Последний Оазис

Когон пригнулся, скрываясь за кучей строительного хлама, но взгляда с эльфа не отвел. Проговорил только:

– Ты меня вытащил, Ильсо, я это не забуду, но если ты предашь…

Когон пихнул его в плечо, Ильсо не отреагировал. Тот повторил, и эльф, будто с неохотой, парировал:

– Я увел твое племя за реку, Когон. Если для дружбы этого мало, скажи.

Этель ощутила себя лишней и неуверенно покосилась на змеелюда. Но тот будто не слышал разговора, продолжая контролировать главные ворота.

В противостоянии взглядов выиграл Ильсо: презрительно хмыкнув, орк повернулся к стене и небрежно бросил:

– Караул сменится не позднее, чем через час, стража измотана. Надо успевать уйти сейчас.

– Чтобы не вызвать шума, надо подойти ближе, – холодно заметил Ильсо. – И не попасться. Желательно.

– Мы разделимся, – наконец подал голос Вайсшехх, и Этель даже немного успокоилась, будто этот змеелюд из темницы был самым родным. Не только за последние дни ее заточения, а вообще – в жизни.

От этой мысли кожа пошла мурашками, и на лбу выступил пот: получается, с переменой власти в городе многие змеи и верные им люди сейчас складывали свои головы на плаху, а она не потеряла ничего?

– Рабы на тебе, – кивнул Ильсо. – Уводи своих, мы нагоним тебя в Долине Нищих. Мы с Когоном разберемся со стражей.

В этот момент Этель решила, что у нее есть выбор: сжаться комком, притвориться сиротой и ждать, когда ее найдут стражники нового Императора, или бежать из города со странной компанией, где каждый говорил о своем, а о ней никто и не вспомнил. В неизвестность.

Но она ошиблась: выбора не было. Об этом сообщил Когон:

– Ты, – он ткнул на нее крепким, покрытым венами пальцем, – пойдешь вперед и выманишь на себя стражу. Ясно? Если попробуешь сбежать, умрешь. Ильсо – меткий стрелок. И быстрый.

Словно в подтверждение его слов эльф достал лук и взял прицел перед собой – на разрушенную стену, не на Этель. Но она почему-то была уверена, что орк не врал. И потому приросла к земле от страха.

Могучий красно-рыжий хвост Вайсшехха прошелестел возле ее ног, но змеелюд вдруг обернулся и впервые после освобождения обратился к ней:

– Стража тебя не тронет, девочка. Так же, как меня не тронут свои. Скажешь, что осиротела, они поймут и обязательно раскроют защиту…

– Мы же… увидимся еще, господин Вайсшехх? – только и смогла прошептать Этель, в порыве подбежав к змеелюду, но не решаясь обнять.

– Если поможешь нам уйти…

Его узкие зрачки расширились, а затем будто вовсе пропали. Змеелюд развернулся и, лавируя между обломков разрушенных домов, скрылся где-то в стороне от стены. Ждал знака – поняла Этель.

И пошла. Не спросив ни орка, ни эльфа – сама. Потому что впереди была свобода, позади – разрушенный город, а рядом незнакомцы, которые ее спасли. И, кажется, даже обращались лучше, чем господин Ди Форсун.

Пройдя пару шагов, она остановилась и глянула на каменные руины. Теперь вся граница города представляла собой будто древние развалины, где проходили раскопки. На самом же деле прямо перед ее глазами две кучки рабов-змеелюдов восстанавливали разрушенное полотно стены. Люди-надсмотрщики устало подгоняли подопечных. Казалось, под палящим солнцем им было совершенно все равно на то, что происходит у них под боком.

Несмотря на высокую выносливость, пленные змеелюды сновали устало, не глядя ни друг на друга, ни на своих надзирателей. Они были обречены или на вечное рабство, или на эшафот и не знали, что именно она – Этель – имеет возможность их спасти.

Сделав шаг, она воскликнула и картинно упала возле куч с хламом, как и было сказано. Стражники клюнули. Перебрасываясь между собой смешками – вряд ли рассчитывали на что-то серьезное, – подошли к ней. Один остался чуть поодаль, судя по командам пленникам – следить за стеной. Но именно его и настигла туго натянутая стрела эльфа. Когон вынырнул откуда-то сбоку и снес с ног ближнего. А затем, подхватив Этель на плечо, как поклажу, бросился к стене.

Рабы сбежались на шипение Вайсшехха, Ильсо прошмыгнул вперед и, выцеливая противников в округе, махнул Когону в обратную от змеелюда сторону.

