Последний Оазис

– Гнехт?! – взревел Когон и все-таки оттолкнул стражника. Другие по периметру лагеря тут же обнажили мечи. – Если это будет он, пусть сейчас нас рассудит поединок!

– Вернись на место, Когон, – спокойно ответил Ригард на выпад орка. Гнехт даже не повел ни одним мускулом. – У Гнехта есть дела поважнее, чем возиться с беглыми преступниками: он теперь моя правая рука. Не жалеешь? А мог бы быть ты…

– Пусть я буду числиться дезертиром, чем предателем! – выпалил Когон и уселся на подстилку у костра, будто показывая, что не намерен больше ни с кем разговаривать. Ильсо ухмыльнулся, явно одобряя жест друга, но и Ригард ответил с улыбкой:

– Я рад, Когон, что ты не меняешься. Тем скорее я получу твою верность.

– Этого никогда не будет, – процедил орк сквозь зубы и протянул руки к огню. Этель почувствовала, как зашевелились волосы.

– Ты уже у меня на службе. Третий раз. Видишь, как я благороден: даю тебе третий шанс на искупление. Будь благороден и ты – найди Источник для людей из Фолэнвера и будь свободен. Навсегда.

– Просите найти источник, а нас отправляете без воды, – вмешался Оргвин и проговорил заговорщицки, не убирая улыбку. – Река-то, превеликий господин, в другой стороне осталась.

Ригард поднял правую руку, возле него оказались помощники и поставили чан с водой. Глаза Этель округлились, и покалывание в висках тут же пропало: она уже предвкушала будущее блаженство. И Император подтвердил ее чаяния:

– Хоть купайтесь. Но найдите мне Последний Оазис. Даю вам четыре децены: в конце Сезона Солнца мы встретимся в Хрустальной Цитадели. А если вздумаете свернуть, моя разведка знает, что делать.

Ильсо тихо хмыкнул – мол, кто еще кого переиграет, – но тягаться с мощью самой Империи даже на словах не решился. Опустил взгляд и присоединился к Когону греть руки, хотя солнце еще не зашло, и от леса парило теплом. Но тени сгущались, и Этель невольно улыбнулась: их ждал уютный вечер с водой, что еще нужно? Они, все четверо, нашлись, никто не был ранен, а смыть кровь с лица в конце трудного дня – самое желанное блаженство.

– Разведке нечего опасаться, превеликий господин, – снова улыбнулся Оргвин. – Если мы не дойдем, значит, нас сожжет солнце или сожрут песчаные гадюки: даже руки марать не придется.

– Не сомневаюсь, что у вас получится, – ответил Ригард натянутой улыбкой и, не говоря больше ни слова, развернулся и скрылся в лесу. Вся императорская делегация последовала за ним.

Этель проследила, когда скроется последний солдат и с облегчением перевела взгляд на спутников: она впервые осознанно и от всего сердца была рада их видеть.

Глава 7

До самой зари вокруг лагеря бродили тени. Оборачиваясь на каждый шорох, Когон даже не решился улечься спать: мало того, что в округе сновали враги, так еще и внутри отряда следить за спокойствием приходилось.

Несмотря на то, что присмотреть за девчонкой вызвался гном и даже смастерил ей простенький ковш, чтобы она смогла облиться живительной водой из чана, он то и дело поглядывал в сторону зарослей, откуда доносился плеск и тихое пение. Оргвин бродил в округе и смотрел себе под ноги. Но молот все же на всякий случай прихватил. У тревожного огня остались Когон и Ильсо.

– Ну и в чем был план? – шевеля тлеющие угли, негромко спросил орк. К ногам полетели искры.

– Провалился, – признался Ильсо со вздохом. – Козлы сдали нас с потрохами. Теперь мы знаем, кому они доносят.

– А могли бы и не выпустить вообще-то, – проворчал Когон и поднял взгляд. – Задавили бы числом при желании.

