Игра в догонялки

своему отсеку и похлопала по нему.

– Вход запрещен, – отозвался он.

– Как это? – очумела я.

– Вы провели в отсеке слишком много личного времени, у вас может начаться депрессия, советую вам посетить психологическую консультацию.

Я зарычала и, разбежавшись, треснула по двери ногой.

– Очень советую посетить психологическую консультацию! – помолчав секунд десять, произнес отсек. – Ее крайне эффективно проведет профессор Звездолет Андреевич Энтропиев.

– Денеб! – закричала я, – подожди меня.

– Жду, – сочувственно отозвалась подруга. – К лифтам очередь. Я пробралась вперед, нас ждет Дуст. Пошли.

– Нас ждет Звездолет Андреевич, – поправила я.

ГЛАВА 10

На смотровой площадке было страшно и людно. Пытаясь отделаться от ощущения, что я нахожусь в открытом космосе, и перестать задерживать дыхание, я торчала среди толпы. Периодически кое-где мелькали нестандартные роботы с нездоровым цветом лиц и кричали:

– Соблюдайте дистанцию! Отойдите назад на десять сантиметров! Скученность людей ведет к давке!

При этом роботы бодро обхватывали щупальцами очередную жертву и оттаскивали ее назад. Я заранее шарахнулась от спины Денеб, стоящей передо мной, за что проезжающий мимо робот пнул меня сзади и прогудел:

– Нельзя делать слишком большую дистанцию. Это ведет к неравномерности распределения толпы и давке.

– Все дороги ведут к давке! – философски заметила я и уставилась в космос, пытаясь отыскать солнечную систему, но увидела лишь мириады звездочек. Пол подо мной переливался всеми цветами радуги. Все посетители площадки застыли в созерцании, и в эту величественную картину единения человека и космоса влился тягучий голос корабельного психолога:

– Добро пожаловать на сеанс групповой психотерапии. Для начала мы должны поговорить о проблеме телепортации. Многих людей часто беспокоит вопрос: я или не я буду я после прохода моего я через телепорт вместе с кораблем, который тоже являет собой некое коллективное я, и если это я заменится на "не я", как это заметить?

Все, кто в этот момент не говорил, продолжили молчание. Денеб, кокетливо хихикая, толкала плечом стоящего рядом с ней Дуста, тот вяло улыбался.

– Более того, при проходе через второй телепорт возникает другая

проблема: а как изменится уже прошедшее через первый телепорт "я", если оно уже заменилось на "не я"; будет ли оно "не не я", что, собственно, означает "я", и как оно будет отличаться от "я" изначального?

Молчание углубилось.

– В связи с этим возникнут психологические проблемы, и потому я всегда рад буду устроить еще несколько своих консультаций после прохода через телепорты! – продолжил психолог наводить морок.

– Можно вопрос? – раздался трижды знакомый мне голос штурмана:

– Есть ли смысл ходить на консультацию, тогда как ваше "я", проводящее ее, уже успеет, пройдя через телепорт, превратиться в "не я" и не сможет дать нашим "ям" ничего полезного?

– Этот вопрос достоин обсуждения! – оживился Звездолет Андреевич. – Я с удовольствием обсужу его сейчас!

На нас опять посыпались бесконечные "я", и много раз упомянутая я быстро перестала слушать. Мне почему-то захотелось отыскать штурмана, что я и принялась делать.

Он отыскался поблизости от возвышения, на котором проповедовал психолог. Рядом, как всегда, торчал капитан, и оба о чем-то серьезно разговаривали. Я выглянула из-за чьей-то обалдело подрагивающей спины и прислушалась.

– Не понимаю я этих роботов, Андрюша, – встревожено говорил штурман. – Чего-то они ковыряются своими щупальцами, где не надо. Даже неохота их одних оставлять.

– Вы зря беспокоитесь, Логвин Эдуардович, – ответствовал капитан. – Вы же не сможете все свое время проводить в рубке, тем более, что это вовсе ни к чему. Роботы нестандартизованы, но обладают необходимыми навыками.

– А кто нам их доставил, ты мне скажи? – с каким-то странным напором продолжал штурман.

– Роботы доставлены по моему заказу, – равнодушно отозвался Зуммеров. – Я вижу, Логвин Эдуардович, вас дожидается Валентина Козлова, но я бы лично советовал вам не сближаться с рядовыми членами экипажа.

