Зеркальный Новый Год. Магические хроники новогоднего коллапса

– Атмосферная аномалия? – пробормотал он, доставая блокнот с надписью «Научные наблюдения». – Или я просто переработал?

Рука сама потянулась к ручке, и вдруг, к своему ужасу, он обнаружил, что пишет не формулы, а стихи: «Снег летит к созвездьям ввысь, будто время вспять вернулось…» Михаил замер, рассматривая строчки, будто они принадлежали другому человеку. Его почерк, но слова… слова были словно из другого измерения, где он носил кожаную куртку вместо лабораторного халата и знал аккорды, а не законы термодинамики.

Он захлопнул блокнот с той решимостью, с какой запирают шкаф с алкоголем перед приходом тещи, и ускорил шаг. Витрина цветочного магазина блестела впереди, отражая уличные огни и… его самого. Но не того Михаила, который стоял на тротуаре с лицом, выражавшим научное смятение, а другого – с гитарой за спиной, в расстегнутой рубашке и с ухмылкой, достойной рок-звезды.

Михаил резко обернулся. За ним никого не было, если не считать голубя, который смотрел на него с выражением глубочайшего презрения. Когда он повернулся обратно к витрине, его отражение-рокер подняло руку в саркастическом приветствии и растворилось, оставив после себя только обычное отражение и трещину в стекле, похожую на гитарный гриф.

– Цветы, – сказал он себе вслух, как команду. – Научный метод гласит: если подарок не нравится – добавь тюльпанов. Или хризантем. Или чего она там любит…

Дверь магазина звякнула колокольчиком с подозрительно знакомым звуком – точь-в-точь как звонок на его последней лекции. Внутри пахло не столько цветами, сколько временем – тем самым, детским, когда он еще верил, что букеты могут исправить любую ошибку.

– Для той, что ненавидит праздники? – раздался голос за спиной.

Михаил вздрогнул. Перед ним стояла старушка, чьи глаза напоминали сову – не мудрую лесную, а именно ту, что видела слишком много и давно перестала удивляться. В ее взгляде читалось знание, которое обычно приходит только с опытом работы в КГБ или после тридцати лет продажи цветов.

– Вы… откуда знаете? – выдавил он.

Старушка улыбнулась, показав зуб, который явно пережил несколько смен политического режима.

– Вижу по глазам. У всех вас одинаковый взгляд – будто Новый год – это диагноз, а не праздник. – Она ловко сформировала букет, добавив к тюльпанам несколько веточек омелы. – Берите. Она все равно скажет, что ненавидит цветы, но поставит их в воду. Проверено.

Михаил взял букет, и вдруг ему показалось, что лепестки на мгновение вспыхнули золотым. Он моргнул – нет, обычные цветы, обычный магазин. Только старушка вдруг показалась ему выше, а ее пальцы – слишком изящными для ее возраста.

– С праздником, профессор, – сказала она, и в ее голосе вдруг зазвучали нотки, не принадлежащие старухе. – И помните: законы физики работают до тех пор, пока кто-то не решит их нарушить.

Дверь захлопнулась за ним с таким звуком, будто закрывалась последняя страница учебника по рациональному мышлению. На улице снег все еще падал вверх, голубь все так же смотрел с презрением, а в кармане у Михаила вдруг запищал телефон. Сообщение от Артёма: «Не забудь, мама ждет нас к семи. P.S. Твой кот здесь. P.P.S. Он говорит».

Михаил посмотрел на букет, потом на снег, летящий к небу, потом снова на букет. Где-то в городе били куранты, хотя до полуночи оставалось еще шесть часов. Он глубоко вздохнул и пошел вперед, к дому Анастасии, с ощущением, что законы этого дня пишутся не в его блокноте, а в каком-то другом, гораздо более странном месте.

                                             * * *

Автобусная остановка встретила Михаила пустой скамьей и философом из снега, который явно читал слишком много Камю в оригинале. Снеговик сидел (если снежную глыбу можно назвать сидящей) с таким видом, будто собирался открыть тайны мироздания, но передумал в последний момент.

– Быть или не быть? – произнес он голосом, напоминающим скрип несмазанных саней. – Главное – не таять до кульминации.

Михаил замер, букет в его руках слегка дрогнул, будто цветы тоже слышали абсурдность происходящего. Снеговик подмигнул (что было особенно впечатляюще, учитывая, что его глаза были из угольков) и начал стремительно терять форму, как надежды на трезвый Новый год.