– Думаешь, Ригард распространил на нас ориентировки?

– Думаю, что надо советоваться прежде чем что-то утверждать.

Когон зло зыркнул на друга, но тот только ухмыльнулся:

– Ой ли, Когон! Кто это у нас сидит в кровище с ног до головы?

– Думаешь, был выбор? – вспылил орк. – Вы сами же повесили на меня девчонку! И как я должен был справляться? За ней же глаз да глаз!

– И поэтому вы вернулись без воды, – закатил глаза Ильсо. – Ты не уследил? Или она напиться не хотела?

– Похоже, что не хотела, – сплюнул орк. – Пока я шел до берега, русло высохло!

– В каком это смысле? – нахмурился эльф.

– Угу, в прямом! И не пялься на меня так! Говорю, что видел!

Когон бросил палку в костер и поднялся. Ильсо вырос рядом:

– Нет уж, расскажи, Когон, – пропел он, – это весьма занимательно.

– Ничего занимательного! Она просто все портит, и думать тут не о чем! Ходячее горе.

Над бровью вдруг заиграла вена, и в голову, будто стрелой, что-то ударило. Но признаваться в том, что видел, стало как-то совестно: да и какая вообще разница? Прошлое – это только его бремя.

– Но в ней магия, понимаешь? Нам это полезно! Тем более, когда нет выбора, и придется волочиться через всю пустыню.

– Это самоубийство! – Когон бросил на друга быстрый взгляд, но сразу развернулся к темным барханам: по ним бродили тени – люди Императора. На небе вышла серая луна, горячий песок отдавал тепло парящему вблизи леса воздуху. – Никто не пересекал пустыню, Ильсо. Нам не найти Хрустальную Цитадель. А что за ней, так и вовсе – одному святому Бронгу известно. – Он коснулся кулона племени на своей груди. Потянул резко, что шнурок впился в шею, но резко отпустил: если Гнехт предал, он тем более обязан помнить. И процедил: – Но всякие боги кинули нас, когда позволили выйти Ригарду из Фолэнвера, так что… гиблое это дело. Надо избавляться от слежки и уходить.

На последней фразе он понизил голос и посмотрел на друга пристально, будто хотел, чтобы тот считал скрытый смысл в его взгляде. Но Ильсо отреагировал бурно:

– Вот это самоубийство, Когон! – воскликнул он, но, будто спохватившись, что их могут слышать совсем не те, кто должен, понизил голос до полушепота: – Если мы выйдем на слежку, которая непременно за нами будет, и сам Император это подтвердил, не факт, что мы с ней справимся. Даже втроем.

Он посмотрел так же выразительно, и на сдержанный рык Когона для убедительности покачал головой. Пару мгновений они безмолвно пытались переубедить друг друга взглядами, но орк как обычно выдохнул первым и забубнил под нос бессвязные ругательства. Ильсо продолжил:

– А если справимся, то не факт, что рядом не скрывается другая.

– Так выясни это! Это же твой профиль!

– Я один, Когон, а их может быть бесчисленное множество: цепочка, ведущая прямиком в Эшгет. И мне бы не хотелось попадаться. А так… у нас будет шанс уйти.

– Где? В Хрустальной Цитадели? Уверен, что Ригард сдержит обещание?!

– Да хоть и там, – кивнул эльф. – Если повезет, то сможем скрыться раньше. Не знаю – смотря что там в пустыне. Но возможности будут. Неявные. В конце концов, песчаные гадюки опасны не только для нас, но и для человеческой разведки.

Когон скрестил руки на груди и вдруг признался:

– Разведка человеческая, но в ней состоят и орки, и эльфы. Как будем убивать своих?

Глаза Ильсо стали стеклянными:

– Как всегда, орк. Без грамма сожаления.