Но ни разу не выстрелил.

Когон ругался на жару и вынужденную поклажу.

Этель следила за тем, как на горячем песке пустыни, оставляя следы-волны, отдалялся красно-рыжий хвост врага по расе. Змеелюда, единственного за всю ее жизнь, кто, желая смерти, желал ей добра.

***

Когон поставил ее на землю уже ближе к закату. Все это время он молча нес ее на плечах и периодически оглядывался. Эльф опережал их на пару десятков шагов и выцеливал возможные засады.

Сначала их скрывали темные барханы, а затем, по мере отдаления от города, на пути стали попадаться редкие пролески. Они сторонились проложенных дорог и тропинок, превозмогая то заросли, то палящее солнце. Иногда Этель слышался ласковый плеск воды – значит, они шли вдоль Вьюнки – единственной полноводной реки, делившей континент на пустыню и населенные районы.

Живот крутило от голода и обезвоживания, голова кружилась, и, казалось, временами пропадало сознание. А орк, словно заговоренный, продолжал идти так же уверенно. В конце концов, силы покинули даже его. Скрывшись в очередном редколесье за холмом, они решили остановиться и набраться сил. Солнце сбавило жар и клонилось к горизонту.

– Нам бы получше укрыться, – переводя дыхание и промакивая лицо плохо пахнущей тряпкой, произнес Ильсо. – Из-за холма нас не видно, но впереди деревня, и, что-то мне подсказывает, ее тоже заняла армия Императора. Местность могут прочесывать.

– Не хочешь зайти поздороваться? – Когон снял простенький доспех, стянул тунику и принялся вытирать тело. Напахнуло потом. – В деревню нам путь закрыт. Даже если нас не узнают вояки, мы привлечем внимание жителей.

Орк тяжело дышал, в лучах заходящего солнца его зеленая кожа блестела, рельефные мышцы играли бликами, и Этель невольно засмотрелась. Раньше она никогда не видела орка так близко и, тем более, такого… раздетого.

Вдруг осознав, что пялится, она решила отвести взгляд под предлогом попросить воды, но вдруг Когон отвернулся, и Этель замерла: всю его спину покрывали красные ссадины и порезы – следы от плетей. Некоторые были совсем свежие и начинали кровоточить, другие наливались красным даже от движения крепких мышц. А что он испытывал, когда нес ее? За весь день он ни слова не сказал об усталости!

– Если бы я хотел поздороваться, то не рисковал бы своей головой в самом центре Эшгета, спасая неблагодарного орка!

Ильсо бросил тряпку, взялся за фляжку и стал жадно пить. Впервые в его словах зазвучал гнев, и Этель сжалась: если уж два друга спорят, то кто она такая, чтобы вмешиваться или о чем-то просить? Тем более, что она теперь у них в долгу за спасение… наверное.

Когон скрестил руки на груди и наблюдал за эльфом. Этель пыталась не смотреть, но раз за разом возвращала свое внимание к страшным ранам орка. А может, она просто старалась не думать о жажде.

– И что дальше? – рыкнул Когон, глядя на пустую фляжку. – Ты вытащил меня, вывел сослуживца, захватил балласт… – Он ткнул в сторону Этель. – Мы беглецы, нас ищут, наши вожди присягнули Человеку!

– Ну а как ты хотел? – Ильсо повысил голос. – Свергать власть в одиночку? Может, поищем союзников?

– Меня волнует только мое племя.

– А что сказал твой старейшина, помнишь? Он склонил голову с расчетом на тебя!

Когон фыркнул и принялся наматывать круги на месте. Ильсо впервые глянул на Этель. Она сидела, сгорбившись и кожей ловя подступающий озноб, хотя и с нее самой сходили тысячи потов. Боялась, что если шевельнется, то потеряет сознание от истощения.

– Голодная? – спросил эльф изменившимся тоном и опустился рядом с ней на колени. – Пить хочешь?

Этель только кивнула, но покосилась на орка. Он остановился и, потягиваясь, смотрел куда-то вдаль. Страшные отметины и ссадины на его спине снова приковали ее взгляд. Ильсо протянул кусок хлеба и другую фляжку:

– Вот. Припасов у нас немного, за водой я спущусь к реке, пей вдоволь. Если хочешь окунуться, то придется потерпеть, небезопасно тут. Как стемнеет, мы пойдем дальше. Но если хочешь, можешь остаться, деревня рядом. Там твои. Люди.