– А я бы тебе посоветовал идти и учить свои отсеки и лифты, – фыркнул штурман. – Валюш, иди сюда. Подозвать тебе кресло?

– Да не надо… – сказала я, неожиданно для себя опуская глаза и начиная крутить пуговицу. – Я хотела спросить: вы, наверно, проходили через телепорты?

– Ну конечно, много раз!

– А вы уверены, что вы никак не изменились, и что ваше "вы"…

– Твое ты, – сказал штурман. – В смысле можешь мне тыкать, я не обижусь. Ты будешь одной из моих приближенных, что-то в тебе есть хорошее. А насчет телепортов: сколько раз проходил, столько раз ничего не замечал. Так что даже если это будешь не ты, ты ничего не заметишь.

– Ну ладно, – несколько успокоилась я и плюхнулась в подползшее кресло.

– Всё, мы за пределами солнечной системы, – сообщил мне штурман и заправил за ухо одну из своих косичек.

– А толку-то, я ее все равно не могу различить, – отмахнулась я.

– А ты чего ожидала, что на нее указатель будет, что ли?! – расхохотался штурман. – Вот смешная! Слушай, если ты не возражаешь, то пойдем отсюда восвояси, приглашаю тебя в корабельный сад: говорят, есть здесь такой, хотя я лично его еще ни разу не встречал. Ничего, сейчас поищем.

– Меня, небось, отсек обратно не пустит, для школьников же режим: в десять часов они должны спать.

Штурман изумленно воззрился на меня:

– Фу ты, а я опять забыл, что ты школьница. Выглядишь взрословато. Тебе, небось, лет восемнадцать?

– Почти двадцать, – отозвалась я.

– Мда, ну и школьники пошли. Скоро до пенсии учиться будете! – покачал штурман головой.

– Объем знаний, увеличивающийся с каждым годом, должен быть полностью усвоен подрастающим поколением, – отскочило у меня от зубов как под действием приборчика "Мну-5" выражение.

– Бедняга, – пожалел меня штурман. – Отдыхать тебе надо больше. Небось, часто школа снится?

– Я тут еще не спала, – мрачно отозвалась я. – И, видимо, не буду.

– Знаешь что, Валюш? – сказал штурман, пощипывая брыкающееся кресло. – Давай-ка я переведу корабельное время на час назад, поскольку оно в моем ведении. И им уже хуже не будет, – он кивнул на людей, внимающих разливающемуся психологу, – и тебе лучше.

ГЛАВА 11

Уже давно царила условная ночь. На потолке коридора для убедительности загорелись симпатичные звездочки и луны. Под их светами я пробиралась к своему отсеку, напевая на мотив популярной песенки "Ах ты тьфу, ду-ду, бу-бу" фразу "Ануну лежит во сну", подделываясь под стиль древней поэзии, когда еще рифмовали слова, а бедные школьники их учили. "Откуда это у меня взялся поэтический талант? – подумала я. – Вроде бы никогда не было." И тут же запела:

– Ануну лежит во сну! Светят звезды и луну! Ну и ну, ну и ну, быть поэтом мне дану!

Я в восторге подпрыгнула на глушащем звуки полу и пошествовала дальше.

Переведенное на час время мало помогло. Все равно сейчас было уже часа на три больше чем десять, но это меня не беспокоило, как, впрочем, и то, что сад мы со штурманом так и не нашли: то ли он еще не вырос, то ли мы проворонили нужный лифт.

– Бу-бу, ду-ду, – пробормотала я, ощупывая дверь отсека и вроде бы даже освещая его своим сияющим лицом. – «Любовь – это сложная реакция на особь противоположного пола, сопровождающаяся дистоническими изменениями, основанная на сходстве биоритмов», – сообщила я определение из чувствоведения, которое на самом деле было, конечно, длиннее, но и за это ставили тройку.

Отсек, как это ни странно, распахнул передо мной двери. Стены ласково пофиолетовели, едкий лужок в псевдоокне сменился ужасно-синим морем: видимо, хромала цветовая настройка. Универсальное ложе недвусмысленно потянулось ко мне.

– Сейчас, сейчас, – успокоила его я.

– Перед сном полезно прослушивать музыку своего мозга… – зловеще сообщил отсек.

– Одно из двух: или прослушивать буду не я, или мозг будет не мой, – отрезала я и пошла в приглашающе зеленеющий ванный угол, чтобы принять душ.

– Если вы будете так поздно приходить, я сообщу об этом корабельному врачу, – зудел отсек, окатывая меня водой.