Когон отвернулся и засеменил вокруг палатки. Поднялся ветер и теперь трепал ее тряпичные полотна. В лицо летел песок. Впереди пустыня, позади высохшая река и приказ Императора. Перед глазами цель – найти Истинных, чтобы вернуть свое племя. Но что, если ему и правда не стоит возвращаться? Что, если это шанс найти их? Впереди целый месяц, и за это время может произойти что угодно.

– Ладно, – выдохнул Когон и вытянул шею, открываясь свежему пустынному ветру. Простенький кулон на шее – две скрещенные ветки на неровной деревяшке – затрепетал. – Мы попробуем следовать приказу, но… сначала нам нужно в Долину Нищих.

– Постараемся отвести глаза слежки, – согласился Ильсо. – Там нас ждет Вайсшехх, и он сможет помочь снаряжением и советом. Да и… неплохо было бы раздобыть верблюдов.

Эльф посмотрел хитро и, глядя, как хмурится Когон, растянул губы в улыбке:

– Да брось, нам же нужно как-то передвигаться по пустыне. Там солнце, помнишь? И лучше идти не только на своих двоих.

– И знать, где напиться, – буркнул Когон, уже не надеясь переспорить эльфа. Выбора все равно не оставалось, а отрицать разумность его предложения было глупо.

– Добудем карту, – кивнул эльф. – Заодно узнаем у Вайсшехха про последние передвижения сатиров. Ну и что слышно об их договоре с Императором – тоже.

– Решай свои разведывательные дела и сообщай, когда доставать топор. Я хоть сейчас готов свернуть голову и Ригарду, и Гнехту.

– Я заметил, – усмехнулся Ильсо и обернулся через плечо. – Но повремени.

За спиной послышались неровные шаги и скрип песка, а потом маленькая худая фигурка прошмыгнула внутрь палатки. Поднявшийся к ночи ветер принялся заметать миниатюрные следы.

– Ваша палатка сгорела, ваше высочество, – проворчал Когон. – Изволите убраться наружу?

Ильсо прыснул:

– Покои займет его величество Орк Всея Лаории.

– Грязным нельзя! – послышался заливистый смех. – А на воду очередь! И на здорового орка не хватит!

– О, да зачем же смывать этот прекрасный аромат? Ты же как всегда не захватил душистое мыло? – Эльф пихнул его в бок и подмигнул. Девчонка залилась пуще прежнего.

Огонь несправедливости вспыхнул в груди Когона, что кулаки сами сжались и на языке возникла ответная колкость. Но глядя, как Ильсо увлекся шутками про размеры и запах орков, плюнул и, махнув рукой на внезапный тандем эльфа с девчонкой, опустил голову и побрел к зарослям. Мыться перехотелось. Ну-ну, пускай веселятся! Кто еще смеяться будет, когда их снова окружат?

Но мысли тут же рассеялись, когда ему навстречу выбежал гном и, по-дружески протягивая черпак, заголосил:

– Ай! Холодно! Чего встал, зеленый? Иди, пока свободно! – и, перебирая маленькими ножками, скрылся из виду.

На миг Когон растерялся, провожая удаляющуюся гномью фигурку, почесал голову, глянул в сторону чана… А потом сам не сдержал хохота от вечернего зрелища: гном был совершенно голый.

***

Когон подпрыгнул, как ошпаренный: солнце настойчиво пробивалось сквозь полотна шатра, внутри стоял нагретый влажный воздух, снаружи доносился непринужденный смех. Он что, все проспал? Почему его не разбудили? Они должны были выйти с рассветом, пока не раскалилось солнце.

– Ну, я этих контрабандистов и гонял, – смеясь, говорил Оргвин. – Пароль подслушали, пришли, мол, за товаром, а видок у них… ну, сами понимаете! Сразу видно – мародеры! Я пустил: посмотрю, думаю, что делать будут. Но фантазии у таких совсем нет: сразу за оружие. Думают, беззащитного глупого гнома влегкую вокруг пальца обведут. Ну-ну, как же! Сначала я подручными средствами справлялся, а потом для таких случаев молот у местного кузнеца заказал, в память о временах под горой…

– И часто приходилось применять? – поинтересовался Ильсо.

