Белый Лотос и Тень Имя, написанное в Книге

Она решила, что сделала что-то неверно, подняла глаза – и тут же заметила, что Ху Линьчжу пристально смотрит на неё, будто не веря своим глазам.

– Ты продашь мне его? – произнёс он, удивлённо и серьёзно.

– Хочешь купить мой талисман? – переспросила она.

На самом деле Мэн Цзыи хотелось спросить: «Разве я могу продавать такое?»

– Я бы хотел… но у меня сейчас нет денег…

Мэн Цзыи чуть приподняла бровь, потом пожала плечами:

– Тогда возьми просто так. Мне не жалко.

– Ты… правда просто отдаёшь его? – Ху Линьчжу замер.

– Я… я могу помочь тебе. – Ху Линьчжу взял бумагу, словно священный свиток, и прижал к груди. —Посуду помыть, одежду постирать, что угодно! Я умею!

Мэн Цзыи взглянула на него с удивлением, потом на Ладу, сияющею, как утреннее солнце. Она покачала головой:

– Нет-нет. Лучше научи меня чему-нибудь полезному. Этого будет вполне достаточно.

– Поистине, Вселенная не без добрых людей! – глаза Ху Линьчжу увлажнились. – Спрашивай всё, что хочешь – я расскажу всё, что знаю. Это высокоуровневая руна. Очень мощная. – вновь взглянув на талисман, продолжил. – Сила в нём ровная, сбалансированная. Он будто создан с лёгкостью, но энергия внутри – настоящая.

Мэн Цзыи запомнила его слова. Раньше, когда первоначальное тело пыталась рисовать талисманы, ничего не выходило. Но сейчас… Возможно, дело было не только в теле, но и в душе. Что-то внутри неё явно изменилось. И, может быть, она действительно была рождена для этого.

Ху Линьчжу лучезарно посмотрел на Мэн Цзыи:

– Цзыи, как ты можешь внезапно написать такую бумагу-талисман?

Выражение лица Мэн Цзыи оставалось спокойным, но в глубине души она дрогнула. Ху Линьчжу вдруг воскликнул:

– Ты, наверное, хочешь отомстить за Го Чэна. Поэтому и стараешься так, верно? Раньше ты вообще не обращала внимание на учёбу, – он утвердительно кивнул сам себе и вздохнул. – Оказывается, любовь действительно может пробудить скрытые силы в человеке.

Губы Мэн Цзыи изогнулись в лёгкой улыбке, а глаза заискрились мягким светом:

– Да. Он дал мне шанс родиться заново.

Движение их обоих привлекло учителя Чжана.

– Почему вы не работаете? Что здесь происходит? – строго произнёс, нахмурившись и подойдя к их столу.

– Учитель Чжан, – начал было Ху Линьчжу, – мы просто…

Но старик прервал его, взгляд его упал на талисман в руках юноши. Он изумлённо прищурился:

– Ху Линьчжу, твоё мастерство снова выросло!

– Учитель… этот талисман не мой. – Ху Линьчжу замешкался. –  Его написала Мэн Цзыи.

Старик растерянно уставился на девушку. Тяжёлое подозрение отразилось в его глазах.

– Ты написала? Правда? – сухо уточнил он, стараясь не выдать скепсис.

– Да, – спокойно ответила она.

– Тогда… покажи мне ещё один. Нарисуй его снова. Хочу убедиться.

– Учитель, это отнимает много сил. Может, не стоит? – вмешался Ху Линьчжу.

– Ничего, – отозвалась Мэн Цзыи. – Я могу нарисовать ещё талисман.

– Посмотрим. Начинай, – учитель нахмурился ещё больше.

Мэн Цзыи медленно, с осторожностью достала жёлтый талисман. Под пристальным взглядом учителя Чжана она аккуратно взяла кисть и, задержав дыхание, начала рисовать. Учитель Чжан остановился у её парты и с удивлением наблюдал, как талисман формируется у него на глазах. Когда она завершила последнюю черту, лёгкое свечение скользнуло по бумаге, и старик невольно распахнул глаза шире, поражённый тем, что только что увидел.

