешила ему выбрать, и он попросил «Филадельфию», ролл с креветкой темпура и ролл с острым тунцом.

«Филадельфию» я готовлю в последнюю очередь. Я распаковываю сыр и вспоминаю, как Спенсер рассказывал, почему американская адаптация суши непопулярна в Японии. Дело не только в любви японцев к чистоте вкуса и минимализму, но и в том, что многие жители острова генетически не переносят молочное. Вот опять… Стоит мне прикоснуться к чему-то из наших общих воспоминаний, и я снова с болезненным наслаждением вязну в этом болоте.

В первые пару недель нашей со Спенсером дружбы я поражалась его внешней легкомысленности, за которой скрывался пытливый ум и умение точно распознавать эмоции собеседника.

С ним всегда было легко. Поначалу – общаться, смеяться, говорить ни о чем, позволять себе быть глупой. Позже – просто молчать, зная, что даже в безмолвии он тебя слушает и… слышит.

Отгоняю ненужные мысли, чувствуя, как подступают слезы. Нет, мне давно не больно, можно сказать, что я быстро справилась, но иногда с головой накрывает тоска, от которой хочется биться о стены.

Ладно, не так все и плохо. Ничему, что окажется тверже матраса, свою голову я не пожертвую.

Килл появляется у порога без звонка от консьержа. Он был у меня в гостях лишь однажды, а его не просто запомнили – пропустили, как если бы он ходил сюда каждый день.

– А я говорила, что ты понравился нашему Церберу, – хмыкаю я, прицениваясь к его образу.

Одет он, как и всегда, со вкусом: мне нравятся его черные джинсы без лишних акцентов и куртка из плотной кожи. Из-под наполовину расстегнутой молнии куртки выглядывает темно-зеленая водолазка. Из украшений – короткая серебристая цепь на шее, серьга и три каффы в ушах. А вот в губе Килла я в первый раз вижу пирсинг, но, присмотревшись, догадываюсь, что он фальшивый.

Я тяну к нему руку для приветствия, но делаю вид, что собираюсь потрепать волосы. Он с шипением уворачивается и бесцеремонно ныряет в квартиру.

– У тебя тут снимают обувь?

Зачем уточнять, если он здесь не впервые?

– Внезапный склероз? Или у Килла есть брат-близнец? Ходи, как удобно. В прошлый раз ты не спрашивал.

– Поэтому спрашиваю сейчас.

– Куртку лучше снимать, остальное уже по желанию, – бросаю, направляясь к кухонной зоне. – И пойдем есть, ужин заждался.

– Трусы тоже можно снимать? – доносится из коридора, как только я подхожу к блюду с готовыми роллами и хватаюсь за нож.

– Можно! – отвечаю, застыв на секунды, чтобы осознать: мысль о том, что он ходит без трусов по моей квартире, совсем меня не будоражит. Как и не веселят его странные шутки. – Только есть в этом храме вкусной еды все же принято, прикрывшись хоть чем-то. Кстати, уверен, что, когда прокалывал ухо, ничего не напутал?

– Уверен, поэтому и позволяю себе подобные шутки.

Весь ужин я ощущаю в воздухе странное напряжение, но никак не пойму, откуда оно.

Я не зациклилась на шутке Килла про раздевание, мы с ним как обычно болтаем, едим, обсуждаем последние новости моего универа и его работы – он фотомодель и подрабатывает в квесте по мотивам фильмов ужасов.

Он развлекает меня рабочими байками. Вспоминает в красках историю, когда гостья квеста, увидев Килла в костюме смерти, но забывшего натянуть маску, испугалась настолько, что грохнулась в обморок. Он же больше минуты пытался прощупать ее пульс, прежде чем позвал помощь.

– Счастье, что все обошлось. Только теперь я думаю, что отражение в зеркале сильно мне льстит, раз я чуть не довел девушку до смерти своим лицом.

– Ты ослепил ее красотой, – я закидываю в рот десятый кусочек ролла.

– Ты разве не на диете? – вовремя напоминает мне Килл, тыча в сторону следующего кусочка, на который уже нацелились мои палочки.

– Это была двадцатиминутная акция. – вспоминаю тот случай, когда мы забежали в кафе, встретившись между моими парами и его работой. – Тем утром мне померещилась на весах лишняя цифра, но к вечеру все пришло в норму.

– Как мало нужно для счастья.

– Угум, – киваю с наполненным ртом.

И даже посреди этой, казалось бы, легкой, задушевности разговоров я ощущаю, как вдоль позвоночника пробегают мурашки, окутывая ознобом внутренности.

Я слышу, как тикают стрелки настенных часов. Чувствую, как крутит низ живота и памятью обращаюсь к календарю, чтобы посчитать, когда ожидаются месячные. Даже грешу на некачественные продукты. Но, когда затянувшуюся тишину разрывает звонок, я вздрагиваю и резко встаю.