– Погодите! – Михаил потянулся к нему, но пальцы схватили лишь горсть мокрого снега. За три секунды философ превратился в лужу с двумя угольками на дне и морковкой, торчащей под углом сорок пять градусов – возможно, в последнем акте протеста против несправедливости мироздания.

Он сунул руку в карман за платком и наткнулся на неожиданную находку – билет в кино. Бумажка была теплой, будто только что вышла из кассы. «Интерстеллар, 18:00, ряд 5 место 12». Тот самый сеанс, после которого они поссорились с Настей из-за парадокса близнецов и никогда больше не ходили в кино. На билете красовалось свежее кофейное пятно, идеально совпадающее по форме с тем, что осталось на его рубашке два года назад.

– Это невозможно, – пробормотал Михаил, но тут же поправился: – Это ненаучно.

Где-то вдали зазвонили колокола, но не церковные – скорее, как в магазине, объявляющем распродажу иллюзий. Он поднял голову и увидел дом Анастасии – тот самый, с балконом, на котором они когда-то встречали рассвет после вечеринки. В окне мелькнула тень, и на мгновение ему показалось, что в полумраке сверкнула корона. Затем раздался звон бьющегося стекла – тот самый звук, который он слышал в ночь их расставания, когда Настя разбила бокал об пол.

Михаил ускорил шаг, букет в его руках внезапно стал тяжелее, будто впитал всю неловкость предстоящей встречи. Тротуар под ногами странно пружинил, как будто город превратился в гигантский батут, а снег теперь падал вбок, образуя замысловатые узоры, похожие на химические формулы.

Он уже почти подбежал к подъезду, когда заметил, что тень от фонаря не совпадает с его фигурой – она была выше, тоньше и с гитарой за спиной. Тень повернула голову и показала язык, прежде чем раствориться в темноте.

Из кармана снова запищал телефон. Сообщение от неизвестного номера: «Пора признать, что не все можно объяснить формулами. С уважением, Кот-Хроникёр. P.S. Тунец в холодильнике».

Михаил глубоко вздохнул и нажал на кнопку домофона, понимая, что сегодня законы физики явно взяли выходной. В ушах звенела тишина перед бурей, а в горле стоял ком, похожий на тот, что бывает, когда понимаешь – некоторые уравнения действительно лучше решать сердцем, а не умом.

Глава 3. Роковая ваза

В магазине «Книги и Карамель» царила та особая предновогодняя атмосфера, когда даже воздух казался густым от ожидания чуда. Аромат старых книг смешивался с ванильным дыханием карамели, создавая странный коктейль из ностальгии и детских воспоминаний. Артём Соколов, владелец этого странного заведения, стоял за прилавком, заворачивая в подарочную бумагу хрустальную вазу. Его длинные пальцы, обычно такие ловкие при перелистывании страниц редких изданий, сейчас казались неуклюжими и непослушными. Бант упорно не хотел завязываться, бумага мялась, а скотч прилипал ко всему, кроме того, к чему был нужен.

– Чтоб хоть что-то напоминало о прекрасном, – пробормотал он, отбрасывая со лба непослушную прядь волос. Его голос звучал устало, с той особой интонацией человека, который слишком долго носит маску циника, но где-то глубоко внутри всё ещё верит в чудеса.

Ваза в его руках была нелепым выбором для подарка Анастасии – слишком хрупкая, слишком вычурная, слишком… красивая. Совсем не такая, как сама Настя с её вечными чёрными свитерами и язвительными комментариями. Но в этом и была идея – показать ей, что мир не ограничивается криминальными романами и холодным кофе.

– Искусство – это наука для тех, кто не дружит с логикой, – громко произнёс Артём, словно защищаясь от невидимого обвинителя. Его слова повисли в воздухе, смешавшись с запахом горячего шоколада, который варился в крошечной кофеварке за прилавком.

В этот момент воздух перед ним словно задрожал, и на прилавке появилась Фея Невыученных Уроков. Это крошечное создание в платьице из промокательной бумаги выглядело крайне недовольным. Её крылышки, напоминающие страницы старого дневника, нервно подрагивали, рассыпая вокруг блёстки исправленных ошибок.

– Где рифма к «любовь»? Ты обещал! – прошипела фея, тыча острым пальчиком в его потрёпанный блокнот. От неё пахло школьными воспоминаниями – ластиками, чернилами и той особой пылью, что скапливается в углах классных комнат к концу учебного года.