Девушка не выглядела уставшей – наоборот, в её движениях чувствовалась спокойная уверенность, почти лёгкость. Она вела кисть, будто рисовала знакомый узор, и сама удивлённо прошептала:

– Это всё правильно?

– Безмерное Небо в благословении… – Ху Линьчжу ахнул.

Учитель Чжан вздрогнул от этих слов, выхватил талисман из рук Мэн Цзыи и, осмотрев его, вдруг развернулся и стремительно выбежал из аудитории с неожиданной для своего возраста прытью. Все студенты с недоумением переглянулись, а затем обступили девушку, вынуждая её нарисовать ещё талисман.

Глядя на чёткие линии и лёгкое свечение над бумагой, Чэнь Шаосюань запыхтел:

– Ты что, тренировался втайне от нас? Теперь я точно последний на потоке… – Он снял с руки дорогие часы и протянул. – Меняемся! Отдай мне один, чтобы восполнить мое разбитое сердце…

Мэн Цзыи беззвучно посмотрела на часы, затем перевела взгляд на Ху Линьчжу, который прижимал к груди свой талисман, словно самое ценное сокровище. Он осторожно засунул талисман в свою одежду и застенчиво ей улыбнулся.

– Выходит, один талисман – это шесть цифр, – пробормотала она и передала талисман Шаосюаню, положив часы в карман. – Ещё кто хочет? Пока не кончилась ци, продаю со скидкой!

– Только остановись вовремя, – нахмурилась Фан Чжэнхуэй —Если перегоришь, никакой талисман не спасёт.

– Хорошо, – коротко кивнула Мэн Цзыи.

Она продолжала рисовать, краем уха прислушиваясь, как Фан Чжэнхуэй и Ху Линьчжу обсуждают принципы талисманов, объясняя различие между ритуальной и личной ци, и делая вывод: у Мэн Цзыи – редкий дар.

Если вы захотите приобрести настоящий талисман, будьте готовы: одних только денег будет недостаточно – потребуется и личное расположение. Сейчас на рынке острый дефицит, поэтому большинство используют самодельные обереги сомнительного качества, лишь отдалённо напоминающие подлинные. Те, кто действительно сталкивается с угрозой, предпочитают брать пусть и слабые, но проверенные амулеты у своих товарищей по учебе – на каждый день, для базовой защиты.

Когда Мэн Цзыи нарисовала девятый талисман, она отложила перо и открыто произнесла:

– Нужно закончить прямо сейчас  – ци ускользает.

Из девяти талисманов два остались у Ху Линьчжу и Чэнь Шаосюаня, шесть – перешли к другим студентам, и один унес учитель. Фан Чжэнхуэй была самой решительной: перевела деньги прямо по WeChat за себя и брата. Остальные предложили бартер.

Линь Жуй пообещал:

– Я возьму на себя твои учебные заметки и буду помогать с теорией.

– Подходит, – кивнула Мэн Цзыи.

Ма Даоюй добавил:

– Я принесу тебе весь комплект инструментов для очистки. Тебе точно пригодится.

А Юй Чжаосинь, улыбнувшись, предложила:

– Я свожу тебя в лавку талисманов. Там можно купить хорошие материалы совсем недорого.

– Договорились, – сказала Мэн Цзыи, принимая обмен с едва заметной улыбкой.

Лада Милованова с энтузиазмом сказала:

– Я могу научить тебя танцевать, играть на барабанах и петь!

Мэн Цзыи озадаченно моргнула:

– Прости, что?

Юй Чжаосинь с лёгкой усмешкой пояснила:

– Лада – волхв. Чтобы пригласить духов, ей нужно исполнять ритуальные танцы, петь и стучать в барабаны. Это часть её практики.

Лада с готовностью закивала:

– Да! Я могу показать, я умею!

Чэнь Шаосюань подошёл ближе и прошептал Мэн Цзыи на ухо:

– Только, пожалуйста, не пой с ней. Её голос… скажем так, он эффективен только для изгнания людей, а не духов. В университете даже построили для неё комнату с улучшенной звукоизоляцией, чтобы не напугать остальных.