Молча, под взглядом Киллиана, полным недоумения, я быстрым шагом иду к двери и, не взглянув в камеру домофона, открываю.

– Привет, – улыбается Спенсер, протягивая вначале бумажный пакет и только потом вручая кое-что более ценное – букет из лаванды и роз.

Я знаю язык цветов и то, что олицетворяет лаванда – тоже. Душевное равновесие и пожелание поскорее выздороветь – именно то, что мне нужно сейчас.

– Знаю, что ты уже в курсе, и этот букет не в качестве утешения. – Он поднимает вверх обе руки. – Я пришел, чтобы просто проведать и пожелать тебе… Скорее поправиться.

– Думаю, после такого букета я поправлюсь намного быстрее, – улыбаюсь, умалчивая о том, что сегодня нога не болела, хоть я второй день не пила таблетки.

– М-м-м, – слышно реакцию Килла, оперативно выглянувшего в коридор. – Ты ждала его, милая, или просто проведать приходят без предупреждения?

Повернув к нему голову, я с раздражением, вызванным словом «милая», щурю глаза.

– Переигрываешь, – произношу беззвучно одними губами.

– Раз пришел, заходи, – Килл приглашающим жестом зовет Спенсера внутрь и исчезает в проеме.

Я, не оборачиваясь, чувствую, как за спиной все пространство потрескивает от электричества. Тот необъяснимый озноб напряжения, в котором еще недавно дрожали мои внутренности, стремительно превращается в жар. И от него мне хочется не окутать себя руками, а снять даже то, что на мне надето.

«Может, дело в прихожей?» – успокаивает меня Паулина. – «Здесь так жарко сегодня. И не спроста ведь Килл прямо у входа шутил про трусы».

– Не уйду, не дождешься, – еле слышно бурчит Спенсер, вешая куртку.

К приходу нового гостя мы с Киллом опустошили тарелки, поэтому, недолго думая и вдохновившись набором пирожных, гостинцем Спенсера, я предлагаю всем… чай.

– То, что у нас в гостях англичанин, не значит, что ты должна заваривать ему чай, – с нескрываемым удовольствием язвит Килл.

– У нас? – не остается в долгу Спенсер. – И давно ты сюда переехал?

– Представляешь, прямо сейчас.

– А хозяйка квартиры в курсе?

– Не хозяйка квартиры, а моя девушка, – Килл вытягивает губы трубочкой, отправляя серию поцелуев в воздух.

Мысленно окрестив его «идиотом», я иду ставить чайник.

Спенсер молча проглатывает реплику, содержание которой мне остается только угадывать, и с усилием расслабляет лицо, заставляя меня размышлять, чем он так недоволен.

У меня, что не может быть парня? Да, в то время, пока мы близко дружили, Спенс был единственным парнем, которому я уделяла столько внимания. Но он знал про Питера, и я не помню, чтобы при упоминании моих чувств к Паркеру, Чарльз ревновал.

Мысль, которую долгое время держала в голове, не давая ей оформится, вдруг становится пугающе ясной.

Ревность. Не знаю, откуда она взялась, и чем объяснить то, что Спенсер бесится при виде Киллиана, но мне ведь не кажется, что он ревнует?

Еще через пять секунд, заметив, как парни, сидящие за столом в моей кухне, метают друг в друга копья, пропитанные сарказмом, я понимаю, что видела нечто похожее раньше.

Я за столом. Утро воскресенья. По обе стороны от меня, скрестив руки, сидят парни. Один из них явно интересуется мной. Второй от чего-то меня защищает.

Могло ли быть так, что и тогда в словах и поведении Спенсера была не попытка спасти меня от ловеласа Хадсона, а обыкновенная ревность? Тогда мне самой было удобнее объяснить его поведение дружеской опекой, но теперь… теперь это выглядит иначе.

Сам-то он это когда-нибудь понимал? Бывает ли он настоящим в собственных чувствах, когда не пьян? Что, если в той ситуации, произошедшей с его школьной подругой, Спенс не осознавал, что она ему нравится, и просто сбежал от ответственности? Может, и мне «повезло», потому что ему было страшно попробовать чуточку больше, чем просто дружить?

В ту же секунду от осознания внутри вспыхивает жар. Я закипаю не просто от злости, а унизительной ярости, представив, что нравилась ему… и он все равно сбежал. Что, если я была испытанием, от которого он предпочел отказаться? Он мог испугаться чего угодно: ответственности, моего характера, самого себя.

Я пережила эту ситуацию и приняла то, что для Спенса была просто подругой. Смирилась с выбором в пользу красивой, удобной и предсказуемой Пак Субин.

Но если он, правда, хоть что-то ко мне испытывал – что-то за рамками дружеской привязанности – и не решился даже попробовать, клянусь, я просто… прибью его нахрен!

Как только об этом узнаю.

А чтобы узнать, я должна спросить прямо, правда? Что сделать для этого? Снова напиться для храбрости?

Плохая идея, Рамирес. Пора бы уже научиться быть храброй со Спенсером без алкоголя.

