Проклятие Камней Жизни

– Потому что скоро появятся Камни Жизни, – Ринат нарочно сделал голос плаксивым, – и если мы их не найдем, мир погрузится в хаос, наш род прервется, подданные умрут… – он театрально вздохнул, пародируя отцовские проповеди, – а еще трава перестанет расти, птицы разучатся петь, и молоко в кухне прокиснет…

Сколько можно твердить одно и то же? Да сохранит он хоть тысячу дубовых палок – это не приблизит их к Камням. В памяти всплыли слова учителя Артура, сказанные втайне от короля: "Сила – последнее прибежище невежд. Ищи знания в древних свитках, а не в мозолях на ладонях". Но попробуй скажи это отцу…

– Хватит огрызаться!

Громовой рык обрушился на него прежде, чем он успел понять, что происходит. Резкий удар высек искры перед глазами – пощечина обожгла щеку, заставив взвыть каждую нервную клетку. Ринат инстинктивно согнулся, подняв локти в жалкой попытке защиты… но нового удара не последовало. Сквозь звон в ушах он слышал лишь тяжелое, прерывистое дыхание отца.

– Ты презираешь то, что важно для всех нас! – Лимар говорил сквозь сжатые челюсти, и вдруг Ринат увидел – не ярость, а что-то куда более страшное: животный, первобытный страх в отцовских глазах.

Озарение ударило, как молния. Отец не просто требователен – он в ужасе. В ужасе от мысли, что войдет в историю как король, при котором Горкейлия пала, а его имя станет синонимом позора.

– Я не позволю твоему безразличию погубить наш народ! – Лимар встряхнул его за плечи так, что зубы щелкнули. – Ты будешь тренироваться! Ты найдешь Камни! Вон с моих глаз! Завтра тренировка в шесть утра. Без опозданий.

Ринат, не сказав ни слова, резко развернулся. Его щека пылала, но в груди бушевало нечто сильнее боли – ледяная решимость. Он шагал, чувствуя, как с каждым шагом в нем крепнет уверенность: нет, он не станет тратить жизнь на бессмысленные упражнения с деревяшками.

Он найдет Камни. Но сделает это по-своему.

***

Вечером того же дня кормилица Рэна поправила выбившиеся из-под платка седые пряди. Её дородное тело обволакивало кресло, как тесто облегает пирог. Толстая свеча с хрустящим звуком занялась пламенем, отбрасывая тёплые блики на морщинистое лицо.

У камина, на груде расшитых подушек, расположились три фигуры, такие разные, будто из разных сказок.

Тимур, четырнадцатилетний наследник, откинулся на бархатную спинку, его белоснежные волосы светились в полумраке, как лунная дорожка. Зелёные глаза, холодные и ясные, изучали пламя с привычной надменностью. Длинные пальцы нетерпеливо барабанили по колену – даже в минуты отдыха его тело жаждало действия.

Ринат, девятилетний, свернулся калачиком, его тёмные кудри падали на глаза, будто пытаясь спрятать слишком взрослый взгляд. Карие глаза, тёплые, как осенняя кора, следили за танцем теней на стене. В уголках губ пряталась привычная усмешка – он уже знал, что сегодняшняя сказка будет не про принцев.

А Стас… Семилетний сорванец, обычно вертевшийся как юла, сегодня сидел необычайно прямо, его тёмные волосы торчали в разные стороны, будто взъерошенные воробьиные перья. Карие глаза, широко раскрытые, отражали пламя – в них горело то самое детское чудо, которое старшие братья уже растеряли. Он даже поджал под себя ноги, стараясь походить на важного Тимура.

Треск поленьев в камине казался сегодня тише – будто сам дом затаил дыхание в ожидании сказки.