Мэн Цзыи удивлённо посмотрела на Ладу:

– Ты третья снизу в рейтинге?

Лада весело улыбнулась:

– Ага! Я третья, Шаосюань второй, а ты – первая! Ты лучшая!

Выражение лица Мэн Цзыи на мгновение исказилось, и она вложила талисман в руку глупого ребенка:

– Забирай.

Учитель так и не появился, и группа, переглянувшись, отправилась в столовую. Здание столовой было старым, с потёртыми деревянными дверями и слегка скрипучими стульями, запах варёной капусты и пряного соевого соуса витал в воздухе. Обед выдался на редкость неудачным: рис был переcушен, овощи – переварены, а мясо невозможно было идентифицировать с первого взгляда.

– Кто это готовил? – Мэн Цзыи едва сдерживала гримасу, аккуратно двигая палочками рис на краю тарелки.

– Я уверена, они нас потихоньку травят, – с мрачным видом сказала Фан Чжэнхуэй, ковыряя в лапше.

Мэн Цзыи попыталась сделать глоток супа, но сразу же поставила миску на стол и тихо пробормотала:

– Лучше бы я осталась голодной.

– Это ещё не худшее, вот подожди, когда они снова приготовят "соевое гуляшное нечто", – шепнула с сочувствием Лада и подала ей бутылочку воды.

Шум и негодование в столовой прорвали привычную оболочку утренней сосредоточенности, хлынув тёплой, грубоватой волной. Здесь, среди скрипа стульев, глухих возгласов о пересоленном супе и общих вздохов по пропавшему вкусу еды, студенты на мгновение ощутили себя просто людьми —голодными, раздражёнными и по-человечески живыми. И это чувство, как ни странно, принесло облегчение.

***

После насыщенного событиями дня Мэн Цзыи, уставшая, но спокойная, вернулась в свою комнату в общежитии. Внутри царил лёгкий полумрак, и вечернее солнце, пробиваясь сквозь занавески, окрашивало стены в тёплые тона. Чуть позже в комнату по очереди заглянули её одногруппники: кто-то принёс стопку книг, кто-то – распечатки конспектов, а Лада аккуратно уложила в коробку стикеры, ручки и закладки. Мэн поблагодарила каждого тихим кивком, и, когда дверь снова закрылась, она на мгновение застыла посреди комнаты, ощущая странное тепло внутри – впервые за долгое время она чувствовала себя не одинокой.

Приняв душ, спустя полчаса Мэн Цзыи вышла из ванной. Её волосы были ещё влажными, капли воды стекали по шее и исчезали в мягком сером полотенце, обмотанном вокруг плеч. По пути к шкафу она заметила на одной из полок аккуратно сложенную свободную белую рубашку. С лёгкой улыбкой она достала её, провела пальцами по прохладной ткани и мысленно отметила, насколько она приятна на ощупь. Белоснежная, струящаяся – рубашка была идеальна для спокойного вечера. Мэн Цзыи надела её, ткань едва прикрывала бёдра, оставляя ощущение лёгкости и комфорта.

Босиком она подошла к холодильнику и с интересом заглянула внутрь. Вино. Красное, сухое – весьма достойный выбор. Рядом она заметила упаковку сыра с голубой плесенью – её любимого и оливки. Несмотря на все различия, казалось, вкус в еде у неё и у прежней хозяйки тела удивительно совпадал.

Она достала бутылку вина, вымыла бокал, кинула туда несколько кубиков льда, и ловко открыла бутылку. В мягком вечернем свете она казалась почти призрачной – тонкой, хрупкой, полупрозрачной. С бокалом вина в руке Мэн Цзыи вышла на балкон.