– Редко, – вздохнул гном. – Молва, видимо, пошла. Вот и захаживать всякий сброд совсем перестал.

Эльф еще о чем-то спросил, но Когон нахмурился: почему его не разбудили? Почему не ушли? И почему вообще он так долго спал?

От духоты голова раскалывалась, по телу выступил пот, во рту пересохло. Но показываться наружу он не стал: вряд ли там будет лучше. Момент упущен, надо было уходить на рассвете. Наверняка опять Ильсо все придумал и никого не оповестил о планах.

Звучно выдохнув, Когон рухнул обратно на землю: раз его никто не торопит, значит, можно перевести дух от пути. В конце концов, с тех пор, как его освободил Ильсо, он ни дня не был в покое. А старые раны периодически ныли. Как сейчас. На спине.

Вспомнив звонкие хлысты надсмотрщиков, Когон поморщился: не самые приятные моменты. Даже несмотря на то, что кожа орков куда толще человеческой, удары принимать унизительно. А потом как-то жить и с воспоминанием о позоре, и с ломотой во всем теле. Даже сейчас, от высокой влажности леса и жара близкой пустыни, шрамы намокли, и ему снова не помешала бы обработка чудодейственными гномьими мазями.

Особенно перед заданием Императора.

От воспоминаний со вчерашнего дня вырвался неконтролируемый рык, что хотелось закрыться от всего мира: он не раб Ригарда, не раб змеелюдов, он свободный орк, так почему решения не его правителей по-прежнему влияют на его свободу? А кулон племени на шее как будто и вовсе утратил свое значение.

Снаружи снова послышался смех: на этот раз говорила девчонка, а Ильсо с Оргвином беззаботно смеялись. Ну-ну, смейтесь-смейтесь до поры до времени, пока она исподтишка не ударит! Что она сделала на берегу Вьюнки, Когон по-прежнему не мог вспомнить. Но то, что из-за нее он видел лица умерших орков, он не сомневался. Нагнала морок, что-то наколдовала, высушила реку – и это она еще свою силу не познала! Отправить бы ее в Академию, на исследования, от греха подальше – невесть что она сможет вытворить, пока они будут идти по пустыне.

Когон хмыкнул, но тут же одернул себя: он впервые подумал о ней не как об обузе, а как о реальной опасности. Что, если она и впрямь засланный шпион Императора? Вспомнились и сомнения Ильсо, и легкая улыбка Ригарда, когда он осведомился вчера о решении Этель. Почему не забрал с собой, раз он такой освободитель – защитник прав людей?

Ответов не было, и от злости Когон ударил кулаком по земле: мало того, что голова и так раскалывалась от жары, так еще и приходилось думать о посторонних вещах, совсем не связанных с боем. А ему только дай волю: известно же, что из-за крепкого телосложения и грубой кожи орки – самые искусные воины. Когон соответствовал: в худшие времена, когда Чуткий лес подвергался атакам Торфяных Огнерогов, он возглавлял ополчение ящеролюдов, орков и эльфов – всех жителей Чуткого леса. А когда набеги удалось подавить, руководил охотниками.

Вот и сейчас, слушая увлеченный рассказ Ильсо о тех временах, предался воспоминаниям. Хорошее тогда было время! Пусть непростое, но… теплое какое-то, доброе. Все было понятно, каждый день определен, и воины бились за свободу племен, за честь вождей и жизни близких. А теперь?

Когон вздохнул, ощутив укол под грудью: не осталось у него теперь ничего, только Ильсо. Да и то с ним он познакомился гораздо позднее – в армии Ригарда. А раньше… кем был эльф? Пусть и рассказывал, что связывало их племена, но в те времена они не знали друг о друге.

