Десятый

– У тебя есть полное право провести этот день в одиночестве, если именно этого ты хочешь, – добавил он, мягко касаясь моего плеча.

Этот день…

Диего был единственным среди парней, кто знал о том, что произошло с моей матерью десятого сентября шесть лет назад. В тот трагический день она навсегда покинула нас.

Он всегда отличался проницательностью, замечая то, что ускользало от других. Год назад, ровно в этот же день, после одной из безумных вечеринок Лукаса, Диего стал свидетелем моей панической атаки, спровоцированной ночными кошмарами и воспоминаниями о том дне. В тот день я злоупотребил алкоголем, что случается крайне редко, и алкоголь стер границы самоконтроля. Проснувшись в холодном поту и судорогах, я не ожидал увидеть своего друга, дремавшего в кресле рядом с моей кроватью. Тогда я почувствовал потребность поделиться с кем-то своими страхами.

Я поведал ему о трагедии, произошедшей с мамой, о последующих событиях и о том, как я борюсь с последствиями. Пока я говорил, Диего хранил молчание. Когда я завершил свое признание, он просто обнял меня, и это оказалось тем, в чем я нуждался долгие годы. Поддержка, понимание и осознание, что в этом мире есть кто-то, кому небезразлично. Кто-то, кто может принять меня таким, какой я есть: со всеми моими страхами, болью и чувством вины.

Разговор с Диего побудил меня предпринять серьезный шаг: я начал исследовать свое состояние, вместо того чтобы продолжать его игнорировать. Хотя я мог обратиться к врачу, я этого не сделал, так как не хотел, чтобы мой диагноз стал общеизвестным. Врачам положено соблюдать конфиденциальность, но рано или поздно информация могла бы просочиться в СМИ. Любые тайны имеют свою цену, а тайны подобных мне людей могла стоить целое состояние, и журналисты могли купить ее за приличную сумму.

Если бы моя история и мои психологические проблемы когда-нибудь стали известны, то только по моему решению. Это должно было быть моим осознанным выбором, а не необходимостью. Поэтому я предпочел разбираться с этим самостоятельно.

Диего крепко сжал мое плечо, выводя из задумчивости. Проклятье, я так глубоко ушел в размышления, что совершенно забыл о его присутствии.

– Они поймут, – сказал он, имея в виду наших друзей и товарищей.

Может быть, да, а может, и нет. Что произойдет, если они откажутся меня понять? Все видели во мне жизнерадостного, открытого и беззаботного парня, всегда готового к новым приключениям, но никто не знал, какой ад творится у меня внутри, когда речь идет о страхе совершить ошибку, которая приведет к несчетному случаю или гибели человека.

Только не снова.

Я не был готов пережить подобное еще раз. Не после той ошибки, которая до сих пор преследует меня. Я не мог рисковать потерять друзей, ведь я уже рисковал своими отношениями с Диего. Насколько долго он сможет выдерживать общение с человеком, который с каждым днем все глубже погружается в собственную депрессию?

Нет, черт возьми. Я не позволю этому повториться.

– Я в порядке. Это пойдет мне на пользу, – сказал я, не поворачиваясь, и похлопал его по руке, все еще лежащей на моем плече.

Он не поверил мне, но, как настоящий друг, не стал спорить. Проклятье, я любил своего лучшего друга, но не заслуживал его поддержки…

– Что бы ты ни решил, я всегда буду рядом с тобой, Марти. Ты не одинок в этой битве, и никогда не будешь.

От его слов сердце сжалось, но мне хотелось верить в них. Боже, как же мне этого хотелось…

Возможно, однажды…

***

Через два дня после утренней тренировки и сеанса массажа я направлялся в раздевалку, чтобы принять душ и отправиться домой. Необходимо было подготовить его к завтрашней «вечеринке без вечеринки», чтобы снова впустить других людей в свое убежище.

Продвигаясь по длинному коридору, я заметил Антонио, нашего второго тренера, разговаривающего по телефону. Он приветливо кивнул мне, затем повернулся к окну, продолжая беседу. Я почти добрался до раздевалки, когда по коридору прокатилось знакомое имя, мгновенно открыв ящик Пандоры и выпустив поток воспоминаний, тщательно спрятанный в глубине моей души.

Имя, которое я не слышал и не произносил вслух многие годы, но оно все еще обитало в моем сознании, словно скрытое воспоминание, таящееся в тени. Подобно забытому сну, оно изредка появлялось в моменты, когда я оставался наедине с собой.