В ответ я хлопнула по стенке, включив свою любимую песню, а поскольку песня была не только самой любимой, но и самой громкой из моей коллекции, отсеку пришлось замолкнуть. Вскоре я, уже сердито вытертая отсековым мохнатым полотенцем, лежала в довольной кровати.

– И-и-иех, ку-ру-му-руу… – лирично пела моя любимая певица. Тут я вспомнила про сочиненные мной вирши, и, боясь забыть их, сказала:

– Преобразуйте стены для надписей, пожалуйста.

Стены молча почернели. Я протянула палец и вывела розовые светящиеся буквы моего стиха про Ануну.

– Стереть? – вопросил отсек.

– Еще чего! – вскинулась я. – Не стирать. Выключи свет и музыку.

Отсек так же молча повиновался. "Видимо, обиделся", – подумала я и уснула.

Радужные мои сны могли бы, казалось, длиться бесконечно, но неожиданно наступило вовсе не радужное пробуждение. Я проснулась, попросту говоря, от того, что отсек орал хором из нескольких голосов:

– Внимание! Проходим через телепорт! Не волнуйтесь, соблюдайте спокойствие!!!

Я вскочила и заметалась по отсеку, натыкаясь на стены.

– Соблюдайте спокойствие, – надрывались луженые глотки моего жилища. – Нет причин для волнения!!! Продолжайте сон!!! Проходим через телепорт!!!

– Какой сон?!! – заорала я, пытаясь включить свет. – Прекратите вопли! Или освещение включите!

– При проходе через телепорт свет должен быть выключен на всем корабле из-за не касающихся вас причин! – нахамил мне отсек. – Успокойтесь!

Я ощупью добралась до кровати и обнялась с ней, с ужасом ожидая, что я, того и гляди, на своих глазах стану не мной.

Тут среди кромешной тьмы вдруг засветился экранчик компьютера-тетрадки. На нем появились лица мамы и папы, с минуту я смотрела на них, как на инопланетян, потом потрясла головой и, подползя к компьютеру, включила связь.

– Валечка, здравствуй, как ты там? – немедленно налетела на меня мама. – Ты там обустроилась?

– Да, – кратко отозвалась я, так как только на этом слове у меня не трясся голос.

– Валюшенька, ты там занимаешься, Ирина Марсовна спрашивает?

– Передайте ей, что нет, Валя Козлова отвечает, – сердито ответила я.

– Вот именно, – как всегда не вовремя влез чем-то занятый папа.

– Ты другие-то слова знаешь?! – застонала мама. Папа поднял голову:

– Знаю, но тебе они будут неинтересны. Очень много терминов. Валюша, учи там уроки!

– А сейчас-то почему у тебя так темно? – забеспокоилась мама.

– Ночь потому что, – пояснила я. – Не волнуйтесь, я вернусь не скоро. Отсек у меня хороший, заботливый… Стих сегодня написала.

– Ой, умница! – восхитилась мама. – Не прочтешь?

– Потом. Ну, вообще, ладно, – легко сдалась я и огласила свои

вирши.

– Восхитительно, – одобрила мама. Папа что-то промычал. – Прямо

как настоящий поэт!

– Ну ладно, – небрежно сказала приосанившаяся я. – Мне пора,

до встречи, – и решительно ткнула кнопку отключения. Тут же, как по ее мановению, включился свет, и отсек сказал своим нормальным ласковым голосом:

– Телепорт пройден.

Я растерянно поднялась и посмотрела на свои руки, потом на ноги, потом попыталась посмотреть на спину и упала на кровать. Логвин, то есть штурман, был прав. Я совершенно ничего не чувствовала.

– И стоило так орать? – укорила я жилище.

– Во избежание волнений, – отрезало оно. Я вздохнула и погрузилась в прерванные радужные сны.

ГЛАВА 12

Шла вторая неделя нашего полета. Потихоньку наступало серо-голубое корабельное утро, потолки светлели, однако я и Денеб давно уже были на ногах, а точнее, на стульях в отсеке Синдереллы Ивановны. Пациентов не было: даже отчаянно больные люди вряд ли могли бы себя заставить встать в такую рань, да еще если учесть, что все две недели ни одна ночь не обошлась без прохождения телепортов. Мои соседи по этажу давно пытались подать капитану жалобу на штурмана, но я отговаривала их как могла по понятной причине.