Решив, что обязательно спросит об этом на досуге (а может быть, и вовсе – сейчас, пока выдалось свободное утро), Когон сел. Раны защипало, он поморщился и, оперевшись на руки, хотел податься к выходу, как что-то маленькое, острое и металлическое попало ему под пальцы.

Миниатюрный гребень казался детской игрушкой в его большой зеленой ладони. Изящный, как самый искусный эльфийский клинок, притягательный, как новенький блестящий нагрудник, красивый, как глаза любимой женщины…

Зурха вплетала в волосы ленты, другие завидовали густоте ее кос, но она только улыбалась: это все дары природы и благосклонность великого Бронга. Недаром она часы напролет проводила у его алтаря.

Поймав слабость в теле, Когон зажал в кулаке украшение и, гоня образы прошлого, вылез наружу.

– А вы встречали друидов? – продолжал свои рассказы о приключениях Ильсо. – Это же служители всех религий, вы знали? Я думал, это байки, пока сам не увидел…

– Наверняка они служат в Храме Единого Бога, – задумчиво проговорил Оргвин. – Он и есть символ равенства божеств.

– Веру в Единого Бога исказили змеелюды, – поморщился Ильсо. – Поставили во главу свою расу, но это не так: они пришли к власти только два века назад, раньше все было иначе. Говорят, что в Фолэнвере сохранилась первозданная вера. И храм там тоже есть, гораздо больше и богаче. Вот только служений там почти не проводится: люди – народ верующий, храм посещают, чтобы помолиться за будущее и покаяться в прошлом. А запрет на службы при относительной свободе в других сферах – верх жестокости со стороны змеелюдов. Как насмешка.

– Я ни разу не была в храме, – призналась Этель. – Как и в Фолэнвере. Я родилась сразу в Эшгете, и меня с самого раннего детства проверяли на склонности к магии. Но в храм меня хозяин не отпускал.

Она сидела, съежившись и подтянув к себе колени. И была почему-то в одной нижней сорочке, но в разноцветном тюрбане на голове. Оргвин сбросил расшитую узорами жилетку и верхнюю тунику и остался в тоненькой льняной тоге. Ильсо снял стеганые доспехи, что Когон сначала не поверил, что видит друга: свободная светлая рубаха с расшитым эльфийскими знаками воротником подчеркивала его смуглую кожу. Обувь скинули все трое, и мужчины, в отличие от немного смущенной от этого факта Этель, вытянули ноги и, казалось, просто грелись на солнышке.

– Это что за сходка старых друзей? – прогромыхал Когон, осматриваясь по сторонам и не решаясь присоединиться к кругу. Судя по расположению солнца, время подходило к полудню. Он что, в самом деле так долго спал?

– Меньше спи, Когон, – усмехнулся Ильсо и указал на место рядом с собой. Когон покосился на брошенные чуть в стороне вещи – хотел найти тунику. Светить блестящим от пота торсом перед девчонкой совсем не хотелось. Но Ильсо, проследив за его взглядом, его разубедил: – Не-не, даже не пытайся, Когон. Пока не высохнет одежда, никуда не пойдем.

– В смысле? – опешил Когон, но, различив вздох Оргвина, отошел чуть ближе к лесу и увидел натянутую между деревьями веревку: на ней были развешены и гномьи панталоны, и эльфийские перчатки, и даже девчачье платье. Впрочем, его рубаха с туникой висели рядом. – Как вымокла одежда под пустынным солнцем?!

– Солдаты Императора, уходя, опрокинули чан, – пожал плечами Ильсо и беззаботно зевнул. – Теперь у нас мокрая одежда, а у них на восемь фляжек с водой меньше: пришлось взять долг грабежом обоза. Оргвин помог! Можешь дальше спать, милый Когон.

