Мертвые земли Эдеса

– Дядя?

Тиберий поднял взгляд и широко улыбнулся.

– Мм? О, заходи!

– Я не отвлекаю тебя?

Дядя махнул рукой рабыне, веля разлить по чашам вино, и поглядел на стоящего в дверях Луция с добродушным любопытством.

– Отвлекаешь, но мне это в радость.

Луций неуверенно вошел в таблинум. Звук его шагов разносился по огромному пустому помещению сердитым эхом. Здесь не было никакой мебели – один только пустой стол с жесткими скамьями и трипод с двумя кувшинами и темными мисочками без узоров. Возле него дежурила рабыня с прямой спиной и пустым взглядом. В сравнении с этой комнатой склеп бы показался оживленной таверной.

Тиберий принял из рук рабыни чаши с рубиново-алым вином и неловко пролил пару капель на столешницу. Женщина убрала их мгновенно, и Луцию показалось, что дядя взглянул на нее с легкой досадой. Неудивительно. Луцию здесь было некомфортно, а кипящий энергией Тиберий Авитус часами сидел в этом выхолощенном лимбе. Луций знал, зачем он это делает. Но понять как, до конца не мог.

Он уселся перед дядей и упер локти в стол, думая, с какой бы стороны подобраться к разговору.

– Я хотел задать тебе несколько вопросов о сновидениях.

– Это же чудесно! – оживился Тиберий. – Я все ждал, когда ты спросишь. Тебе уже что-то снилось?

Луций потер Тавро Сновидений на загривке – маленькое, в четверть ладони – и уклончиво ответил:

– Я почти ничего не запомнил.

Техника Тавро Сновидений принадлежала семье Авитусов и передавалась наследникам. Нынешний глава семьи занимал пост верховного Сновидца. По идее, тавро должно было достаться Публию, но тот категорически отказался от него много лет назад. Луцию Тиберий тавро просто подарил. Он надеялся, что тот пойдет по его стопам, и сначала Луций был в восторге от картин, которые рисовало его воображение: всего одна печать, никаких заклинаний и ты можешь предсказывать будущее!

Позже ему стало понятно, почему учеников у дяди всего четверо. Сновидцев было мало, и Сенат сдувал с них пылинки не просто так.

Это была хаотичная, капризная и непредсказуемая, как само будущее, техника. Она дарила пророческие сны. Вот только они, как и обычные, были отрывочными, сумбурными и состояли из запутанного клубка образов, которые вылетали из головы, стоило открыть глаза. Стать сновидцем значило посвятить всю свою жизнь этому процессу. Очищать голову от лишних мыслей. Учиться видеть сны на определенную тему. Запоминать их в деталях. Кропотливо расшифровывать, вести дневники, выстраивать общую картину. Какая там Печать Перемещения, даже сраный Гнев Богов, которым владел от силы десяток магов, был проще.

Луций уже давно наплевал на это тавро. Иногда ему что-то снилось. Иногда он даже запоминал сны. Узнал, что Лар Кальвин наблюет в фонтан на Марсовом форуме, за пару недель до этого знаменательного события. Пользы немерено.

Однако недавно ему впервые приснилось что-то важное.

– О чем видел сон? – В глазах Тиберия блеснула лукавая хитринка. – Ладно, не говори. У юности свои тайны. Если ты хочешь увидеть сон на какую-то тему, она должна быть единственным, что занимает твои мысли в течение всего дня. Например, если это связано с девушкой, думай о ней, вспоминай ее лицо, поговори с ней, если есть возможность, а перед сном представляй ее себе и думай о том, что тебя беспокоит.

Луций нетерпеливо побарабанил пальцами по столешнице.

– А как запомнить то, что мне снится?

– Ну… – дядя изобразил руками неопределенный жест, пытаясь подобрать слова, – ты должен просыпаться очень медленно, тогда ты успеешь схватиться за сон. Один из моих учеников использует раба: он играет на кифаре, сначала медленно и тихо, потом громче. Я справляюсь сам. Понимаешь?