Артём машинально прикрыл ладонью последнюю страницу блокнота, где между сложными математическими формулами прятались стихи – робкие, несовершенные, но искренние.

– Она… в процессе, – пробормотал он, избегая взгляда феи. – Как и теория струн. И квантовая гравитация. И вообще всё в этом мире.

Фея фыркнула, и в воздухе рассыпались новые блёстки. Вдруг все книги на ближайшей полке разом повернулись корешками к стене, словно стыдясь своих названий. Все, кроме одной – «Зеркальная магия для чайников» лежала так, будто её только что положили туда. Её обложка поблёскивала, как мокрая мостовая после дождя, а когда Артём протянул руку, книга… замурлыкала.

Тихо, но совершенно отчётливо.

– Это галлюцинация, – твёрдо сказал он себе, потирая переносицу. – Недостаток сна. Или… – его взгляд скользнул к полке с шоколадными фигурками, – переизбыток карамели. Да, определённо карамели.

Он потянулся за шоколадным Дедом Морозом, но едва его пальцы коснулись фольги, фигурка вдруг ожила. Маленький шоколадный человечек ловко выскользнул из его рук и шмыгнул под ближайший стеллаж, оставляя за собой след из растопленных «хо-хо-хо».

Фея Невыученных Уроков закатила глаза с таким мастерством, что могла бы преподавать драматическое искусство в лучших театральных вузах.

– Ну вот, – сказала она, складывая крошечные ручки на груди. – Теперь и конфеты от тебя убегают. Что дальше? Книги начнут читать тебя? Полки запоют рождественские гимны? Или, – она сделала драматическую паузу, – ты наконец допишешь это стихотворение?

Как в ответ на её слова, «Зеркальная магия для чайников» снова замурлыкала – на этот раз громче и настойчивее. Артём осторожно приоткрыл страницу, и из книги выпала закладка – полоска пергамента с надписью: «Когда разобьётся ваза, начнётся настоящая магия». Буквы слегка светились в полумраке магазина, а когда Артём перевернул закладку, на обратной стороне обнаружилась приписка: «P.S. Не говори, что мы тебя не предупреждали».

Где-то в глубине магазина что-то упало с глухим стуком. Артём резко обернулся, но там никого не было. Только трещина в старом зеркале у кассы стала чуть длиннее, а его отражение на миг показало ему не его самого, а кого-то другого – человека с гитарой за спиной и ухмылкой рок-звезды.

Фея вздохнула и исчезла в облаке блёсток, оставив после себя только запах чернил и чувство, что мир стал чуть менее логичным, чем пять минут назад. Артём посмотрел на часы – до Нового года оставалось ровно двенадцать часов. Ровно столько, сколько нужно, чтобы всё окончательно пошло наперекосяк.

Он осторожно взял завёрнутую вазу, чувствуя, как хрусталь холоден под пальцами, и вдруг осознал, что боится не столько того, что подарок не понравится Анастасии, сколько того, что она разобьёт его. Причём в самом буквальном смысле.

                                             * * *

В магазине внезапно заиграло радио, которое Артём точно помнил выключенным. «Jingle Bells» в исполнении, напоминающем то ли рок-концерт, то ли пьяные колядки, заполнило пространство. Гитара визжала так пронзительно, что дрогнули стёкла в витринах.

– Для Михаила-2 – хитовую балладу! – протрезвевшим голосом объявил диктор, и тут же гитара заиграла сама собой, без музыканта. Струны перебирала невидимая рука, извлекая звуки, от которых по спине Артёма пробежали мурашки – не от страха, а от странного узнавания, будто эта мелодия жила в нём всегда.

Он потянулся выключить радио, но прибор вдруг расплылся в воздухе, как акварельный рисунок под дождём. Вместо него на прилавке осталась только лужа радужных бликов, в которой отражалось небо – но не магазинное, а какое-то другое, с фиолетовыми облаками.

– Ладно, – пробормотал Артём, протирая очки. – Либо я сошёл с ума, либо мир решил, что Новый год – отличный повод отказаться от законов физики.

Взяв завёрнутую вазу, он вышел на улицу, где снег теперь падал не вниз и не вверх, а по спирали, образуя сложные узоры, похожие на уравнения из его блокнота. Воздух звенел предчувствием, и каждый шаг отдавался эхом, будто город превратился в гигантский резонатор.