Пять лет я избегал даже упоминания Джеммы Марони. Если бы не изменение индивидуального тренировочного плана в тот сезон, навязанное после странного разговора с ее отцом, и не то обстоятельство, что я стал чаще находиться на скамейке запасных, я бы счел прошлые события лишь галлюцинацией, вызванной алкогольной интоксикацией в тот злополучный день.

Но она была реальной. Джемма…

Любопытство вспыхнуло ярким пламенем. Я замер, боясь пропустить хоть слово из разговора Антонио. Прислушиваясь, надеялся услышать ее имя снова, чтобы окончательно убедиться, что не ошибся.

– Да, солнышко, она придет к тебе на выходные, чтобы вы могли поиграть в больницу, – мягко проговорил Антонио, засунув руки в карманы спортивных штанов. – Нет, тетя Джемма только что вернулась. Она сейчас занята делами, поэтому давай дадим ей немного времени, прежде чем нагрянем с ночевкой, ладно?

Черт возьми!

Джемма вернулась? Она снова в городе?

Дверь раздевалки распахнулась с грохотом, едва не сбив меня с ног.

– Иисус, Марти, ты в порядке? – спросил Уилл, скидывая капюшон толстовки и спуская наушники на шеи.

– Все нормально, – ответил я, бросив последний взгляд через плечо, где Антонио продолжал разговор.

– Ты уверен? – повторил Уилл, слегка подтолкнув меня локтем. – Ты выглядишь так, будто встретил призрак.

Я попытался улыбнуться, хотя внутри бурлил целый ураган эмоций.

– Да, чувак, просто задумался, – ответил я, стараясь выглядеть естественно. – Какие планы на вечер? Опять разбор матчей и тренировки или ты наконец создал профиль на сайте знакомств?

– Не каждому дано быть сердцеедом, как ты, Марти, – подшутил Уилл, проходя мимо меня. – Некоторые рождены стать лучшими футболистами мира, а для этого приходится отказываться от некоторых удовольствий.

– К черту славу и медали, если ради них приходится отказываться от секса и развлечений!

– Вот почему ты – лучший ловелас, а я – лучший игрок сезона, – подытожил Уилл, хлопнув меня по плечу. Затем, отсалютовав, он ушел, оставив меня одного в опустевшем коридоре.

Я быстро вошел в раздевалку, стараясь не обращать внимания на разговоры, звучавшие вокруг. Тренировка завершилась давно, но некоторые ребята остались, чтобы выполнить дополнительные упражнения или просто прокачать мышцы, как это обычно делали мы с Диего после основного занятия. Андреас и наш второй вратарь Леонардо Пеллегрини обсуждали какую-то новую технику броска мяча, Лукас и Тони развлекались шутками о недавнем эпизоде с тренером, но мои мысли были заняты другим.

Я опустился на скамью и лихорадочно стал искать телефон в спортивной сумке. Найдя устройство, я открыл нужную программу и зашел на ее профиль, как делал это много раз за последние годы. Да, знаю, это звучит странно, ведь я ни разу не проявлял инициативу: ни лайков, ни комментариев, ни банального «Эй, привет! Это я Марти». Я просто периодически проверял ее аккаунт.

Почему? Честно говоря, я и сам не знал. Это было не характерно для меня. Никогда раньше я не следил за страницами других пользователей, не просматривал чужие аккаунты, словно одержимый сталкер. Проклятье, я никогда не испытывал такого сильного влечения к одной девушке, чтобы немедленно проверять ее страницу после случайного упоминания имени.

Может, дело в том, что она была единственной женщиной, которая произвела на меня столь сильное впечатление, оставаясь при этом недосягаемой? Черт, это должно быть жалко.

Ах, плевать.

Я делаю глубокий вдох, словно собираюсь с силами перед чем-то важным и открываю ее страницу.

Профиль Джеммы практически не изменился с последнего посещения: те же фотографии и посты. Новые снимки отсутствовали, кроме двух изображений, опубликованных недавно. На первом фотография Джеммы с подругой, которая часто встречается на ее страницах. Обе сидят на террасе, улыбаясь, а подпись гласит: «Последний вечер с моей Лорен, Парижем и Шато Марго». Фото сделано около двух недель назад, а следующая публикация сделана из иллюминатора самолета с надписью: «Добро пожаловать домой».