– Нет, – честно ответил Луций.

Тиберий вздохнул.

– Это практика, мой мальчик. Со временем ты научишься. Записывай свои сны все что помнишь, возвращайся к ним. Иногда на это нужна не одна ночь. А иногда… – голос дяди дрогнул, – знаешь, я ведь не видел смерть твоего отца во сне. Когда против него выдвинули обвинения, я каждую ночь пытался увидеть его будущее, но когда просыпался, помнил только… горе. Самое сложное – не увидеть будущее, самое сложное – это его не испугаться. А я испугался. – Тиберий умолк, некоторое время разглядывал блики света в чаше вина, а потом печально улыбнулся и продолжил: – Последние двадцать лет я вижу сны только о войне. Научиться сновидению о посторонних людях сложно, но зато эти сны я не забываю. Потому что, между нами говоря, они меня мало волнуют.

– А то, что ты видел во сне, может… измениться? – осторожно поинтересовался Луций.

Это был главный вопрос, который его волновал.

– О, об этом мои предки написали не один трактат, – Тиберий почесал подбородок, – если коротко, мы никогда не знаем, какие наши действия приближают будущее, а какие – берегут нас от него. Чтобы повлиять на будущее, нужно увидеть абсолютно все. Это может занять десятки ночей и требует полной концентрации. Иногда месяцы.

– Месяцы?!

– Конечно. За что, по-твоему, меня терпят?

Луций выдавил из себя улыбку, отставил вино и поднялся.

– Ладно, я попробую. Не буду занимать твое время.

– Эй, – окликнул его дядя, – надеюсь, тебе не снилось ничего дурного?

– Нет.

Луций ответил быстро. Он не был до конца уверен, лжет он или нет. Тиберий хитро посмотрел на него.

– И кто эта красавица?

Луций смущенно потупил взгляд.

– Дядя!

– Ну ладно-ладно, иди. – Тиберий рассмеялся, провожая его взглядом.

Луций оставил дядю пребывать в его иллюзиях. Человек всегда больше верит собственным выводам. Это самая удобная форма лжи. Красавица так красавица. Направляясь в свой дом, Луций сердито пыхтел. Месяц! Он не готов был тратить на эти проклятые сновидения еще месяц. Луцию что-то снилось постоянно: иногда он просыпался от щемящего чувства потери, в другой раз его переполняло жгучее счастье, и он совершенно не помнил, что вызывало эти эмоции. Из нескольких ночей бесплодных попыток увидеть что-то стоящее он выхватил всего один внятный образ. Именно им он намеревался заняться.

Орхо сидел у входа в дом Луция, вытянув ноги, и грыз яблоко.

– Сегодня мы поедем за город, – сказал Луций.

– Далеко? – оживился Орхо.

– Нет, это в паре часов езды от города. Найди мне одежду попроще, – приказал Луций и направился в дом.

Он сел перед зеркалом. Поискал глазами коготь – тот выглядывал из-под груды бумаги острым концом. Луций осторожно извлек его из-под завала и надел на указательный палец. Наследство отца наконец стало ему впору. Пластины обхватывали палец и приятно холодили кожу. Луций быстро и аккуратно начертил в воздухе символы печати, произнес свое любимое заклинание и щелкнул по зависшему в воздухе узору. Символы рассеялись и золотистой пылью покрыли его лицо, шею и руки.

Луций откинулся на спинку кресла, наслаждаясь тем, как менялось его отражение в зеркале.

Медовые волосы начали стремительно темнеть и в итоге приобрели каштановый оттенок. Холодная оливковая кожа на глазах светлела и розовела. По-детски припухли губы, смягчились линии скул, а цвет глаз, обычно напоминающий прозрачный глубинный лед, сменился на темно-карий, брови сделались темнее и гуще. Луций удовлетворенно кивнул самому себе: на него смотрел простоватый симпатичный паренек с добродушным лицом. Хоть сейчас за прилавок фруктами торговать.