Кормилица сделала театральную паузу, позволяя пламени свечи вырисовать на стене причудливые тени. Её голос, обычно такой мягкий, теперь звучал торжественно и глухо, будто доносился из самой глубины времён:

– Сегодня, мои соколы, я поведаю вам древнюю легенду. Ту, что знают все, от рыбацких лачуг до королевских чертогов, но истинный смысл которой открывается лишь избранным.

Она медленно провела рукой по воздуху, и три пары глаз невольно последовали за этим движением.

– В те времена, когда горы были ещё мягкими, а реки только начинали свой бег к морю, два великих Антланта – Горкейл и Юланк – держали весь мир на своих ладонях. Кровные братья, они отличались друг от друга, как день от ночи.

Горкейл… – её голос внезапно загремел, заставив Рината вздрогнуть, – был богом Огня, что пожирает всё на своём пути. В его жилах текла расплавленная сталь, а взгляд мог обратить врага в пепел. Он слагал гимны из звона мечей и считал честь дороже жизни. Для него мир был наковальней, на которой куётся истинная сила.

Тимур невольно выпрямился, его зелёные глаза вспыхнули в полумраке. В этом описании он ясно видел отца – его стальную осанку, рубцы от ран, гордый подбородок. Даже пальцы наследника непроизвольно сжались, будто уже ощущая вес будущего меча.

– А Юланк… – голос Рэны вдруг стал струиться, как мёд, – был властелином Времени, что течёт неспешно, как река подо льдом. Он читал сердца людей, как раскрытые свитки, но редко протягивал руку, чтобы что-то изменить. Ибо знал – даже самая страшная буря однажды утихнет, если дать ей достаточно времени…

Ринат прикусил губу. В его воображении возник образ учителя Артура, который всегда говорил: "Терпение – оружие мудрецов". Но почему тогда отец презирает такие добродетели?

Стас, широко раскрыв глаза, смотрел на кормилицу, забыв даже моргнуть. Его детское воображение уже рисовало эпические битвы между богами – ведь в его мире всё было так просто: добро и зло, победа и поражение…

Кормилица Рэна наклонилась вперед, и тень от её фигуры накрыла мальчиков, словно крыло древнего дракона. Голос её стал глубже, обретя странное эхо:

– И случилось так, что однажды братья поссорились. Не на день, не на год – их гнев потряс самые основы мироздания!

Она внезапно ударила ладонью по подлокотнику, заставив всех троих вздрогнуть.

– Ты размяк, как перезрелый плод! – ревел Горкейл, и от его крика трескались скалы. – Твои люди чахнут без испытаний! Пусть познают вкус крови и цену стали! Только так крепнет дух!

Тимур затаил дыхание, его пальцы непроизвольно сжали подушку – в этих словах он слышал отцовские наставления перед каждой тренировкой.

– А ты слеп, как крот в полдень! – ответил Юланк, и его голос струился, как холодный родник. – Ты сеешь бурю, но не видишь, что за тобой остаётся лишь пустыня. Ты ломаешь, но никогда не строишь!

Ринат нахмурился. В его памяти опять всплыли слова учителя: "Любой дурак может разрушить. Созидание требует мудрости".

– Так они спорили сто лет и ещё сто, – продолжала Рэна, понизив голос до шёпота, – пока в ярости Горкейл не выхватил из-за пояса кости, выточенные из рога первозверя. – Решим спор игрой! – прогремел он. – Какой дар выпадет на костях – то и достанется смертным! Победивший народ изберёт себе бога-правителя, так мы и узнаем кто прав.

Стас ахнул, представляя, как огромные кости летят по небу, сверкая в лучах заката. Два титана, стоящие на краю мира, решающие судьбу смертных игрой в кости…

Ринат прищурился, его детский ум отказывался принимать эту нелепицу. Боги… играют в кости? Мысль казалась одновременно абсурдной и пугающе логичной. Разве люди поступают иначе?

– Значит, мы договорились? – прогремел Горкейл.