Да, она действительно вернулась.

Ни и что? Почему это вообще меня беспокоит?

«Это глупо, парень», – сказал я себе.

– Эй, Марти, чем ты там занимаешься? – раздался голос, и тяжелая рука опустилась на мое плечо.

Я вздрогнул, почувствовав присутствие Лукаса, севшего рядом со мной на скамью, отчего телефон выскальзывает из рук и ударяется об пол. Быстро подняв его, я быстро нажал на кнопку блокировки экрана, чтобы друг не увидел, что я просматриваю профиль Джеммы. Конечно, он вряд ли бы узнал в ней дочь тренера, но уж точно не оставил бы меня в покое с расспросами.

– Ты в порядке, парень? – спросил он.

– Да, – кивнул я, стараясь скрыть волнение.

Проклятие, надеюсь, я случайно не поставил ей лайк?

– Ты что, проверял подписку на любимом порно-сайте? – Лукас ухмыляется и подыгрывает бровями. Придурок.

Я оттолкнул его и ответил первое, что пришло в голову:

– Это Нонна. Она запрашивала информацию о завтрашней вечеринке.

– О, ты предупредил ее, чтобы она приготовила мои любимые чуррос?

– Тебе стоит ограничить употребление сладостей, – вмешался Андреас, присоединившийся к беседе. – Вес, набранный за лето, отрицательно влияет на твою скорость на поле.

Мой лучший друг закатывает глаза, произнося губами: «Зануда».

– У нас новый диетолог в команде, а я и не заметил? – парирует он, якобы игнорируя замечание вратаря. – Кстати, я вовсе не медленный, и у меня отличный метаболизм. Взгляните на это великолепное тело.

Затем он демонстративно поднимает футболку, демонстрируя свои рельефные мышцы с высокомерной ухмылкой, словно только что завоевал звание чемпиона мира.

Андреас что-то бубнит и бросает полотенце в сторону Лукаса. В этот момент мой телефон начинает вибрировать. Проверив экран, я замечаю новое уведомление: «Gemma_20M поставила «Лайк» на вашем фото».

Срань Господня!

Недоверчиво сняв блокировку устройства, я открываю приложение. Действительно, Джемма оценила мою последнюю фотографию, опубликованную всего час назад. На снимке я стою на тренировочной площадке с задранной майкой, зажатой зубами. Надпись под ней гласит: «Пот и пресс – мой секрет успеха на поле… и не только (подмигивающий смайлик) #ПотНаПрессеНеПрепятствие#ФутболистСЧувствомЮмора#ТренировкаБезМайкиЗапрещенаНоКтоПридумалЭтиПравила».

Mierda!

О чем я вообще думал, когда опубликовал эту чушь? И какого дьявола решил, что куча хештегов – отличная идея?

Смущенный, я перехожу на ее профиль и замечаю, что «сердце» под ее фотографией ярко-красное, то есть теперь она знает, что я слежу за ее страницей.

Проклятье! Проклятье! Проклятье! Какого…

Внезапно я понимаю, что она тоже смотрела мой профиль. Джемма Марони только что оценила мою фотографию. Ту самую, где я с голым торсом!

Ха, получается, игра проходит на равных условиях. Я удовлетворенно хмыкаю и улыбаюсь, глядя на ее страничку.

К черту. Это ведь не приглашение на свидание, в конце концов. Не стоит придавать этому большого значения или впадать в панику. К тому же Марони об этом не узнает, верно?

Глава 6. Фабиано

Мадрид, Испания

Сентябрь 2025 года

Тихий шорох листьев под ногами и слабый ветерок, будто нашептывающий что-то неразборчивое, сопровождали меня, когда я шел по дорожке кладбища. Осень давно вступила в свои права, окрасив окрестности в золотисто-красные тона.

Я всегда любил это время года. В сентябре мы отмечали день рождения отца, в октябре проводили уютные пикники у озера недалеко от дома, в ноябре отправлялись путешествовать в солнечную Андалусию, на ежегодный фестиваль оливок в маленький городок Баэна, откуда родом была моя мать. Мы бродили по ярмарке, наслаждались прогулками по оливковым рощам, участвовали в сборе урожая, а затем ели местные блюда и танцевали фламенко на главной площади, погружаясь в атмосферу праздника. Эти дни были наполнены радостью, смехом и теплом, несмотря на прохладу осени. Но шесть лет назад один из таких осенних дней изменил нашу жизнь навсегда.