– Ну как тебе? – Луций повернулся к Орхо, залихватски откинул со лба темные кудри и улыбнулся. Он сам создал эту печать и гордился своим детищем.

Орхо окинул Луция оценивающим взглядом, и оценка его была невысокой.

– Было лучше, – Орхо протянул ему одежду, – к чему такая скрытность? Мы опять по подворотням?

– Нет, в лес. – Луций стянул волосы шнуром. От равнодушия Орхо стало как-то досадно. – Просто не хочу, чтобы кто попало знал, куда я хожу. Жди снаружи, я переоденусь.

Орхо вышел. Луций натянул на себя новую тунику и поморщился. Грубая шерсть кололась, деревянная обувь на ногах сковывала движение ног. Луций принял решение остаться в своих чудесных мягких сандалиях. Ну кто их будет разглядывать?

– Идем. – Он вышел и уже привычным движением вытянул руку, чтобы отодвинуть Орхо на положенное расстояние, но уперся ладонью в жесткие мышцы.

– Раз ты в таком виде, я пойду рядом, – Орхо накрыл его ладонь своей, – ты не возражаешь?

– Я… – Луций на мгновение замешкался, – если хочешь, иди.

* * *

Вынырнув из череды переулков на широкую торговую улицу Верхнего города, Луций позволил себе лишь на секунду остановиться. Вдохнуть запах свежих пирожков из лавки. Вспомнить, что позавтракал он лишь парой абрикосов. Подумать о том, насколько все-таки безрассудна его затея. Он хотел посмотреть на Орхо украдкой, но поймал его взгляд. Пристальный, изучающий, чуть щекотный. Орхо улыбнулся ему.

Луций решил, что все обойдется.

Кивнув самому себе, он нырнул в толпу. Нетерпение жгло крапивой. Тревога, любопытство, сомнения и застарелое горе спутались в голове в тугой комок. Луция потряхивало, и он ускорял шаг, врезаясь в прохожих. Дорогу ему, разумеется, никто не уступал – без горловой брони, в серой одежде и с неприметной простецкой мордашкой он получал только грубую брань.

Луций впечатался в жирного грузчика, и тот, не удержав свою поклажу, едва не бросился на него с кулаками. Орхо отвел его рукой и взглянул на мужика так, что тот мгновенно отступил.

– Лес никуда не денется, хозяин, – шепнул Луцию Орхо.

Дальше он шел чуть спокойнее. Чтобы не пялиться на Орхо, он рассеянно блуждал взглядом по цветастому многообразию лавок с тканями и побрякушками, резным дверям домов, разноцветным фрескам, украшавшим дома, и аккуратным вывескам.

– Цены выросли, – пробормотал он, задумчиво разглядывая одну из табличек.

– Что?

– Цены у целителя выросли, – уточнил Луций, – значит, скорее всего, их в этом районе стало меньше. Младшие продолжают пропадать.

– Младшие маги занимаются целительством?

– Да, и много чем еще. – Луций нахмурился.

После смерти Квинта Корвина Младшие маги не перестали исчезать. Луций слышал пересуды в курии и мрачные сплетни в Лотии. Вполне возможно, несчастный Квинт и не был к этому причастен. Луцием вновь овладели мучительные подозрения. Он тряхнул головой и запустил пальцы в волосы. Ему хотелось, чтобы Квинт Корвин оказался повинен в пропаже магов. Это бы имело смысл. Это казалось верным. Но что, если у сенатора были веские причины, чтобы напасть на Орхо той ночью?

Луций нервно выдохнул, сдержал азартную ухмылку. Всего пара часов пути, и – Луций очень на это надеялся – вопросов станет меньше.

– Кто вообще эти Младшие? – прервал его размышления Орхо. – Чем они отличаются от… таких, как ты?