Этель откусила черствый мякиш, но жевала неторопливо, тщательно: сейчас это была самая вкусная еда за последнюю децену, – и с удовольствием запивала водой. И думала, где теперь и правда “свои”? И вообще, видела ли она их хоть когда-то?

Солнце умерило свой пыл, и теперь ее кожи касались ласковые лучи, выглядывающие сквозь тонкие стволы деревьев. Воздух был по-прежнему горячий, но из-за близости к воде здесь даже изредка гулял ветерок, тревожа золотистые песчинки. Этель глубоко вдохнула: это что, свобода?

Ильсо, глядя на нее, будто тоже немного успокоился и взял перерыв от перепалок и долгой ходьбы. Будто следить, как она ест, было сейчас самым важным заданием.

Этель улыбнулась мыслям и, дожевав, сказала:

– Раны у него на спине… страшные. Надо бы обработать, они мокнут от пота, а от движений расходятся. Он меня нес по пустыне…

Она сделала еще глоток, эльф выдохнул:

– Знаешь об этом что-то?

– Я помогала травницам в доме господина, так что… немного, да.

– Травницам, – Ильсо протянул и усмехнулся. – В ближайшее время нас ждут только пустынные колючки и редкие кустарники. До Долины Нищих около децены хода, а до Чуткого леса – все две, но ему, как я понял, туда и надо. Но пока дойдем…

– Даже не думай! – прорычал орк, резко обернулся и накинул свою тунику. – Никакой человек не дотронется до моей спины! И, тем более, никакая худосочная девчонка!

Он тяжело дышал и переводил свирепый взгляд с одного на другого. Этель отпила и протянула ему фляжку:

– Тогда попейте, это нелишнее.

Когон только хмыкнул, но фляжку взял. Этель спросила:

– Эта деревня впереди… Скрипучие Пальмы?

Она сощурилась, высматривая на фоне заходящего солнца стройные силуэты кокосовых деревьев, но только прослезилась от яркого света и чихнула. Когон жадно отпил и вытер рот предплечьем, а Ильсо дотронулся до ее руки и тихо подтвердил:

– Они самые, девочка. Что ты о них знаешь?

***

Этель знала немного, но подозревала, что и этого может хватить, чтобы обеспечить им скрытность, более менее комфортный ночлег и даже здоровую спину Когона. По крайней мере, следовало попытаться – так сказал Ильсо на возражения орка, и они пошли.

Шли неторопливо, так же оглядываясь и прислушиваясь к звукам. Этель успевала за ходом и высматривала отдельно стоящий дом. Его могли занять солдаты Императора, это понимала даже она, но Ильсо удостоверил, что риск оправдан. И вскоре, вблизи самой реки, они наткнулись на маленький, спрятанный в прибрежных зарослях, слегка скошенный деревянный домик.

Рядом росли персиковые деревья, яблони и вишни. Сладкий аромат кружил голову, а во рту невольно стала копиться слюна. Когон и Ильсо, будто одурманенные, оглядывались то на плодовые деревья, то на бурлящую реку. Этель ощутила, как подпрыгнуло сердце: если все получится, то будет им и сладкий ужин, и купание, и обильное питье.

Но это все тонкости. Главным было застать хозяина и убедить их пустить. А этого, насколько знала Этель, удостаивался не каждый сюда приходящий.

Она прошла вперед и постучала. И Когон, и Ильсо остались чуть поодаль – следить за территорией.

По ее ощущению, вокруг было тихо: разве что плескалась рядом вода и среди листвы деревьев чирикали птицы. Шагов за дверью не слышалось, но Этель не стала ждать, постучала еще дважды и проговорила в косяк:

– Смолистый каштан.

Она знала все пароли господина – они менялись каждую децену – а он не стеснялся при ней называть новый: не подозревал, что хотя бы однажды она окажется за пределами города.

Окна были занавешены, свечи не горели, хотя пока они шли, на пустыню окончально спустились сумерки. Этель уже подумала, что если дом пуст, то наверняка ловкий Ильсо сможет открыть замок, или сильный Когон – выломать дверь, но ничего из запасных вариантов не потребовалось. С тихим скрипом дверь отворилась, и из темноты раздался шепот:

– Мое почтение судье Ди Форсуну. Надеюсь, он в добром здравии. Проходите в дом.

Этель обернулась на спутников: кажется, получилось? Те, словно не веря в удачный исход плана, но при этом не убирая оружия, двинулись ближе. Этель вошла первая.

