Запрещенная близость

Только в этот раз нам, как никогда, везет.

– Собираемся потихоньку и по домам. У меня совещание, – отрезает он коротко и шагает к двери, не отрывая взгляд от телефона.

После того, как за Спенсером закрывается дверь, мы с сомнением переглядываемся, тихо встаем и по очереди ползем в душ.

Глава 3

Спенсер

– Ты решил, кого академия подготовит на фестиваль в мае?

Академия подготовит.

Ну конечно же.

Я с трудом подавляю в себе желание растянуть губы в усмешке.

Если представить академию именно в том составе, который я вижу перед собой, сидя на совещании, то на фестивале у нашей команды нет ни единого шанса.

Идея создать группу узкого направления была моей. Первые месяцы я занимался с ними бесплатно, на чистом энтузиазме, подогреваемом увлеченными взглядами и эмоциями моих ребят. Уроки мы проводили в то время, когда половина залов в школе пустует, аренду платили общими силами.

И только месяц назад Сильвию Дэвис вдруг заинтересовало наше направление. Оплату аренды урезали на пятьдесят процентов, а как только она узнала про конкурс, процент снизился и на оставшиеся пятьдесят.

Что касается самой группы: поначалу, а изредка даже сейчас, в команде бывают конфликты, но я стараюсь распознавать первые же их признаки в коллективе и разруливать все, используя открытое обсуждение.

– Тут решать нечего. Вся наша группа поедет на конкурс в полном составе.

– Песню выбрали? – уточняет Сильвия.

– Выбрали. И уже разучиваем, – я говорю уверенно, хоть догадываюсь, к чему ведет разговор.

Мы сидим в просторном зале для совещаний. За спиной Сильвии половина стены украшена обновленной эмблемой академии. Голубой неон букв отражается в темном стекле круглого стола, за которым сидит восемь человек: кроме Сильвии и меня, здесь еще пять хореографов и секретарша, которая неизменно присутствует на совещаниях и ведет протокол, из-за чего я ловлю себя на ощущении, что пришел не в академию танцев, а в зал суда.

– В полном составе? – встревает один из новичков-хореографов. И, по-моему, это первый случай, когда я никак не запомню имя. Он сидит, облокотившись на стол, и раздражающе крутит карандаш между пальцами. – У вас разве не танец того популярного бойз-бэнда, номинантов на «Грэмми»? Насколько я помню, там семь человек. А в твоей группе восемь.

Слева от него сидит Джулия, главный хореограф и по совместительству режиссер-постановщик большинства конкурсных работ. Она молча слушает наш разговор, хмурит брови, стучит пальцами о поверхность стола и, вздохнув, устремляет взгляд в свой блокнот, где рисует что-то похожее на расстановку фигур на сцене.

– Сократить до семи, – спокойно, но решительно произносит Сильвия. Она сидит во главе стола, руки сложены на планшете, голос ровный, почти отстраненный. – Каждый лишний в хореографии, требующей стопроцентной точности, может испортить общее впечатление.

Я хочу возразить, но Сильвия не дает мне времени, продолжая:

– Заменить половину участников. – Она делает паузу и оглядывает всех присутствующих, будто ждет реакцию. – В любой группе есть слабые звенья. Мы должны победить и тем самым привлечь внимание к другим направлениям академии. А значит, всех, кто тянет команду назад, убираем.

Джулия снисходительно хмыкает, явно не разделяя энтузиазма Сильвии, но предпочитает не вмешиваться.

– На время, конечно же. Как только закончится конкурс, группа вернется в прежний состав. – пожимает плечами Дэвис. – Я приняла решение. Это не обсуждается.

Не обсуждается что? Состав нашей группы? Еще бы он обсуждался с теми, кто не имеет к ней отношения.

– А если я откажусь?

– Тогда вы не сможете здесь заниматься и выступить на фестивале от академии. А, значит, у вас будет меньше шансов на победу.

Вот со вторым аргументом я бы поспорил. Но есть другое – если откажемся, нам придется уйти из школы, потому что это не блеф, и Сильвия не из тех, кто оставит нас в покое. Это сценарий, отточенный ею годами. Не впервые Сильвия в одиночку формирует состав группы на конкурс, игнорируя мнение хореографов и учеников. Только в этот раз она в курсе, что никто лучше меня не подготовит команду – лишь поэтому идет на уступки.