Полуденное солнце, словно золотая пыль, рассыпалось по стенам, а лёгкий ветерок ласково скользил по коже, недавно освежённой водой. Мэн Цзыи встряхнула бокал, наблюдая, как алое вино играет бликами на стекле, и сделала неторопливый, изысканный глоток. Прислонившись к прохладным перилам, она закрыла глаза, позволив ветру коснуться её щёк и поднять подол просторной рубашки, которая тут же мягко обвилась вокруг её фигуры. На ближайшей ветке взмахнул крыльями воробей и замер, будто изучая её безмолвным взглядом.

Влажные тёмные волосы Мэн Цзыи быстро высыхали под солнцем, чуть развеваемые ветром. Она стояла, скрестив стройные ноги, и смотрела вдаль, где крыши корпусов скрывались в тени листвы. Девушка пила вино неторопливо, с ленивым удовольствием, словно забыв обо всём.

Птица наблюдала за ней чёрными, пустыми глазами – будто не живыми. И всё же в следующую секунду в них мелькнула мысль.

Мэн Цзыи вернулась в комнату и, устроившись поудобнее на кровати, разложила перед собой принесённые одногруппниками конспекты. Она внимательно изучала строки, делая пометки в блокноте, возвращаясь к непонятным моментам и пытаясь уловить логику дисциплин. Рядом на прикроватной тумбе стоял бокал с охлаждённым красным вином. Иногда она делала маленький глоток, чувствуя, как тепло растекается по груди и помогает расслабиться после напряжённого дня. Несмотря на трудности, девушка ощущала, как новые знания прорастают внутри неё, укореняясь и формируя фундамент, который ей так нужен был для того, чтобы выжить.

Когда стрелки часов перевалили за полночь, Мэн Цзыи отложила конспекты в сторону. После короткой паузы, она поставила пустой бокал на тумбочку и направилась к шкафу. Переоделась в лёгкую кружевную ночную сорочку цвета шампанского. Тонкое кружево мягко обвило её тело, прохладное прикосновение ткани вызвало лёгкую дрожь. Проведя рукой по волосам, улеглась на кровать и, устроившись на мягких подушках, почти сразу погрузилась в глубокий и спокойный сон.

Воробей, сидевший на ветке, вдруг взлетел, плавно перелетел на балкон и проскользнул в комнату. Он завис на мгновение, а потом опустился к изголовью кровати.

Тонкая капля тёмной крови сорвалась с его клюва и упала на лоб Мэн Цзыи, вспыхнув зловещим отблеском. Девушка нахмурилась во сне, её дыхание стало чуть тяжелее. Сон затянул её глубже, как будто затягивал в самую суть молчаливого и бездонного мрака.

Мэн Цзыи сжалась под простынями, когда холодный пот пробежал по её спине. Дыхание сбилось, тело будто налилось свинцом, а в груди нарастала тревога. Казалось, будто на грудь ей легла огромная глыба, не давая вдохнуть.

Она попыталась открыть глаза – тщетно. Веки не слушались, а в ушах раздался тихий, зловещий смешок, словно кто-то шептал в темноте. Словно по команде, тяжесть исчезла, и Мэн Цзыи резко распахнула глаза.

Вокруг бушевал огонь. Пламя охватило её кровать, клубы дыма наполняли комнату, и всё выглядело слишком реальным, чтобы быть сном. Девушка попыталась подняться, но железные цепи крепко удерживали её запястья.

В углу комнаты, в кресле, освещённом багровым пламенем, сидел мужчина. Его образ был безупречен и пугающе совершён. На нём – безукоризненно чёрный костюм, чёрная рубашка, ни единой складки, всё выверено до миллиметра. Галстук был закреплён золотой булавкой в форме розы, лепестки которой отливали цветом свернувшейся крови. На запястьях поблёскивали изысканные запонки, отражая отблески огня, как маленькие зеркала бездны.

Лицо – будто вырезанное из мрамора: идеально симметричное, с холодной элегантностью аристократа. Ни одного изъяна, ни единой тени на коже. И всё же в этой безупречности таилась тревожная нечеловечность – он был дьявольски красив, но именно в этом и крылась опасность. Его присутствие заполняло пространство, как яд, растекающийся по венам. Он не просто сидел – он властвовал, даже не произнося ни слова.