– Младшие – ублюдки таких, как я. Патрициев. – Луций пожал плечами. – Они и их потомки могут наследовать талант к Искусству. От законнорожденных они ничем не отличаются, просто их не допускают к стратегическим или слишком сильным заклинаниям.

Орхо скептически поднял бровь.

– То есть вы умеете менять внешность, увеличивать урожай, защищаться от болезней и старения и еще невесть что, но не можете избежать рождения ребенка?

– Можем. Просто не все маги щепетильны в таких вопросах. К тому же чем больше Младших магов, тем лучше. На них вся Республика держится. Бывает и так, что… – Луций ехидно улыбнулся, – плебейская семья побогаче может заплатить магу, чтобы тот провел время с их дочерью. – Луций проследил, как удивление на лице Орхо сменяется неприязнью, и продолжил: – Это выгодно. Младшие маги получают гражданство, даже если рождены от рабов. Они хорошо зарабатывают. Пусть не каждый рождается магом, но все равно это неплохая ставка.

– Самая странная проституция, о которой я слышал, – пробормотал Орхо.

– О, поговори с Талией, услышишь и не такое. Она, кстати, тоже из Младшей Ветви, ее мать приехала с Севера. Говорят, какой-то патриций откупился от нее, чтобы жена не узнала о ребенке. На эти деньги она открыла Лотию. – Луций рассмеялся, глядя на то, как Орхо насупился. – Да что ты так смотришь? Как будто у вас там, в диких землях, высокие нравы.

– Да нет, все то же самое. Просто мы меньше… – Он пытался подобрать слово.

– Выпендриваетесь?

– Именно.

– Хочу сплетен с твоей родины, – ухмыльнулся Луций, – развлеки меня.

Орхо стал рассказывать ему историю о девушке, которую мать обещала сразу двум женихам. Луций не особо следил за событиями, ему просто нравился его голос. Орхо говорил тихо, как будто не считал нужным напрягать горло, но его низкий, с вибрирующей хрипотцой тембр отчетливо выделялся из уличного шума. Он тянул гласные, закругляя их горлом, и смягчал некоторые буквы, из-за чего его речь казалась неспешной и даже томной. Такой говор всегда усыплял Луция.

– …а тот дед оказался ее папашей, и вот тут взбесились все. Ты меня вообще слушаешь?

– Ты даже не представляешь, как внимательно. Подожди минутку.

Луций нырнул в небольшую лавку, чтобы купить вина. Вернувшись, он довольно потряс амфорой перед Орхо.

– Вот теперь продолжай.

Они приближались к невидимой границе Верхних и Средних улиц. Конечно, никаких опознавательных знаков здесь не было. Просто под ногами стало попадаться все больше мусора, ям и навозных куч. Выше гужевой транспорт не приветствовался – все носили рабы. Здесь же приходилось уступать дорогу груженым телегам, запряженным волами, и шарахаться от разгуливающих прямо по улице коз.

Луций морщился от вони. Обычно он бывал здесь вечерами и пьяным. Наслаждался духом веселой бедности – паршивым, но крепким вином, жирной едой со всех концов Республики, яростными боями в ямах и пошлятиной, которой были разрисованы стены. Днем же веселье спало – бодрствовала одна лишь бедность.

Наконец Луций добрался до конюшен. Здесь такие, как он, могли арендовать лошадь, чтобы выехать за город.

– Выбирай любую, – флегматично бросил он Орхо, оперевшись на столб, наблюдая за тем, как у того заблестели глаза.

– Насколько хозяин щедр? – Орхо испытующе прищурился, расплываясь в улыбке. – Можно и газарского рысака?

– Да, – ответил Луций, хотя понятия не имел, что это значит.

Орхо остановил свой выбор на гнедом жеребце с горделивым крупом. Залог за него был равен стоимости раба… Для себя же Луций попросил оседлать любую покладистую кобылу.