Теперь я ненавидел это время года, боялся ее наступления, ведь вместе с запахом сырой земли и первыми дождями приходило чувство тревоги и угнетенности. Воздух становился вязким, тяжелым, словно пропитанным воспоминаниями, а свет утрачивал свою яркость, превращаясь в унылый полумрак. Все это накладывалось на память о ней, и я ощущал, как время словно замедляет ход, продлевая каждую секунду страданий.

Передо мной возвышалась ее могила, окруженная рядами одинаковых серых памятников, окутанная дымкой утреннего тумана. Белая мраморная плита стояла неподвижно, словно охраняя покой. На ней были выгравированы буквы ее имени – Нерея Мартинес. Рядом указаны даты рождения и смерти. Взгляд неизменно задерживался на дне ее короткой жизни – дне, когда мир лишился одного из самых светлых людей.

– Привет, мам… – тихо произнес я, преклонив колени.

Трава была влажной от утренней росы, но я не волновался об этом. Мой взгляд упал на небольшой букетик полевых цветов, который я принес с собой. Они выглядели такими хрупкими и красивыми, как и она была при жизни. Аккуратно разложив цветы у основания памятника, я осторожно коснулся холодной поверхности камня.

– Сегодня довольно прохладно, да?

Ветер усилился, словно подтверждая мои слова, подняв в воздух облака пыли. Я горько усмехнулся, понимая, насколько нелепо звучит обращение к человеку, которого уже нет.

– Я так скучаю по тебе… – прошептал я, склоняясь ближе к плитке, надеясь ощутить тепло, оставленное ею. Слова застревали в горле, словно сами боялись выйти наружу. Но я продолжал говорить, хотя знал, что она уже никогда не услышит меня. – Каждый день… Я…. Прости меня. Если бы я тогда знал… Если бы я был осторожнее…

Тяжесть в груди становилась невыносимой, как огромный камень, сдавливающий изнутри. Я вспоминал тот страшный день, когда ее доставили в больницу. Она была такой бледной и слабой, когда ее увезли в реанимацию. Я помнил тот морозный холод, который охватил меня, когда мы с отцом ждали новостей в больничных коридорах, и тот парализующий страх, сковавший мое тело.

– Ты всегда говорила, что самое важное – это умение любить и прощать, – обратился я в пустоту в надежде, что она все же услышит меня. Где бы она не была. – Но как простить самого себя, если ты сам стал причиной чужой боли?

Особенно, когда голос внутри меня не переставал напоминать об этом. Каждое утро начиналось с осознания своей причастности к произошедшему, каждое мгновение было окрашено чувством сожаления и вины.

По щеке скатилась слеза, за ней другая. Я не пытался остановить их, позволяя свободно течь, вынося из сердца всю горечь и боль, скопившиеся за долгие годы. Быть может, однажды я смогу освободиться от этого бремени. Но пока я оставался здесь, один на один с ее памятью, я разрешал себе пролить слезы.

– Ты ведь знала, что я не хотел этого, правда? – голос мой дрогнул, и комок подкатил к горлу. – Я бы никогда так не поступил с тобой. Я бы никогда не смог причинить тебе боль намеренно… Я старался стать лучше, мама. Хотел, чтобы ты гордилась мной. Но теперь… Теперь я даже не знаю, зачем живу…

Ветер снова усилился, словно пытаясь заглушить мои слова. Листья закружились в воздухе, и один из них упал прямо на плиту. Я поднял его, рассматривая тонкие прожилки, напоминающие линии судьбы.

– Я старался стать лучше. Старался оправдать твои надежды, твои мечты. Но иногда мне кажется, что ничего не получается. Что я все делаю неверно. Что я недостоин этого… И мне страшно… Так чертовски страшно и одиноко без тебя… И мне так жаль, мам… Если бы я тогда знал… Если бы я был осторожнее… Прости меня.

За прошедшие шесть лет я каждый день искал прощение, убеждая себя, что все произошло случайно, что это было ужасное стечение обстоятельств. Но эти мысли не приносили облегчения. Голос внутри меня продолжал твердить одно и то же: «Это ты… Все из-за тебя». Я поверил ему и с тех пор живу с этим камнем вины, висящем у меня на шее, тянувшим вниз, не позволяя дышать.