Квартира Анастасии встретила его тишиной, нарушаемой только скрипом половиц под ногами. Она открыла дверь, оглядев подарок скептическим взглядом, каким обычно рассматривала рукописи начинающих авторов.

– Это что? – спросила она, принимая свёрток. – Ты решил, что мне не хватает в жизни хрупких вещей?

– Я подумал… – начал Артём, но в этот момент ваза выскользнула из рук Анастасии.

Падение длилось неестественно долго. Хрусталь вращался в воздухе, ловя свет от гирлянд, и на мгновение Артёму показалось, что он видит в нём отражения – себя, Настю, Михаила, каких-то незнакомых людей – все они мелькали в гранях, как в калейдоскопе.

Ваза разбилась с мелодичным звоном, и осколки разлетелись по полу, чтобы тут же собраться в идеальные пятиконечные звёзды. Они светились мягким голубоватым светом, выкладывая на паркете созвездие, которого нет ни в одном астрономическом атласе.

– Это… – начала Анастасия, но один осколок вдруг подпрыгнул и полетел к зеркалу в прихожей.

Он вонзился в стекло с тонким звоном, и трещина расцвела, как молния в ночном небе. Паутинка разломов мгновенно покрыла всю поверхность, рисуя сложный узор, напоминающий карту неизвестных земель.

– Этого не может быть… – прошептал Артём, отступая. – Это же просто стекло!

Но зеркало уже переставало быть просто зеркалом. В трещинах заиграли странные огни, и отражения в нём стали двигаться самостоятельно. Анастасия схватила Артёма за рукав, и он почувствовал, как дрожат её пальцы – впервые за все годы знакомства.

Из глубины зеркала донёсся звук – не голос, а скорее его тень, обрывок эха:

– Скоро…

И тут же вся поверхность зеркала взорвалась тысячей осколков, которые зависли в воздухе, образуя сложную трёхмерную конструкцию – то ли врата, то ли клетку. В проёме мелькнула тень с горящими глазами и короной на голове, но рассмотреть её было невозможно – свет бил в глаза, как вспышка фотоаппарата.

Когда Артём смог снова открыть глаза, осколки лежали на полу, образуя фразу: «Добро пожаловать в игру». Самые мелкие кусочки стекла сложились в стрелку, указывающую на часы – до полуночи оставалось ровно одиннадцать часов и сорок минут.

Анастасия первая нарушила тишину:

– Ты… ты специально купил эту чёртову вазу?

Артём мог только покачать головой, глядя, как последние осколки на полу меняют положение, складываясь в новые узоры – то ли предсказания, то ли предупреждения.

                                             * * *

Осколки вазы, разлетевшиеся по полу, ещё не успели затихнуть, как из трещины в зеркале выпала записка. Она медленно планировала вниз, будто не решалась коснуться земли, и лишь когда её край зацепился за осколок с острым, как бритва, краем, она наконец замерла. Бумага была странной – не белой, а перламутровой, словно её вырезали из внутренней части раковины, и буквы на ней не были написаны чернилами. Они шевелились, извиваясь, будто крошечные червяки, пытающиеся вырваться за пределы строки.

– Попробуй поцеловать учёного. Для науки, – прочитала Настя вслух, и её голос прозвучал так, будто она только что обнаружила, что в её кофе плавает таракан.

Подпись внизу – «Кот-Хроникёр» – подмигнула ей и тут же свернулась в спираль, как будто смеясь.

– Это что, шутка? – Настя повертела записку в руках, ожидая, что вот-вот из неё выскочит что-нибудь ещё – может, клоунский нос или хотя бы предупреждение о том, что её разыгрывают. Но бумага лишь хихикнула тонким, как лезвие, звуком и рассыпалась в пыль.

Артём, до этого момента стоявший в оцепенении, вдруг ожил, словно его встряхнули за плечи.

– Это… это же материализованная метафора! Или, может, гипербола? – Он схватился за блокнот, который, казалось, всегда был у него под рукой, даже если секунду назад его там не было. – Нет, нет, это определённо оксюморон!

– Это определённо бред, – Настя протёрла пальцы о джинсы, будто пытаясь стереть с них следы магии.

Но Артём уже не слушал. Он выхватил телефон, с такой силой набрал номер, что, казалось, экран вот-вот треснет.

– Михаил! Ты должен это видеть! – прошипел он в трубку, и его голос дрожал, как у школьника, который только что обнаружил, что его домашнее задание ожило и теперь пляшет на столе.