– О да, брат мой, – ответил Юланк, и его пальцы, прозрачные как утренний туман, коснулись костей, оставив на поверхности иней мудрости. – Пора положить конец нашим вечным спорам. Кидай.

Горкейл швырнул кость с такой силой, что от удара о скалу посыпались искры. Она катилась, оставляя за собой дымящуюся борозду, и наконец замерла, открыв грань с пылающим мечом.

– Огонь, – Юланк кивнул, и в его глазах мелькнуло что-то, что Горкейл не смог прочитать. – Предсказуемо. Уже выбрал, кому отдашь свой дар?

– Через много веков родится один мальчишка, – оскалился Горкейл. —Он будет сильным, как утёс, и беспощадным, как зимняя буря. А в глазах… – бог войны усмехнулся, – в глазах у него будет тот самый холод, что заставляет врагов падать на колени ещё до удара.

Тогда Юланк поднял вторую кость. Она кружилась в воздухе неестественно долго, будто падала сквозь густой мёд, и наконец легла символом песочных часов.

– Время… – прошептал Горкейл, и впервые за века в его голосе прозвучала неуверенность. – Кого же ты обрекаешь на ношу провидца?

Юланк задумался, его пальцы чертили в воздухе узоры, которые тут же исчезали.

– Есть у меня на примете девушка из знатного рода… но она будет отказываться продолжать род, хотя судьба дарует ей эту возможность, – в его глазах мелькнула тень печали. – Она зачала бы мальчика, который…

– Выбери другую! – перебил нетерпеливый Горкейл, махнув рукой.

– Нет, – голос брата стал твёрдым, как скала. – Мне нужна именно её кровь. Или… – он вдруг улыбнулся, – или её сестры. Придётся немного подправить нити судьбы. Вместо сына в их семье родится дочь, – его пальцы сплелись в странном жесте. – Надеюсь, они простят мне эту маленькую… поправку.

И тогда братья скрепили свой договор. Их голоса слились в едином заклинании, от которого задрожали звёзды. Да обретёт мальчик из Горкейлии ярость пламени! Да познает девочка из Юланколии тайны времени!

Кормилица замолчала, наблюдая, как тени от огня танцуют на лицах её слушателей. Тимур сидел неподвижно, как изваяние.

– Но… – Ринат первым нарушил тишину, – это же просто сказка?

Рэна медленно покачала головой, и её серьги-колокольчики глухо позвякивали.

– По древним свиткам, примерно за двадцать лет до тысячного года дары Антлантов пробудятся, – она понизила голос до шёпота. – И скоро наступят именно эти времена… если уже не наступили.

Стас фыркнул, разбрасывая подушки.

– Ну конечно, воином будет Тимур! Он же сильнее всех!

Тимур не ответил. Он смотрел в камин, где угли трещали, будто вторя его мыслям. Пламя отражалось в его зелёных глазах, создавая иллюзию, что в нем уже горит тот самый дар.

А Ринат… Ринат думал о странной девушке из легенды. О той, что отказалась от материнства. «Почему?» – вертелось у него в голове.

***

Король Лимар никогда не спрашивал – он повелевал. Его слова падали, как удары молота, а решения не подлежали обсуждению. Но сегодня даже железная воля монарха дала трещину. Вопрос был слишком важен, а ставки – слишком высоки.

У трона, подобно изваянию древнего бога войны, стоял генерал Шен. Его седые виски хранили память о сотнях сражений, а лицо, изрезанное шрамами, напоминало карту забытых битв. Холодный взгляд стального цвета скользил по принцам, взвешивая, оценивая, вычисляя слабые места – будто перед ним были не королевские сыновья, а новобранцы перед первым боем.

Изначально выбор был очевиден. Тимур – первенец, наследник, воплощение королевских надежд. Крепкий, как дубовая ветвь, быстрый, как горный поток, умный не по годам. Идеальный кандидат. Но в день, когда мальчику исполнилось десять зим, генерал Шен явился в королевские покои без приглашения.