Хотя с этой причиной виделись мы не так уж часто: он почему-то не хотел надолго покидать рубку, а я тоже обрастала делами. Синдерелла Ивановна взялась за нас с Денеб весьма плотно, и теперь мы только и делали, что зубрили громадные списки названий болезней и способы их лечения, а также изучали анатомию на голографическом, но очень противном макете. Денеб еще, к тому же, приходилось проводить хирургические операции на схематичном макете человеке, а из меня Синдерелла Ивановна, к счастью, решила сделать инфекциониста.

– Ну, так на чем мы остановились? – поинтересовалась Синдерелла Ивановна.

– На гриппе, – мрачно отозвалась я. – А откуда, по-вашему, тут может взяться грипп и вообще инфекции? Корабль ведь закрыт.

– Ничего, откуда-нибудь возьмутся, – успокоила меня Синдерелла Ивановна. – У нас ведь будет высадка на планете для пополнения запасов. А простуды, я думаю, все равно начнутся, когда заработает бассейн. И таблеточки ты у меня будешь синтезировать… Денеб, вы оставили его без мозгов.

Денеб, вяло кромсающая учебный манекен, хмуро вздохнула и, подождав пока он примет прежнюю форму, принялась за старое. Я сообщила все о гриппе и начала учить способы лечения, остро ностальгируя по "Мну-5".

Наконец, подошло время завтрака. Я подняла глаза от плоскости стола со списками и осторожно сказала:

– Ну, я, наверно, пойду. Мне с кое-кем надо встретиться.

– А с кем? – оживилась Синдерелла Ивановна, обожающая посплетничать.

– Со штурманом, – ответила за меня Денеб.

– Да ну?! – еще больше оживилась Синдерелла Ивановна. – А ты знаешь, он неплохой человек, я с ним который раз летаю, только вот знаешь, что я о нем знаю?

– Не знаю, – буркнула я. Синдерелла Ивановна щелкнула пальцами. Отсек потемнел стенами и включил таинственно-гнетущую музыку.

– Сколько я его знаю, – влила в нее свой бас Синдерелла Ивановна, – он на Земле бывает очень редко… И никогда не заходит домой. Если он, конечно, вообще где-то живет… И ничего не рассказывает о своих родителях…

– Если, конечно, они вообще были, – добавила я. Денеб фыркнула.

– Зря смеетесь! – проурчала врачиха, дирижируя отсеком, который все нагнетал атмосферу. – Может, и были, конечно, но все это очень странно… Да и вообще, учился ли он где-нибудь управлять кораблем? Знаете, когда я впервые его увидела? Он прилетел из какого-то дальнего рейса.

– Ужасно подозрительно, – прошипела я, теряя терпение.

– Но ведь его никто не помнил! – возопила Синдерелла Ивановна. – Однако в документах он был… А, честно говоря, сейчас рейсов так много, что за всеми не уследишь…

– Ну, значит, и не уследили, – прервала ее я. – И вообще, даже если он прилетел из дальнего рейса, его никто не помнит, и он мало бывает на Земле, почему из этого следует, что я не могу с ним встречаться?!

Отсек резко оборвал завывания и перешел на веселенькую детсадовскую мелодийку, так как задумавшаяся Синдерелла Ивановна перестала дирижировать.

Я махнула рукой и вышла из отсека. В коридоре я столкнулась с бабусей-долгожительницей. Она вприпрыжку поспешала в обратном мне направлении, шепча что-то про гудение в ухе. Я решила не ждать Денеб и отправилась на свой этаж.

У Ануну сегодня, судя по всему, был какой-то личный праздник: кроме традиционного меню я получила небольшое корытце, на котором, чтобы было понятно, что находящаяся в нем субстанция съедобна, значилось: "Сладкая смесь. Способствует деятельности мозга".

– А вид ее укрепляет нервную систему, – добавил появившийся штурман, и я поняла, что прочла надпись вслух.

– Пойдем пройдемся, Валюш, – продолжил он. – В корабельный сад – он как раз сегодня отрос. Если ты согласна, пошли быстрее, а то я у Андрюшки спросил на каком лифте ехать и куда поворачивать, с минуты на минуту забуду.

Я без сожаления отодвинула смесь для улучшения мозговой деятельности и направилась к лифту.

Сад превзошел мои довольно, впрочем, опасливые и скромные ожидания. Это было совершенно необозримое помещение, границы которого я не разглядела, как ни старалась. С потолка лился свет, похожий на солнечный, под ногами была трава, похожая на настоящую, из нее торчали кусты и деревья, между которыми виляли заманчивые тропинки. Я бросилась вперед и со всего маху вляпалась в стену.