Вытерев лицо рукавом куртки, я встал и в последний раз взглянул на надгробие.

– Надеюсь, ты знаешь, как сильно я тебя люблю… и как сильно сожалею о содеянном, – прошептал я, бросая листок на камень и, повернувшись к нему спиной, добавил: – Пока, мам. Надеюсь, когда-нибудь я смогу заслужить твое прошение…

***

Голова раскалывалась. То ли от шума, то ли от хронического недостатка сна. Кошмары стали моими постоянными спутниками, но дни, подобные сегодняшнему, провоцировали их еще сильнее.

Я открыл кран и плеснул холодной водой на лицо, надеясь хотя бы частично избавиться от головной боли и давления в висках. Сделав это несколько раз, закрыл глаза и попытался повторить изученную мантру:

– Тебя не существует. Ты просто тень прошлого.

На одном форуме писали, что подобная практика помогает избавиться от голосов, преследующих тебя в сознании. Это казалось сомнительным, тем не менее вот уже несколько недель я регулярно выполнял это упражнение, ведь другие пользователи утверждали, что метод эффективен. Возможно, дело было в продолжительности практики или вере в успех, но для меня он не работал.

Черт возьми!

Какой же это вздор!

С досадой я закрыл глаза и оперся руками о раковину, опустив голову. Сделав несколько глубоких вдохов, попытался упорядочить мысли и поднял взгляд к зеркалу. Из зеркала на меня смотрел парень, которого я не узнавал вот уже шесть лет. Он не был мной, не той версией меня, что когда-то был поистине счастлив, а не прикидывался таковым.

Звонок в дверь заставил меня замереть, прислушиваясь к звукам снаружи.

Судя по часам на запястье, еще было рано для прихода гостей.

В последний раз взглянув на свое отражение, я вытер лицо полотенцем и вышел из ванной. Вооружившись телефоном, прошел по коридору второго этажа к той части дома, куда никто не должен был входить: кабинет с техникой и комнатой с воспоминаниями. Убедившись, что двери заперты, я направился к лестнице.

До меня донеслись голоса Лукаса и Нонны, которая явно была рада видеть моего друга. Эта женщина всегда была поклонницей Вальехо. Она была очарована им с первой минуты знакомства. Как я мог винить ее?

Лукас обладал невероятной харизмой, которая притягивала всех окружающих. В образе джентльмена с ямочкой на щеке и взглядом, подобным щенку, Лукас был настоящим дьяволом с сексуальной улыбкой, способной покорить женские сердца. Что уж говорить о пожилой Нонне, которая души в нем не чаяла?

Она обожала делиться с ним историями о своих внуках, а он всегда внимательно слушал их. Кроме того, этот хитрец поддерживал ее увлечение мексиканскими сериалами. Эти двое могли часами обсуждать сюжеты сериалов, хотя я знал, что Лукас не смотрел ни одну из перечисленных в ее длинном списке. Но она никогда бы не поняла этого или просто не подавала вида.

Лукас стоял в центре гостиной, держа в руках красивый подарочный пакет. Нонна хлопотала вокруг него, раскладывая закуски на столе.

– Уверена, Хуанито скоро пойдет! День или два, и я жду, чтобы увидеть его первые шаги собственными глазами! – с явным воодушевлением она рассказывала Лукасу о своем почти годовалом внуке.

– В таком случае, думаю, я угадал с подарком, – он извлекает из пакета крошечные бутсы и небольшой кожаный мяч.

– Ох, милый, это замечательный подарок! – сказала моя няня, похлопав Лукаса по щеке.

Нонна посмотрела на него с радостью и благодарностью, а слезы выступили на ее глазах, когда Лукас обнял ее за плечи, чтобы утешить чересчур сентиментальную старушку.

С улыбкой я наблюдал за ними еще какое-то время, затем решил дать о себе знать, входя в комнату и обращаясь к ним с иронией:

– Кажется, у меня есть повод больше не впускать тебя в мой дом, чувак. Сегодня утром я купил этому проказнику сертификат на обучение в самой престижной частной школе Мадрида, но почему-то никто не удостоил меня таких радостных улыбок.

Нонна и Лукас обменялись понимающими взглядами, сдерживая ухмылки, затем она посмотрела на меня с наигранной укоризненностью:

– Потому что ты заставил меня плакать, бессовестный мальчишка! – она посмотрела на Лукаса, к которому льнула секунду назад, и указала на него пальцем. – Вы оба!