– Мой король, твоя супруга, без сомнения, прекраснейшая из женщин… – Шен растягивал слова, будто ножом счищал с них шелуху. – Но, возможно, твоё сердце слишком поспешило, выбрав в жёны юланколийскую красавицу.

Лимар ощутил, как в висках застучала кровь, но генерал, не обращая внимания на тень, пробежавшую по королевскому лицу, продолжал:

– Твой старший – вылитый юланколец. Эти светлые волосы… Эти зелёные глаза… – он презрительно сморщился. – Мои ветераны не станут сражаться под знаменем такого правителя. А если в пылу битвы кто-то примет его за врага и… – Шен сделал выразительную паузу, – ну, ты понимаешь.

Громовой хохот генерала сотряс воздух, но король остался неподвижным, словно высеченным из гранита. Холодная ярость застыла в его глазах.

– Ты забываешься, генерал, – голос Лимара прозвучал тихо, но с такой силой, что даже Шен на мгновение умолк. – Ты говоришь о моём сыне. О моей крови.

– Я говорю о будущем Горкейлии, – парировал Шен, не опуская взгляда. – Армия – это зверь, которого не обманешь красивыми словами. Ему нужен вожак с нашей кровью. С нашей сталью в глазах.

Король медленно поднялся с трона. Его тень легла на генерала.

– И кого же ты предлагаешь? Рината? – Лимар усмехнулся. – Мальчик днями не вылезает из библиотеки. Он знает наизусть летописи трёх династий, но не может удержать меч в руках.

– Знания тоже сила, – не моргнув глазом, ответил Шен. – Но нет. Я говорю о Станиславе.

В зале повисла тишина. Даже придворные перестали дышать.

– Ему семь зим, – наконец проговорил Лимар. – Он ещё играет в деревянных солдатиков.

– Именно поэтому, – Шен сделал шаг вперёд. – Я смогу выковать из него то, что нужно Горкейлии. Он будет чистым листом. Без чужих черт. Без ненужных сомнений. Только сталь и воля.

Король медленно обошёл трон, его пальцы сжали резные змеиные головы на подлокотниках.

– Ты предлагаешь мне сделать наследником младшего сына, пройдя по головам старших, – в его голосе зазвучала опасная тишина. – Ты играешь в опасную игру, Шен.

– Война – это опасная игра, мой король. А мы все в неё играем.

Двое мужчин измеряли друг друга взглядами. В этом молчаливом поединке решалась судьба королевства.

– Месяц, – неожиданно сказал Лимар. – У тебя есть месяц, чтобы доказать, что твой выбор не приведёт Горкейлию к гибели.

Шен склонил голову, но в его глазах читалось торжество.

– Как пожелаешь, мой король.

Он вышел, оставив за собой тяжёлый шлейф из запаха железа и конского пота. А король остался стоять у окна, впервые за долгие годы сомневаясь в своём выборе. Внизу, на тренировочном поле, Тимур отрабатывал удары мечом, его светлые волосы сияли на солнце, как знамя чужой страны.

Стас, восьмилетний ураган в обличье ребёнка, был создан для войны самой природой. Пока другие дети строили песочные замки, он возводил неприступные крепости из подручных камней и веток. Он дрался с яростью медвежонка, его стрелы находили цель даже в густом тумане, а удары деревянной палицей сбивали с ног подростков вдвое старше. Мальчик пробирался на учения, прячась в обозных телегах, часами заворожённо наблюдая, как солдаты отрабатывают манёвры, а однажды…

Ринат никогда не забудет тот день, когда его младший брат впился зубами в руку стражника, пытавшегося выдворить его с поля боя. Кровь струилась по детскому подбородку, смешиваясь со слезами ярости, но в глазах горела недетская решимость. Стражник, могучий детина, отшатнулся с недоумением, глядя на этого беснующегося чертёнка.