В доме было душно и приторно пахло травами, что пришлось закрыть нос. В сумерках гулял туман, а впереди, в самом центре комнаты, горела одинокая свеча. Больше ничего рассмотреть не удалось, ее остановил торопливый, но совершенно беззлобный голос:

– Я уж и не ждал от вас никого, думал грешным делом, что все, несдобровал судья, пришел Человек, все на своем пути смел. Чем обязан?

Этель ожидала увидеть змея. Такого же величественного, грузно волочащего свой хвост и обвешанного золотом, как Ди Форсун, но, оказавшись в скромной лачуге, стала сомневаться в своей затее, а, опустив глаза, и вовсе впала в ступор: перед ней, поглаживая густую бороду и улыбаясь даже в сумерках светлыми глазами, стоял… гном.

– Простите, – робко сказала Этель и покосилась на вход: Когон с Ильсо почему-то не решались войти. – Эшгет в огне, и я совсем не знаю, что с господином, но другие змеелюды…

Перед глазами встала картина с главной площади, и Этель запнулась. А потом что-то в носу защекотало, и она стала гнусавить:

– Просто он… часто посылал к вам гонцов, и я передавала им пароль, но… совсем не знаю, что хотела здесь найти.

Она всхлипнула и утерла нос. Лицо гнома выразило недоумение, затем задумчивость, а затем сквозь его густую бороду выступила теплая улыбка.

– Ох, милая девочка… – Он коснулся ее запястья, потянул на себя и усадил за стол с той самой свечой. – Как тебя зовут? Как ты тут оказалась?

– Я Этель. Я… не специально.

Она поджала губы и уставилась на вход. На пороге выросли две фигуры: мускулистого орка и худощавого эльфа. Дверь за их спинами закрылась с глухим хлопком. Гном обернулся по направлению ее взгляда. И тут же встрепенулся:

– Ох, и вы ко мне пожаловали?

Он всплеснул руками и заозирался, будто что-то высматривая, но Этель пояснила:

– Они меня вывели из города, но очень вымотались. Когону нужно лечение. Я просто… знаю, что у вас есть травяные смеси из Чуткого леса, и предложила попробовать попросить у вас помощи.

– Ах, вот оно что… – выдохнул гном. – В таком случае, прошу-прошу, гости дорогие.

– Гном? Снаружи? – рыкнул Когон.

– Вкусные персики! – подхватил Ильсо, вальяжно прошелся по комнате и протянул еще два Этель. – Попробуй!

Гном уже ставил за стол два стула. Но, оценив размеры Когона, решил заменить один на дубовое кресло. Этель виновато глядела на фрукты, перекладывала из одной руки в другую и не решалась откусить: выходило, что они ворвались в чужой дом и с порога наводили тут порядки, а им и вправду была нужна помощь!

– Простите! – Она поднялась, когда все уселись, и положила фрукты на стол. – Мы вас не потревожим, правда! Мы уйдем до рассвета, но всюду патрули Императора, а у него на спине раны…

Она закончила на выдохе, кивнула в сторону орка и, разгладив складки старенького платья, рухнула на место. Ильсо метнул в ее сторону строгий взгляд – явно не одобряя того, что она сказала. Когон положил на стол топор:

– Итак, гном, давай проясним сразу: тебя успел завербовать Император? Или обошел стороной? Или ты откупился?

Орк обвел взглядом лачугу, но ни за что не зацепился: откупаться, судя по всему, было нечем. Этель проделала то же: даже удивительно было, какие дела связывали высокопочтенного судью Эшгета и гнома-отшельника? Зачем-то же придумали свой собственный пароль? Гном усмехнулся:

– А вы разве не проверили, дорогие гости? Там, возле плодовых, во дворе? Стражу не нашли?

На этот раз и Ильсо схватился за клинки, Этель воскликнула:

– Вы что там делали?

– Ешь, девочка, персики сладкие, – выдавил Ильсо и разрубил фрукт пополам вместе с косточкой. А сам навалился на стол и процедил, глядя в сияющие глаза гнома: – Любовались видом. Тихо тут у вас, спокойно, речка рядом… благодать! Отчего не в Скрипучих Пальмах, интересно?

Он слизал сладкий сок с острия и направил кинжал на гнома. Когон развалился в кресле, поставил руки в бока и хмыкнул. Этель нахмурилась: чьи опасения справедливее? Хозяин дома совсем не походил на императорского агента или воина – больше на фермера-отшельника. Но почему бы тогда и правда не вести хозяйство в деревне?