Через час они выехали из города через Марсовы ворота.

Луций не любил лошадей, но пешком они бы шли до захода солнца. Лошади плохо пахли и вели себя непредсказуемо. Ездить верхом его учил дядя – сам не большой мастер в этом деле. Только благодаря советам Илмы он научился сносно держаться в седле. Конь плелся рысцой, а Луций сидел на нем, вцепившись в поводья так, что побелели костяшки. Орхо держался рядом, и Луций кожей чувствовал его недовольство. Кочевник словно наконец оказался на своем месте. Его лицо приобрело новое, еще незнакомое Луцию выражение. Лихое, жадное. Он правил одной рукой, и его конь, как будто чувствуя настроение седока, все время рвался ускориться. Устав смотреть на то, как Орхо вырывается вперед и нетерпеливо елозит в седле, дожидаясь его, Луций дал ему отмашку.

– Впереди слева будет небольшая роща. Развлекайся.

Орхо только этого и ждал. Он хищно улыбнулся, и его конь рванул с места безумным галопом. Луций проследил взглядом за тем, как кочевник понесся вперед, привстав в седле и пригнувшись к гриве. Ветер почти мгновенно растрепал небрежно завязанные шнурком волосы, и они развевались в потоках воздуха рваным черным пламенем. Чем дальше они ехали, тем больше Луция сжимала то ли странная скорбь, то ли чувство вины. Он смотрел на маячащий впереди пролесок и вспоминал уроки кормилицы. Держать поясницу. Сводить ноги. Чувствовать темп и подстраиваться под него. Наверное, Илме тоже не хватало верховой езды.

Орхо подъехал к Луцию, когда тот уже неловко спешивался у опушки. Луций передал ему поводья и, ничего не говоря, углубился в лес.

Он знал здесь каждую ветку. Вот камень, об который он запнулся и сорвал ноготь, когда в слезах ночью искал закрытую от чужих глаз поляну. Вот осколки старой амфоры, которую он швырнул в странное дерево со сморщенной корой, похожей на старческое лицо. Огромная коряга, об которую он зацепился и порвал тунику. Спустя несколько минут он наткнулся на маленький холмик посреди прогалины, поросший травой.

– Здравствуй, Илма, – тихо произнес Луций, опустившись рядом с ним на колени.

Слова царапали горло. Он уже больше года не говорил на этом непривычном для эдесца наречии и почти забыл, как произносить округлые гортанные звуки. Илме нравилось, когда Луций переходил с языка Эдеса на язык ее родины. А Луцию нравилось понимать ее ворчание и песни.

Но она уже давно ему не отвечала.

– Я попал в неприятности, – пробормотал он. – Ты говорила, что, если я ошибусь, я должен сделать так, чтобы у ошибки появился смысл. Мне нужна твоя помощь, чтобы… в общем, я привел кое-кого.

– Кто здесь похоронен? – Голос Орхо прозвучал за спиной Луция.

– Моя кормилица. – Луций ломано выговаривал слова на чужом языке. – Она была талоркой. Приехала в Эдес вместе с моим отцом. Она вырастила меня.

Они помолчали. А потом земля перед Луцием пришла в движение.

С тихим гулом она задрожала, вздыбилась вокруг могильного холма, как будто кто-то огромными невидимыми ручищами собрал дерн, мелкие корешки и камни. Земля легла поверх холмика высокой горой.

– Как давно ты понял?

– Сразу. После сказки о соколином хане убедился окончательно.

– Ты слышал ее от кормилицы, и этого хватило, чтобы меня не сдать?

– Я любил ее.

– Она достойна хорошего кургана.

Орхо говорил на родном языке гладко и мелодично.

Два дня назад он впервые смог запомнить что-то из своих сбивчивых снов – вид огромного кургана на месте могилы Илмы. Тогда Луций решил пойти навстречу пророчеству. И ставка сыграла. Орхо раскрыл себя.