Дождавшись, когда закипит чайник, иду заваривать чай с бергамотом.

Да, я настолько жалкая, что через две недели после того, как Спенсер забыл дорогу до моей квартиры, купила заварочный чайник, натуральный цейлонский чай и фарфоровый сервиз. Оказалось, что, если заваривать чай правильно, удовольствие от него не меньше, чем от зернового кофе.

– Кстати, недурно, – Килл жеманно причмокивает, отпивая глоток из чашки, и, выставив мизинец, демонстративно машет им перед Спенсером. – В чем-то вы, англичане, знаете толк. Помимо игры в соккер.

– В Англии это футбол.

– Парень, но ты не в Англии, – скалится Килл, раздражая улыбкой не только Спенсера, но и меня. – У нас в футбол играют настоящие мужчины, а не хрупкие барышни.

Внешне Спенсер держится невозмутимо, не поддаваясь на провокации. Я не знаю, чего добивается Килл. Это ради спортивного интереса или способ заставить Спенсера дествовать? Но в ответ на мой прожигающий взгляд – я надеюсь, что именно таким он и кажется, – Килл подмигивает и посмеивается в чашку.

Тишина смешивается с неловкостью.

Не дождавшись, пока чай закончится, наливаю по второй чашке каждому.

– Он не хочет уйти? – пропевает с издевкой Киллиан, что подстегивает Спенса, и тот решает перекочевать на диван вместе с чашкой.

Минут через пять я уже чувствую себя третьей лишней, и, не допив второй чай, встаю из-за стола, чтобы пройтись до раковины и помыть посуду. Стоя у раковины, прислушиваюсь к ощущениям в поврежденной ноге, двигаю по сторонам, слегка приседаю – будто ничего с ней и не было. Зато танцевать мне теперь нельзя.

Но это в теории. И по совету Сильвии Дэвис. Но когда это меня волновало мнение Сильвии?

– Скучно. – Я оглядываюсь по очереди на своих гостей и с грохотом опускаю в мойку посуду. – Не знаю, как вы. А я еду в клуб.

Что ж, с возвращением, Милли Рамирес.

Глава 8

Спенсер

Не знаю, быть может, кто-то нажал волшебную кнопку, ускоряющую ход времени, но я не заметил, как пролетело почти два часа. По ощущениям я моргнул-то всего пять раз, а невинное предложение Милли выпить чай у нее на кухне вылилось в струю текилы, падающую прямиком в ее горло с третьей по счету рюмки.

А я ведь приехал к ней, чтобы рассказать о планах собрать свою группу для конкурса…

Быстро спившийся Киллиан вызвал такси еще два трека назад. Милли его не останавливала, Киллу вообще было насрать на прыткость своей девушки, чья активность сегодня бьет все рекорды.

Мы успели зажечь на танцполе, куда Милли ринулась с первых секунд появления в клубе, с криком, что здесь ее точно никто не осудит и не запретит выступать, прямо в лоб окрестив бездарностью.

Я побежал вслед за ней, переживая за поврежденную ногу, которой еще как минимум десять дней нужен покой.

Крутился вокруг нее как косорукий телохранитель, трижды въехал кому-то в бок и чуть сам не получил в ответ. Делал вид, что пляшу как дебил, а на деле носился с дикаркой Милли как долбанная наседка.

Киллу же с первых секунд было похер на то, что она делает. Еще дома, пока Милли ускоренно собиралась, не стесняясь светить перед нами нижним бельем, этому бойфренду года было насрать.

Его не трогало то, что она полуголая скачет козой по квартире, пока я стою в немом шоке, пялюсь на вроде как его девушку и пытаюсь не слишком громко глотать слюну.

Ему было плевать, что в машине я отправил его назад, пока сам занял водительское сиденье и посадил на пассажирское Милли.

В клубе он просто направился прямиком к бару, со словами: «Я не танцую, мне тут ловить нечего».

Когда вдоволь натанцевавшись, Милли схватила меня за руку и потянула составить компанию Киллиану, он как раз поднимался с барного стула, чтобы, цитирую: «Мне бы поссать и поспать. Завтра рано вставать».

– Смотри, не перепутай последовательность! – не удержавшись метнул я дротик вдогонку, когда он, не торопясь, поплелся к выходу.

Так мы с Рамирес и оказались вдвоем у барной стойки. Я не рискнул заказывать ничего крепче «Дайкири», предусмотрительно попросив бармена уменьшить в два раза порцию алкоголя в коктейле.

– Что, больше не пьешь? – Милли отодвигает рюмку, кивая на мой опустевший бокал. – Боишься контроль потерять?

Боюсь, чтобы потерять контроль, сейчас мне и алкоголь не понадобится.

– Я твой водитель, забыла?

– Да брось, – отзывается с хриплым смехом, прокатившимся по моему телу сгустком кипящей энергии. – Ты же знаешь, как можно решить эту проблему…