Из динамика донёсся рык – не человеческий, даже не звериный, а какой-то… зеркальный. Глухой, будто звук прошёл через толщу воды, и в то же время металлический, словно кто-то провёл ногтем по стеклу.

– Привет, кузен, – раздался голос, в котором угадывались интонации Михаила, но с примесью чего-то дикого, необузданного. – Это… э-э… твой зеркальный близнец?

Артём замер, и его пальцы, сжимавшие телефон, побелели.

– Ты… ты поёшь? – выдавил он наконец.

– Ага. Играю на гитаре. И, кажется, у меня татуировка.

– Какая татуировка?!

– Не знаю, не вижу. Зеркало кривое.

Настя, до этого момента наблюдавшая за этим диалогом с выражением человека, который вот-вот либо закричит, либо разобьёт что-нибудь ещё, внезапно рванула к стене, где висел молоток.

– Всё, хватит! – Она схватила инструмент так, будто это был не молоток, а священный меч, которым она собиралась разрубить гордиев узел этого безумия.

– Настя, подожди! – Артём бросился к ней, но было поздно.

Удар молотка по зеркалу прозвучал, как выстрел. Стекло не просто разлетелось – оно взорвалось, осколки рассыпались по комнате, но не упали, а зависли в воздухе, будто решили, что гравитация – это скучно.

И из центра этого хаоса, с короной набекрень и выражением крайнего недоумения на морде, вывалился кот.

Он приземлился на лапы с грацией, достойной циркового артиста, но тут же споткнулся о собственный хвост и шлёпнулся на пол.

– Где тут у вас принцесса? – пробормотал он, отряхиваясь. – И… тунец?

Настя опустила молоток.

– Вот блин, – сказала она. – Теперь у меня говорящий кот.

– Кот?! – Фолиант вскочил, корона с грохотом упала на пол. – Я – Князь Зеркал, Повелитель Отражений, Маг Тысячи Лживых Ликов!

– Ага, – Настя подняла корону и нахлобучила её ему обратно. – Тогда, где твоя магия, князь?

Фолиант открыл пасть, явно собираясь произнести что-то величественное, но вместо этого чихнул.

Из его носа вылетела гирлянда и, мигнув три раза, упала замертво на ковёр.

Настя закрыла глаза.

– Я сплю. Или сошла с ума.

– О, – сказал Фолиант, – это только начало.

И где-то в глубине разбитого зеркала засмеялся Кот-Хроникёр.

Глава 4. Кот в короне

Фолиант медленно повертел головой, осматривая квартиру с видом аристократа, случайно забредшего в трущобы. Его нос сморщился, будто он учуял не столько запах кофе и старых книг, сколько тонкий аромат вселенской несправедливости.

– Твоя квартира выглядит, как моя жизнь после краха магии, – заявил он, поднимая лапу, словно собираясь стряхнуть с неё пыль веков.

Настя скрестила руки на груди, и её пальцы непроизвольно сжались, будто она уже представляла, как обхватывает ими кошачью шею.

– Если ты галлюцинация – я тебя придушу, – сказала она ровным голосом, каким обычно сообщала редакторам, что их рукописи годятся разве что для розжига костра.

Фолиант фыркнул, и его усы дёрнулись, будто их кто-то дёрнул за невидимые ниточки.

– О, угрозы! Как оригинально. В моём мире за подобное превращали в лягушек.

– В твоём мире, видимо, не было кофе, – Настя потянулась к кружке, стоявшей на столе, но кот опередил её, ловко вонзив когти в ручку и притянув её к себе.

Он заглянул внутрь, и его зрачки сузились в тонкие чёрные линии.

– В моём мире это считалось бы ядом, – прошептал он с придыханием, будто перед ним была не остывшая арабика, а чаша с цикутой.

И прежде, чем Настя успела что-то сказать, он приник к краю кружки и сделал глоток.

Наступила тишина.

Потом раздался звук, похожий на треск перегоревшей лампочки, и Фолиант исчез. На его месте зависла гирлянда – старая, потрёпанная, с облезлыми лампочками, которые вдруг замигали.

Не просто так.

Они выстроились в слово:

«П О М О Г И»

Настя застыла.

– Ты… ты превратился в новогодний декор?

Гирлянда дёрнулась, словно обидевшись, и снова стала котом. Фолиант покачнулся, его глаза сфокусировались на Насте с некоторым опозданием, будто он только что вернулся из очень дальней командировки.