Впервые Этель подумала, что опасения Ильсо оправданы, и проверить местность за домом и впрямь не помешало бы. Как же было бы досадно попасться страже Императора после успешного ухода из города! Но гном ответил легко:

– А вы? Отчего не с сослуживцами?

Наступило молчание. Все переводили взгляды друг на друга. Ильсо опустил кинжал, Когон закинул в рот персик. Гном кивнул эльфу и продолжил:

– Я Оргвин, торговец. В травах тоже кое-что понимаю, и да, у меня есть нужная вам целительная смесь. Но чтобы помочь, я должен сначала увидеть ранение.

Когон только фыркнул и отвернулся. Ильсо заключил:

– Без проблем, это в наших интересах. Спасибо.

– Тогда пусть здоровяк идет со мной. А вы ждите, – распорядился гном. – Можете чувствовать себя как дома, только не крушите тут ничего. Мне не жалко, просто… вдруг на шум и впрямь имперская стража сбежится? Насколько я понял, никому из нас это не нужно, так?

– Все так, – буркнул Когон, поднимаясь и убирая топор за пояс. – Надеюсь, это не будет мучительно больно?

– Залечивать раны всегда больнее, чем получать, верно? – загадочно проговорил гном и увел орка куда-то в другую комнату, занавешенную пестрой тряпицей.

Теперь выдохнул Ильсо и откинулся на спинку стула. Кажется, атмосфера разрядилась, но Этель судорожно перебирала в памяти картинки из прошлого и не могла вспомнить ни одного случая, чтобы видела этого гнома рынке.

Глава 3

Она бывала на рынке Эшгета ежедневно и знала каждого торговца в лицо. Новенькие появлялись редко, даже приезжие. Была в этом своя прелесть, дружба, общность всех рас – несмотря на то, что Ди Форсун называл это конкуренцией. И почему-то сотрудничал с гномом-отшельником.

Ильсо тоже отметил, что на торговца Оргвин не похож: обычная лачуга, огородик, сад. Ни тюков с товарами, ни телеги во дворе, ни кобылы, ни верблюда. Даже вывески никакой снаружи, если бы он торговал на дому. Не говоря уже о помощнике и прилавке.

Ну а о том, что он и вовсе наверху, даже упоминать не стоило – выбивалось это из обычного уклада гномов. Несомненно, гномы в Лаории встречались, но настолько редко, что даже ходили байки, мол, если встретил гнома, сойдет на тебя удача несусветная и богатство до неба. И был в этом горький сарказм: гномы верили, что однажды небо, озарившись алым, упало на плечи Тусклых гор, и те заключили в свои объятия всех гномов. И в этом заключался великий дар Каменного духа, спасшего целую расу .

Поэтому гномы жили обособленно, никого к горе не подпускали, союзов ни с кем не заключали, не торговали и даже носа наружу не показывали. Верили, что отныне они под защитой, и если небо снова упадет, то расколется о Пик Великана, что на юге Тусклых гор. Иными словами – никаких рисков, они всегда в выигрыше.

– Но как-то же они выходят наружу, – задумчиво проговорил Ильсо, глядя в окно, на гнущиеся под напором невесть откуда взявшегося ветра деревья. Хорошо, что Этель успела сбегать в сад и нарвать еще персиков и яблок. Сидела теперь и уминала за обе щеки сладкие фрукты.

– И на праздник Единого бога в Эшгете приходят, – пожала плечами Этель. – Туда даже людей пускают.

– Все равно у всех рас своя религия, это лишь способ избежать наказания змеелюдов.

– Думаете, при новом Императоре будет так же?

– Он подмял под себя все фракции, от Чуткого леса до Фолэнвера, разрешил поклонение разным богам, получил поддержку всех правителей и пришел дать свободу своей расе. Людям. Уже не так, как раньше.

Ильсо развернулся, подкинул в воздух яблоко и сел напротив Этель, опустил взгляд.

– Но гномы же не пали.

– Он даже не пытался идти в Тусклые горы – знал, что проиграет: или потеряет войско, или потеряет время. И то, и другое критично. Да что и говорить, на тот же праздник Единого бога от лица гномов приходят явно не правители – обычные жители из тех, кто обитает наверху.

– О, вы там были? – восхитилась Этель, но Ильсо будто одернул себя и, бросив быстрый взгляд на комнату, занавешенную цветной тряпочкой, буркнул:

– Знаю… по долгу службы.