Я задерживаюсь в кабинете в конце совещания. Дверь едва успевает закрыться вслед последнему, кто мешает нашему с Сильвией разговору с глазу на глаз, как она поднимает взгляд от экрана планшета. В голове лихорадочно кружатся варианты, как же мне сохранить команду в привычном и, главное, полном составе.

– Даже не начинай, Спенс. Я не отправлю на конкурс всю твою группу. – начинает она с ноткой усталости, но без тени сомнений. – Я предложила бы подобрать песню другой группы – слышала, что в к-поп есть и такие, где в составе больше десяти человек, – но в конкурсе есть ограничение по числу участников. Так что это не вариант.

Взгляд Сильвии возвращается к картинкам, мелькающим на экране планшета, а пальцы левой руки едва заметно указывают на дверь.

Стиснув челюсти, я понимаю, что заведомо проиграл в этом споре, но уйти, согласившись с ее условиями и не выдвинув никаких ответных, для меня неприемлемо.

Игнорируя ее жест рукой, я продолжаю:

– Вопрос мы решим. Раз ты уверена, что в моей команде есть слабые звенья, устроим баттл между моими ребятами и твоими лучшими. Подозреваю, что в результате ты все равно выберешь своих фаворитов, но это хотя бы будет твое решение. Условие у меня другое: независимо от результатов оставить в команде участницу, которую я назову.

– И в чем же проблема выбрать эту участницу самому?

– Подозреваю, с моим выбором она не согласится.

Я упорно выталкиваю из головы мысль, почему так хочу сохранить место за Милли.

Это длилось всего два месяца, осознал я еще позже, за пару недель до памятной вечеринки. Все должно было отболеть и зажить, но я чувствую за Рамирес ту же ответственность, что и полтора года назад, когда мы впервые пришли на урок танцев. Вспоминаю тот день, когда Милли закрылась в ванной после моего танца и ревела, уверенная в своей никчемности. Убежденная, что у нее никогда не получится танцевать, так же как выступающие в известных кавер-командах. Я пытаюсь убедить себя, что причина только в ответственности, но внутри скребется сомнение: а не потому ли я так яро о ней беспокоюсь, что те чертовы чувства никуда не делись?

Как бы ни было, я не могу ее отпустить. У нее наконец появился шанс проявить себя – победить на соревнованиях именно в том направлении, из-за которого Милли пришла на танцы.

Да, это непрофессионально, и я мало чем отличаюсь от той же Сильвии, но моя совесть упорно молчит. Я оцениваю способности Милли объективно и знаю, что она сейчас уверенно тянет на место в тройке сильнейших.

– Ладно, оставим твою участницу, – быстро соглашается Сильвия. – Но никакого баттла. Хочешь, я объявлю, что сделала выбор сама? Без твоего участия. Ровно половина твоих ребят. И трое моих кандидатов. Здесь я тоже пойду на уступку – на одно место больше – ради твоей девочки. – Ага, делает мне одолжение, о котором напомнит в удобный момент. – И не забывай: вашу поездку, костюмы и репетиции оплачивает академия.

– Можно подробнее про репетиции? Я больше года работаю с группой бесплатно, ты хочешь оплачивать мои часы?

– Ты пользуешься моими классами на безвозмездной основе. Откуда мне знать, бесплатно ли это на самом деле…

Да что она, на хрен, несет?

– Я пользуюсь безвозмездно последние полтора месяца. К чему этот цирк? Сказала бы сразу, что тебе позарез нужно три места для очередных бестолочей.

Возможно, мой грубый выпад несправедлив по отношению к ее протеже, и в этот раз среди них нет откровенных бездарей. Но иногда и у меня могут быть взрывы эмоций из-за несправедливости.

– Ну не такие они и бестолочи, – бесстрастный ответ деловой машины.

Ее не интересует, насколько хорошие в нашей команде ребята, потому что у Сильвии есть свои претенденты.

И скорее всего, они из числа тех самых звезд соцсетей, у кого на аккаунтах по сотне тысяч подписчиков, а то и по несколько миллионов.

В этой школе, как и везде, где главное – заработать побольше, – все решают знакомства и связи. Один друг тянет другого, и чем ты популярнее, тем больше у тебя нужных друзей. Сильвия нацелена продвигать тех учеников, чьи соцсети уже набрали обороты. И не только потому что ей важна их аудитория. Она ждет, что за ними подтянутся спонсоры и реклама.