– Добрый вечер, – прозвучал вкрадчивый голос Го Чена.

Мэн Цзыи оценила обстановку: зеркало висело не с той стороны, окно открывалось наоборот, надписи на книге, лежащей на столе, были зеркальными.

– Сон, – пришла странная уверенность. – Это не зеркало. Это всего лишь сон.

Он не ответил, лишь встал и медленно подошёл, наслаждаясь каждой секундой её беззащитности. Из темноты вытянулась невидимая рука, как змея, скользнула к её шее и сжала её. Мэн Цзыи резко выгнулась, грудь тяжело вздымалась, дыхание стало прерывистым. По её щеке скатилась слеза, и Го Чен, склонившись ближе, медленно провёл пальцем по её щеке, стирая её, как будто ласково, с пугающим спокойствием в глазах.

– Ты ведь сама хотела любви, хотела, чтобы я разделил с тобой свои тайны. Я здесь, чтобы исполнить твоё желание, – ласково произнёс он.

Пальцы соскользнули, и Мэн Цзыи рухнула обратно в постель. Она тяжело задышала, пряди волос прилипли ко лбу. Сквозь огонь она увидела искажённое лицо Го Чена, разделённое светом и тенью, как маска трагедии.

Огонь усилился, боль охватила тело вспышкой, разрывая нервы, словно раскалённые иглы вонзались под кожу. Мышцы дрожали от напряжения, каждый вдох отдавался мучительным ожогом. Казалось, что кости плавятся, а плоть сгорает, оставляя лишь пепел боли и страха.

Запах горелой плоти вонзился в ноздри, едкий, тошнотворный. Он будто выл из стен, проникая под кожу, застревая в горле и обволакивая мысли мутным облаком.

Грудь сдавило, в горле стоял крик, но голос исчез, затопленный паникой. Глаза Мэн Цзыи распахнулись от ужаса, но тело оставалось парализованным. Она не могла пошевелиться, не могла закричать – только смотреть, как огонь пляшет по краям постели, и как безумная, ледяная улыбка Го Чена разрывает её последние надежды.

Слёзы хлынули из глаз – неотвратимые, горячие, но беспомощные. Внутри неё всё кричало, но снаружи – только дрожащий взгляд и немой страх. Мир вспыхивал багряным, а сама комната превращалась в пылающую клетку, где всё живое выжигалось до костей.

Когда боль достигла пика, она закричала и открыла глаза.

Комната оставалась той же, но воздух был пропитан страхом. И только теперь, переведя дыхание, Мэн Цзыи с ужасом поняла – всё вокруг оставалось зеркальным. Холод пробежал по позвоночнику.

Двери дрогнули. Она, охваченная паникой, бросилась в ванную – и в тот же миг сильная рука схватила её сзади, прижав к ванне, полной ледяной воды. Мэн Цзыи отчаянно зашевелилась, забилась в железной хватке, но её тело будто отказывалось повиноваться. Она царапала воздух, её ноги скользили по кафелю, грудь судорожно вздымалась, в лёгкие рвалась нехватка кислорода. Мелькнули пузыри – и вода сомкнулась над её лицом.

Струи льда врезались в ноздри, рот – раскрытый от ужаса – наполнился тяжёлой влагой. Она закашлялась, но звука не было – только резкая, обжигающая боль в горле, будто стекло разрывает изнутри. Пальцы хватались за край ванны, ногти царапали эмаль, но всё было бесполезно. Лёгкие, затопленные водой, жгли, словно её изнутри поливали кислотой.

Сознание мерцало. Мир сужался, сжимаясь в тугой клубок боли и страха, и в этом водяном гробу ей вдруг показалось, что смерть шепчет ей на ухо.

– Ты ведь искала меня, – мягкий, почти весёлый голос Го Чена прорезал её сознание, как осколок стекла. – И теперь я здесь.

Глава 6. Он убил меня тринадцать раз

Глава 6. Он убил меня тринадцать раз

Когда небо стало светлым, Мэн Цзыи внезапно открыла глаза.