Когон только почесал затылок, для чего-то заглянул в заросли, но кроме стоптанной тропинки ничего не обнаружил. Затем вернулся к своим.

– Почему не разбудили?

– А смысл? Ты уснул уже почти с рассветом, солдаты сновали туда-сюда чуть ли не до полудня. Вот только ушли. Ну, кроме разведчиков, конечно же. Где-то они тут рядом, но… не будем им мешать.

Ильсо подмигнул и улыбнулся, подставляя лицо солнцу, и задрыгал стопами. Оргвин пододвинулся:

– Садись, выдохни. Мы заслужили отдых. – А, прищурившись и заметив налившиеся шрамы на теле орка, спросил: – Не гноятся? Тут жарко и влажно, можем обработать.

– Позже, – отмахнулся Когон и, приняв приглашение, сел. – О чем толкуете?

– Обо всем подряд и ни о чем в сущности, – уклончиво ответил Ильсо. Этель крепче обняла колени, но глядела своими огромными глазами только на него.

Не решив, куда деться от ее внимания, Когон почесал спину, закатал штанины, потянулся к мешку с припасами, но, решив, что пока не голоден, сложил посуду, уронил котелок… И когда он, покатившись по земле, остановился у ног Этель, принял наконец этот взгляд и звучно выдохнул. Девчонка улыбнулась:

– Мне приснилась твоя жена. Зурха. Ее отражение в реке, если точнее. Не знаю, что это значит, может быть, это то злое колдовство мне возвращается, или мои страхи, но… красивая она у тебя… была.

Когон звучно сглотнул, а эльф с гномом одновременно повернули головы в его сторону. По спине побежали холодные мурашки: слышать это из уст девчонки было как минимум странно. И, не найдя, что ответить, он будто спохватился и протянул ей гребень:

– Вот. Это твое. Оставила в палатке.

Только на мгновение их взгляды встретились и задержались друг на друге чуть больше, чем еще на одно, но это неловкое молчание нарушил Ильсо:

– О! Дай-ка глянуть! – И перехватил украшение. На солнце, среди тоненьких, ювелирно обработанных зубьев, сверкнул рубин. Эльф покрутил гребень с разных сторон, нахмурился, а потом протянул: – Занятная вещица…

– Это подарок Лайонеля, – буркнула Этель, опустила глаза и густо покраснела. – Ты, наверное, узнал его работу. Он искусный ювелир в Оллурвиле.

Ильсо оторвал взгляд от гребня и сощурился, будто пытаясь уличить девчонку во лжи. Но даже вояке Когону было очевидно, что Этель свято верила в то, что говорила. И Ильсо с явной неохотой, но словно поддаваясь любопытству, осторожно сказал:

– Не водил близкой дружбы с ювелирами, но Лайонеля среди эльфов я знаю только одного.

Этель вскинула брови, явно ожидая каких-то подробностей об ее несостоявшемся женихе, но в тот же миг Когон отследил, как надежда на ее лице сменилась страхом, потому что Ильсо закончил конкретно:

– Короля.

Глава 8

Кроме фляжек с водой, из обоза с провизией Оргвин с Ильсо взяли также мешок сушеных фруктов, вяленую дичь, орехи разных видов, шелковый платок, эмблему командира, сапфировое ожерелье, три пары мужских панталонов с золотой вышивкой (что стало предметом ворчания Когона, насмешек Ильсо и восторга Оргвина) и какие-то чудесные стрелы, которые вызвали у эльфа неподдельный интерес.

Ну, и новые сапожки, парой размеров поменьше, почти впору Этель. Теперь она шла, почти не спотыкаясь, почти вприпрыжку, счастливая. С тем же разноцветным тюрбаном на голове – подарком от добряка Оргвина: мало ли что опять с волосами? Подводить совсем не хотелось. Тем более, что отношения в отряде только-только стали налаживаться. Оргвин заботился о ней, как о маленькой дочурке, Ильсо интересовался ее состоянием и иногда – моментами из прошлого. Безобидными и совершенно ничего не значащими, как ей казалось: где жила, кому служила, как проходили испытания в Академии Тэгеша, что видела на рынке.