Она играет по-крупному, и сейчас я не могу ей достойно ответить. По крайней мере, пока не придумаю, как зайти с другой стороны.

Итог разговора с Сильвией не тот, которого я ждал. Она отказалась от баттла, и я понимаю, что сделаю хуже, позволив ей выбрать ребят для конкурса наугад. Поэтому следующим вечером, на очередном занятии группы, я все же решаю сам рассказать об изменениях среди участников, выступающих на фестивале.

Милли опаздывает на шесть минут. Не помню, когда за последние несколько месяцев она приходила так поздно. Я догадываюсь, что в конце моего разговора с группой она станет главной мишенью для выплеска негатива ребят, и мне хочется отчитать ее за опоздание. Пока я пытаюсь включить Милли в число тех, кто прошел отбор, она делает все, чтобы я почувствовал себя виноватым перед остальными ребятами за сделанный выбор.

– Проходи. – Я киваю на место в правом краю передней шеренги.

Милли чуть дольше задерживает на мне взгляд, в котором я замечаю немой вопрос.

Я прикрываю глаза и кивком показываю на ее место.

Мы, как и раньше, понимаем друг друга без слов, общаемся взглядами, жестами и мимикой. Молча поддерживаем друг друга и так же без слов выражаем иные, более яркие чувства.

Например, обиду. И гордость, которая так и сквозит в том, как Милли отбрасывает за спину волосы, выпрямляется, прибавляя себе не меньше дюйма роста, и пружинит прямиком к месту Лукаса.

– Подвинься. – Она указывает парню на место справа. – Сегодня я здесь.

– Но… – тушуется Лукас, переводя взгляд на меня.

Я прячу улыбку в уголке рта и молча киваю.

– Вставайте там, где вам хочется. Придется на время отвлечься от танцев. Прежде чем начать репетицию, я хочу обсудить кое-что другое, – откашлявшись, я продолжаю: – Наше выступление на фестивале каверов.

Ребята все как один настораживаются. И, быстро переглянувшись между собой, возвращают взгляды ко мне.

– Сильвия требует половину мест в заявке от академии. Для кого требует, думаю, и так понятно. Иначе нам запретят репетиции в классах и не оплатят костюмы и остальной реквизит для выступления.

– Какого хрена? – рявкает Грег, пока остальные пытаются переварить информацию. – Они хотят дать нам пинка под зад? А ничего, что мы сами собрали группу, и с нулевой поддержкой от школы добились крутых результатов? Сейчас мы у всех на слуху и это только наша заслуга!

– С той частью, где мы «у всех на слуху», ты погорячился, – встревает обычно хранящий молчание Итан. – Тридцать тысяч подписчиков – это не так уж и много. Есть команды, которые набирают полмиллиона. У того же Спенсера на личном аккаунте их около ста тысяч.

– Да какая разница! Мы не так давно активно ведем соцсети. – Грегори крутит головой в поисках поддержки. – Почему нас хотят разделить? Может, происки конкурентов?

– Это требование Сильвии, у которой свои финансово-политические интриги, – честно признаюсь я, не скрывая иронии. – Остается только мириться и искать способы сделать по-своему. Пока мне придется отсечь, – на последнем слове я морщусь. – половину. Вторая часть группы останется на подхвате. Вы будете так же ходить на общие тренировки, но сложно сказать, получится ли в итоге выбить места для всех. Попробую что-нибудь придумать.

– И кто эти четверо? – сложив руки, интересуется девушка с неоново-синим каре и бледно-зеленой челкой – Ванда.

– Давайте кидать жребий. – Рамирес окидывает меня проницательным взглядом.

– Жребия не будет. Я уже выбрал. На конкурс пойдут… Самые слабые.

– Слабые? – отзываются голоса стройным хором.

– Что это значит?

– Почему слабые?

Потому что стратег из меня тот еще.

Идея возникла спонтанно, еще вчера, после разговора с Сильвией. И, судя по безумию, которым от нее веет, родилась в моей голове от отчаяния. Но чем дольше я ее обдумывал, тем больше она мне нравилась. Это был единственный способ и сохранить костяк команды, и поставить Сильвию в неловкое положение. Я решил, что, если от нашей команды выступят слабые, протеже Сильвии на их фоне покажутся еще менее убедительными.