И тогда случилось невероятное – железный Шен, чьё лицо десятилетиями не знало улыбки, фыркнул. Звук, похожий на скрежет камней, вырвался из его груди.

– Брось, Гарт, – голос генерала прозвучал сурово, но в нём слышалось нечто, похожее на одобрение. – Этот щенок кусается больнее, чем иные волкодавы.

Он сделал шаг к Стасу, и его тень накрыла мальчика.

– Ты хочешь войны, мальчишка? – спросил Шен, и его стальные глаза сверлили ребенка. – Хочешь знать, как это – чувствовать хруст чужих костей под своим клинком?

Стас, всё ещё тяжело дыша, кивнул, не отводя взгляда.

Шен медленно обернулся к Ринату и другим свидетелям этой сцены.

– Вот из этого когтя, – произнёс он так, что слова прозвучали как приговор, – выкуют настоящего воина. Когда придёт время – он будет моим учеником.

В воздухе повисла звенящая тишина. Даже ветер, казалось, затих, услышав эти слова. Ринат почувствовал, как по спине пробежал холодок. Он смотрел на своего младшего брата – этого яростного, неукротимого мальчишку – и понимал: жизнь Стаса только что разделилась на "до" и "после".

Часть 4. Не та надеждаБелопустыня. Юланколия.

Марк стоял на скрипучем пороге, и казалось, не только доски, но и сам он скрипел от напряжения. Пальцы впились в помятую шапку.

Первые лучи солнца, робкие и холодные, цеплялись за покоробившиеся доски стен, но не смели заглянуть внутрь – туда, где тьма казалась плотнее и гуще, чем должна быть в обычной крестьянской избе. Она была живой и пахла не только потом и кровью, но и горькой полынью разочарования.

«Девочка».

Он выдохнул это слово сквозь стиснутые зубы, и оно повисло в морозном воздухе, обрастая инеем, превращаясь в ледяной призрак всех его сожжённых надежд. Все эти месяцы он представлял крепкого мальчишку – своего двойника, продолжателя рода, кормильца, помощника в поле, свою опору в дряхлой старости. А теперь…

Марк резко повернулся спиной к дому, к тому, что было внутри. Он швырнул шапку в угол, где она бесшумно шлёпнулась в грязную лужу, словно разделяя его стыд. В груди клокотало что-то чёрное, густое и ядовитое, но слез не было – они просто не посмели выйти наружу. Только всепоглощающая пустота, прошитая ледяными иглами разочарования.

Князь Владислав Светлейший, их просвещённый правитель, обещал целое состояние – сто золотых монет, которые звонким, благословенным дождём должны были пролиться в руки каждого счастливого отца, чья жена подарит королевству нового воина. Сто монет! За эти деньги можно было не просто починить прогнившую крышу – снести проклятый дом до основания и построить новый, с крепкими дубовыми стенами и настоящей каменной печью, которая не дымит и не пропускает холод. Купить не одну, а три новые сети, чтобы рыба сама шла в руки. Запастись зерном так, чтобы никогда больше не видеть голодных, ввалившихся глаз Аркины. А может… может, даже хватило бы на подводу и пару выносливых волов, чтобы убраться подальше от этого Антлантами забытого края, где даже земля под ногами пропитана солью и отчаянием.

Но Аркина родила девочку.

Пальцы Марка впились в грязные, спутанные волосы, вырывая клочья у самых корней. Гнев поднимался по пищеводу едкой желчью, смешиваясь с привкусом полного поражения. На что растить эту девчонку? В какие лохмотья одевать? Как смотреть в глаза соседям, чьи жёны один за другим производят на свет крепких, здоровых мальчишек? Его семья получила лишь очередной голодный рот, который нечем будет кормить. Ещё одну слабую спину, которая не вынесет тяжести мешка с зерном.