– Ой, Валька! – воскликнул штурман, давясь своим дурацким смехом. – Да куда ж ты размахалась? Это ж коридор! А стены изображают пейзаж в перспективе!

– А тропки за кой сделали? – зарычала я.

Бредущие мне навстречу по саду-коридору люди сочувственно посмотрели на меня. Я махнула рукой и устало присела на травку, прислонившись спиной к необозримой дали в перспективе. Где-то что-то пшикнуло, и в воздухе едко повеяло розой; откуда-то с потолка слетела большая желтая бабочка, полетала туда-сюда по правильной синусоиде и со щелчком приклеилась обратно к потолку. Я потерла лоб и неуверенно сказала:

– Слушай, Логвин, что-то я хотела у тебя спросить…

И тут все мысли и вопросы выскочили из меня и убежали с криками ужаса, так как я увидела, что из-за торчащего неподалеку куста на меня мерзко пялится робот с вытянутой лимонной физиономией. Когда мои глаза и его красные фары встретились, он бесшумно попятился и скрылся в глубине сада-коридора.

ГЛАВА 13

Я открыла рот для жалобы, но себя не услышала, так как по громкой связи раздался молодой и свежезамороженный голос Зуммерова:

– Командование корабля просит пассажиров в количестве всех лиц пройти на третий этаж с целью прослушивания лекции о правилах безопасности поведения себя с иными формами жизни, встреча с каковыми состоится по прибытии в созвездие Рыб. Посещение лекции обязательно: в случае непосещения индивидуум будет отстранен от контакта с иным разумом.

Перед моим внутренним взором замаячили портфель и гора учебников.

– Вы что, недостаточно инопланетников наизучались? – удивился штурман.

– Два семестра, – пожала плечами я. – Двадцать контрольных: у меня по восемнадцати – тройки, по двум – четверки.

Штурман посмотрел на меня непонятно почему с огорчением и довольно невесело сказал:

– Я так понял, что если ты пойдешь на эту лекцию, свидимся мы только ночью.

– Отсек будет жутко недоволен, – хмыкнула я. – Он и так вчера нарочно стер мои стихи, когда я велела их не трогать, а потом отговаривался тем, что у него хромает система распознавания речи. Но я их и наизусть помню. Вот:

"Я стою у руля

Космического корабля,

Вдаль уходит Земля

Ля-ля-ля-ля-ля-ля"

Ну, как?

– Уже лучше, – серьезно отозвался штурман. – Ладно, пойду вместе с тобой на лекцию, а то вдруг меня не допустят к встрече с иными формами жизни? С них станется. – Он вздохнул и соорудил из своих волос толстую косу. Я тоже заправила прическу за уши, и мы, как в бой, ринулись в уже переполненный лифт. Пару раз застряв и самопочинившись, он-таки вывалил нас на третий этаж, который представлял собой такое же необозримое пространство как сад, только, в отличие от него, настоящее. На блестящем розовом полу располагались ряды приветливо мигающих парт, под потолком висел огромный экран, ни к чему не крепившийся: видимо, антигравитационный. Вываливающихся из лифтов всполошенных людей хватали стоящие на страже роботы и запихивали их в разные ряды, сообразуясь с ростом, возрастом и, вроде бы, зрением. Один из них, похожий чем-то на виденный мною утром манекен для изучения анатомии, уже направился к нам, но мы, не сговариваясь, большим скачком оказались около одной из парт и сели за нее. Робот, к счастью, отстал.

Я приподнялась было, пытаясь высмотреть кого-нибудь еще знакомого, но тут мягко светящиеся стены неожиданно потухли. Потом во тьме появился лучик света: он выхватил сухопарую даму со скучным лицом, а также антигравитационную кафедру, к которой она направлялась. Дама нажала что-то на кафедре, та засвистела и медленно полезла вместе с ней вверх, к самому экрану. Я так задрала голову, что у меня чуть не отвалилась шея. Парта заботливо прогнулась чуть не до состояния кровати. Я, воспользовавшись этим, легла.

– Здравствуйте, меня зовут Лань Квазаровна Задумильская, – голос дамы был не таким скучным, как ее лицо, зато злобным и раздраженным. – Тут, как я понимаю, некоторые люди воспринимают полет как отдых. Однако это большая работа и ответственность, о которой не следует забывать, а, напротив, следует помнить. Для того, чтобы при контакте с иными формами жизни вы показали себя в достойном свете, у вас и будут проводиться эти лекции по инопланетоведению.