Я осознаю, что вызову шквал недовольства. Мало того, что, выбрав слабых, вероятно, задену их чувства. Но хуже, что на мою голову обрушится негодование сильных участников, оставшихся без возможности выступить на фестивале и выиграть главный приз. А он там без преувеличения стоящий – месяц учебы в хореографической студии при крупном агентстве в Сеуле. Поездка с оплатой билетов, питания и комнаты в хостеле.

Я представляю себя на их месте. Что, если бы мой наставник, решив выделиться, отстранил меня, лучшего ученика, от участия в конкурсе? Да я бы послал и такого наставника, и школу, в которой приветствуется подобное.

– Вы специально, чтобы в группу попала Рамирес? – фыркает Ванда.

– Кто сказал, что я слабая? – ведет бровью Милли. – Мне кажется, Спенс, наоборот, пожалел тебя.

– Рамирес у нас в тройке лидирующих по результатам. Последние два месяца я ставил ее на переднюю линию не как слабую, наоборот, как одного из лучших танцоров группы. Она превосходно чувствует музыку. И у нее самый сильный рост при минимальных затратах времени. Но… – Уж если лажать, так по-крупному. Еще одно безумное решение, о котором я пожалею, но предпочитаю почувствовать всю силу гнева команды на себе сейчас. – В группу она попала бы при любом раскладе. Не из-за своих достижений, а из-за спонсирования.

На каждом лице, кроме блаженной физиономии Лукаса, отражается недоумение или злость, приправленная отвращением. Едва посмотрев на Рамирес, я чувствую, сколько усилий мне стоит вдохнуть под тяжестью ее взгляда.

– Ты охренел? – Кулаки Милли сжимаются. – Какого спонсирования?

– Один из спонсоров, с которыми работает Сильвия, твой однофамилец.

Выдумываю на ходу. Хоть и осознаю, что делаю хуже, уничтожая те крошечные ростки уважения, которого Милли добивалась от группы последние полгода.

Но я хорошо изучил характер подруги, пусть мы и не дружим так близко, как раньше. Знаю ее убеждения. Уверен, что это единственный способ заставить Рамирес участвовать, когда половина группы осталась без места.

– Мой папа тут не причем!

– Я в курсе. Но Сильвия так не думает. Поэтому попросила оставить тебя среди участников.

– Скажи ей, мне это нахер не сдалось! – Она добирается до меня в три коротких шага. С силой толкает в грудь, заставляя пятиться. – Я не собираюсь участвовать в конкурсе такой ценой!

А я не хочу признаваться в том, что ищу тысячу и один способ держать тебя рядом с собой. Поэтому и придумываю тупейшую из возможных причин, чтобы ты осталась сама.

– Тогда покажи, что ты стоишь десятерых! – Я повышаю голос, шокируя большую часть группы. – Тренируйся как не в себя, ходи на занятия с личным инструктором, а не устраивай еженедельный тест-драйв молодых танцоров. Если нужно, ночуй здесь! Докажи!

В комнате воцаряется тишина. Мы с Рамирес тяжело дышим и смотрим друг другу в глаза, не моргая.

Еженедельный тест-драйв молодых танцоров?

Внимание, класс. Только что вы услышали, как звучит ревность.

Боковым зрением я замечаю, что Харви и Мередит стоят, приоткрыв рты. Секунды спустя кто-то покашливает. Рамирес неторопливо мигает, медленно переводит взгляд в сторону ребят и поджимает губы.

– А знаешь… Если ты вспомнил про спонсора, чтобы я отказалась…

– Кто знает, – улыбаюсь я, отзеркалив ухмылку на губах Милли.

Сердце колотится в бешеном ритме, стадо мурашек ползет по рукам, и, окутав все тело, пробирается из-под воротника футболки прямиком к голой шее.

К счастью, мы с ней стоим на расстоянии от ребят и вряд ли им видно реакцию моего тела. Милли же гипнотизирует меня взглядом. А я что? В ответ я разглядываю ее с таким же вниманием к каждой детали, пользуясь редким шансом.

– Пожалуй, я так и сделаю, – тряхнув головой, Милли идет прямиком к выходу за моей спиной, и по пути задевает плечом мою руку. – И кстати! – добавляет она, прежде чем исчезнуть за дверью. – Молодые танцоры меня ничему не научат. Поэтому, Чарльз, можешь забыть про свои выходные. Я не собираюсь отказываться от такой возможности.