Она обвела комнату глазами – всё находилось на своих местах.

Проснулась…

Но почти сразу её лицо омрачилось, и она тяжело села на постели.

Покрывало было пропитано потом – образовалась влажная тень человеческой фигуры. Спина рубашки Мэн Цзыи тоже промокла. Бесстрастно распахнув балконную дверь, она вышла под утреннюю росу и медленно оглядела пространство.

С тихим щебетанием к перилам подлетел воробей и вцепился в них своими тонкими коготками.

Тонкая белая ладонь внезапно схватила птицу. Мэн Цзыи с мрачным выражением лица прищурилась и усмехнулась уголком рта:

– Это ты.

Её пальцы медленно сжимались, а тусклые чёрные глаза воробья безмолвно смотрели на неё. Сила хватки усиливалась, но в последний момент Мэн Цзыи резко разжала ладонь.

– Тринадцать раз, – прошептала она себе, и её улыбка стала шире. – Го Чен, ты убил меня тринадцать раз.

В последней смерти она, охваченная отчаянием, потянула Го Чена с собой с балкона, и он стал первым, кто ударился о землю и превратился в месиво плоти.

– Хорошо ли умереть? – прошипела она ему в ухо.

Кровавый Го Чен тогда лишь улыбнулся:

– Всё же не так хорошо, как когда умираешь ты.

Тринадцать раз. Один из них – её собственная победа.

Во взгляде полыхала злость. Она мягко провела пальцами по голове воробья, ухмыльнулась и добавила:

– Какой смысл убивать всего лишь твою маленькую марионетку. Ты даже не почувствуешь боли…

Мэн Цзыи отпустила воробья и вернулась в комнату с холодным, почти каменным выражением лица. В её груди пульсировали злость и мрачное раздражение – последствия тринадцати смертей, из которых она только однажды смогла забрать Го Чена с собой. Изначально она действительно собиралась помочь ему, хотела разобраться, кто стоит за кулисами, как искупление за вину прежней владелицы тела. Но теперь? Она сжала кулаки. Единственная мысль, пульсирующая в голове – убить Го Чена. Абсолютно. Без колебаний. Без возможности вернуться.

Последние сны оставили на её теле ощущение липкой инородной плёнки, как будто комната была пронизана остатками зловонной энергии, будто часть души Го Чена всё ещё вилась по углам и наблюдала за ней из тени.

Действовать нужно было без промедления. Вызвать резонанс, заставить всех смотреть только на неё. Она не имела права оставаться в тени. Её разум искрил от напряжения, как перегруженный кабель – каждый импульс мысли отдавался электричеством по телу.

Мэн Цзыи решительно подошла к столу, вылила на кровать остатки вина из бутылки, словно стараясь стереть остатки ночного кошмара, и взяла с тумбочки ароматическую свечу. Подожгла фитиль, и, когда пламя загорелось, бросила свечу на мокрую ткань. Та вспыхнула мгновенно.

Меньше, чем через минуту зазвонила тревога.

Она стояла перед огнем, и когда пламя приблизилось слишком близко, открыла дверь и отступила.

Кто-то быстро бросился со шлангом.

Затем пришли однокурсники, кто в чём был. С первого взгляда они увидели Мэн Цзыи, одетую лишь в короткую ночную рубашку, окружённую клубами дыма. Она была босиком, в замешательстве, кончики её черных волос слиплись от пота, но внешне она была цела.

Юй Чжаосинь первой набросила на неё лёгкий плащ, подавляя тревожную улыбку:

– Пойдём ко мне.

Спустившись, Мэн Цзыи обернулась. Из окна клубился чёрный дым, но пожар был ликвидирован.

Комната Юй Чжаосинь оказалась уютной. Фан Чжэнхуэй тут же откликнулась. Понимая, что Лада и Юй Чжаосинь с их кукольным стилем – не лучший выбор для подбора одежды, она быстро вернулась с аккуратно сложенным комплектом: светлые рваные джинсы, голубой топ с короткими рукавами, удобные белые кроссовки и слегка оверсайз белая джинсовка. Всё выглядело стильно, но не броско.