– Кошмар!!! – прогремел вдруг оглушительный шепот.

– Да-да, – сказала Лань Квазаровна. – Прощу не нарушать тишину, парты снабжены микрофонами, и ваши посторонние разговоры не будут не слышны, а напротив, будут раздаваться во всеуслышанье. К тому же, после третьего нарушения тишины одним человеком, он будет высвечен на всеобщее обозрение.

В наступившей тишине, казалось, можно было услышать, как шумит за стенами вакуум. Я застыла и осторожно перевела дыхание.

– Прежде всего, дадим определение инопланетянина, – переходя со злого голоса на скучный, сообщила Лань. – Инопланетянин – это человеко– или нечеловекообразный индивидуум, проживающий с рождения на отличной от Земли планете.

– А если человек родился в колонии на Луне или Марсе? – прогремел чей-то шепот, как я с ужасом поняла, штурмана.

– Не надо меня перебивать, а, напротив, надо слушать и все запоминать к зачету, – угрожающе сказала Лань Квазаровна. – Путями сообщения с иными формами жизни является: а) радиолокация, б) обмен присылаемыми предметами, в) контактирующее взаимодействие. Контактирующее взаимодействие бывает двух видов: непосредственное и…

– Посредственное, – раздался голос штурмана. Я попыталась в темноте закрыть ему рот компьютером-тетрадкой. Еще одно слово, и его высветят!

–…И через предохранительные преграды в случае несоответствия состава воздушной атмосферы.

Тут я подумала, что кто будет обожать эти лекции, так это капитан Зуммеров с его манерой выражаться. Тем временем экран вспыхнул, и на нем появился не очень качественный рисунок, изображающий какую-то собакогориллу в разрезе.

– Такой вид гуманоидной расы сконструировали на основе последних данных наши ученые, – мрачно оповестила Лань. – Впрочем, внешнее строение инопланетян вам было известно по школьной программе. Мы же займемся сейчас их сообщением номер 10350, в котором они сообщают данные о количестве населения на своей планете, а также указывают ее координаты, свои меры веса, времени и пространства, химический состав воды и почвы.

На экране возникли бесконечные таблицы. Я со вздохом подтянула к себе копмьютер-тетрадку и принялась конспектировать.

– Извините! – сказал вдруг штурман отнюдь не извиняющимся тоном, и тут же его высветил мощный луч осуждающе-красного цвета. – Разрешите мне выйти по уважительной причине!

– Не надо выдумывать уважительные причины, а надо, напротив… – занудила Лань Квазаровна, но тут резко вспыхнул общий свет, а с потолка раздался, судя по всему, чей-то сильнейший кашель, плавно перетекший в механический, но отнюдь не нежный голос:

– Отклонение от курса!!! При отсутствии принятия мер будет выполнена автокорректировка!

– Нет, только не это! – крикнул потолку штурман. – Мы же потом вообще курс не найдем!

– Иди в рубку! – закричала я.

– Когда я успею! – возразил он, показывая на толпу народа, бросившуюся к лифтам. Лань Квазаровна, судя по всему, застряла под потолком: она судорожно что-то нажимала на кафедре, но та лишь посвистывала и покачивалась. Снова вырубился свет, а может, у меня потемнело в глазах: видимо, началась автокорректировка. Напоследок я снова услышала чей-то кашель и, попытавшись вспомнить, как его лечить, видимо, отключилась.

ГЛАВА 14

Очнулась я в медицинском отсеке, правда, не в своем и не Синдереллы Ивановны, а в каком-то незнакомом. Я лежала на всполошенно пищащей диагностической кушетке, рядом примостился неизвестный молодой человек с черными усами и глазами. Он держал в руке какую-то полоску и водил ей по воздуху. Я испуганно вскочила.

– Ну вот и восстановили биополе, – тихо сказал молодой человек.

– Вы мне лекарство какое-то дали? – ошалело спросила я. Он странно посмотрел на меня и сказал еще тише:

– Лекарства вредят организму. Гораздо полезнее, как показывает народная мудрость, правильно произнесенный заговор и снятие негативной энергии.

– Вы кто такой? – с ужасом прошептала я.

– Я? – тихо удивился он. – Я врач этого этажа. Взят в качестве представителя истинной медицины.