Он взглянул на хлипкую колыбель, сколоченную из старых ящиков. Девочка тихо копошилась в жалких тряпьях, даже не подозревая, что уже стала обузой, проклятием, живым воплощением неудачи. Марк сглотнул ком в горле. Где-то в деревне сейчас звенели золотом – у кого-то был праздник, пир на весь мир. А в его доме, в этой убогой хибаре, поселилось новое, беспросветное отчаяние. Тяжёлое, как камень на шее.

– Так это же замечательно! – раздался за его спиной раскатистый голос, звонкий, как утренний колокольчик, такой неожиданный в этом царстве безысходности.

Марк медленно, будто скрипучими шагами, обернулся. На тропинке, залитой первым солнцем, стоял Рат – его сосед и, возможно, последний человек в этой богом забытой деревне, способный улыбаться так искренне и бестолково. Его рыжая борода, будто пылающий куст, трепетала на ветру, а в глазах светилась та самая наивная радость, которая заставляла на миг забыть о голоде и тяготах.

– Аркина – крепкая орешина! – Рат хлопнул Марка по плечу так, что тот едва не качнулся. – Ещё нарожает тебе сыновей, да таких, что земля дрожать будет! А дочка… – он хитро прищурился, – эх, да ты просто не думал наперёд! Через десяток лет – невеста на выданье. Славная, работящая – за неё и пятьдесят золотых дать могут! А то и в княжеские покои возьмут – будешь родственником самому Владиславу!

Марк посмотрел на него так, словно Рат только что предложил зажарить младенца на вертеле и подать к княжескому столу. В глазах его стоял немой ужас, что даже вечно бодрый сосед на миг замялся, и улыбка сползла с его лица.

– Ты… – Марк прошипел, сжимая кулаки так, что кости затрещали, – ты серьёзно считаешь, что я… продам свою кровь? Свою плоть? Как последнюю овцу на рынке?

Тишина повисла между ними, густая и неловкая. Даже ветер на мгновение затих, будто затаив дыхание. Рат потёр затылок, внезапно осознав, что его «дельный совет» прозвучал не так утешительно, как он предполагал.

– Пока она вырастет, тысячный год уже настанет, – Марк прошипел сквозь стиснутые зубы, и его слова повисли в воздухе, словно предсмертный хрип. – Кто даст гарантию, что мы успеем найти Камни до того, как горкейльские орды сравняют Белопустыню с землёй? Кто защитит её тогда? Твои сказки о выгодной свадьбе?

Он с размаху пнул валун, и тот с глухим стуком врезался в кусты, вспугнув стаю воробьёв. Перья кружились в воздухе, как пепел после пожара.

– Шаман клялся! – голос Марка предательски дрогнул, выдав всю глубину его смятения. – Он видел мальчика в своих видениях! Когда он последний раз ошибался? Это… это должно быть проделки Антлантов. Они насмехаются над нами.

Рат расхохотался так громко, что эхо покатилось по спящей деревне, заставляя ворон на покосившемся заборе беспокойно захлопать крыльями.

– О да! – воскликнул он, вытирая мнимые слёзы веселья. – Сидят себе бессмертные на облаках, потягивают нектар и решают: "Как бы сегодня поразвлечься? Ага! Досадим-ка бедняге Марку, что еле сводит концы с концами в своей дыре у Мёртвого Леса! Пусть знает свое место!"

Марк не удостоил его ответом. Его взгляд снова прилип к покосившейся двери, за которой в полумраке лежала Аркина – обескровленная, с синяками под глазами, но всё ещё шепчущая что-то нежное крошечному свёртку у груди.

– Смейся, не смейся, – Марк пробормотал так тихо, что слова едва долетели до Рата. – Но за мою жизнь шаман ни разу не ошибся. – Он медленно повернулся, и в его глазах читалось что-то тёмное, от чего у соседа невольно сникла улыбка. – И ты это прекрасно знаешь.