Мэн Цзыи взяла одежду, чтобы принять душ. В ванной, глядя в зеркало, она заметила крохотное кровавое пятно в центре лба. Тут же вспомнила укус воробья. Капля крови – скорее всего, именно то, что Го Чен использовал, чтобы заманить её во сны.

– Ты заманил меня через кровь? – прошептала она.

Мэн Цзыи смыла пятно, глядя на своё отражение с настороженностью и отчуждённостью. Потом вытерлась, оделась и вышла в гостиную – спокойная снаружи, но внутри насторожённая до предела.

Мэн Цзыи смыла пятно, глядя на своё отражение с настороженностью и отчуждённостью. Потом вытерлась, оделась и вышла в гостиную – спокойная снаружи, но внутри насторожённая до предела.

Когда Мэн Цзыи снова вышла, остальные уже обсуждали происшествие. Первым к ней обратился Чэнь Шаосюань:

– Цзыи, почему вдруг начался пожар? Всё в порядке?

Мэн Цзыи вытерла волосы полотенцем и, сохраняя спокойствие, села:

– Когда я проснулась, в комнате уже было пламя.

– Странно, – нахмурился  Фан Чжэнъин. – Ты могла не потушить свечку накануне?

– Чжэнъин, не говори ерунды, – возмутилась Фан Чжэнхуэй. – Посмотри внимательнее.

Она наклонилась к Мэн Цзыи и, прищурившись, указала:

– Когда я впервые тебя увидела, кровь у тебя стекала со лба, но была тусклой. Это, скорее всего, след мертвенной энергии. Похоже, тебя затянуло во сне.

Фан Чжэнхуэй и Чжэнъин происходили из семьи, практикующей двойное совершенствование духа и тела. Их чувствительность к духовной энергии всегда была выше нормы. Сейчас они оба видели на теле Мэн Цзыи размытые потоки Инь Ци, хотя их источник был сокрыт.

– Что тебе снилось? – осторожно спросил Чжэнъин.

Мэн Цзыи провела полотенцем по влажным концам волос. Её глаза были глубоки, и она внезапно улыбнулась.

– Я видела Го Чена, – сказала она тихо. – Он…

Она замолчала на секунду и оглядела всех в комнате: Чэнь Шаосюаня, Линь Жуя, Фан Чжэнхуэй и Чжэнъин, Ху Линьчжу, Ма Даоюя, Юй Чжаосинь и Ладу Милованову. Все они смотрели на неё с тревогой и интересом.

Мэн Цзыи перевела взгляд на балкон. Стеклянные двери были плотно закрыты. Ни воробья, ни чужой энергии поблизости. Го Чен, скорее всего, больше не здесь. Но его марионеточные методы пробуждения души всё ещё оставляли на её теле след раздражения, будто липкий шлейф ночного кошмара.

– Что он сказал? – тихо спросил Линь Жуй.

– Он сказал, что ему одиноко там внизу, – прошептала Мэн Цзыи. – Очень одиноко, и он всё ещё хочет, чтобы я была рядом с ним… Он признался мне. И… сны были странными. Тринадцать раз подряд – и в каждом сне он появлялся.

Все в комнате притихли.

– Мы вместе пережили самое сокровенное в мире. Мы пережили много захватывающих и важных свиданий вместе.  – Мэн Цзыи посмотрела в пол, уголки губ едва заметно дрогнули. – Это было словно ожившая мечта. Я не сразу поняла, где сон, а где явь. В одном из них мы стояли на крыше, и он сказал мне: «Если ты прыгнешь, всё закончится. Будущая жизнь будет наполнена лишь счастьем…»

Это был единственный раз из тринадцати, когда он умер вместе с ней. Перед падением она прижала Го Чена к себе очень крепко, в полете перевернув под себя. Боль всё равно была адской, но видеть, как из его рта вытекает струйка крови… видеть его переломанное окровавленное тело… Это ли не наслаждение…

Ма Даоюй покачал головой и сказал:

– Это невозможно.