Я стараюсь не дать лицу треснуть от широкой ухмылки – все-таки нужно держать образ. Равнодушно ловлю взгляды ребят: все семеро явно впечатлены. От былой неприязни к Рамирес, кажется, нет и следа. По крайней мере, сейчас.

– Простите, ребята, но как бы вас это не злило, танцую я лучше, чем большинство в группе, – не сдается Рамирес, получив заряд недостающей уверенности и наконец-то реально оценивая свои силы.

– Да знаем мы, – салютует ей Грег, поддержка которого удивляет еще больше, чем интерес во взгляде колючки Ванды.

Кто-то из задних рядов все еще хмурится, но большинство смотрит с интересом. Тут даже самые ярые скептики впечатлены ее готовностью отстоять себя.

– Ты просто огонь, Милли, – добавляет Лукас, и в его голосе слышен восторг.

Кажется, парень только что создал себе кумира.

Милли

Танцы – далеко не единственное мое хобби.

Впрочем, кулинарные курсы, где я появляюсь два раза в неделю, – это почти профессия.

Позапрошлая осень запомнилась мне не только событиями, разбившими сердце, но и тем, что помогло его склеить. Пусть средство и было сомнительным, но именно кулинарная школа уберегла меня от идеи взять паузу в учебе или, что хуже, сменить университет. Я проводила здесь все свободное время. Забросив танцы, я погрузилась в ускоренный курс. Готовила без остановки, поправилась на двенадцать фунтов11. Правда, по сути вернула тот вес, что потеряла из-за нервных срывов.

Могла ли я за пару месяцев до случившегося подумать, что безответные чувства закончатся для меня стремительно сброшенным весом, клочьями волос на подушке и тусклым цветом лица?

Или что я начну пропускать первые пары, пытаясь спрятать отеки век после веселых ночей в страстных объятьях мокрой от слез подушки?

Все это казалось мне невозможным. Далеким, как происходящее за сотни галактик отсюда.

Из шестнадцати месяцев, проведенных в кулинарной школе, шесть ушли на базовый курс. Дальше я брала курсы покороче, чтобы углубленно изучать кухни разных народов мира.

Я долго откладывала корейскую кухню, считая, что это разбудит ненужные воспоминания, но месяц назад твердо решила заняться всем тем, что мне нравится, не озираясь на общие интересы со Спенсером.

Ведь в первую очередь это мои интересы!

Сегодня у нас полчаса теории и полтора – практики. Наш преподаватель, мистер Таммен, сидит за столом в окружении ингредиентов для будущего кимчи и листает слайды на ноутбуке.

– Кто-нибудь знает, какой ингредиент в кимчи считается незаменимым?

– Капуста! – доносится голос девушки с заднего ряда.

– Вы никогда не ели кимчи из огурцов? Или из редьки? – мягким голосом уточняет преподаватель.

– Острый перец?

– А как же белый кимчи? Кимчи из редьки?

– Чеснок?

Услышав последнее, морщусь, вспоминая, как сильно его не люблю.

Но самое странное, что чеснок в кимчи я переношу спокойно, хоть и в небольших количествах. Возможно, за счет того, что остальные ингредиенты перебивают его остроту и вкус.

– Именно, – торжественно поднимает кулак мистер Таммен, который ни разу не азиат, и тем более не кореец.

Но нет, я не навешиваю ярлыки и не сужу человека по происхождению, вере и внешности. Просто все его предыдущие лекции по готовке слишком сильно напоминали туториалы с «YouTube».

И, видимо, я оказалась права.

Потому что я пробовала кимчи, приготовленный без чеснока. Спенс приносил мне его прошлой весной. Тогда я слегла с простудой, и он впервые за долгое время появился в моей квартире. Правда, в компании Сэм и Алекса, но сомневаюсь, что он решился бы сделать это без их подсказки.

Зато о кимчи, приготовленном без соли, я никогда не слышала. В рецепте любого кимчи используется рассол, смягчающий овощи.

– Что насчет соли? – половина группы оборачивается на прокуренный голос моего соседа.

Таммен теряется на секунды и, споткнувшись о мой взгляд, нервно улыбается.

– Подловить не удалось, – смеется мужчина чуть громче, но все так же нервно. – Хотел вас проверить, но вы оказались умнее.

– Умнее, чем вы? – продолжает смущать его парень.

Я оборачиваюсь к нему с интересом. В изумлении вытягиваю рот и удерживаю на месте руки, чтобы не поаплодировать.