Ветер внезапно стих, и воцарилась зловещая тишина. Сама природа затаила дыхание перед грядущей бурей.

В этот миг из-за покосившейся двери раздался крик новорождённой. Хрупкий, прозрачный звук, будто льдинка, упавшая на нагретый камень. Он прорезал утреннюю тишину, заставив обоих мужчин вздрогнуть.

Марк окаменел. Где-то глубоко внутри, под толстым слоем горечи и злости, дрогнуло что-то давно забытое. Что-то тёплое и беззащитное, что он яростно затаптывал все эти годы. Он стиснул зубы, отказываясь дать этому чувству имя.

– Ну что, войдёшь? – Рат положил тяжёлую ладонь ему на плечо, и в его голосе больше не было и намёка на прежнее веселье. – Аркина ждёт. Девочка ждёт.

Марк кивнул почти незаметно. Его пальцы дрогнули, прежде чем коснуться скрипучей дверной ручки. Но перед тем как переступить порог, он замер, подняв лицо к бледному утреннему небу.

– За что?.. – вырвалось у него шёпотом, в котором смешались гнев, боль и та самая запретная нежность, что пробивалась сквозь лёд в его сердце.

Но небо оставалось безмолвным, лишь холодный ветер шуршал сухой травой у его ног. Где-то вдали прокричала одинокая ворона – насмешливый, разорванный звук.

Он глубоко вдохнул, ощущая, как морозный воздух обжигает лёгкие, и шагнул в тёмный проём двери, оставив вопрос висеть в пустоте между небом и землёй.

***

Олл постучал в дверь. Долго не было ответа, но наконец дверь со скрипом отворилась. На пороге стоял Корт, выглядевший постаревшим на десятилетие за одну ночь.

– Великий шаман. Ты ошибся, – без предисловий начал Олл, переступая порог. – У Марка и Аркины родилась красивая девчушка. Посмотри, пожалуйста, еще раз. Может быть… в день предсказания ты ошибся дважды, и моя жена будет жить еще долго?

– Этого не может быть, – с сомнением проронил Корт, отступая в тень. Его глаза были пусты. – Я точно видел мальчишку. Антланты никогда не обманывали меня.

Но в его голосе не было прежней уверенности. Словно сам фундамент его мира дал трещину.

Шаман молча разложил свои ритуальные принадлежности дрожащими руками. Он зажег травы, вдохнул их дым и провалился в тьму.

Перед ним стоял Юланк, но его образ был размыт, будто сквозь туман.

– Что произошло? – выдохнул Корт. – Почему видение меня обмануло?

– Пришлось изменить нити судьбы этой семьи, – голос Антланта звучал отдаленно, словно доносясь сквозь толщу воды.

– Для чего? Что ждет девочку? – пытался понять Корт.

– Это неведомо даже мне. Я… утратил часть своих способностей. Как и все шаманы смертных, – Юланк медленно покачал головой. – Я освобождаю тебя от твоей ноши. С рождения этой девочки ты больше не провидец будущего. Их больше не осталось. Почти.

Образ Антланта начал расплываться, таять в темноте.

– Жди знака, – прозвучал последний шепот. – Когда придет время – узнаешь, для чего всё это было.

Корт открыл глаза. Он сидел на холодном полу своей хижины, а Олл смотрел на него с надеждой и страхом.

– Нет, – тихо сказал шаман. – Я не ошибся. Просто… будущее изменилось.

В его глазах читалась не пустота, а странное, новое чувство – смесь облегчения и трепета перед тем, что грядёт.

Глава 2. 972 год

Часть 1. ПророчествоАрат. Горкейлия.

Хрупкий мир содрогнулся. И началось всё в Арате, столице Горкейлии, в таверне «Последний шанс». Воздух там был густым и тяжёлым, пропитанным не только треском горящих поленьев, но и едким запахом перегоревшего жира, стального пота и чего-то гнилостного, будто сочащегося из-под самых половиц.