* * *

Талорец с тоской посмотрел на привязанных лошадей. Его гнедой щипал траву и бил длинным хвостом по лоснящимся бокам. Луций шел за Орхо к опушке. Ему было неловко, будто он обманом вынудил его признать опасную правду. И все же это было лучше, чем спрашивать напрямую. Их разговор казался мучительно незавершенным, и тишина давила на Луция грузом неясной пока ответственности.

– Так она твоя настоящая мать? – внезапно спросил Орхо.

– Что?! Нет!

Внезапное возмущение мгновенно вырвало Луция из терзаний.

– Жаль. Будь ты талорцем, ты бы лучше держался в седле. – Орхо подошел к коню, достал из седельной сумки вино, уселся под деревом, скрестив ноги, и приглашающе похлопал рукой по земле.

Луций был благодарен ему за то, что тот нарушил молчание первым. Все это время он с таким упоением обдумывал загадку происхождения Орхо, что не оставил себе времени осознать, что она означала для них обоих. Орхо был талорцем и жил под его крышей. Означало это, что они в полной заднице.

– Я законнорожденный. И дядя говорил, что я на мать похож. Уж он как-нибудь сына своей сестры бы узнал. Она погибла вместе с отцом, – буркнул Луций, усаживаясь рядом с Орхо.

– Мне жаль.

Луций вяло отмахнулся. Он почти не помнил родителей. Они погибли, когда он еще ходить не научился. Дядя стал ему как отец, а Илма заменила мать. Поэтому Луций никогда не чувствовал себя сиротой. Только все остальные не упускали случая напомнить ему, чей он сын.

Снова повисло неловкое молчание. Снова Орхо разрушил его:

– Твой талорский ужасен, тебе не хватает практики.

– О, а твой эдесский неподражаем. Настолько, что я узнал твой акцент.

– Я, по крайней мере, не делаю ошибок.

– Зато врешь как дышишь. Ты сказал, что ты из Истреда.

– Я действительно оттуда, я там жил последние годы.

– Ты талорский диверсант?

– Готовлю диверсию, пока яблоки тебе чищу.

– Я серьезно. – Луций хмуро смотрел на Орхо. Его голос чуть дрожал.

– Нет, Эдера. Клянусь взглядом пяти Великих Духов, я не замышляю никакого зла против вашей Республики. – Голос Орхо звучал ровно, но все же печально. – Что ты намерен делать теперь?

Луций отвернулся.

Столкнувшись с талорцем, любой гражданин Эдеса обязан заявить об этом магистратам – за это можно получить две сотни денариев. А вот за сокрытие его приговорят к казни. Талорцев не так-то просто вычислить, у них нет внешних отличий от других кочевых племен. Обычно их выдавала магия, если они неосторожно использовали ее при свидетелях. По характерному акценту их могли узнать лишь те, кто часто его слышал.

Секрет Илмы Луций хранил до самой ее смерти. Да и после Орхо стал единственным, кому он его доверил.

– Мой отец был послом в Орде, – Луций немигающим взглядом смотрел перед собой, – он жил среди талорцев три года. Илма рассказывала, что он спас ее от мужа-насильника. Она решила ему служить. Отец доложил Сенату, что Орда хочет дипломатических отношений, с ней можно наладить торговлю, что племена осядут и станут буфером между Мертвой Землей на севере и Республикой. Илма говорила, хан и правда собирался… – он вздохнул, – в общем, Сенату надо было на кого-то повесить всех собак, и отца обвинили в предательстве интересов Республики. А за две ночи до суда был пожар. Все разбежались, – Луций горько усмехнулся и рассеянно поднял горсть земли, – все, кого он привез. Илма вытащила меня из огня. А про отца сказали, что самоубийство равносильно признанию вины.

Орхо молчал. Он откупорил вино и не глядя протянул Луцию.