Она отвечала с удовольствием: та жизнь нравилась ей, несмотря на то, что в скором времени ей предстоял вход в новый – взрослый – этап, замужество и рассекречивание ее маленькой тайны. Она тревожилась на этот счет, но быстро возвращалась в рабочий строй: все же более приземленные задачи и поручения Ди Форсуна занимали ее мысли куда больше, чем неосязаемые страхи. Будет волноваться после – решила она. Пройденного не вернешь.

Когон избегал и взгляда, и любого разговора. Этель это отследила четко: сама то и дело посматривала на орка, на что он либо ускорял шаг и уходил вперед, либо предлагал обсудить маршрут Оргвину или Ильсо, либо наоборот замедлялся и отставал, чтобы “проверить, не идет ли кто по их следам”.

Ильсо говорил, что тут и проверять нечего: это очевидно. Особенно после того, как они все-таки ослушались указа Императора и отправились по своим делам в Долину Нищих. Этель это не пугало. Наоборот, она предвкушала там оказаться – в месте, которое может стать ее новым домом.

Слова Ильсо об имени короля эльфов вызвали в ней только досаду: выходило, что ее возлюбленный оказался обычным мошенником. Представился красивым именем, подарил искусный подарок, покорил красивыми словами об ее лазурных глазах и далеком Оллурвиле…

Эти рассказы всколыхнули в груди Этель теплое волнение, что она сама потянулась к нему с поцелуем, а потом, поддавшись чутким ласкам благородного эльфа, разрешила гораздо больше.

А сейчас она вздыхала, вспоминая то первое чувство, которое оказалось обманом, но все равно не жалела об ушедшем. Что бы ее ни ждало после и наверное даже очень скоро, в Долине Нищих. Тем более, что Лайонель исчез не сразу: она виделась с ним еще децену, пока однажды в назначенное время он просто не пришел. Как не пришел и на другой день, и через месяц, и… до сих пор. В последнюю децену она уже перестала ждать сама: не приходила в условленное место у Висячих Садов, не оборачивалась на каждый осторожный шаг у дома, не плакала в темноте чулана, укрывшись от другой прислуги. Но, приходя на рынок, невольно высматривала знакомый силуэт среди прибывших эльфов-торговцев.

Сейчас же она видела только живой интерес Ильсо к этой странице ее прошлого, его осторожные расспросы, как будто невзначай – он спрашивал по долгу службы, – но она говорила: нечего ей было скрывать. Хотя обида теплилась по-прежнему: он оставил ее накануне военного переворота, после того, как она доверилась ему как самому близкому, которого ждала два года после случайного, но такого судьбоносного знакомства.

Барханы сменялись редкими маленькими оазисами – путники взяли направление чуть западнее, чтобы попасть в деревню змеелюдов. Когда они пойдут южнее, по заданию Императора, там начнется настоящая пустыня. Так говорил Оргвин, который признался, что оттуда и пришел со своей Тусклой горы. Об этом Этель не думала: то будет без нее.

Но когда подошли к зеленому островку, на котором ровными рядами выстраивались дома, поняла – пришли.

Они вчетвером застыли на высоком бархане и смотрели на чудесную, почти сказочную долину: за три дня хода по песку, пусть и с перебежками между оазисами, любая зелень и, тем более, влага стали на вес золота. Сейчас им оставалось только спуститься, чтобы суметь и надышаться, и напиться вдоволь.

– Вы вниз, я как обычно прикрою, – скомандовал Ильсо после того, как каждый по очереди выразил свое восхищение конечным пунктом прибытия. – Нас ждет Вайсшехх, идите к нему, он даст справки. Я прослежу, чтобы все было четко.