Этель не стала спрашивать. И так понимала, что он разведчик. А разведчики так просто ничего не скажут. Даже своим. И была ли она теперь своей, Этель не знала. Она вообще мало понимала, что будет, когда вернутся Когон и Оргвин. У нее по прежнему был выбор: укрыться в Скрипучих Пальмах в одиночку или бежать куда глядят вместе с орком и эльфом.

Громыхнуло. Вспышка молнии осветила ночное небо, и Этель вздрогнула: почти не помнила на своем веку гроз. Песчаные бури случались часто, но чтобы грозы?

В окно ударил порыв ветра, шквал снаружи гнул стволы деревьев, кажущиеся теперь робкими кустарниками. Снова раздался громовой раскат.

Этель зажмурилась, чтобы не видеть. Одинокая свеча догорала, и на черном полотне ночи вспышка слепила и вызывала какой-то глубинный трепет. По коже пошли мурашки.

– Ох, совсем темно! – послышалось со спины, и гном засуетился, в спешке что-то выискивая. Затем достал еще пару огарков. Стало чуть светлее. Показался Когон:

– Это что, дождь? Здесь?

Он чуть прихрамывал, держался за поясницу и также обеспокоенно обводил взглядом комнату. От нового порыва входная дверь задрожала.

Этель обернулась к окну и резко вскочила: по стеклу, отбивая неровный глухой ритм, стекали даже не капли – целые дождевые ручьи, – и она завороженно смотрела.

Скрипя половицами, к ней подошел Когон, задрал голову и, фыркнув, опустился на свое кресло. Гном вздохнул и, поставив четвертую свечу, так же сел в круг.

От нависшей тишины по спине пробежал холодок, со входа засквозило. Самое то после изнуряющего пекла, но… должно ли быть так на самом деле?

– Эльфы любят дождь, – Ильсо нарушил затянувшуюся тишину. – Любили, по крайней мере, пока я не ушел. – А на молчание дополнил: – Ну, в нашем лесу, когда еще не было этого… всего.

Никто все равно не ответил. Этель тоже не обернулась. Лишь капли разгонялись в зловещем танце и рвались пробить стекло в перекошенном окошке. Отбивая неровный ритм, словно в крике о помощи, они срывались с натянутого воздуха и разбивались об упругую поверхность.

– А вообще, у меня и похлебка есть…

Этель отошла, будто ожидая новую вспышку, а может быть, просто боясь одиночества в холодных объятиях рвущейся сквозь преграду стихии. Гном почесал бороду и, не дождавшись ответа, побрел на кухню. Этель заняла место за столом и обвела взглядом понурых эльфа и орка. И о чем они думали?

С окна стекали ливневые потоки. Каждая капля – одна из миллиона. Каждая капля – как оборванная жизнь. Будто в отчаянии, они срывались с неба, искали спасение здесь, на земле, но на размытом песке их ждала лишь общая могила без имен и памяти.

Громыхнуло.

Этель обняла руками колени и закрыла глаза. Сегодня погибли сотни, а может быть, и тысячи людей и змеелюдов по прихоти трусливого Императора. Там же, за окном, текли реки крови, и все, что оставалось беглецам – прятаться и роптать от бессилия перед его мощью.

В старенькой печке затрещали дрова, возле стола снова показался Оргвин:

– Ну-с, тут у меня заливной ягненок, орехи, курага. – Он поставил на стол полные до краев блюда. – Похлебка сейчас разогреется, хлеб-сыр нарезать надо…

– Я помогу, – вздохнула Этель, поднимаясь. – Фрукты тоже возьму.

– Бери-бери, побольше бери, – кивнул гном. А сам обратился к помрачневшим товарищам: – Вы это, гости дорогие… настойку-то нести?

Этель взяла одну свечу и вышла на такую же простенькую кухню. Стало прохладно, но от печки доносилось приятное тепло и уютный треск дров. Из другой комнаты послышались негромкие голоса и что-то про вишневую наливку. Невольно Этель улыбнулась.

По крыше с нарастающей силой барабанили капли, но ей казалось, что все будет хорошо. Правильно. И странно, что теперь они в безопасности. Что они успели до дождя.

***

Разморившись от тепла печки и наевшись вдоволь, Этель не заметила, как уснула. Помнила только, что дождь так и не прекратился. А ее новая компания не переставала занимательную беседу. О том, в частности, что завтра эльф и орк выдвигаются в путь, чтобы встретиться с ее сокамерником-змеелюдом в Долине Нищих. При этом Ильсо доказывал, что это его обязанность, а Когон твердил, что он там не задержится и уйдет в свое племя – удостовериться, что оно по прежнему на месте. А вот уже потом…