– А ты крут, – говорю парню тихо.

Минута неловкого молчания заканчивается и мистер Таммен, сделавший вид, что последняя фраза была не по его душу, продолжает лекцию.

Стоит отдать ему должное, в практике он божественен. Поэтому я бы советовала ему снимать блоги и набирать подписчиков, а не рассказывать о теории приготовления с видом профессионала.

– Я три года учился в Корее и знаю, как нужно готовить кимчи.

Я удивляюсь еще сильнее.

– Тогда… – я веду пальцем по воздуху, огибая пространство класса, – что ты здесь… делаешь?

– Но я был слишком ленивым, чтобы изучать рецепты чего-то еще, кроме кимчи.

– Милли, – протягиваю ладонь.

– Вот так сразу? – он тянет в ответ свою и окидывает меня долгим взглядом, прицениваясь. Но я таких взглядов видела в жизни столько, что понимаю, когда собеседник серьезен, и когда в нем сквозит ирония.

– Угомонись, я вижу, что не в твоем вкусе, – хмыкаю, кивнув на кольцо в его правом ухе.

Примитивный, но действенный способ показать девушке, где дорога открыта, а где можно и не пытаться.

– Почему же, – открыто улыбается он. – Ты очень даже в моем вкусе. Просто не в том, который большинство закладывают в отношения между парнем и девушкой. Я, кстати, Килл.

– Тогда будем дружить? Килл.

Ты, кажется, повторяешься, Милли.

Да, именно с этих слов началась самая крепкая дружба в моей жизни, но то было в детстве и дружбу я предлагала девчонке, а не сексуальному парню. Будь у него хоть серьга в правом ухе.

– Только если ты не надеешься стать для меня той самой, ради которой я пересмотрю свои взгляды.

– Да ну тебя, – я машу рукой и ради приличия перевожу взгляд на преподавателя. – Я, конечно, по своему хороша, но не настолько, чтобы отбить тебя у того, ради кого ты носишь кольцо.

Глава 4

Милли

– Не забыла про день рождения Алекса?

Я сверяюсь с датой на телефоне. До дня рождения Хорнера еще две недели, но за последние полтора месяца Сэм напоминает о нем в третий раз.

– Боишься, что не куплю подарок?

– Тебе можно приходить без подарка, главное притащи себя. Желательно трезвую.

Я прикрываю глаза и поджимаю губы, но вспоминаю, что подруга не видит мое лицо.

История прошлого дня рождения Алекса, куда я пришла, подогретая смесью успокоительного и «Мартини» – для храбрости, кочует по универу по сей день.

Тогда он собрал около тридцати ребят с курса в аутентичном баре недалеко от набережной. И все бы, возможно, забыли, что я появилась на вечеринке уже пьяная, не притащи я с собой еще и бутылку… Причем, вина за ту выходку лежит не только на алкоголе. В желудок попало не так много выпивки, чтобы мой разум ушел на каникулы. Все просто: я испугалась своей реакции на приглашенных туда же Спенсера и Субин и… подстраховалась.

Но все оказалось зря – Чарльз на день рождения Хорнера пришел без подружки. И, продержавшись там чуть больше часа, укатил раньше, чем я появилась как супергерой-алкоголик, прикрывшись щитом в виде «Martini Bianco».

– Макдугал, прости, звонят по второй линии. – Я возвращаю взгляд на экран, услышав характерные гудки.

– Макдугал? – вскидывается Сэм. – С чего бы? Колись, это за просьбу прийти трезвой?

– О-окей. – Смотрю на имя, высвечивающееся на телефоне, и быстро капитулирую. – Сэмми.

– Рамирес!

Ну да, называть по фамилии безнаказанно в нашем дуэте позволено только ей. Впрочем, мы так привыкли, но иногда показать коготки хочется и мне.

– Бай-бай, – я ретируюсь, оставив Саманту бурчать в выключенную трубку, и тут же отвечаю на звонок Спенсера.

– Дай угадаю, – с ходу смеется он. – Я помешал вашей болтовне с Макдугал?

– Вопрос риторический, только одна поправочка: она не хочет, чтобы к ней обращались по фамилии. Подозреваю, что это способ отвыкнуть от девичьей, чтобы потом было легче воспринимать фамилию мужа.

– Они женятся? – кажется, удивляется не один только Спенсер.