– Эй! Быть сентиментальным – не порок!

Нонна демонстративно смахнула слезу подолом длинной юбки и прошла мимо нас, гордо подняв голову, но я не упустил, как уголки ее губ дрогнули.

Когда Нонна скрылась на кухне, я медленно направился к дивану, ощущая странную тяжесть в груди. Внутри меня нарастал холодок беспокойства, словно невидимая рука сжимала сердце.

– Как дела? – голос Лукаса прозвучал мягко, но взгляд оставался настороженным. Это было странно…

Неужели он знал? Диего ему что-то сказал? Нет, он бы так не поступил.

Я пожал плечами, стараясь выглядеть равнодушным.

– Нормально, – пробормотал я. – Ты рано.

Его лицо осталось невозмутимым, но в глазах мелькнула тень сомнения. Молчание растянулось между нами, как натянутая нитка. Я чувствовал, как его взгляд скользит по моему лицу, пытаясь уловить что-то скрытое, недосказанное, что было несвойственно Лукасу. Если только…

– Марти, – начал он тихо, едва слышно. – Знаю, возможно, я не самый подходящий человек для совета, но я всегда готов выслушать тебя. Ты можешь говорить со мной откровенно. Я здесь, чтобы помочь, и сделаю все возможное для этого. Ты ведь знаешь это, правда?

Что, черт возьми, происходит? Неужто я стал настолько очевидным?

Я понимал, что его слова не были пустыми. Он говорил искренне, потому что действительно заботился. А я… я просто был трусом.

Как объяснить ему то, что я сам до конца не понимаю? Как признаться в том, что мучило меня долгие годы? Как сказать, что сегодня тот день, когда я стал причиной смерти своей матери, и эта вина годами преследует меня? Что голос в голове, напоминающий о той трагедии, звучит прямо сейчас, и я едва ли держусь?

Это было сложно. Все это.

Я не хотел казаться слабым, но в то же время нуждался в поддержке. Я не хотел отталкивать людей своими проблемами, но в то же время я так и делал своим молчанием и недоверием, не так ли? Ведь дружба – это гораздо большее, чем просто совместное времяпровождение. Дружба подразумевает готовность разделить не только радости, но и трудности. Она требует открытости, честности и доверия. Без этих качеств она теряет свою ценность, превращаясь лишь в поверхностное общение.

Но я не желал терять друзей, не желал, чтобы они отвернулись от меня, узнав о моих проблемах. Страх потерять их был почти парализующим. Я и так уже рисковал нашей дружбой с Диего, и я не мог добавить к этому списку и Лукаса тоже.

Только не он.

Дружба с ним была глотком свежего воздуха. Она многое значила для меня, она держала меня на плаву. Несмотря на мои секреты, мы были близки. И я не хотел терять эту связь между нами, не хотел терять его.

Я выпрямился и повернулся к нему.

– Да, конечно, я знаю. Почему ты спрашиваешь?

– В последнее время ты кажешься немного потерянным, и это на тебя не похоже. У тебя что-то случилось? – с беспокойством спросил Лукас.

– Нет, все в порядке, – солгал я, почувствовав горечь на языке.

«Нужно просто пережить этот день» – сказал я себе.

– Как всегда проблемы с отцом и его женой, – я выбрал наиболее безопасную тему, чтобы уклониться от настоящих причин моего состояния, и, казалось, это сработало.

С Лукасом это всегда проходило гладко, поскольку он хорошо знал о моих непростых отношениях с отцом и его новой семьей. Было проще убедить его, что причина моих переживаний лежит именно в этом, потому что отчасти это действительно было так.

И с ним было легко носить маску, в отличие от Диего. Лукас воспринимал вещи иначе. Он не стремился проникнуть в чужую душу, если человек не хотел раскрываться, и не искал скрытых смыслов в словах. Он предоставлял людям свободу выбора и право решать, хотят ли они говорить о чем-то или нет.

Возможно, это происходило потому, что у него была прекрасная, дружная семья, окружавшая его любовью и заботой, и ему никогда не приходилось притворяться. Он всегда оставался собой: открытым, веселым, добрым, дружелюбным, обаятельным и милым парнем, которого обожали все соседи. Он был настоящим: без гнили и фальши, без страхов и сомнений, без тайн и ошибок, без той мучительной вины, что грызла меня изнутри.