– Дядя не верил. Он обожал отца. Всегда говорил мне не спорить с другими, но помнить, что отец был хорошим человеком. Про Илму он ничего не знал, оставил ее со мной. Она говорила, я просто не переставал реветь, если меня у нее забирали. – Луций снова замолк, но потом вдруг резко повернулся к Орхо и на одном дыхании произнес: – Отвечая на твой вопрос, я не намерен сдавать тебя магистратам. Жизнь прожил, скрывая одного талорца, скрою и другого, судьба у меня такая. Считай, наследство от папаши.

Он отсалютовал Орхо бутылью и сделал большой глоток. Вино оставило на языке вязкую пленку.

– Твой отец… – Орхо помедлил и поморщился, прежде чем продолжить, – был прав. Прошлый каган, Лайхо, хотел союза. Но он умер. А новый – больной ублюдок.

– Приятно слышать. Жаль, Сенату этого уже не объяснишь.

– Кому ты что должен объяснять, Эдера? – улыбнулся Орхо.

Луций усмехнулся. Ему нравилось, что Орхо зовет его Эдерой. Из его уст фамилия отца не звучала как оскорбление.

Орхо откинулся на локте, вытянул ноги и с явным удовольствием провел рукой по влажной траве. Мелкие росинки поднялись в воздух и собрались в большую каплю. Орхо держал ее над ладонью, совершая пальцами скупые движения. Из пузырька вытянулись четыре ноги, голова и хвост, и он застыл ледяной фигуркой, отдаленно напоминающей лошадь. Орхо довольно улыбнулся и протянул ее Луцию. Тот рассеянно взял подарок. Стихийная магия очаровывала.

– Скульптор из тебя никудышный. – Луций опустил голову, рассматривая фигурку. Она быстро таяла от тепла рук. – Она мне тоже делала такие.

– Я знаю.

– Откуда?

– Такие всем детям делают. У меня детей нет, поэтому я не мастер.

Луций замолк. Он крутил в пальцах фигурку, вода прохладными каплями стекала к запястьям. В его голове мучительно стучала незаконченная мысль. С чего все началось? Как рядом с ним появился этот кочевник?

– Орхо, – Луций напряженно сжал фигурку в ладони, – ты использовал магию в Эдесе?

– По мелочи.

– Это мог кто-то видеть? Где ты жил? Соседи?

– Я с тобой уже почти месяц, Эдера, если бы меня кто-то хотел сдать, я бы уже давно…

– Нет! – Луций вдруг подскочил и неловко оперся на ствол дерева, поросший мхом, перепачкал руку, но даже не обратил на это внимания. Он смотрел на Орхо, широко распахнув глаза и улыбаясь. – Что, если тебя уже кто-то сдал?

– Не понял твоего восторга, но продолжай.

– Корвин! Младшие маги! Я не мог понять, какого хрена ты ему дался! А ты ему дался, потому что ты маг. Все сходится! – воскликнул Луций, зарываясь грязными пальцами в волосы, и принялся взволнованно ходить вдоль кромки леса. Лошади опасливо покосились на него и отступили на пару шагов. – Корвин стал сенатором в этом году, его протолкнули братья. Но до этого он был эдилом и, если кто-то сказал ему о тебе… – Луций запнулся о ноги Орхо, потерял равновесие и рухнул на землю. Не обращая внимания на свое положение, он продолжил: – Кто мог тебя выдать?

Орхо рассеянно протянул Луцию руку и помог усесться. В отличие от Луция, думал он молча, сосредоточенно перебирая пальцами. Это продолжалось несколько мучительно долгих мгновений.

– Ерлан, у которого я жил. Он мог видеть, или его жена. Подозреваю, что сам Ерлан мертв, потому что за мной не пришла толпа легионеров. На меня напали ночью, со спины. И такого свидетеля, как Ерлан, я бы в живых не оставил. Хорошо бы узнать, пропадали ли другие талорцы в городе похожим образом, – наконец задумчиво выдал Орхо.