– Это был… неконтролируемый телепорт, – пробормотал он, пытаясь встать на все четыре лапы и периодически проваливаясь сквозь пол, будто гравитация о нём забыла.

– Прекрасно. У меня дома кот, который пьёт кофе и превращается в электрогирлянду, – Настя провела рукой по лицу, будто пытаясь стереть с него грим безумия. – Ладно. Сейчас возьму себя в руки, вызову скорую, психиатра, экзорциста…

Дверь распахнулась с такой силой, что ручка врезалась в стену, оставив вмятину в виде удивлённого смайлика.

На пороге стоял Михаил, его волосы торчали в разные стороны, будто он только что участвовал в гонке с шаровой молнией, а очки сползли на кончик носа, открывая глаза, полные научного ужаса.

– Настя, у тебя… кот. В короне.

Фолиант, до этого момента пытавшийся удержать равновесие, услышав это, резко поднял голову – и тут же свалился с дивана.

Корона с громким звоном покатилась по полу, выписывая замысловатые круги, будто пытаясь решить уравнение, в котором все переменные внезапно стали мнимыми числами.

Михаил медленно закрыл дверь, не сводя глаз с кота, будто перед ним был не живой организм, а неопознанный научный феномен, нарушающий все известные законы физики.

– Объясни, – сказал он очень тихо, – что это за… объект?

– Это Фолиант, – ответила Настя с убийственной невозмутимостью. – Князь Зеркал, Повелитель Отражений и, судя по всему, жертва собственных заклинаний.

Фолиант поднялся, отряхнулся с видом оскорблённого монарха и уставился на Михаила.

– А ты кто?

– Михаил Орлов. Астрофизик.

– О! – глаза кота вспыхнули. – Значит, ты разбираешься в чёрных дырах?

– Теоретически, да.

– Прекрасно. Потому что моя магия сейчас ведёт себя именно как одна из них.

Михаил медленно снял очки, протёр их, снова надел, потом снял ещё раз, будто надеялся, что без них картина мира станет более логичной.

– Ты утверждаешь, что ты… маг?

– Был магом, – поправил его Фолиант с горькой усмешкой. – Пока не разбилось то зеркало. Теперь я застрял здесь, в этом… – он окинул квартиру взглядом, полным презрения, – в этом царстве линейного времени и отсутствия волшебного туна.

– Туна?

– Да! ТУНА! – кот топнул лапой, и где-то вдалеке, как эхо, звякнула корона. – В моём мире он падал с неба по пятницам. Здесь же… – он бросил скорбный взгляд на холодильник, – здесь, я подозреваю, его даже нет.

Настя вздохнула так глубоко, будто пыталась вдохнуть сразу весь кислород из комнаты, чтобы лишить их всех возможности говорить.

– Всё, хватит. Михаил, если ты не спишь и это не галлюцинация – помоги мне понять, что происходит.

Михаил открыл рот, но в этот момент корона, докатившаяся до его ног, вдруг подпрыгнула и водрузилась ему на голову.

В комнате повисла тишина.

– Интересно, – прошептал Фолиант, – а если ты её наденешь, ты тоже превратишься в гирлянду?

Михаил медленно поднял руку, дотронулся до короны, потом до своего лба, будто проверяя, не начал ли он уже превращаться в новогодний декор.

– Я… я, кажется, понял, – сказал он очень тихо.

– Ну? – Настя приподняла бровь.

– Я либо сошёл с ума, либо…

– Либо?

– Либо это какой-то очень странный, очень неожиданный и очень ненаучный эксперимент.

Фолиант фыркнул.

– О, учёные. Всегда ищут логику там, где её нет.

И в этот момент корона на голове у Михаила замигала.

Точно так же, как гирлянда.

Только на этот раз лампочки сложились в другое слово:

«Б Е Г И»

                                             * * *

Тень в углу комнаты вдруг зашевелилась, отделилась от стены и приняла очертания огромного кота в профессорских очках. В лапах он держал кожаный блокнот, из которого торчало перо, писавшее само по себе, оставляя на странице чернильные кляксы, складывающиеся в слова.

– Запись №1: Люди по-прежнему идиоты, – провозгласил кот бархатным голосом, в котором звучала тысячелетняя усталость.

Михаил отпрыгнул назад, наступив на собственную шнуровку и едва не рухнув на Фолианта. Корона с его головы слетела и покатилась к новоприбывшему, но тот ловко отшвырнул её лапой.